Текст книги "Мина"

Автор книги: Владимир Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Романовский Владимир
Мина

Владимир Романовский

МИНА

Рассказ

Ранним июльским утром из последнего подъезда шестнадцатиэтажного дома вышел с двумя светлыми пластиковыми мешками Дмитрий Петрович Осокин. Один из них, почище, предназначался для сбора пищевых продуктов, второй, с налетом серой пыли, – для изделий промышленности.

Несмотря на свои семьдесят пять лет, худобу и сутулость, двигался он довольно проворно. На ногах его деловито поскрипывали полустертые, бурые, как глина, башмаки. Легкий ветерок приятно обдувал лицо, разгоняя остатки сонливости, ласково шевелил на голове редкие седые пряди. Полы короткой, неопределенного цвета куртки и спортивные шаровары раздувались, как паруса.

Он вытащил из кустов припрятанную палку с вбитым на конце гвоздиком и не спеша направился к площадке для мусорных контейнеров. Всю свою рабочую амуницию и другие нужные вещи он в разное время добыл именно с помощью этого нехитрого устройства.

А вещи и предметы попадались порой самые неожиданные. Весной он выловил вполне приличное демисезонное пальто для своей супруги Екатерины Ильиничны, потом слегка поржавевшие три кастрюли, которые она отчистила и продала соседке для дачи. Однажды ему попался батон сервелата, покрытый, как позолотой, желто-зеленой плесенью; он оттер его, сунул дома в свой древний холодильник, прыгающий и гремящий, будто железная бочка, и потом дней десять подряд баловал себя колбасными бутербродами. Екатерина Ильинична колбас не употребляла: страдала желчным пузырем и диабетом. Но диетические продукты и свежие овощи в мусорных контейнерах, как правило, отсутствовали, и их приходилось покупать на рынке. Вынужденная эта роскошь за две недели опустошала их месячный бюджет, состоящий из двух пенсий.

Сам Дмитрий Петрович втайне считал, что настоящую болезнь ни одно лекарство не возьмет, и, кроме "чекушки", никаких медикаментов не признавал, да и стоила она теперь дешевле таблеток и овощей.

Низина за московской кольцевой дорогой была подернута белесым туманом, над темным лесом вставала нежно-розовая заря. Полюбовавшись восходом солнца, Осокин не спеша продолжал путь.

Вокруг не было ни души, Привстав на поребрик у контейнерной площадки и стараясь держаться с подветренной стороны (от заполненных отходами контейнеров довольно гадко попахивало), он принялся методично обследовать их содержимое.

Большинство контейнеров оказались полупустыми, а то, что в них было, никакого практического интереса не представляло. Даже по отходам становилось ясно, что жизнь идет куда-то не туда.

Он обследовал уже три контейнера, но ничего путного не попалось.

В четвертом, полупустом контейнере гвоздь на конце палки скрежетнул по металлу. Никак опять кастрюля, оживился Дмитрий Петрович и, встав на носки, заглянул внутрь. Он ловко вывернул предмет из груды бумаг и от удивления встряхнул седой головой и зажмурил глаза. Вспомнились молодость, их саперный батальон, разминировавший польские тропы и дороги, горы вот таких же плоских и круглых, с тарелку в диаметре, металлических коробок на обочинах... Он отдернул палку и открыл глаза: сомнений не было, перед ним тускло поблескивала зеленоватыми боками новенькая противопехотная мина. Сколько похожих игрушек он перетаскал в свое время...

Он оглянулся: двор и прилегающие проезды были пустынны, только на кольцевой тяжело гудели редкие грузовики. Оставлять здесь мину он не собирался: нельзя, вдруг взорвется от случайного удара. Заявить в милицию и поднимать панику тоже не хотелось: начнутся допросы, где, да как, да почему, да не видел ли он кого, наладят слежку за контейнерами, и прощай тогда дополнительный источник существования. А главное, не хотел он её отдавать, этот хоть и опасный, но все же привет из далекой саперной молодости. Если обращаться с ней умеючи, ничего не случится, таскают же люди за пазухой ядовитых змей, а в хозяйстве в такое время любая вещь, даже мина, могла пригодиться.

