355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Одоевский » Зефироты (Фантастическая литература. Исследования и материалы. Том V) » Текст книги (страница 1)
Зефироты (Фантастическая литература. Исследования и материалы. Том V)
  • Текст добавлен: 12 января 2021, 02:30

Текст книги "Зефироты (Фантастическая литература. Исследования и материалы. Том V)"


Автор книги: Владимир Одоевский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Владимир Одоевский
ЗЕФИРОТЫ
Фантастическая литература:
Исследования и материалы
Том V



В. Ф. Одоевский
ЗЕФИРОТЫ

На днях получена здесь Chiapas Advertiser – газета, издающаяся в Шиапе (между Мексиканским заливом и Великим океаном). Это – газета совершенно местная, не выходившая из границ своей маленькой провинции; при множестве существующих здесь газет, едва знали о ее существовании; но теперь она обратила на себя общее внимание рядом статей под общим названием: «Замечательная игра природы». Нам посчастливилось получить любопытнейшие нумера этой газеты разных годов, и мы спешим сообщить в хронологическом порядке некоторые выписки о предмете столь странном, что не знаешь, чему верить и чему не верить: дело идет не более, или не менее, как о появлении совершенно новой, странной и небывалой на земном шаре породы животных.

…В одном из семейств, живущих на границе Юкатана, произошло событие, представляющее совершенно неожиданную физиологическую задачу. Родилось дитя безногое: это не новость, – такие примеры бывали; но вот что любопытно. Верхняя часть этого дитяти, т. е. голова, шея, руки, грудь образованы вполне и вся эта часть туловища даже очень красива; но затем у ребенка нет и следов ни ног, ни живота; с самого рождения, у оконечности спинного хребта с обеих сторон ребер были замечены два небольшие отростка; должно думать, что эти отростки суть неразвившиеся ноги, как это часто бывает у несчастных уродов. Что странно, дитя ничего не ест, сколько ни употребляли к тому усилий, а лишь припадает к матерней груди; оно, видимо, неспособно принимать какую-либо пищу; посему полагали, что этот ребенок умрет через несколько дней, но вот прошли уже два месяца, а ребенок жив, здоров и весел: явление, очень любопытное и возбудившее внимание многих из здешних ученых, которые постоянно следят за развитием этого странного существа. От времени до времени мы будем сообщать нашим читателям наблюдения, производимые над этой игрой природы.

Наши читатели, верно, помнят известие, сообщенное нами о безногом ребенке; вот уже скоро год, как этот несчастный все еще жив и, по-видимому, пользуется совершенным здоровьем, хотя – необъяснимое дело – доныне не принимает никакой пищи; во всем другом он ничем не отличается от детей его возраста. Он узнает родных, улыбается; очень любит цветы, особенно душистые: жадно хватается за каждый цветок, прижимает его к губам, но если цветок не душистый, то бросает его, с душистым же цветком, как напр., с розой, не расстается до тех пор, пока цветок не завянет; тогда он бросает его и ищет другого. Отростки у ребер значительно увеличились и приняли странную форму: они сделались продолговатыми и в них образуется род маленького колена; впрочем, нет никакой надежды, чтоб из этих отростков могло образоваться что-либо похожее на ноги; несчастное дитя никогда не будет в состоянии ходить иначе, как на руках.

Через два года. В безногом ребенке, обращающем теперь на себя общее внимание, на днях произошла замечательная перемена: отростки у ребер, в течение первого года едва заметные, в последнее время развились значительно, выросли почти на аршин и образовали род колена, свободно сгибающегося. Этих странных оконечностей нельзя было сравнить ни с чем иным, как разве с ногами огромной лягушки, но несчастный ребенок никогда не опирался на них, ограничиваясь для движений лишь руками; засыпая, он сгибал свои спинные оконечности. Но на днях заметили, что отростки начали покрываться пухом, после которого появились перья, похожие на те, какие бывают у едва родившегося цыпленка.

