Текст книги "Зоя Космодемьянская"
Автор книги: Владимир Успенский
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Дядя Миша не пустит. Риск.
– А жаль. Интересно бы среди дня.
Рассвет застал группу в зарослях орешника неподалеку от деревни Ново-Васильевской. Пока разведчики выясняли, нет ли там немцев, можно ли там отдохнуть, Клава и Зоя притулились на кочке, подстелив елового лапника. Очень низко, почти цепляясь за вершины деревьев, ползли серые, тяжелые тучи. Несколько раз начинал сыпать снег.
– Намерзнемся мы сегодня, – поежилась Зоя.
Подошел командир. Сказал громко, торжественно:
– Поздравляю вас, товарищи, с большим праздником! С годовщиной Великой Октябрьской революции!
– Ой, нынче же Седьмое ноября! – вскочила Зоя. Все заговорили, перебивая друг друга.
– Хороший подарочек преподнесли мы гитлеровцам!
– Да уж, почешутся!
– У нас дома пельмени, наверно…
– А они-то грозились парад в Москве устроить!
– Как там сегодня? – вслух подумала Зоя. – А, Михаил Николаевич?
– Как обычно, – ответил он.
– И демонстрация будет?
– Вполне возможно.
– А немецкие самолеты? – забеспокоилась Клава.
– Не допустят их. Да и погода вроде нелетная, – ответила Зоя.
Дождавшись, когда смолкли разговоры, командир улыбнулся, сделал широкий, приглашающий жест:
– Прошу вас, дорогие товарищи, провести праздничный день в деревне, в тепле!
Больше в этом походе ничего особенного не случилось. Ночью ребята «сбегали» еще раз на шоссе, разрушили бревенчатый мостик. Зоя и Клава прямо среди дня уложили на проселочной дороге, которой пользовались фашисты, десяток «колючек», присыпав их сухими листьями. Сам командир ходил куда-то в разведку. И никто не столкнулся с немцами, не было даже перестрелки. Сказывалась, вероятно, осторожность, расчетливость «дяди Миши». Или просто везло.
Когда возвращались к своим – не услышали ни одного выстрела. Соколов вел группу каким-то кружным путем. Долго, бесконечно долго шли вдоль лесной речушки или ручья, несколько раз перебирались с одного берега на другой. Зоя и без того была простужена, а тут еще промочила ноги, к утру у нее начало побаливать ухо. Но не жаловалась, конечно, только Клаве сказала об этом.
Машина, присланная за ними на Волоколамское шоссе, доставила группу Соколова не в Жаворонки, а в Кунцево, где была основная база их воинской части. Длинное здание «казарменно-дачного типа», как шутили добровольцы, стояло в тихом живописном месте, на краю леса. Комнаты были теплые, удобные, на четыре-пять человек.
Участники похода с удовольствием помылись в бане. Зоя приняла лекарство. А потом спали кто сколько хотел: их не тревожили целые сутки.
Отдохнув, написав короткие письма домой, Зоя и Клава сидели на соседних кроватях совсем по-домашнему, в платьях, босые. Обхватив руками острые колени, Зоя задумчиво смотрела на подругу. Сказала:
– А ведь я по имени-отчеству должна к тебе обращаться.
– Это еще почему?
– Ты ведь учительница. В мирное время могла бы в нашей школе преподавать.
– Но я всего на три года старше тебя.
– Хорошо, что мы вместе, – невпопад ответила Зоя. – Тревожно мне что-то. Мы здесь, нам хорошо, уютно, а Саши и Жени все нет и нет.
– У них другая задача, и срок возвращения, наверно, другой, – успокоила Милорадова.
Воинская часть, в которой оказалась Зоя и ее товарищи, была необычной и, пожалуй, единственной в своем роде. Военная обстановка потребовала создать ее. А одним из организаторов был Даниил Алексеевич Селиванов – в последние годы подполковник в отставке, проживавший в Москве; человек, умудренный богатым опытом. В октябре – ноябре 1941 года Селиванов, в ту пору старший лейтенант двадцати семи лет от роду, был помощником начальника оперативного диверсионного пункта (воинская часть 9903) разведывательного отдела Западного фронта. Фактически возглавлял штаб этой части. Он первым встречал прибывающих добровольцев. Это ему сдала Зоя Космодемьянская свои документы и чемоданчик с вещами. Он занимался формированием и обучением групп, принимал участие в разработке всех планов, в подготовке конкретных заданий. Он беседовал почти с каждым из тех, кто вернулся с задания, он писал отчеты для доклада командованию.