Через несколько минут он уже входил с новым своим приобретением обратно в квартиру. Из кухни доносился запах тушеной капусты и постного масла.

– Ну как? – спросила Екатерина Ильинична, выглянув из-за двери. Была она пониже ростом, полнее его и не так подвижна.

Он потоптался в прихожей, раздумывая, говорить ли ей о находке, потом решил, что надо сообщить: она тоже была фронтовичкой, в саперном батальоне они когда-то и познакомились.

– Все хуже и хуже... Но кое-что выудил. Он стянул куртку и туфли и прошел на кухню. Она помолчала, осторожно помешивая на сковороде шипящую капусту, потом повернулась к нему:

– А что выудил-то?

– Мину.

– Какую мину?

– Противопехотную, – он присел за стол.

– Зачем она тебе? – буднично, без удивления спросила Екатерина Ильинична, словно речь шла о старом утюге или кастрюле.

– Продам, может.

– Кому она нужна-то, – вздохнула жена.

– Посмотришь? – спросил он.

– На что?

– На мину.

– Что я, мин не видала, что ли?

После завтрака Дмитрий Петрович решил вздремнуть, но мысли о мине не давали покоя. Наконец он поднялся:

– Кать, я пойду пройдусь немного. В голове гудит.

– Купи заодно молока. Возьми деньги, там, в столе.

Через час он вернулся с пакетом молока. У их двери топтался какой-то парень, здоровый, высокий и кудрявый, с черным дипломатом в руке.

– Тебе кого? – спросил Дмитрий Петрович.

– Осокина.

– Ну проходи, – погасив удивление, Дмитрий Петрович открыл ключом дверь и пропустил парня в квартиру.

Из их единственной комнаты выглянула Екатерина Ильинична, поздоровалась и смерила парня спокойным взглядом.

– Вы извините за ранний визит, боялся, что вы уйдете... Я к вам по делу.

– Проходите в комнату, – пригласила Екатерина Ильинична. Парень сел за накрытый белой скатертью стол и огляделся. В просторной комнате, кроме этого стола, старой диван-кровати, четырех рассохшихся скрипучих стульев и допотопного телевизора, стоящего на таком же стуле, ничего не было.

– Я представляю фирму "Старт", мы занимаемся недвижимостью... значительным тоном начал он и обвел Осокиных ясными глазами. Они выжидающе молчали, и парень продолжал: – У вас сколько метров комната?

– Двадцать, – безо всякой заинтересованности ответил Дмитрий Петрович.

– А кухня?

– Метров десять, наверно, – Дмитрий Петрович взглянул на Екатерину Ильиничну, та подтверждающе кивнула.

– Мы могли бы обменять вашу квартиру на меньшую, с комнатой около пятнадцати метров и кухней метров в пять, а разницу вы получили бы в твердой валюте.

– Как это? – спросил Дмитрий Петрович.

– Если разница окажется, например, в десять квадратных метров, вы в результате обмена получите компенсацию в восемь тысяч долларов. Это большие деньги. Ну зачем вам такая большая комната? А деньги ведь наверняка нужны...

– Нужны, конечно, но мы как-нибудь уж перебьемся, – вздохнул Дмитрий Петрович. Жена его согласно кивнула.

– Купите дом в деревне, на свежем воздухе... – продолжал парень.

– Привыкли мы к этому... несвежему. А на свежем воздухе теперь уже и дышать не хочется, – Дмитрий Петрович снова вздохнул.

– Да поймите, вы получите несколько тысяч долларов! – воскликнул парень.

– Зачем нам столько? – Дмитрий Петрович пожал плечами.

– Вы владеете недвижимостью, а она может и должна приносить доход, горячо заговорил парень. – Положите деньги в банк...

– Так мы, ребята, – перебил его Дмитрий Петрович, – сами уже стали недвижимостью. Куда нам двигаться и на что? Вы уж не обижайтесь и извините, – он поднялся, давая понять, что разговор окончен. Парень хмыкнул, покачал головой и удалился. Проводив его, Дмитрий Петрович вернулся в комнату.