…По полученным сегодня известиям из Юкатана, безногий ребенок не есть единственное произведение природы. Недавно один охотник в горах заметил целую стаю птиц огромного размера, которые с шумом, довольно приятным и похожим на пение, перелетали с одной скалы на другую; он прицелился было в них из ружья, но внезапная боль в руке, как бы от обжоги, заставила его бросить ружье. Можно представить себе его удивление, когда стая того, что он принимал за птиц, начала спускаться к нему ближе и он заметил, что то были… крылатые существа с человеческими лицами. К сожалению, охотник не мог хорошенько рассмотреть их, ибо, испугавшись, бросился бежать; стая этих странных существ понеслась за ним, долго над ним носилась на довольно большой высоте и оставила лишь тогда, когда охотник добрался до города.

Многие здесь не верили этому повествованию, полагая, что оно принадлежит к обыкновенным охотничьим выдумкам, но скоро жители города могли собственными глазами удостовериться в справедливости слов охотника. Стая крылатых существ не только пронеслась над городом, но некоторые из них опускались столь низко, что можно было явственно различить огромные крылья, а между ними человеческие лица и руки. Некоторые из жителей города, посмелее, схватились за ружья и намеревались принять залпом этих воздушных незваных гостей, но всякий, кто только поднимал ружье, чувствовал сильную боль или в руке, или в лице, как бы от обжоги, что также согласно с рассказом охотника. Явление, совершенно непонятное, которого, может быть, никогда не удастся объяснить, ибо как войти в сношение с этими странными существами, которые летают очень быстро, спускаются к земле лишь на минуту, с любопытством обглядывая все окружающее, и потом снова взвиваются на огромную высоту. Будем ожидать новых известий об этой дивной породе, к которой, без сомнения, принадлежит и наш безногий ребенок. Действительно, мы живем в чудном веке: но никогда ничего подобного нельзя было ожидать. Ученые бросились искать в старых книгах, не было ли чего подобного в прежние века, но до сих пор все их усилия остаются тщетными; некоторые полагают, что эта порода и прежде существовала и что именно эти существа древние разумели под именем зефиротов. Но это весьма неверно.

Загадка до некоторой степени объяснилась. На днях Марианна К***, дочь здешнего садовника, лет десяти, гуляла по лугу; собирая цветы в корзинку, она зашла довольно далеко от дома; вдруг над нею что-то зашумело, она подняла голову – говорим по ее рассказам, ибо при ней никого из взрослых не было – над нею неслась стая больших птиц, как она их называла. То были просто так называемые зефироты.

Спустясь ближе к девочке, зефироты подняли на воздух и ее и корзинку. Впрочем, они несли несчастную очень бережно и дружно поддерживали на лету. Долетев до высокой неприступной скалы, зефироты остановились на самой ее вершине, где, как Марианна рассмотрела впоследствии, было множество низеньких избушек, вроде навесов над какими-то гнездами, искусно сделанными из мха, коры и листьев. Здесь, в одно из таких гнезд, зефироты посадили испуганную девочку и разными ласками старались ободрить ее. Ее корзинка обратила особенное внимание этих получеловеков; они нюхали цветки один за другим, иные бросали, другие принимали с знаками большой радости. Перебрав всю корзину, они уселись, если можно так выразиться, вкруг Марианны и затянули какую-то непонятную, но приятную песню, показывая Марианне отобранные ими цветы. Испуганная девочка никак не могла понять, что это все значит.