Даниил Алексеевич Селиванов знал все о своей части, но по долгу службы привык молчать. И лишь спустя много лет после войны рассказал, как и что было. Он поведал о том, какой вклад внесли комсомольцы-добровольцы воинской части 9903 в общее дело разгрома немцев под Москвой, впервые назвал фамилии некоторых фронтовых тружеников, ранее не попадавшие в печать. Он писал:
«В начале июля 1941 года группа офицеров в количестве 10–12 человек прибыла в гор. Смоленск, где находился штаб Западного фронта (с 10 июля 1941 года – штаб Западного направления) и поступила в распоряжение разведывательного отдела штаба. Все мы прибыли на фронт из Москвы по направлению Генерального штаба Красной Армии. Большинство офицеров (в том числе и я) учились в Высшей спецшколе Красной Армии. В этот период начальником РО штаба Западного фронта был полковник Корнеев Тарас Федотович.
Приказом начальника РО штаба Западного направления № 02 от 20 июля 1941 года (приказ издан был несколько позднее нашего прибытия на фронт) всех нас прикомандировали к разведотделу штаба и подчинили полковнику Свирину Андрею Ермолаевичу. Так была создана спецгруппа полковника Свирина А. Е. (генерал-майор Свирин умер 22 февраля 1977 г. в Москве).
В период вынужденного отхода советских войск на восток задача спецгруппы заключалась в создании диверсионных и разведывательных групп и засылке их в тыл противника для выполнения разведывательно-диверсионных задач в интересах войск фронта, в оказании практической помощи партийным и советским органам в формировании партизанских отрядов и диверсионных групп, их вооружении с последующим оставлением в тылу немцев на случай отхода войск Красной Армии в глубь страны.
По указанию полковника Свирина все офицеры выехали непосредственно в войска фронта, действовавшие на главных операционных направлениях. Меня полковник Свирин оставил в руководстве спецгруппы в качестве своего помощника. Заместителем полковника Свирина являлся майор Спрогис Артур Карлович, но он все время находился в одной из армий.
В каждой действующей армии работало по два офицера. Помню, майор Спрогис работал вместе со старшим лейтенантом Коваленко Ф. И. (19-я армия), старший лейтенант Мегера А. К. – со старшим лейтенантом Матусевичем (20-я армия), капитан Алешин со старшим лейтенантом Щевелевым (22-я армия), капитан Батурин Ф. П. со старшим лейтенантом Клейменовым М. А. [3]3
Старший лейтенант Клейменов был впоследствии членом комиссии по расследованию гибели Зои Космодемьянской.
[Закрыть](13-я армия), старший лейтенант Грабарь со старшим лейтенантом Веселовым (21-я армия).
24 августа 1941 года полковник Свирин заболел и выехал на лечение в Москву. В спецгруппу он не вернулся. Перед отъездом он дал мне указания поддерживать непосредственную связь с начальником РО штаба и офицерами-разведчиками спецгруппы, работавшими в войсках и вместе с ними отходившими в восточном направлении.
В октябре 1941 года все офицеры спецгруппы были отозваны из войск и по мере прибытия их в РО штаба фронта в пос. Перхушково направлялись в Кунцево, где создавался оперативный диверсионный пункт под руководством майора Спрогиса.
Теперь работа была централизована. Каждый офицер оперативной разведки имел конкретные задачи и нес за них персональную ответственность. Старшим помощником начальника диверсионного пункта был старший лейтенант Мегера А. К. Я являлся помощником начальника диверсионного пункта.
Начальником диверсионного пункта были назначены офицеры-направленцы на главных направлениях обороны Москвы:
Волоколамское – старший лейтенант Грабарь, старший лейтенант Веселов (16-я армия);
Можайское – капитан Батурин Ф. П., старший лейтенант Клейменов М. А. (5-я армия);
Наро-фоминское, Малоярославецкое направления – капитан Алешин, старший лейтенант Старовойтов Ф. А., старший лейтенант Коваленко Ф. И. (33-я и 43-я армии).