– Ну как бок-то? – спросил он.

– Ноет, да ничего... Как-нибудь, – она вздохнула.

– Кать, дай пару рублей.

– Зачем они тебе?

– Куплю пакет, пластмассовый...

– Пакет? Зачем?

– Надо. Думаю мину в банк продать, – вдруг сказал Дмитрий Петрович. Предложение парня натолкнуло его на новую идею, которую он и решил обдумать.

– Не купят. Зачем она банкирам? – удивилась Екатерина Ильинична.

– Мало ли зачем... Пригодится. Они вон все гребут. Возьмут и мину, он наклонился под диван, вытянул мину и осторожно задвинул её обратно.

– Смотри, рванет, – Екатерина Ильинична потерла ладонью правый бок, ноющая боль не давала покоя.

– Не рванет, я её в тряпку заверну и понесу в руках, потом в пакете торчком поставлю.

– Помнишь, в сорок пятом один тоже все упражнялся, только кишки и остались.

– Дак он под мухой был, сравнила тоже, и мина была противотанковая, возразил Дмитрий Петрович.

– Ну смотри... – Она вздохнула. – Набери мне горячей воды в бутыль, грелку приложу да прилягу.

– Все ноет? – спросил он.

– Тянет... Ничего, отлежусь. Ты осторожней там. Ключи не забудь. И оденься поприличней, а то и в банк не пустят. А я полежу.

Дмитрий Петрович достал из встроенного шкафа единственный свой костюм, серый, в полоску, купленный лет пятнадцать назад, белую рубашку и черные ботинки. Не торопясь оделся, выпустил на пиджак ворот рубашки и тщательно причесался. Потом протер тряпкой мину и, стараясь не оставлять отпечатков пальцев, завернул её в старое полотенце.

– Я пойду, – он заглянул в комнату. Екатерина Ильинична окинула его взглядом и одобрительно кивнула:

– Ну ты скажи, натуральный жених.

– Да уж, – он посмотрел на её бледное от бессонницы и боли, невеселое лицо.

– Купи овсяных хлопьев по дороге, – она крепилась изо всех сил, скрывая свое нездоровье, не желая огорчать и без того замотанного заботами супруга.

– Тогда ещё надо несколько рублей. Да на жетон, я из автомата звонить должен.

– Возьми на кухне. Там теперь только на овощи и останется.

– Ничего... Разживемся скоро.

– Не задерживайся, Мить... Чего я тут одна-то...

– Постараюсь, – обронил он на пороге.

Спустя час худощавый седовласый старик с пакетом, из которого виднелась пачка овсяного "Геркулеса", поднимался по гранитным ступеням "Омега-банка". Его обогнали две молодые женщины. Рослый охранник провожал их долгим заинтересованным взглядом и на Дмитрия Петровича не обратил внимания.

На первом этаже вдоль правой стены тянулась стойка с кассовыми окошечками, прямо в конце зала открывалась лестница на второй этаж, а слева, над стендом с объявлениями и рекламой, стояло несколько кресел. К ним-то Дмитрий Петрович и направился. Постоял, изучая стенд и кося взглядом на посетителей, выписал на бумажку телефон секретаря генерального директора и опустился в кресло. Положив пакет на колени, осторожно извлек из него завернутую в полотенце мину и положил её у ног, прикрыв пакетом. Никто не обращал на него внимания. Он наклонился, делая вид, что завязывает шнурки, освободил мину от полотенца и задвинул её глубоко под кресло. Выпрямился и снова окинул глазами зал. У касс царило легкое оживление, несколько человек отошли к высоким столикам и заполняли какие-то бумаги. Дмитрий Петрович поднялся и спокойно направился к выходу.

На улице он заторопился: теперь нельзя было терять ни минуты. Перейдя площадь, втиснулся в подошедший троллейбус и доехал до ближайшего метро. В будке телефона-автомата достал скомканную бумажку и набрал номер секретаря генерального директора.