Между тем, наступила ночь; зефироты уложили ее в одно из гнезд большой величины; двое поместились вместе с нею и прикрыли ее своими крыльями. Усталая девочка скоро заснула: она рассказывала, что, несмотря на холод, всегда господствующий на такой высоте, ей было очень тепло под ее странным покрывалом. С восходом солнца зефироты опять обступили Марианну и опять что-то запели, показывая ей цветы. Что им говорила девочка, они, по-видимому, не понимали, хотя очень прислушивались к ее словам, выражая удивление. Наконец, они снова подняли ее на руки, понесли и опустили на тот луг, где схватили ее вчера. Затем они дали ей в руки ее корзинку, снова запели, показывая ей цветы, и быстро взвились на воздух. Избавившись от своих похитителей, Марианна бросила корзинку и, разумеется, пустилась бежать домой. Но на сей раз ей это не удалось: похитители остановили ее на бегу, снова подняли на воздух и на более далеком расстоянии опустили уже посреди луговой степи. Один из зефиротов, напевая, указал Марианне на цветок, поблизости находившийся, сорвал его, дал ей в руки, потом положил его в корзинку и мгновенно взвился на воздух. Марианна поняла наконец, что от нее требуют того же, и прилежно принялась рвать цветы и класть их в корзинку. Зефиротам того, как видно, только и хотелось. Они носились над нею, а когда корзинка была полна, спустились, опорожнили ее и снова поднялись на воздух. Между тем, бедная Марианна, не поужинав вчера, несмотря на страх, который наводили на нее крылатые люди, почувствовала сильный голод и, нашедши случайно дикие бобы, принялась их есть с большим аппетитом. Это простое действие привело, по-видимому, зефиротов в большое удивление; они беспрестанно спускались на землю, смотрели на завтракавшую Марианну и снова улетали, напевая свою непонятную песню. Вдруг несколько из них отделились от стаи, полетели куда-то в сторону и возвратились с огромным запасом бананов и других плодов. Марианна, разумеется, бросилась на эту пищу с жадностью, которая привела зефиротов еще в большее удивление. Они смотрели ей в рот и, казалось, не могли понять, как могла исчезать пища. Подкрепив силы, девочка опять было решилась бежать, чтобы как-нибудь добраться до дому. Зефироты снова ее не допустили, но, видя ее сопротивление, накинули ей на шею длинную ворсину из лиан; один из зефиротов взял конец этой веревки и, придерживая ее, несся над Марианной, указывая ей, между тем, на корзину, точно как охотник, который приучает собаку носить поноску или отыскивать трюфели. Выбившись из сил, девочка с отчаяния бросилась на землю и горько зарыдала, полагая, что наступил ее последний час. Плач ее, кажется, подействовал на зефиротов: они мгновенно спустились к ней, развязали веревку, подняли девочку на воздух, принесли на луг, лежавший близ ее дома, и оставили на свободе. Ни жива, ни мертва, прибежала домой Марианна и долго от страха не могла рассказать, что с ней случилось.

Все непонятное в ее рассказе объяснилось впоследствии. Игнаций, брат Марианны, прекрасный и смелый молодой человек, решился, во что бы то ни стало, войти в сношение с похитителями. Наложив в корзину все нужное, чтобы хорошо пообедать, и запасшись заряженным револьвером, он пошел по направлению к той скале, о месте которой он мог догадаться по рассказам Марианны.

Игнаций не замедлил встретить незваных гостей: они стаей взвились над ним, и то опускались, то поднимались, стараясь, кажется, угадать намерение смельчака. Подумав несколько, Игнаций приловчился было так, чтобы схватить рукою или подстрелить кого-либо из их крылатой стаи. Но ни то, ни другое ему не удалось: едва он вынул револьвер, как почувствовал в разных частях тела нечто вроде обжоги, за которою следовало онемение суставов; в то же мгновение быстро спустились к нему несколько зефиротов и без дальних околичностей отняли у него револьвер, корзинку, палку, и, что еще хуже, подняли его, как ребенка, на руки и понесли на самую возвышенную плоскость скалы; вместо тихого и приятного пения, о котором рассказывала Марианна, в стае раздавались грозные звуки, которые, как говорил Игнаций, напомнили ему бури, разыгрываемые сильным оркестром.

Спустившись на скалу, зефироты быстро обвязали бедного Игнация длинным побегом баучинии[1]1
  Из породы лиан, которой побеги окутывают большие деревья и так крепки, то тигры цепляются за них, влезая на дерево.


[Закрыть]
так, что он не мог пошевельнуться.

Пропускаем некоторые подробности: дело в том, что Игнаций пробыл в сообществе этих странных существ более полугода; в продолжение этого времени он сумел научиться немного их языку. Вот некоторые подробности, записанные со слов Игнация.