В период обороны Москвы командование Западного фронта и начальник разведотдела штаба фронта полковник Ильницкий Яков Тимофеевич поставили перед оперативным диверсионным пунктом задачу резко усилить диверсионную работу в тылу немецко-фашистских войск, особенно в их тактической зоне: производить взрывы и поджоги складов с оружием, боеприпасами, продовольствием и др. имуществом; взрывать мосты, минировать дороги и портить их, разбрасывая металлические «ежи»; нападать на узлы связи и портить линии связи немецких войск; производить разведку районов сосредоточения немецких войск, дислокацию штабов, узлов связи, боевых позиций артиллерии и минометов; нападать на мелкие группы немцев, одиночные машины и мотоциклы врага с целью захвата пленных, их документов для установления нумерации частей и соединений противника, их боевых задач и мест сосредоточения и т. д.».
К письму Даниила Алексеевича можно добавить еще вот что. Раньше в здании «казарменно-дачного типа» на краю леса размещалась специальная школа, готовившая людей для заброски в глубокий вражеский тыл. Когда приблизился фронт, школу эвакуировали на восток.
Остались только две группы, человек по двадцать: литовская и белорусская. Они были включены в состав оперативного диверсионного пункта и выполняли первые задания командования в/ч 9903, пока отбирались и в спешном порядке готовились для боевой деятельности комсомольцы-добровольцы.
Кабинет Селиванова был расположен возле входного тамбура, в начале коридора – первая дверь справа. Стол, несколько стульев, шкаф с бумагами, кровать под солдатским одеялом (спал здесь же, урывками). В этой небольшой комнате, размером три на пять метров, побывали практически все комсомольцы-разведчики, уходившие во вражеский тыл. Сюда в первую очередь поступали сообщения, донесения. И об успехах, и о потерях, которых в октябре – ноябре 1941 года, во время немецкого наступления, было особенно много.
Группа Константина Пахомова, в которую хотела попасть Зоя и которая действовала на одном направлении с группой Михаила Соколова, в часть не вернулась. Ушли разведчики и словно сгинули – никаких вестей. Восемь человек из числа тех, с кем Зоя познакомилась возле кинотеатра «Колизей» на Чистых прудах… Лишь спустя некоторое время выяснилось, что стало с ними.
Комсомольцы Пахомова получили задачу трудную и ответственную: проникнув в Волоколамск, взорвать штаб гитлеровского соединения. И польза, и своеобразный праздничный фейерверк в честь годовщины Октябрьской революции.
Осторожно приблизились через кладбище к окраине города. И напоролись на часовых. Отходить по чистому полю под сильным огнем противника не было возможности – перестреляют. Разведчики приняли неравный бой.
Среди ночи жители Волоколамска были разбужены сильной стрельбой; взрывами. По улицам неслись грузовики с фашистскими солдатами, с эсэсовцами. Люди радовались: «Неужели наши, неужели Красная Армия? Или партизаны?!»
Гитлеровский генерал, убедившись, что на кладбище окружена небольшая группа, приказал взять русских живыми. Надо было выяснить, кто они, кем и зачем посланы? Выполняя приказ, фашисты все теснее сжимали кольцо окружения, заставляя русских вести огонь, расходовать боеприпасы. И действительно, к рассвету в группе кончились патроны и гранаты. Остались только ножи да приклады. Поняв это, фашисты поднялись, пошли без выстрелов. На каждого парня, на каждую девушку – несколько дюжих натренированных гитлеровцев.
Разведчики сопротивлялись до последней возможности.
Связав им руки, фашисты доставили бойцов к дому № 32 по Солдатской улице. Шестеро окровавленных, в изодранной одежде комсомольцев стояли тесной кучкой. Двое раненых сидели на снегу. Немцы выгнали из дома жителей, в комнату вошел генерал в сопровождении офицеров.
