Текст книги "Поиски предков Адама"
Автор книги: Владимир Ларичев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Но были и более серьезные попытки объяснить особенности строения останков неандертальца. Медики обращали, в частности, внимание на разного рода патологические изменения и всевозможные отклонения от нормального развития в процессе роста и старения организма.
Лондон. Речь произносит анатом Бернард Дэвис:
– …Камнем преткновения при анализе структуры черепной крышки из Неандерталя стали обезьяньи валики над глазницами и массивный гребень в ее затылочной части. Можно ли объяснить такое явление, не обращаясь к сомнительной гипотезе о ледниковом предке homo sapiens? Осмеливаюсь заявить, что можно. Представьте, что швы, скрепляющие отдельные составные части черепа, по какой-то не совсем ясной причине срослись значительно раньше положенного времени. Костное вещество взбугрилось в нижней части лобной кости, а также в районе затылка. Не удивительна поэтому странная уплощенность лба, небольшая высота черепа и, напротив, столь значительная длина и ширина его…
В том же направлении работала мысль крупного немецкого врача и патологоанатома Рудольфа Вирхова, слово которого, учитывая огромный авторитет его в кругах специалистов, изучавших человека, могло бы направить обсуждение проблемы по более плодотворному пути. Однако Вирхов не верил, что некогда существовал обезьянообразный предок человека, изменившийся с течением времени до неузнаваемости. Тонкий и проницательный врач, интуиция которого легендарна, смотрел на необычные кости сквозь призму любимой патологоанатомии и ничего, кроме намеков на патологию, не видел.
Берлин. Зал, где происходят заседания Международного съезда антропологов. Вирхов, как в анатомическом кабинете, устанавливает диагноз болезней человека из грота Фельдгофер:
– …Нам не уставая указывают на убегающий назад лоб и большую длину черепной крышки. Но человек с отмеченными особенностями может родиться вне зависимости от мистических законов эволюции! Непривычно изогнутое бедро и тазовые кости? Такой странный вопрос могут задавать люди, никогда в жизни не слыхавшие о том, какие превращения случаются с костями, когда они подвержены в течение длительного времени рахиту. К тому же лишь слепец не заметит на них очевидные следы старческой подагры!
Человек эпохи ледников? Но ведь никто никогда не находил его останков, а следы делювиальной культуры сомнительны! Древний охотник примитивнее современного? Абсурд, ибо в таком случае необъяснимо, как он мог выдержать жестокую борьбу за выживание! Это не означает, господа, что я вообще не признаю существования людей, шагавших по планете тысячелетия назад. Вот, например, люди каменного века, которые строили некогда на озерах Швейцарии дома на сваях. Десятки веков отделяют нас, но черепа озерных жителей едва ли отличимы от современных. Я убежден, что тело человеческое изначально такоё, каким мы, анатомы, его знаем.
Что мог противопоставить Фульротт такой атаке авторитетов и знатоков, неустанно поучающих, указывающих, разъясняющих? Ничего нового, кроме тех же удивительных особенностей черепной крышки и бедра да уверенности в справедливости эволюционных идей применительно к проблеме становления человека. Оставалось ждать появления новых фактов, а пока для него главным объектом исследования по-прежнему были останки неандертальца. Как результат усердных занятий в свет вышла вторая работа Фульротта, названная значительно определеннее, чем прежняя: «Ископаемый человек из Неандерталя». Заголовок говорит сам за себя: Фульротт ни на йоту не отступил от высказанных им ранее взглядов на значение удивительной находки.
Тем временем появились наконец сведения о долгожданных открытиях. Во Франции маркиз Вибрэ во время раскопок пещеры Фей, расположенной в департаменте Ионны около местечка Арен Сюр-Кюр, знаменитого многочисленными гротами, обнаружил в самой нижней части рыхлого заполнения скального убежища обломок нижней челюсти человека, а также зуб и первый шейный позвонок. Челюсть слишком массивная и тяжелая, чтобы не обратить на нее внимания. Что если как раз такая соответствует черепу из Неандерталя? К тому же древность ее вне сомнения – с нею помимо чрезвычайно примитивных каменных орудий залегали кости вымерших животных ледниковой эпохи – пещерного медведя, пещерной гиены, шерстистого носорога и мамонта. Укрепила ли новая находка позицию Фульротта? Как бы не так: во-первых, далеко не все осведомлены о ней, а во-вторых, не докажешь, что именно такого типа челюсть находилась в гроте Фельдгофер. Трудно сказать, имел ли Фульротт отношение к исследованиям, развернувшимся в 1864 году в окрестностях грота Фельдгофер, но руководителю их Гансу Дехену посчастливилось обнаружить на берегу реки Дюссель в слоях, датированных ледниковым временем, останки тек же животных, которые извлек из пещеры Фей маркиз Вибрэ, и кроме того кости лошади. Если бы они залегали в глине самого грота! Но поскольку новые находки были обнаружены не в нем, то они в расчет не принимались.