«Эти господа – такие же люди, как мы или, лучше, если прямо говорить, – полулюди. Несмотря на то, они имеют многие над нами преимущества: не говоря уже о крыльях, которые позволяют им летать, куда угодно, словно птицам, есть у них преимущества гораздо важнее; так, напр., они не нуждаются ни в какой пище, как мы, а питаются просто запахом цветов и плодов; как это ни странно кажется с первого взгляда, но действительно так; я в том убедился, проживя с ними более шести месяцев; в особенности они любят нюхать орхидеи и другие сильно пахучие цветы и с величайшим старанием всюду их отыскивают, что не всегда удается; по чрезвычайной раздражительности обоняния, они не могут долго оставаться близко земли; особенно им отвратительны жилища человека, а тем более города. Они не постигают, как люди могут жить в такой атмосфере. Вот почему этим полулюдям нужны настоящие люди для собирания им пищи, то есть, некоторых пород пахучих растений; эти господа попросту считают совершенно позволенным употреблять нас на это дело почти так, как мы употребляем собак на охоте; признаюсь, это намерение мне показалось сначала очень обидным, но на поверку выходит, что, волею или неволею, а мы сделаемся их ищейками. Огнестрельное оружие они знают, сколько я мог понять; кто-то из них был уже подстрелен из карабина; с тех пор эти полулюди сделались очень осторожными в обращении с нами, но, впрочем, они огнестрельного оружия не боятся: у них есть свое, естественное, гораздо страшнее нашего; вот в чем оно состоит: глаза их одарены непонятною способностью испускать нечто вроде электрического пламени; один из этих полулюдей, когда мы поближе познакомились, по просьбе моей сделал следующий опыт: на расстоянии более тысячи шагов он одним взглядом испепелил ветвь бананового дерева; этот выстрел глаз, как можно назвать его, в животных производит онемение, как я сам испытал это на себе. Против такого страшного оружия наши карабины ничто, ибо эти полулюди очень зорки и, подобно орлам, могут смотреть на солнце в полном его сиянии.

Говорить словами они не могут, но сообщаются друг с другом посредством какого-то пения. Наш говор им кажется очень грубым, и они его сравнивают с криком животных. Мне удалось, однако же, перенять у них несколько напевов, так что хотя с трудом, но наконец я мог с ними кое-как объясняться. Себя они называют рядом звуков, которых нельзя выразить словами; когда я сказал им, что их прозвали зефиротами, они этому слову очень смеялись, но выговорить сами никак не могли; тому, вероятно, препятствует внутреннее устройство их горла.

Есть между ними мужчины и женщины: их легко различить по бороде и по устройству груди; не могу скрыть, что они довольно часто между собою целуются; но следствие этих поцелуев совсем другое, нежели у нас: женщины делаются беременными.

При мне было несколько женщин в различных периодах беременности, и это явление так любопытно, что я не поверил бы ему, если бы не видал собственными глазами.

Самка или, если угодно, женщина носит ребенка в точном смысле под сердцем, т. е. в груди. В минуту разрешения, ее грудь раскрывается и в отверстии появляется детеныш; в этом зрелище нет ничего неприятного для глаз, напротив, преграциозная картина; самка нисколько не стыдится этой минуты; в это время от нее не отходят или, лучше сказать, не отлетают родные: самки и самцы, все ухаживают за родительницею. Через несколько дней детеныш выходит из груди, мать укладывает его в род гнезда из цветочных листьев и, пока он не оперится, носит его на руках. Детеныш не сосет, но только припадает к матерней груди.

Я было свел между тамошними барышнями нечто вроде интрижки, но она очень несчастливо для меня кончилась.

Я, как видно, понравился одной очень хорошенькой зефиротке; да и я, со своей стороны, если бы она не была получеловеком, мог бы влюбиться в нее без памяти: никогда я не видывал такого прелестного бюста; лицо совершенно правильное, глаза черные, несколько продолговатые и подернутые влагою, которая придавала им невыразимую томность; маленький ротик, на щечках ямочки; темно-русые волосы, кудрями рассыпанные по обнаженным плечам; вокруг нее всегда особого рода обворожительная атмосфера, похожая на тонкий свежий запах цветника при восходе солнца; одного недоставало моей красавице – зубов, которых вообще нет у этой породы, но это нисколько не портит их вообще прекрасной физиономии; щеки их имеют гораздо более полноты и упругости, нежели наши, и потому не требуют поддержки челюстей.