Фашисты вроде бы приняли все меры, чтобы никто из жителей не общался с пленными, чтобы никто посторонний не присутствовал на допросе. Но, как известно, всегда найдутся прямые или косвенные свидетели любых событий. Три часа продолжался допрос, и все это время на печи, забившись в дальний угол, лежала двенадцатилетняя девочка Лина Зимина. Вот что рассказывала впоследствии о том дне Лина Сергеевна, ныне геолог:
«Я все видела и все слышала. Допрашивали они пленных прямо возле двери. Три офицера стояли, сидел генерал, он и допрашивал, а переводчик записывал все.
Первым ввели высокого юношу. Все допытывались, знает ли он остальных своих товарищей. Заставляли назвать их имена, рассказать о них все. Он ничего им не сказал. Стоял перед ними гордый и разговаривал резко.
За юношей ввели девушку. Она была среди них самая молоденькая и очень смелая (Женя Полтавская. – В. У.). Ей задавали такие же вопросы, а она сказала: «Я ничего не знаю, и вы меня не спрашивайте. Я люблю свою Родину и умру за нее».
Ввели вторую девушку. Опять такие же вопросы задавали. Она молчала. Генерал спросил:
– У вас, наверное, есть мать?
– Есть, – отвечала девушка.
– Вам ее не жалко? – спросил генерал.
Она резко ответила ему:
– Вы лучше себя пожалейте!
Потом других допрашивали. Но никто ничего не рассказал, держались все смело».
В третьем часу дня комсомольцев повели на Солдатскую площадь. Вокруг них, оттесняя жителей, плотным кольцом шли автоматчики. К этому времени была готова виселица: длинный брус, одним концом укрепленный на телеграфном столбе, а другой – в развилке березы. Но вешать разведчиков фашисты почему-то не решились. Офицер дал команду, затарахтели автоматные очереди. Семеро рухнули на снег, один, обливаясь кровью, устоял на ногах.
– Не бойтесь! – крикнул он людям. – Красная Армия еще придет!
Двое из упавших пытались подняться. В тишине звучали их голоса:
– Да здравствует наша Родина! Смерть палачам!
Фашисты добили всех короткими очередями. Потомна шеи мертвых комсомольцев надели веревочные петли.
Их казнили дважды: расстреляли, а затем повесили.
Они погибли как мужественные солдаты на старой Солдатской площади древнего русского города.
Евгения Полтавская, студентка Московского художественно-промышленного училища имени М. И. Калинина. Считалась особенно одаренной. Место рождения, предположительно, Херсон или Витебск. Родных и близких не оказалось.
Александра Луковина-Грибкова, студентка-дипломница того же училища. Родилась в деревне Истье Угодско-Заводского района Калужской области.
Основу группы, как уже говорилось, составляли комсомольцы с завода «Серп и молот».
Константин Пахомов – заводской конструктор. Родился в 1912 году в Краснодаре. Очень любил природу, животных. Он один из немногие добровольцев, успевших перед войной жениться. Был счастлив. После него осталась дочь.
Павел Кирьяков, крановщик-стахановец, активист заводской комсомольской организации. Был отличным стрелком-снайпером. Сколько гитлеровцев сразили его пули в ночном бою на окраине Волоколамска?! У него осталась в Москве старшая сестра, ныне пенсионерка, Елена Васильевна Кирьякова. Во время гражданской войны она была бойцом Первой Конной армии.
Николай Галочкин, специалист по прокатным станам. О нем – очень скупые сведения. Дружил с Пахомовым, они вместе окончили в 1938 году заводской металлургический техникум. Затем работал в конструкторском бюро. Возможно, живы его брат и сестра.
Николай Каган, механик цеха. Работая на заводе, закончил в мае 1941 года институт. У него остались сын и дочь. Последнее письмо от Николая жена получила во второй половине октября, «Дорогие мои и любимые. Живу недалеко от Москвы, настроение очень бодрое. Очень доволен именно тем, что попал в эту часть. В конце ноября надеюсь быть в Москве, а пока дни полностью загружены, и сейчас спешу на занятия…»
Виктор Ординарцев, слесарь. Ровесник Зои. Кончил школу фабрично-заводского ученичества. В комсомол вступил во время войны. В семье, кроме него, еще восемь детей. Был скромен, даже застенчив. Увлекался спортом, особенно футболом. Хотел стать летчиком.