1864 год мог стать переломным вследствие еще одного выдающегося события в истории поисков древнейших людей: английский геолог Георг Баск объявил участникам конгресса в Норвиче об открытии в Гибралтаре черепа со знакомыми особенностями. Находка, как выяснилось, сделана более полутора десятка лет назад, 3 марта 1848 года, и честь первым представить миру череп принадлежит не Баску, а лейтенанту королевской армии по фамилии Флинт. Это он руководил взрывными работами на северном склоне горы у карьера Форбес, где военное начальство решило возвести еще одну артиллерийскую огневую позицию, дабы увеличить огневую мощь скалы, запирающей проход в Средиземное море. После одного из взрывов, когда расчищалась площадка для орудий, в каменной стене обнаружился вход в пещеру, ранее скрытый склоновыми обвалами. Дальнейшие события у Гибралтарской скалы почти в точности повторили неандертальское происшествие. Когда рабочие начали выбрасывать глинистое заполнение пещеры, к склону горы для инспекции хода работ направился Флинт. Он подоспел как нельзя вовремя – вместе с комьями земли из пещеры внезапно выкатился череп. У него отсутствовала нижняя челюсть и левая часть черепной крышки. Сильно покатый лоб, нависшие над глазницами костяные гребни, массивные и грубые кости лица и зубы настолько удивили лейтенанта, что он прихватил находку с собой.
Флинт не Беккерсгоф – он сам интересовался разного рода древностями и редкостями и к тому же занимал пост секретаря научного общества крепости Гибралтар. Так что, пожалуй, в любом случае, если бы даже череп не отличался звериными чертами, лейтенант поднял бы его и присоединил к коллекции общества. Однако, с другой стороны, очевидно, что Флинт не Фульротт. Во всяком случае, сообщение, которое он сделал о находке на очередном заседании любителей науки крепости Гибралтар, сенсации не произвело – череп как череп, мало ли их находят в земле? Очевидно, и в зале не нашлось человека с воображением Шафгаузена. Так что дело завершилось прозаически: Флинт, не подозревая, какую ценность вручила ему в руки судьба, запаковал череп и уложил «экспонат» в один из ящиков, где хранились коллекции Гибралтарского научного общества. Так и пролежал он в хранилище местного музея 14 лет, пока в крепость не заехал Баск, который занимался поисками костных останков животных ледникового времени. В районе знаменитой скалы гость провел полевые работы, а кроме того, старательно проработал коллекции хранилища музея. В 1862 году он отправил в Англию закупленные им наиболее ценные экспонаты, в том числе череп, на этикетке которого написал всего одно слово: Homo.
В докладе, прочитанном в 1864 году на конгрессе Британской ассоциации наук в Норвиче, Баск заявил, что гибралтарский череп принадлежал человеку неизвестной расы. Судя по всему, он близок неандертальцу и потому позволяет полнее представить особенности строения черепа троглодита – у него сохранились лицевая часть, затылок и база. Объем мозга составляет 1200–1296 кубических сантиметров.
Выводы Баска не показались участникам конгресса убедительными. Ведь, как и Фульротт девятью годами раньше, он не мог сказать ничего определенного относительно главного – какой эпохой следует датировать находку. Правда, Баску удалось собрать в районе Гибралтарской скалы кости вымерших животных ледниковой эпохи, но он геолог и сознавал слабость своей позиции – ведь останки фауны найдены вне пещеры, а лейтенант Флинт не заметил, а вероятнее всего, просто не подумал собрать кости животных, которые, возможно, откопали вместе с черепом. Туман сомнений не рассеивался, хотя, судя по всему, наступало новое время. К тому же русские войска не высаживались у скалы Гибралтар, и раненый казак не мог заползти в пещеру, где теперь располагался карьер Форбес! Доклад Баска привлек внимание анатомов. Когда он в 1869 году подарил череп из Гибралтара королевскому колледжу хирургов, то его изучением занялся сначала Хью Фальконер, а затем с особым пристрастием и вниманием – французский антрополог Поль Брока. Вскоре стало ясно, что от находки Флинта не отделаешься шутками. Фальконер пришел к заключению, что череп принадлежит представителю вымершей расы. Поэтому он предложил выделить еще один вид первобытного человека помимо неандертальского, назвав его «человек гибралтарский».