Моя красавица, которой имя можно только пропеть, так полюбила меня, что мы почти ни на минуту с нею не расставались; разве когда я сходил в долину за цветами, за что моя красавица была всегда мне очень благодарна. Как скоро я заходил в чащу так, что ей не было меня видно, красавица тревожилась и кликала меня по-своему; я так привык к ее кличке, что узнавал ее посреди десятка разных звуков. Мне нечего рассказывать, что я недолго оставался связанным; как скоро зефироты заметили, что я не имею никакого злого против них намерения, они развязали меня и лишь издали за мною присматривали, а потом и совсем вверили меня моей барышне.

Признаюсь, мне было довольно грустно питаться одними плодами, особенно когда моя провизия вышла, но делать было нечего: хотя я мог несколько раз убежать, но не могу скрыть, мне тяжело было расстаться с моей красавицей, так я к ней привязался; в угоду ей я даже прятался от нее, когда мне хотелось поесть, ибо заметил, что на это действие она всегда смотрела с отвращением.

Спал я отдельно в особом гнезде; иначе не могу назвать своей постели, которую устроили мне зефироты, разорив пары три своих гнезд.

Красавица так меня полюбила, что однажды хотела положить меня с собою спать, и уже, по их обычаю, покрыла меня своими широкими, пушистыми крыльями; но родные, увидев это, стали ее бранить, а мне гневно указали на мое гнездо. Впрочем, я не понимал, чего они могли бояться; зефиротка, правда, позволяла мне целовать свои хорошенькие ручки, сама ласкала меня, но, правду сказать, ласкала меня, как мы ласкаем собаку.

Несмотря на это унизительное положение, я не мог вырваться из этого очарования, в которое приводила меня зефиротка.

Однажды, когда мы сидели друг подле друга на солнце (любимое место зефиротов), она гладила меня по голове, трепала по щекам, была так мила, так игрива, что мне захотелось поцеловать ее в губки, на что прежде, по непонятному чувству, никогда не мог я решиться. И что же? моя красавица вскрикнула и с ужасом отскочила от меня; на крик ее прилетела целая стая зефиротов; они были очень рассержены и в звуках их голоса, сколько я мог понять, было что-то очень грозное. Увы! это была последняя минута моего свидания с красавицей. Зефироты подняли меня на воздух и спустили в долину поблизости города, выражая мне с угрозами, чтобы я никак не смел возвращаться. Красавице, несмотря на мою дерзость, также нелегко было со мною расстаться; до сих пор я вижу ее слезы, и мне все слышится ее грустный голос на прощанье…»

Здесь прерывается рассказ охотника; ожидаю с нетерпением новых подробностей об этом чудном событии, и как скоро получу что-либо новое, то поспешу сообщить вам.

Между тем, здесь нет конца толкам; вопрос принимает серьезную форму: что делать, если зефироты или, как угодно их называйте, – словом, эти народы полулюдей размножатся? Наши средства обороны против них совершенно ничтожны; наши лучшие оружия не хватают и на половину того расстояния, с которого эти летучие люди могут своими глазами обратить человека в уголь; между тем, мы необходимы для зефиротов, чтобы им доставлять их пищу, как выше объяснено; следственно, волею или неволею, мы должны рано или поздно сделаться послушными рабами этой чудодейной породы и уступить ей первенство на земном шаре. Положение незавидное и проч…

Помещая перевод из «Chiapas Advertiser» в нашей газете, долгом считаем напомнить нашим читателям, что вопрос о возможности новой, более нас совершенной породы разумных животных был уже затронут наукой. До сих пор человек был первостепенным из живых земных существ, теперь приходится ему уступить первое место зефиротам. Кто знает? Быть может, нам придется быть у них чем-нибудь вроде домашних животных.

Ред.

Объяснение

По неосмотрительности наборщика в статье «Зефироты», помещенной в Северной Пчеле первого апреля (№ 73-й), пропущено несколько слов в самом ее начале. Напечатано: «На днях получена здесь Chiapas Adrvertiser»; следует читать: «На днях получена здесь газета Chiapas Adrvertiser за пять лет XXIX столетия, с 2857 по 2861 год».