Иван Маненков (в документах воинской части ошибочно значился как Маленков). Единственный в группе парень, работавший не на «Серпе и молоте», а на заводе «Москабель». Родился в 1922 году в деревне Чублово Конаковского района Калининской (Тверской) области. Окончил школу ФЗУ. Отличался добросовестностью, точностью, стремлением к знаниям. Работая на заводе, поступил в техникум. Был в своем цехе военоргом, редактором стенной газеты. Пионерская дружина школы на родине Маненкова носит теперь его имя. Каждый год там первый урок в первых классах начинается с рассказа о его подвиге…
В этом списке, рядом с фамилиями друзей, могли бы стоять фамилии Зои Космодемьянской и Клавы Милорадовой. Даниил Алексеевич Селиванов не включил их в группу Пахомова лишь потому, что считал: на более трудное задание (взорвать штаб!) должны идти в основном парни. Для ведения разведки вполне хватит двух девушек.
Те, кто погиб в Волоколамске, приняли смерть быструю и все вместе, чувствуя рядом плечо товарища. А Зое предстояло пройти долгие страшные испытания в полном одиночестве, надеясь только на свои душевные силы.
Конечно, тогда, в ноябре сорок первого, готовясь к новому походу, Зоя еще не знала всех подробностей гибели пахомовской группы. Но о том, что разведчики казнены, было известно. Как и о том, что возле Рузы погибли товарищи из другой группы: Александр Курляндский и Курт Ремлинг. Зашли погреться в избу лесника, группу окружили гитлеровцы. Начался бой…
Жаль было друзей, хотелось отомстить врагам за их смерть. Зоя очень переживала в те дни. А домой отправляла короткие спокойные письма.
«Здравствуйте, дорогие мои мама и Шура. Жду от вас весточки. У меня это второе к вам письмо. Я жива и здорова. Ваша Зоя».
А вот еще: «Дорогая мама! Как ты сейчас живешь, как себя чувствуешь, не больна ли? Мама, если есть возможность, напиши хоть несколько строчек. Вернусь с задания, приеду навестить домой. Твоя Зоя».
Это последнее ее письмо, датированное 17 ноября. Ответа не дождалась.
МОСКВА ЗА НАМИ!
Узнав о прибытии разведчиков-диверсантов, командир дивизии полковник Полосухин обрадованно поторопил адъютанта: «Зови!» Застегнул ворот гимнастерки, выкрутил побольше фитиль керосиновой лампы. Мельком глянул на окна: завешены одеялами, маскировка надежная.
Комната наполнилась людьми, принесшими стынь ноябрьской ночи. Первым представился майор Спрогис. Полковник отметил: волевое лицо, спокойные, понимающие глаза много пережившего человека. С ним – направленны диверсионного пункта по 5-й армии капитан Батурин и старший лейтенант Клейменов. Федор Павлович и Михаил Алексеевич – полковник Полосухин всегда спрашивал у офицеров имя и отчество.
Они привезли своих воспитанников, с рук на руки передали их представителю армейской разведки капитану Епанчину. Этот знаком полковнику не первый день. Строен, щеголеват – из бывших кавалеристов. Хромовые сапоги сверкают – как на танцы собрался. Доложил, сделал шаг в сторону, прищелкнул каблуками. Звякнули бы шпоры, да нет их, не то время. Рядом с капитаном мешковато выглядели двое парней в ватниках. Они даже не назвали себя. Полосухин сам шагнул к ним, протянул руку.
– Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Виктором Ивановичем.
– Крайнев, – ответил парень с чистым высоким лбом.
– Проворов Павел, – охотно заговорил второй, его карие глаза поблескивали весело, любопытство светилось в них. – К вам мы, значит, товарищ полковник.
Спрогис пояснил:
– Это командиры групп. Крайнов идет старшим.
– Садитесь к столу, товарищи. Можете расстегнуться, у нас тепло.