Итак, к началу 70-х годов у homo sapiens обнаружилось сразу два предполагаемых предка – неандерталец и гибралтарец, причем не исключалась возможность, что оба они представляют сходную разновидность древнейших людей, которую по праву первооткрывателя следовало бы назвать одним именем – неандертальцы.
А тем временем подоспели новые, поразительные по неожиданности удачи. В 1856 году знаменитый бельгийский геолог Е. Дюпон начал раскопки пещеры Троу де ла Нолетт на левом берегу реки Лэйзи около города Динанта. И там, в грунтовых слоях, где часто встречались примитивные каменные орудия и кости давно вымерших животных, ему посчастливилось обнаружить клык, локтевую кость и большой обломок нижней человеческой челюсти, лишенной зубов. Последняя находка возбудила не меньше страстных споров и противоречивых откликов, чем в свое время открытие черепа в гроте Фельдгофер.
Когда челюсть попала в руки антропологов, ее броские анатомические особенности произвели сильное впечатление. Она была непривычно больших размеров, значительной массивности и обладала необыкновенно грубым рельефом, который ярко характеризовал исключительный по мощи жевательный аппарат человекообразного существа, хозяина пещеры. Такой челюстью, как на гранитных жерновах, можно было перемалывать не просто грубую пищу, но, пожалуй, и кости. Не ее ли зубы раздробили те из них, что встречались в слое вместе с каменными орудиями? Вряд ли следовало удивляться подобным мыслям – альвеолы, гнезда для зубов, особенно те из них, в которых некогда размещались коренные, были просто огромных размеров. Можно представить, какие зубы удерживала челюсть!
Но больше всего волнений вызвала область подбородка. Специалисты вначале отказывались верить глазам: подбородочный выступ у челюсти из пещеры Троу де ла Нолетт отсутствовал! Но такое наблюдалось до сих пор лишь у антропоидов (человекообразных обезьян). Невероятно! Неужели обезьяна выделывала орудия и жила в пещере на берегу Лэйзи?
Но во-первых, клык и локтевая кость принадлежали скелету homo, во-вторых, обезьяна – теплолюбивое животное и не могла существовать в одних условиях с гигантами ледниковой эпохи, и, наконец, в-третьих, челюсть, несмотря на ее грубость, все же относилась по типу к человеческой, но не к антропоидной. Пещеру, несомненно, заселял первобытный охотник, но столь же отличный по облику от homo sapiens, как примитивны его каменные орудия в сравнении с продукцией индустрии века пара и электричества.
Изучением челюсти, найденной Дюпоном, занимался вначале Прюнер-Бей, тот самый, кто заявил в свое время, что черепная крышка из Неандерталя принадлежала старому кельту, да к тому же еще идиоту. На сей раз, публикуя результаты исследования находки из Троу де ла Нолетт, он воздержался от легкомыс-ленно-иронического тона. Человеческая, но с обезьяньими особенностями часть черепа найдена в ходе безукоризненно проведенных раскопок в точно зафиксированном слое, который костями мамонтов и носорогов датировался ледниковой эпохой. У Дюпона было все, чего так недоставало Фульротту. Чтобы возвестить полный триумф идей Фульротта, Прюнер-Бею осталось сделать вывод, что челюсть из пещеры Бельгии и череп из грота Рейнской Пруссии представляют костные останки одного типа первобытного человека. Счастливое «озарение» снизошло, однако, не на него, а на известного французского натуралиста Е. Т. Гами, который давно разрабатывал проблемы «палеонтологии человечества»: черепная крышка из Неандерталя с убегающим лбом и массивными надглазничными валиками и челюсть из Троу де ла Нолетт, лишенная подбородочного выступа, принадлежали черепу представителя людей «одной, так сказать, расы», жившей в пещерах Европы в ледниковое время!