С. Шаргородский
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ЗЕФИРОТОВ
Забытый рассказ-мистификация В. Ф. Одоевского

Зефироты – выдуманные недавно животные, летающие по воздуху и питающиеся цветами.

И. Ф. Бурдон, А. Д. Михельсон. Словотолкователь 30,000 иностранных слов, вошедших в состав русского языка, с означением их корней. М., 1866.

I

Сказать, что читатели, развернувшие в субботу 1 апреля 1861 года свежий нумер 73 петербургской газеты «Северная пчела», были ошарашены – значит не сказать ничего. Под скромным заголовком «Зефироты» анонимный автор сообщал поразительное, невероятное известие. Речь шла «не более, или не менее, как о появлении совершенно новой, странной и небывалой на земном шаре породы животных» – полулюдей, полуптиц.

Создателем этой замечательной мистификации, облеченной в форму фантастического рассказа и вызвавшей в свое время немалую шумиху, был известный литератор, мыслитель, энциклопедист и сановник князь В. Ф. Одоевский (1803–1869), провозглашенный «русским Фаустом». За истекшие со времени первой публикации 160 лет о рассказе его (сам Одоевский, оговоримся, именовал свое произведение «статьей») вспоминали сравнительно редко. Для современников «Зефироты» в лучшем случае остались, если воспользоваться определением издателя «Русского архива» П. И. Бартенева, «остроумной и памятной по своему игривому изяществу шуткой». Позднейшие исследователи обращались к рассказу в основном лишь для истолкования иронически-ласкового прозвища «зефироты», которым Л. Н. Толстой наградил своих племянниц, жену и свояченицу. Не дошли «Зефироты» Одоевского и до широких кругов читателей наших дней: единственная известная нам републикация последних десятилетий сопровождала статью в малодоступном научном сборнике, где была предпринята, к слову, редчайшая попытка истолкования текста[2]2
  Анкериа С. Зефироты Льва Толстого // Studia Slavica Academiae Scientiarium Hungaricae. 1980. T. 26. C. 155–161.


[Закрыть]
.

Забвение это тем более прискорбно, что внешне непритязательная вещица Одоевского, действительно изящная и чрезвычайно многогранная, достойна занять почетное место в ряду прочих фантастических сочинений писателя, равно как и в списке примечательных литературных мистификаций фантастического толка. В настоящей статье мы попытаемся проследить историю и литературные отголоски «Зефиротов», а также предложить, на основе ряда претекстов и событийного фона эпохи, определенную интерпретацию рассказа.

Мистификация Одоевского, называвшаяся в авторской версии «Замечательная игра природы», была построена как хронологический пересказ сообщений вымышленного мексиканского листка «Chiapas Advertiser» и отчетливо распадалась на три части. В первой рассказывалось о рождении безногого ребенка с отростками у нижних позвонков; к двум годам чудо-дитя, словно питавшееся одним только воздухом, отрастило настоящие крылья, начавшие обрастать перьями. Вторая часть повествовала о появлении в небе над Юкатаном загадочных громадных птицелюдей-зефиротов и похищении ими местной девочки Марианны (зефироты два дня продержали бедняжку в плену, заставляя ее собирать для них цветы). Наконец, третья часть представляла собой рассказ брата Марианны, смелого охотника Игнация, который провел более полугода в качестве пленника и затем гостя зефиротов. Как выяснялось, зефироты – создания с человеческими торсами и головами, но с крыльями птиц – обитали в высокогорных гнездах, укрытых навесами, питались исключительно запахом душистых цветов и плодов, общались посредством пения, размножались при помощи поцелуев и были наделены способностью испускать из глаз смертоносные электрические лучи. Немалое место занимала здесь история несчастливой любви Игнация и прекрасной молодой зефиротки.