Павел Проворов только того и ждал: устроился ближе к лампе, распустил ремень, оттянутый мешочком с гранатами. Около него не спеша сел Крайнов. Вглядываясь в их лица, Полосухин заметил: до чего же они различны, специально таких непохожих не подберешь. У Крайнева глаза большие, голубые, прозрачные. Волосы светлые. И весь он какой-то сдержанный, собранный. А товарищ его, Проворов, оправдывает, пожалуй, свою фамилию. Шустрый, улыбчивый, на цыгана похожий. Лицо смуглое, кудри – как воронье крыло. Лихой парень, по всей видимости. Они хорошо дополняют один другого, не надо бы их разлучать. Спросил:
– Задание вам понятно?
– Я проинструктировал дополнительно, – сделал шаг вперед Епанчин.
– Вам все понятно, товарищи? – повторил Полосухин. – Вопросы ко мне есть?
– Проводники? – привстал Крайнов.
– Два сапера. Я сам пойду, – поторопился ответить Епанчин.
– Да уж вы постарайтесь, – мельком глянул на него Полосухин. И разведчикам: – Вчера немцы начали новое наступление севернее и южнее нас. Атакуют везде, кроме полосы нашей армии. У нас пока тихо. Большая тишина перед большой бурей. Здесь самый центр Западного фронта. Автострада из Можайска на Москву, железная дорога. Гитлеровцы очертя голову лезть будут, – полковник взял не набитую табаком трубку, повертел в руках, положил подальше. – Перед нашим передним краем большие лесные массивы. Противник имеет возможность скрытно сосредоточивать силы. Мы знаем, какие войска гитлеровцев находятся непосредственно на передовой. А что у них в тылу? Какие части подтянул враг, где они, на каком направлении сконцентрированы? Любые, даже косвенные сведения о дислокации и передвижении вражеских войск – для нас большая ценность. Это первое. Другая основная цель – мосты и дороги. Мешайте противнику маневрировать силами и средствами. Особенно когда он начнет наступление. И еще вот что… Товарищ майор, сколько человек всего?
– В двух группах – девятнадцать. Почти половина девушки.
– Понятно… Район действий сравнительно небольшой, задания у групп одинаковые. Советую вам без особой необходимости не разлучаться. Пусть будет крепкое ядро, способное постоять за себя. От этого ядра можно посылать разведку, выставлять дозоры, засады, наблюдателей.
– Учтем, – сказал Крайнов.
– На месте посмотрим, – белозубо улыбнулся Проворов. – По обстоятельствам…
– Где люди?
– Возле машин, товарищ полковник.
Первым выбежал из дома капитан Епанчин. Когда Полосухин подошел к грузовикам, стоявшим на обочине шоссе, разведчики уже были выстроены двумя неровными шеренгами. Впереди – девушки. У каждой наган на ремне, гранаты у пояса. Сумки через плечо – в них бутылки с горючей смесью. В туго набитых вещевых мешках взрывчатка, боеприпасы и продукты. У парней во второй шеренге мешки побольше, а вместо наганов – винтовки. Снежная пыль, припудрившая землю, просветлила немного черноту ночи, можно было разглядеть лица разведчиков. Полосухина поразила броская красота девушки, скорее женщины, стоявшей на правом фланге. И не просто красота, а интеллигентность, одухотворенность. Может, поэтесса или актриса?!
– Вы кто? – вырвалось у полковника.
– Волошина Вера, – сказала она, считая, видимо, такой ответ исчерпывающим. Не место здесь вдаваться в подробности.
Рядом с ней девушка полная и, наверно, спокойная, доброжелательная.
– Милорадова Клава.
Следующая – почти ребенок. Высокая, худенькая, со строгим лицом подростка. Взгляд прямой, настороженный: еще, мол, один начальник, от этого чего ждать? Одета не как все. Вместо шинели – длинное пальто с меховой опушкой. Вместо валенок – сапоги. На голове вязаный подшлемник.
– Космодемьянская Зоя.
– Шапка-то где?
– В мешке.
– Почему пальто?
– Мишенью не хочу быть, – резко ответила она.
Полосухин удивленно вскинул брови.
– А другие разве хотят?