Казалось бы, заключение, высказанное Е. Т. Гами печатно, устраняло наконец преграды к признанию выдающегося значения открытия, сделанного Фульрот-том четырнадцать лет назад. Тем более что в том же году во Франции в пещере Гурдан, расположенной на территории департамента Верхняя Гаронна, удалось извлечь фрагмент челюсти, похожей на ту, которую нашел Дюпон. Вместе с нею сохранились обломки лицевых костей, и они оказались сходными с соответствующими частями гибралтарского черепа.
Как бы не так, хотя возражения не отличались новизной: ни неандертальский, ни гибралтарский череп невозможно датировать точно, поскольку вместе с ними не найдены кости ископаемых животных; тот и другой найдены без нижних челюстей, поэтому нельзя с уверенностью утверждать, что находкой в Троу де ла Нолетт представлен неандерталец. Следовательно, челюсть из бельгийской пещеры, хотя она и найдена вместе с костными остатками фауны ледниковой эпохи, не определяет древности останков людей из грота Фельдгофер и пещеры карьера Форбес. Никто из серьезных исследователей не рискнет утверждать, опасаясь прослыть фантазером, что предугадает, каким окажется череп, у которого была такая обезьянья челюсть. Разве есть закономерности, позволяющие предсказывать контуры всей структуры по незначительной части? Правильнее предположить, что череп человека, вместилище разума, и десятки тысячелетий назад выглядел так же, как сейчас. Можно, в крайнем случае, допустить, что челюсть нашего предка напоминала некогда обезьянью, но мозг этого существа размещался в черепной коробке, которую без существенных изменений наследовал homo sapiens.
Этой дискуссии не видно было конца. Иоганн Карл Фульротт скончался в 1877 году на семьдесят третьем году жизни. Ему не посчастливилось дожить до дня, когда он смог бы сказать: «Вот видишь – все же ты был прав тогда!» Он понимал, что у дела, которому он верно служил, будет долгая история: «Окончательное решение о существовании ископаемых людей я предоставляю будущему».
…Более двух веков человек особенно напряженно ищет своего предка. И все же, как видим, когда в руки первых счастливцев попали костные останки существа, жившего на планете десятки, сотни тысяч лет назад, большинство изумленных потомков отказалось признать его: неужели это сутулое чудовище с грубым обезьяньим лицом, огромными гребнями над глазницами и приплюснутым, убегающим назад лбом в самом деле прародитель?
Один шанс из миллиарда
Питекантроп – он предок человека!
Эжен Дюбуа
В конце октября 1887 года на небольшом бриге, на котором военное ведомство Нидерландов посылало на остров Суматру снаряжение и продовольствие своим колониальным войскам, Амстердам покинул молодой доктор медицины и естественных наук Эжен Дюбуа, всего лишь год назад ставший ассистентом Амстердамского университета. Чтобы отправиться туда, он сменил преподавательскую карьеру на звание «офицера второй категории», а попросту говоря, армейского сержанта. Он отправился разыскивать ископаемого предка человека. Большинство знавших его могли объяснить такой поступок только его неимоверным упрямством, потому что трудно было принять всерьез то, чем он мог его обосновать.
В 1863 году Эрнст Геккель произнес знаменитую речь на заседании естественноисторического общества в Штеттине. Тогда он впервые заявил, что у обезьян и человека одни предки и все дело в том, чтобы найти звено, связывающее их. Через пять лет после доклада вышла в свет его не менее знаменитая «Естественная история мироздания». В ней Геккель доказывал, что из всех антропоидных обезьян не шимпанзе Африки, а гиббоны юго-востока Азии наиболее близки человеку и, следовательно, именно там вероятнее всего располагается прародина.
Геккель не только разработал гипотетическую схему эволюции рода homo, родословное древо человека, но даже (каково нетерпение!) еще до открытия «недостающего звена» определил ему место на двадцать первой, предпоследней ступеньке эволюционной лестницы и дал имя pithecanthropus alalus – «обезьяночеловек бессловесный». В своей симпатии к гиббонам Геккель был почти одинок, зато в вопросе о месте возможной прародины человека у него нашелся неожиданный союзник – уже известный нам Рудольф Вирхов.
Прародину человека, которая находилась когда-то между Индией и Вест-Индией, поглотил океан. Вирхов называл ее Лемурией. Но Суматру и Яву он считал осколками этого материка. К тому же он давно выражал неудовольствие, что ведется только теоретическая разработка проблемы «недостающего звена»: «Надо взяться наконец за лопату и перестать фантазировать!»
Что же, у них нашелся одержимый последователь, который поверил, что в антропологии, как и в астрономии, возможно открытие, предсказанное пером. Однако руководство Амстердамского университета отказалось субсидировать поиски Дюбуа: «Подобные затеи надо оплачивать из собственного кармана».
Прошло немало времени, прежде чем позади остались Атлантика, Средиземное море, Персидский залив и на горизонте показалась зеленая каемка земли, которая медленно вырастала из моря. Это была Суматра с ее извилистым низким берегом, покрытым плотной грядой тропического леса, и синеватой цепью холмов и гор, подернутых полупрозрачной дымкой. Рощицы высоких с развесистыми кронами пальм отмечали место, где располагался военный порт Паданг. Обменявшись салютом с береговой батареей, бриг вошел в бухту и бросил якорь. Через несколько часов Дюбуа представили начальнику гарнизона Паданга, а затем он познакомился с госпиталем, где ему предстояло начать военную службу. Ни о каком отступлении назад теперь не могло быть и речи. Для обследования пещер Суматры, где Дюбуа надеялся найти череп предка, у него оставалось только свободное от службы время.
Упорство в жизни вознаграждается, но далеко не всегда. Пещеры Суматры так и не осчастливили Дюбуа. Поэтому как нельзя кстати подоспело письмо из Батавии (голландское название Джакарты): 14 апреля
1890 года ему вручили официальное разрешение Рудного Бюро начать исследования на Яве. Это был выход из тупика, в котором оказался «упрямец из Амстердама». Он незамедлительно поспешил им воспользоваться. Окончательно освободившись от обязанностей в военном госпитале Паданга, Дюбуа покинул Суматру и с легким сердцем отправился на Яву.
…На 60 миль протянулась вдоль рек Бенгаван и Ма-диун низкая гряда холмов Кенденг – от Кедири Ма-диун и Сурокарты, с одной стороны, и от Рембанга до Самаранга – с другой. Всюду в этом обширном ареале речных долин располагались местонахождения костей вымерших животных. Каждый из пунктов имел протяженность от 1 до 3 миль, и любой шаг здесь мог привести к неожиданному открытию. Слои разных геологических формаций достигали толщины десятков и сотен метров: отложения моря, бурных пресноводных потоков, пласты вулканического пепла и золы. Окаменелости позволяли определить время образования слоев, а тем самым характер природного окружения в центральных районах Явы сотни тысяч лет назад. Дюбуа, увлеченный сборами, потерял счет дням, и только приближающийся сезон ливней заставил прекратить поиски.
Осмотр разрушенных обвалами берегов удалось возобновить в августе 1891 года. В долине реки Бен-гаван на левом берегу у подножий холмов Кенденг, тянущихся непрерывной узкой цепочкой с востока на запад, были открыты богатые костеносные горизонты. В особенности поразили Дюбуа мощность и значительная протяженность древних вулканических слоев, выступающих из воды в районе городка Нгави и небольшого компонга (деревушки) Тринил. На семь с половиной миль протянулись крутые обрывы, и каждый очередной участок левого берега казался заманчивее пройденного ранее! Никогда еще не попадались в таком изобилии тяжелые кости – ящики, предназначенные для коллекций, стремительно наполнялись.
В течение нескольких недель продолжалось обследование окрестностей Тринила. Кончался сухой сезон, уровень мутно-серой воды в Бенгаване резко понизился, на поверхность выступили густо насыщенные костями слои вулканических пеплов. Дюбуа пожинал богатый осенний «урожай» находок. Посчастливилось найти даже обломки костей низших обезьян – макак. Однако ничто так не обрадовало его и не окрылило новыми надеждами, как зуб, который он извлек в сентябре
1891 года со дна неглубокой ямки, расположенной на склоне Тринильского мыса в слое лапилли (лава, застывшая небольшими округлостями, до грецкого ореха величиной). Он сразу понял, какое животное могло «потерять» этот зуб, – настолько хорошо он сохранился и так выразительны были его характерные особенности. Судя по рельефу жевательной поверхности, величине коронки, широко расставленным корням, третий коренной зуб, который выпал когда-то из правой ветви верхней челюсти, принадлежал, несомненно, одной из разновидностей высших приматов – крупной антропоидной обезьяне или… первобытному человеку!
Открытие зуба удвоило энергию Дюбуа. Все помощники и он сам переключились на самый тщательный осмотр обнажений Тринильского мыса. Но вскоре стало ясно, что поверхностный осмотр места находки зуба и прилегающих участков мыса не даст желанных результатов, если не совместить его с настоящими раскопками. И тогда Дюбуа нанял мужчин деревни Три-нил. Крестьяне-малайцы, которым объяснили задачу, принялись копать слой лапилли, выискивая в нем кости. С особой тщательностью велись раскопки около углубления, в котором Дюбуа обнаружил зуб. Не найдутся ли в том месте и другие части скелета?
Слой удалялся за слоем, из вулканического туфа извлекались многочисленные обломки костей, которые Дюбуа едва успевал просматривать. Прошла первая, вторая и, наконец, третья неделя раскопок. Ни одной даже самой незначительной косточки шимпанзе среди тысяч костей слонов, носорогов, свиней, тигров, гиппопотамов! Но вот в один из октябрьских дней малаец, который копал недалеко от углубления, в котором нашли зуб, наткнулся на нечто шаровидное. Оно было включено в окаменевший вулканический туф. Когда блок со странной находкой со всевозможными предосторожностями извлекли и Дюбуа осмотрел «шар», стало ясно, что в руках у него находится черепная крышка, вероятно, того самого существа, которому принадлежал зуб.
Кость, тяжелая, как мрамор, из-за минерализации и хранящая холодок древнего слоя земли, имела темный шоколадно-коричневый цвет и таинственно поблескивала на солнце мелкими кристалликами пиритов. Черепной крышке определенно пришлось много испытать, прежде чем она попала в руки человека: поверхность ее была покрыта большим количеством мелких выемок, канавок и следами сильной коррозии. Особенно глубокие лунки были по краю верхушки черепа, где просматривались границы слома кости. Дюбуа измерил расстояние от места, где залегала черепная крышка, до участка, где месяц назад он нашел зуб. Находки, которые доставили ему столько волнений, разделяло пространство всего в три ярда (2 метра 74 сантиметра)! До чего же тяжелы, но и чудесны эти последние ярды, возвещающие торжество его трудно объяснимого предчувствия, что он с самого начала находился на правильном пути.
Впрочем, сказать так – значит забегать вперед. Требовалось сделать еще одно открытие, чтобы раскрылась глубинная суть «содеянного». А до того счастливого момента оставалось «всего» два года! Как же несправедливы те, кто представит потом Дюбуа человеком с «легкой рукой», которому не составляло никакого труда «делать» открытия…
А пока он в одной из хижин Тринила с помощью долота и молотка освобождал костяной шар из каменного плена. Через несколько дней черепная крышка лишилась последних остатков туфового обрамления и можно было приступить к внимательному осмотру и необходимым измерениям. Череп сохранился далеко не полностью: у него отсутствовали все лицевые кости и основание, так что реконструировать первоначальный облик было нелегко. Общий вид черепной крышки не оставлял у Дюбуа сомнений, что она принадлежала какому-то крупному антропоиду, вероятнее всего шимпанзе. Сильно покатый узкий лоб действительно напоминал лоб шимпанзе. Так же как у нее, наиболее широкая часть черепа, если на него смотреть сверху, располагалась ближе к затылку, а не по центру, как у современного человека. Примитивность существа из Три-нила выдавали, кроме того, очень малая высота черепной крышки, сильно уплощенный затылок, а также массивные валики в виде козырька, как у обезьян, нависающие над глазницами. Посредине лба, где у обезьян поднимается костяной гребень, Дюбуа отметил возвышение, протянувшееся в виде валика. В какой-то мере тринильская черепная крышка напоминала не только череп шимпанзе, но и гиббона, хотя для сравнения черепную крышку последнего следовало бы увеличить в два раза!
Когда Дюбуа измерил ее длину и ширину, полученные цифры озадачили его – 182 и 130 миллиметров! Пока внутреннюю полость крышки, где некогда помещался мозг, заполнял твердый вулканический песок, нельзя было точно измерить ее объем. Тем не менее ориентировочная цифра – 800–850 кубических сантиметров – поразила Дюбуа. Как бы ни были велики размеры черепов современных высших антропоидных обезьян, объем их мозга не превышает 600–610 кубических сантиметров. Таким образом, в Триниле посчастливилось обнаружить черепную крышку какого-то шимпанзе, обладавшего огромным мозгом, почти достигавшим низшей границы объема мозга современного человека (930 кубических сантиметров). Но Дюбуа и в голову не пришло, что перед ним лежит часть черепа предка человека или таинственного «недостающего звена», – настолько броскими были обезьяньи черты черепной крышки.
Когда в августе 1892 года прекратились ливни и уровень воды в Бенгаване опустился до самой нижней отметки, Дюбуа и его помощники снова пришли к Три-нильскому мысу. Малайцы из деревни принялись за работу. Раскоп над слоем лапилли протянулся на очередные 46 метров. Судьба на сей раз не стала испытывать терпения Дюбуа, и новое открытие, окончательно решившее загадку тринильского антропопитека (anthropo-pithecus – «человекообразная обезьяна», так Дюбуа назвал это существо), последовало в том же месяце. Когда на одном из участков – в 15 метрах от места находки черепной крышки – малаец-землекоп удалил слой толщиной в 11 метров, из пласта вулканического туфа показалась головка бедренной кости с отчетливыми следами зубов крокодила. Кость извлекли из слоя лапилли и принесли Дюбуа. Он ожидал от раскопок в Триниле чего угодно, но только не этого – малаец передал ему полностью сохранившуюся кость бедра… человека. Не атропоидной обезьяны, а человека! Дюбуа не верил глазам – может быть, произошла какая-то путаница и человеческую кость извлекли из какого-то другого слоя? Нет, кость найдена в том же горизонте и на той же глубине, что и черепная крышка антропопитека, хотя и в стороне от нее.
Черепную крышку и бедренную кость разделяло пространство в 15 метров, и мог возникнуть вопрос: одному ли существу принадлежали кости? Конечно, при каких бы обстоятельствах ни погиб антропопитек, дождевые потоки, разливы Бенгавана, наконец, крокодилы могли рассеять части скелета на значительной площади древней береговой отмели. Недаром на бедре остались вмятины от крокодильих зубов!
Чем больше Дюбуа раздумывал над результатами измерений черепной крышки и бедренной кости, тем больше сомнений и противоречивых мыслей возникало у него. До чего же причудливо перемешались в них особенности, характерные для антропоида и человека! Очень непросто определить классификационный статус загадочного существа, жившего миллион лет назад у подножия вулкана Гелунг-Гелунгунг. Он как будто прав, присоединив его к семейству шимпанзе – черепная крышка походила на череп современного шимпанзе и отчасти гиббона. Коренной зуб тоже во многом близок коренным шимпанзе и гиббона. Но как совместить все это с огромным размером черепа «триниль-ца», невероятным для антропоидов объемом мозга, человеческим бедром? Да и коренной зуб в некоторых деталях строения очень развит и гораздо ближе стоит к коренным человека, чем шимпанзе и гиббона. Значит, можно присоединить «хозяина» тринильской черепной крышки к семейству гоминид, людей? Однако объем мозга его составляет всего две трети объема мозга человека.
А что, если..? В самом деле, для чего, собственно, прибыл он сюда, на Малайский архипелаг, и что вот уже седьмой год с усердием, возможно, достойным лучшего применения, отыскивает в джунглях?.. «Недостающее звено»! Переходная форма между обезьяной и человеком! Тот самый pithecanthropus alalus – «обезьяночеловек бессловесный», рожденный гениальным воображением Эрнста Геккеля… Дюбуа был потрясен неожиданным поворотом своих мыслей. Вот он выход из тупика, в который его завели сравнения: в Триниле найдены кости не обезьяны, но и не человека. Он действительно нашел то, о чем так мечтал, – останки существа, стоящего на грани перехода от обезьяны к человеку. «Недостающее звено» отныне нельзя считать «недостающим». Оно находится у него в руках.
Двадцать первая по градации Геккеля ступень родословного древа человека найдена!
В 1894 году в Батавии вышла в свет хорошо иллюстрированная книга, название которой поразило антропологов как гром с ясного неба, – «Обезьяночеловек прямоходящий, человекообразная переходная форма с Явы». Дюбуа еще раз изменил «имя» обитателя три-нильских джунглей – это не anthropopithecus (человекообразная обезьяна), а, наоборот, pithecanthropus (обезьяночеловек). Две составные части «имени» поменялись местами – только и всего, но эта перестановка несет в себе глубокий смысл, для уяснения которого Дюбуа потребовалось два года! Не надо обвинять его в медлительности. Некоторые из его коллег во много раз превзойдут в этом отношении первооткрывателя «недостающего звена».