Завершался рассказ на тревожной ноте: для поисков и сбора пищи зефиротам необходимы были люди, поскольку сами химерические существа «по чрезвычайной раздражительности обоняния» не могли надолго спускаться к земле. «Что делать, если зефироты или, как угодно их называйте, – словом, эти народы полулюдей размножатся? – вопрошал автор. – Наши средства обороны против них совершенно ничтожны; наши лучшие оружия не хватают и на половину того расстояния, с которого эти летучие люди могут своими глазами обратить человека в уголь; между тем, мы необходимы для зефиротов, чтобы им доставлять их пищу, как выше объяснено; следственно, волею или неволею, мы должны рано или поздно сделаться послушными рабами этой чудодейной породы и уступить ей первенство на земном шаре». Тему подхватывало небольшое редакционное послесловие, напоминавшее читателям, что «вопрос о возможности новой, более нас совершенной породы разумных животных был уже затронут наукой. До сих пор человек был первостепенным из живых земных существ, теперь приходится ему уступить первое место зефиротам».

Формулировка этого послесловия, в части эволюционной обреченности человечества, была подсказана редакции письмом автора, как явствует из мемуарной заметки «Фантазия князя В. Ф. Одоевского» журналиста и публициста П. С. Усова (1828–1888), многолетнего сотрудника, а в 1860–1864 гг. редактора «Северной пчелы»:

Первого апреля 1861 г. в «Северной пчеле» появилась в фельетоне статья под заглавием «Зефироты», в которой описывалась особая диковинная порода людей. В следующем нумере было объявлено от редакции, что «Зефироты» – шутка, фантазия. Несмотря на такую оговорку, многие из сотрудников и читателей газеты сочли себя вправе сделать мне возражения и замечания, – одни за помещение в газете подобной басни, не оговорив ее немедленно, другие за то, что редакция, будто бы, зло подшутила над ними, заставив их прочитать шутку. Особенно недовольными оказались те, которые, по легковерию или по ограниченности ума, приняли «Зефиротов» за действительно существующую породу людей, недавно только что открытую в непроходимых дебрях Южной Америки. Между тем, статья «Зефироты» написана была князем Владимиром Федоровичем Одоевским и прислана была в редакцию при следующем письме на имя Павла Ивановича Мельникова (Андрея Печерского), в то время одного из главных сотрудников «Северной пчелы»:

«Не хотите ли, почтеннейший и любезнейший Павел Иванович, тиснуть 1-го апреля (в фельетоне или на задней странице “Северной пчелы") прилагаемую шутку. Ее разгадка 2-го или 3-го апреля может быть следующая: “По неосмотрительности наборщика, под статьею: «Замечательная игра природы» забыли означить, что она взята из шиапасской газеты 1-го апреля 2861 года». Между строк этой статьи находится, как увидите, намек на теорию Южных Американских штатов. Сверх того, вопрос о возможности новой породы людей уже был затронут наукою. Если почему-либо эта статья у вас не поместится, то возвратите мне ее, ибо, по обыкновению, у меня черновой не осталось. А между тем, все-таки мы с вами не видаемся; хотя бы когда-нибудь заглянули вы ко мне в воскресенье, от часа до четырех. Надобно иногда словом перекинуться. Вам душевно преданный кн. В. Одоевский. 28-го марта 1861 г. Если будете печатать, то благоволите мне прислать корректуру; я продержу ее быстро; всего лучше рано (около 10) утром, или вечером поздно, чтобы я мог ее возвратить на следующий день с зарею. На кое-какие недописки или даже на промахи в слоге не обращайте внимания; в корректуре я их не пропущу».

П. И. Мельников, препровождая ко мне статью и письмо князя Одоевского, написал на письме карандашом:

«Прикажите поместить 1-го апреля; это будет прехорошенький poisson d'avril»[3]3
  Первоапрельская шутка, букв. «апрельская рыба» (фр.).


[Закрыть]
.

Сколько мне известно, в печати еще не было заявлено, что фантастический рассказ «Зефироты» принадлежит князю Владимиру Федоровичу Одоевскому[4]4
  Усов П. С. Из моих воспоминаний // Исторический вестник. 1882. Т. 8, май. С. 318–319.


[Закрыть]
.