– У нас по желанию, товарищ полковник, – негромко, но твердо произнес майор Спрогис. – В разведку, в населенный пункт пальто даже лучше. – И, как бы предупреждая дальнейшие расспросы, добавил: – Не беспокойтесь, товарищ полковник, все они уже были в немецком тылу.
«И эта девчонка?» – чуть не вырвалось у Виктора Ивановича.
Шел вдоль строя, узнавал фамилии, разговаривал с разведчиками, даже шутил, а сам, как признался потом Спрогису, думал: насколько это противоестественно, когда девушка отправляется на риск, навстречу смертельной опасности. Ну, здесь, на передовой, в общей цепи, где рядом свои, где позади пулеметы, пушки, танки, вся, можно сказать, страна за спиной – еще допустимо. Здесь огромный и отлаженный воинский механизм, который заботится о членах своего коллектива, стремится дать каждому допустимую нагрузку, бережет по мере возможности. А как же там, среди врагов, где только гибель вокруг и ни от кого никакой помощи? Там даже обогреться негде в холодные ночи. И постоянное напряжение, способное вымотать человека за несколько дней. Далеко не всем мужчинам под силу такое. А эти разведчицы – особой закалки, что ли? Особую школу прошли?.. Да какая там школа у этой девушки с одухотворенным лицом и милой улыбкой, какая закалка у этой тростиночки – сердитой девчонки?! Необходимость – и только. Не пускать бы их в промозглую мглу, отправить бы назад, в теплые комнаты, чтобы учились, да работали, да детишками обзавелись в свой черед…
– Пора, – это голос капитана Епанчина.
– Удачи вам! – сказал Полосухин. Помолчал немного, ища подобающие слова. Как напутствовать бойцов? Не нужны им громкие фразы, они хорошо знают, почему и ради чего идут на задание. – Надеюсь, товарищи, мы увидимся. Уверен, что увидимся. До скорой встречи!
Повернулся и зашагал к дому. За спиной его раздались негромкие команды.
В горнице Полосухин набил табаком трубку и сразу вышел на крыльцо. Разведчиков уже не было. Все растворилось, исчезло в глухом мраке. Где-то очень далеко ухали тяжелые взрывы, тенькали оконные стекла. Там, вдали, даже ночью не прекращается бой. А в полосе его дивизии тихо. Но надолго ли? Может, немцы уже изготовились к наступлению, может, они начнут утром? Ну, что же, и он не сидел сложа руки.
Закурив, Виктор Иванович с удовольствием затянулся несколько раз подряд. Это лучший отдых для него: постоять одному на воздухе, подымить, расслабиться хотя бы на несколько минут. А в помещении он не курил и другим не советовал. Противно, когда в комнате воняет табачищем. Противно и вредно. Особенно тем, кто не курит.
Между собой добровольцы называли Спрогиса «человеком без переживаний». Артур Карлович знал об этом. Сорвались у кого-то такие слова и полетели из группы в группу. Не очень-то они наблюдательны, эти девчонки и мальчишки. Строгая требовательность, всегда ровный голос – вот что видят и слышат они. У майора многолетняя привычка – всегда держать себя в крепкой узде. И невдомек, конечно, девушкам и парням, как волнуется он за своих питомцев, как мучает его совесть, если случается срыв. Они – молодые – многого не знают, не понимают еще, они имеют какое-то право на ошибку. А он обязан предвидеть все, что может произойти с ними, за очень короткий срок обучить их хотя бы азам труднейшей разведывательно-диверсионной работы. У них молодость и здоровье, у него опыт и знания.
Да, очень большой опыт, накопленный всей жизнью. В пятнадцать лет – разведчик 7-го латышского полка, защищавшего Советскую власть. Выглядел совсем мальчишкой, пробирался в тыл белых, на него не обращали внимания. В середине 1919 года был отозван в Москву. Принимал участие в нескольких сложных операциях ВЧК. Затем Феликс Эдмундович Дзержинский направил его на пулеметные курсы Красной Армии. Курсанты не только учились, но и охраняли Кремль, Советское правительство, самого Владимира Ильича Ленина. Несколько раз стоял Спрогис на посту у квартиры Ленина. Это было высокое доверие, приносившее огромную радость. Владимир Ильич нашел время побеседовать с латышским пареньком.
Потом были трудные бои на Южном фронте, разведывательная работа в тылу Врангеля, в бандах Махно. Долго служил на границе. Окончил высшую пограншколу. Увлекался различными видами спорта, что очень помогло ему переносить физические и нравственные перегрузки. На всесоюзных стрелковых соревнованиях успешно защищал честь динамовского коллектива. В 1929 году команда заняла первое место…
Когда пришлось решать, ехать ли ему в отпуск на Черное море (путевка была в кармане) или немедленно отправляться в Испанию, он ни минуты не колебался. Перебрал вещи в чемоданчике, отложил ненужное и был готов.
Советник по разведке Малагского, а затем Мадридского фронта, он много раз ходил в тыл врага, добывал ценные сведения, доставлял пленных франкистов. Разведгруппа у него была небольшая, но какие люди подобрались в ней! На счету группы – семнадцать взорванных вражеских эшелонов! Навсегда останутся в памяти операции в горах Гвадалахары, переправы через бурную реку Тахо… Когда Артур Карлович возвратился из Испании, на его груди сияли два ордена: Ленина и Красного Знамени.
Ему было чем поделиться с комсомольцами-добровольцами, но времени – в обрез. Невероятно сложная и тяжелая обстановка: решалась судьба Москвы, судьба социалистического Отечества. Фронту требовалось отдать все.
Сейчас, трясясь в грузовике, возвращавшемся в Кунцево, Артур Карлович испытывал особое беспокойство. За все время существования воинской части 9903 он передал армейской разведке самый многочисленный отряд, под общим руководством Бориса Крайнова. Действовать им предстояло в треугольнике Можайск – Верея – Наро-Фоминск, в районе, насыщенном вражескими войсками. Начальник разведотдела штаба фронта полковник Ильницкий, давая указания Спрогису, дважды подчеркнул: послать самых умелых, самых активных, самых надежных. В ближайшие дни на карту будет поставлено многое.
Артур Карлович сделал все, что мог. В отряде лишь четверо новичков, да и то из числа тех, кто отличился на занятиях. Некоторые разведчики и сам Борис Крайнов уже бывали в тех местах, куда проложен маршрут. Разработаны несколько вариантов связи с разведотделом 5-й армии, с направленцами диверсионного пункта. Но справятся ли молодые бойцы?! Поучиться бы им хотя бы месяц-другой…
Теперь оставалось только ждать вестей от Крайнова и Проворова и готовить, без передышки готовить пополнение, обучать прибывших новичков. Парни и девушки занимаются по двенадцать часов. Устают так, что замертво падают на свои койки. И Спрогис тоже устал. Двое суток почти без сна. Ему тоже только бы добраться до кровати. Но он не ляжет. Войдет сейчас в тихую казарму, поднимет людей по тревоге и сам отправится с ними в темный лес, в глубокие кунцевские овраги. Курсанты будут «переходить линию фронта», двигаться по компасу, натыкаясь на кусты и деревья, будут ругать мысленно бесчувственного командира. А майор, перебегая и переползая вместе со своими учениками, будет думать не столько о них, сколько об отряде, который прорывается в эти часы во вражеский тыл.
Тревожило Артура Карловича и еще одно обстоятельство: правильно ли поступил, назначив командиром второй группы Павла Проворова. Долго толковали об этом с комиссаром. Формально все вроде бы правильно: Проворов прошел соответствующую подготовку, побывал во вражеском тылу. Человек неунывающий, смелый, даже лихой. Если бы речь шла о назначении его командиром разведывательного подразделения регулярных войск, у Спрогиса не возникло бы никаких колебаний. И комиссар Дронов Никита Дорофеевич говорил: «С комсомольца Проворова можем спросить строго. Характер крепкий, знания получил». Это так, но у разведчиков-диверсантов, ведущих партизанские действия, своя специфика. Чтобы руководить многоцелевой группой в тылу врага, нужны особые качества, определенная житейская мудрость, умение понять и оценить сложную обстановку, найти верное решение, учесть настроение людей. Гибкость требуется в сочетании с твердой волей, целеустремленность – с заботливостью. Как, например, у Веры Волошиной.