– "Омега-банк", – ответил ему приветливо шелестящий женский голос. Алло, вас слушают, говорите.

Он глубоко вздохнул и глухо проговорил:

– Дэвушка, твой банк заминирован. Срочно дай дырэктора, – он сам не узнал свой внезапно севший голос.

Послышалось какое-то восклицание, потом писк, треск, и приятный мужской баритон произнес:

– Что вы хотели?

– Слушай нымателно, дарагой. В банке мина...

– Какая мина? – тревожно спросила трубка.

– Протыв пэхоты. Под крэслом. Это прэдупрэждэние. Завтра в одиннадцать от мэна прыдот чалавэк. Пэрэдашь ему двадцать тысяч долларов. Если его задэржишь, если нэ дашь дэнэг, будэм тсба нэмножко взрыват... – Дмитрий Петрович повесил трубку и почувствовал, что весь взмок. Он вышел из будки и снова, уже не спеша, направился к троллейбусной остановке. Теперь можно было не торопиться.

Через пятнадцать минут он выбрался из переполненного троллейбуса, пересек площадь и отыскал в сквере напротив банка свободную скамейку. Из его дверей уже начали выводить посетителей и встревоженных сотрудников.

Внезапно раздался вой сирены и к зданию из боковой улицы подкатили голубой автобус и несколько милицейских машин. Из автобуса высыпало два десятка парней с короткими автоматами, в темной униформе, и через мгновенье банк был оцеплен. Несколько человек в военной и гражданской форме с какими-то приборами в руках и миноискателями бросились к дверям.

Прошло минут десять, и из входных дверей показались двое военных с носилками. Мину выносят, с облегчением подумал Дмитрий Петрович. Быстро работают ребята, молодцы, обрадовался он. Мину несли осторожно, как тяжелобольного, носилки поставили в военный микроавтобус, и минуту спустя, сопровождаемый милицейскими машинами и воем сирен, он покатил по улице.

В огромном кабинете генерального директора банка проходило экстренное совещание. Кроме двух заместителей присутствовал подполковник Тихомиров из управления по борьбе с терроризмом.

Только что была ещё раз прослушана пленка с записью голоса звонившего.

– Какой-то деревянный голос, будто у робота, – покачал головой Антонов, первый заместитель, молодой человек с худощавым лицом и услужливым взглядом.

– Старался изменить. Но акцент-то никуда не спрячешь. Акцент есть акцент, – пояснил Тихомиров. – Опытные ребята: на мине ни единого отпечатка пальцев...

– В том-то и дело, – резко вмешался директор. – Поймите, кто-то организует наезд, они все продумали. Только сегодня из-за прекращения приема валютных вкладов на каких-то два часа мы потеряли огромные деньги. А в следующий раз? Кто станет держать вклады в банке, который периодически минируют? Мы просто прогорим. Надо отдать им двадцать тысяч, для нас это не деньги. И пусть катятся.

– В следующем месяце они потребуют их снова, – усмехнулся Тихомиров.

– Ну и черт с ними, дадим. Я обсуждал вопрос со своими заместителями, – он обвел их глазами, – мы согласны выполнить их требование, для нас это выйдет дешевле.

– Довольно трусливая позиция, – бросил Тихомиров. – Только ведь я обязан бороться с терроризмом. А вы его поощряете своими подачками.

Директор, моложавый, но с заметным брюшком высокий мужчина в модном темном пиджаке и бордовом галстуке, поднялся из-за стола и в волнении закружил по кабинету. Волнение было вызвано не только неприятным происшествием, но и упрямством Тихомирова, не поддававшегося ни на какую логику.

– Это не терроризм, а нормальный рэкет, поймите вы. Вот, если бы они потребовали миллион, это был бы терроризм. Двадцать тысяч – это десять процентов нашей прибыли за прошлый месяц, это обычный рэкетирский процент. Мы вынуждены платить при такой работе ваших доблестных коллег... – он развел руками.

– А я говорю, это терроризм, – прервал его Тихомиров. – И представителя террористов я обязан схватить и допросить.

– Это может оказаться случайный человек. А завтра они в отместку устроят взрыв. Вы мне можете гарантировать безопасность?

– Не могу, – спокойно ответил Тихомиров.

– Вот именно. Швырнут мину из проезжающей машины, и ищи ветра в поле. Вашего брата в Москве кишмя кишит, а взрывы как гремели, так и гремят.

– Хорошо, мы его отпустим, но жучок в упаковку мы все-таки поставим... И наблюдать за ним будем. Где-то он передаст бандитам эти деньги. Начальство меня просто не поймет, если я буду бездействовать. Не имею права.

Дмитрии Петрович отомкнул ключом дверь и вошел в прихожую. Екатерина Ильинична возилась на кухне. Он сел за стол и спросил:

– Ну что, полегчало?

– Кажется, отпустило. Хлопьев взял?

– Да, – он выложил желтую пачку на стол.

– А что с миной?

– Продал. Директору банка. Ему как раз такая нужна.

– Зачем она ему?

– Откуда я знаю, что у него на уме: банкир как-никак...

– За сколько? – спросила она.

– За двадцать тысяч.

– Всего-то? – удивилась Екатерина Ильинична.

– Долларов, Кать, – пояснил он.

– Это сколько же будет на наши деньги?

– Чего считать-то, курс скачет, получим посчитаем.

Она опустила руки и повернулась к нему. Дмитрий Петрович поспешно отвел глаза и наклонился, сделав вид, что возится с пакетом.

– Куда нам столько?

– Положим в банк, как этот парень сказал... В санаторий поедем, в Ессентуки, доктора велели, помнишь? А туда в наших тряпках не поедешь, приодеться надо. Потом в клинику тебя положу, в самую лучшую, где начальство лежит... А там, если ты не начальник, то тебя обдерут, как липку. Такой уж теперь хозрасчет.

– Ну смотри, тебе виднее, – она снова повернулась к плите.

– Завтра твоя помощь потребуется, Кать. Дело это секретное, они передадут мне деньги на базаре. А я незаметно суну их тебе. А то ведь как у нас принято: одной рукой дадут, другой обжулят... Как с пенсиями. Как бок-то, сможешь пойти?

– Смогу, почему нет...

Дмитрий Петрович облегченно вздохнул и пошел переодеваться.

На следующий день ровно в одиннадцать Дмитрий Петрович снова появился у дверей банка. На этот раз он был одет в старые брюки, стоптанные ботинки и неопределенного цвета рубаху, на голове топорщились нечесаные седые лохмы. Вид его наводил на мысль о бомжах, подвалах и мусорных свалках.

Он подошел к рослому охраннику и, подняв к нему голову, заявил:

– Меня послали к директору за деньгами. Проводи.

Спустя несколько минут Дмитрий Петрович входил в кабинет директора. Он прошел к столу, пристроил на коленях пустой пакет и смущенно огляделся: в таких огромных комнатах бывать ему не приходилось.

С противоположной стороны стола его внимательно разглядывали директор и Тихомиров. Перед Тихомировым лежал раскрытый блокнот.

– Ваше фамилия, имя, отчество и местожительство, – сухо начал Тихомиров. Дмитрий Петрович принялся отвечать.

Беседа длилась долго, но ничего существенного не дала. Дед рассказал, как на рынке к нему подошел чернявый молодой парень и попросил сходить в банк за пакетом. Обещал хорошо заплатить. Пакет он должен передать сегодня. Он должен выйти из банка, сесть на троллейбус, выйти у рынка, пересечь его и встать с противоположной стороны. Там на остановке, у самой обочины он должен ждать до тех пор, пока к нему не подъедет на машине тот чернявый парень. Он притормозит, подхватит пакет и выбросит ему вознаграждение. Вот и все.

– Рынок рядом, можно дойти пешком... – предложил Тихомиров.

– Не могу, ноги болят, видать, отходился я пешком, – спокойно возразил Дмитрий Петрович.

– Пусть едет на троллейбусе, – вмешался директор.

– Хорошо, – кивнул Тихомиров и снова взглянул на собеседника. Этот... неизвестный, он угрожал вам?

– Нет. Сказал только: если приведу милицию, он меня зарежет.

– А банк? Что с банком? – не выдержал директор.

– Взорвет.

– Так... – Директор красноречиво взглянул на Тихомирова. Тот извлек откуда-то из-под стола небольшой бумажный сверток и придвинул его к Дмитрию Петровичу:

– Здесь деньги. Сделаете все, как он просил.

– Вас мы не виним, – поспешно добавил директор. – Вы – тоже жертва, как и все мы...

Дмитрий Петрович неопределенно пожал плечами и опустил сверток в пакет.

В троллейбусе ему уступили место, он сел к окну и, незаметно запустив руку в пакет, принялся освобождать его от обертки. Сопровождавший его молодой оперативник с миниатюрными наушниками на голове, в которых попискивали сигналы установленного в пакете "жучка", сделав вид, что весь погружен в музыку, стоял на задней площадке, окруженный толпой пассажиров. Объект наблюдения неподвижно сидел впереди, прислонив к окну седую голову.

У рынка Дмитрий Петрович сошел и храбро, как в бурлящий водоворот, кинулся в толпу. Его завертело среди крикливых рядов, галдящих покупателей, в суете и толкотне переполненного народом рынка. Оперативник, работая локтями старательно следовал за ним. Он не волновался, что потеряет объект: в наушниках исправно попискивало, а противоположная сторона рынка была оцеплена сотрудниками Тихомирова. Седая голова то исчезала в гудящей толпе, то возникала вновь совсем рядом.

У овощных рядов Дмитрий Петрович замедлил шаг и начал прицениваться то к помидорам, то к огурцам, то к укропу. Вот он наклонился к пучкам моркови и начал их внимательно рассматривать. Рядом склонилась какая-то старушка. Наконец он выпрямился и зашагал дальше. Он миновал овощные ряды и свернул в сторону выхода. И тут оперативник с ужасом заметил, что попискиванис жучка словно бы отделилось от объекта: звук был в одной стороне, а объект направлялся в другую.

Значит он успел передать пакет, мелькнуло у оперативника. Он перестал преследовать деда и направился на звук, издаваемый "жучком". Звук становился все отчетливее, оперативник ускорил шаг и почти натолкнулся на своего дублера, подключившегося к сопровождению объекта уже на рынке. Тот стоял у мусорного бачка и задумчиво разглядывал знакомый пакет, в котором попискивала опустевшая бумажная обертка. Они переглянулись и быстро пошли вдоль овощных рядов. Молодых, чернявых, похожих друг на друга кавказцев было такое множество, что оба безнадежно вздохнули.

Дмитрий Петрович вышел к остановке и сразу заметил Тихомирова. Увидев, что дед без пакета, Тихомиров удивленно поднял брови и направился к нему. Вид у Дмитрия Петровича был расстроенный. Встав рядом, Тихомиров незаметно процедил сквозь зубы:

– Где пакет?

– Дак он меня встретил у овощных рядов. Выдернул и был таков. И не заплатил, стервец, как обещал... Никому нельзя верить.

– Стойте здесь! – приказал Тихомиров и бросился к рынку. Через несколько минут он вернулся с пустым пакетом в руках.

– Пока вы свободны. До свидания. Если потребуетесь, вызовем... – он раздраженно скомкал злополучный пакет.

– А за что вызовете-то? – недоуменно спросил Дмитрий Петрович.

– Я же сказал, если потребуетесь... Как свидетеля. Когда найдем того парня, для опознания, – уже спокойнее добавил Тихомиров.

– Ну, это я пожалуйста... – Дмитрий Петрович согласно кивнул, попрощался и направился к рынку.

За противоположным входом его терпеливо ждала Екатерина Ильинична. Руку се оттягивала тяжело набитая сумка, на дне которой под овощами лежали две пачки зеленых банкнот. Ждала и беспокоилась, как бы не раздавились помидоры и не перемазали деньги.