В понедельник, 3 апреля, в следующем 74-м номере «Северной пчелы» и впрямь появилось редакционное «Объяснение»: «По неосмотрительности наборщика в статье “Зефироты”, помещенной в Северной Пчеле первого апреля (№ 73-й), пропущено несколько слов в самом ее начале. Напечатано: “На днях получена здесь Chiapas Advertiser”; следует читать: «На днях получена здесь газета Chiapas Advertiser за пять лет XXIX столетия, с 2857 по 2861 год»[5]5
  В бумагах Одоевского (ОР РНБ. Ф. 539) сохранилась несколько отличающаяся от печатного текста писарская копия рассказа, озаглавленная «Замечательная игра природы», с еще одним вариантом предполагаемого редакционного опровержения, приписанным автором карандашом: «Эту статью предполагается напечатать в нумере 1-го апреля; а в следующем за тем нумере сказать следующее: “По недосмотру наборщика под вчерашнею статьею «Замечательная игра природы» пропущено следующее означение: «Это известие почерпнуто из Шиапской газеты 3860-го года”» (Бумаги В. Ф. Одоевского // Отчет Императорской Публичной библиотеки за 1884 год. СПб., 1887. С. 4 отдельной паг.).


[Закрыть]
.

В остальном Усов ошибался – об авторстве Одоевского официально сообщил еще в 1866 г. журнал «Русский архив»:

В 22 номере Книжного Вестника за 1865 г. на стр. 418, в некрологической заметке о П. Г. Арканове, сказано, что этот даровитый и рано умерший человек обратил на себя внимание, между прочим, своим фельетоном о Зефиротах. Считаем нелишним оговорить эту ошибку: остроумная и памятная по своему игривому изяществу шутка о новой, якобы появившейся, породе существ – Зефиротов (напечатанная в Северной Пчеле 1861 года, № 73-й суббота, 1 апреля) принадлежит перу нашего известного писателя В. Ф. Одоевского[6]6
  П. Б. [Бартенев П. И.]. <Поправка> // Русский архив. 1866. № 2. Дополнения, заметки и поправки. Стлб. 268.


[Закрыть]
.

Мистификация Одоевского произвела истинную сенсацию. Анонимный фельетонист «Библиотеки для чтения», упоминая концерты, публичные лекции и т. п., вынужден был признать: «Все эти, впрочем, проявления общественной жизни менее обратили на себя общего внимания публики, чем сделала это небольшая статейка Северной Пчелы»[7]7
  <Б. п.> Петербургский Великий Пост // Библиотека для чтения. 1861. Т. 164, апрель. Фельетон. С. 3–4. Отметим, что комментаторы многочисленных собраний сочинений Ф. М. Достоевского традиционно путают этот анонимный фельетон с фельетоном П. Горского «Истинно счастливый и практический человек нашего времени: (Исторический рассказ)», который был опубликован в мартовской книге журнала и, естественно, не содержал ни слова о «зефиротах». Ошибка была впервые допущена в 19-м томе 30-томного ПСС Достоевского (Л., 1979. С. 251) и с тех пор кочует из издания в издание.


[Закрыть]
. Процитировав добрую половину рассказа, фельетонист описывал затем, быть может, вымышленную, но знаменательную сценку:

Совершая каждодневные прогулки наши, мы последнее время постоянно заходили в простонародные трактиры и харчевни и положительно можем сказать, что более скромного, апатичного и ничем, по-видимому, не волнующегося общества, редко там можно было встретить, но вот наконец, в позапрошлое воскресенье, входим – видим тут толпу, которая была уже выпивши. Один мужик, с окладистой бородой, что-<то> такое читал; на глазах у него были видны слезы. На лицах прочих выражался ужас и удивление.

– Что вы такое, ребята, читаете? – спросил я.

– Чудные люди с крыльями, батюшка, народились на земле, переставление света скоро шествует! – отвечал мне чтец, обращая на меня свои слезливые глаза и показывая мне номер Северной Пчелы, в котором была помещена статья «Зефироты».

– Разумеется, – подхватил я, – а вы еще тут пьянствуете. Там всех проберут.

– Проберут, батюшка, проберут. По теперешним великим дням надо бы в церковь Божию ходить, грехи свои Господу Богу, коли Он примет, возложить на него… – отвечал чтец и утер слезы. Прочие только многозначительно почесались.

Народ наш ужасно не любит и боится каких-либо серьезных перемен, которые предстоят земле.

– Не пугайтесь! сказал я. – Ведь это 1-е апреля писано.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю