Текст книги "Вас любит Президент"
Автор книги: Владимир Романовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Приятное пойло, – сказал Лерой, – этот кот-дю-рон. Ничего лучше в данный момент не нужно. Бордо – было бы слишком. Перебор.
Он закурил.
Дюжина человек из разных стран и сословий толпились, хихикали, обменивались псевдо-циничными замечаниями, стоя, сидя и глядя на величественный метрополис с населением в четыре миллиона, семь миллионов с пригородами, в мире с шестью миллиардами душ. Подъехал Бентли с шофером, остановился у собора, из него вышла среднего возраста дама в вечернем платье – и направилась к террасе. Будто он только этого и ждал, пожилой бродяга с тяжелой гривой седых волос и седой бородой притащился от главного сквера. Группа таким образом была вся в сборе.
– Венера, – Лерой показал пальцем. – Юпитер, – снова показал.
Гвен посмотрела на небо. Слева, на востоке, начинало бледнеть.
Вскоре некоторые из куполов внизу, в сердце города – Инвалиды и Пантеон – выделились в тусклом свете с востока. Черный шпиль Нотр Дам стал темнее неба. Одна за другой исчезли звезды, кроме Венеры и Юпитера. Над горизонтом наметилось импрессионистское оранжевое сияние. Идущая под уклон улица посветлела, смесь света и теней обнажила глубину. Шпиль, и вскоре весь лантерн собора, возвышающегося за спинами зрителей сверхъестественного спектакля, созданного вечной мудростью Бога и гением человека, вдохновленного этой мудростью, осветился, нежась в алых лучах восходящего солнца, все еще невидимого.
– Что вы сказали? – спросила Гвен.
– Ничего, – огрызнулся Лерой, достаточно сердито, чтобы она поняла, что он действительно что-то только что ей сказал.
Ноги у Гвен ныли болезненно. Храбрая, она шла с достоинством весь путь к перекрестку на восток от Клиши, где в пять тридцать утра им с Лероем подали прекрасные омлеты с пушистым багетом и плохим кофе. Оба проглотили омлеты и багет и заказали еще кофе. В кафе больше никого не было.
– Я не верю, что вас зовут Сэмьюэл.
– Тогда просто Лерой.
– Лерой.
– Да.
Светило солнце. Кругом было полно свободных такси.
– У меня в восемь тридцать встреча, – сказал Лерой. – Я могу вас сбросить у отеля.
– Нет, – сказала испуганно Гвен. – Не пойдет. Куда вы едете, туда и я.
– Вы уверены? – спросил он. – Вы очень устали, наверное.
– Я … Лучше пусть я буду усталая, чем мертвая. Это во-первых. Также, не вижу, что вы будете делать на встрече без переводчика.
– Мне дадут там кого-нибудь.
– Да, как же, – сказала она с сомнением. – Я думала, это важно. Для вас.
– Да и нет. Я думал, это важно для вас.
– Да, – согласилась она. – В любом случае, я вам нужна.
– Хорошо, – он вздохнул. – Пойдем на метро.
Он взял из ее ладони двадцать евро и купил пачку билетов. После этого он некоторое время стоял перед потертой картой на стене, намечая пальцем маршрут. На этой линии у поездов были обычные колеса, а не резиновые. Вскоре появился поезд, грохоча. Гвен удивилась, увидев, что Лерой нажал на двери какую-то кнопку. Остальные двери остались закрытыми. Она ни разу раньше не ездила в парижском метро. Она несколько раз, в юности, ездила в нью-йоркском.
Глава двенадцатая. Жан-Пьер
С одной пересадкой они добрались до некогда живописного пригорода, ныне скалящегося старомодной «функциональной» архитектурой, примитивной и уродливой, осадившей и скрывшей от глаз несколько строений шестнадцатого и семнадцатого столетия, находящихся на грани упадка.
– Спросите его, не знает ли он, где здесь участок, – сказал Лерой, указывая на пожилого гражданина, пытающегося что-то втолковать своей немецкой овчарке на старомодном поводке.
– Мсье! – позвала Гвен.
– Э … Да?
– Мы ищем полицейский участок.
– Да? Вас ограбили, да? Ха, ха. Это вон там. Идите прямо, а у светофора сверните.
– Он спросил, не ограбили ли нас, – сообщила Гвен, шагая с Лероем к светофору.
– Паршивый район, – сказал Лерой. – Вот теперь я точно чувствую себя голым. Тот чудик, которого мы встретили прошедшей ночью, помните?
– Да.
– Нужно было с ним подраться. Может, у него был пистолет.
Отделение располагалось в здании девятнадцатого столетия с величественным фасадом. Дорические колонны и фронтон, достойный лучших архитекторов Ренессанса.
– Нам нужен Капитан Равальяк, – сказал Лерой Гвен. – Идите прямо к столу, вон там, и спросите.
Они промаршировали гуськом, и светловолосый бретонец поднял голову, посмотрев на них враждебно. Гвен назвала ему имя. Лерой поднял свою бляху на уровень глаз и произнес медленно, громко, и очень отчетливо, будто обращался к глухому:
– Детектив Лерой, Эн-Уай-Пи-Ди … в смысле, Полицейское Управление Нью-Йорка.
Клерк кивнул и взялся за телефон. Капитан Равальяк вскоре прибыл – кряжистый рыжий парень с холодными зелеными глазами и слегка саркастическим выражением лица, характерным для людей, желающих показаться более дальновидными, чем они на самом деле есть. На мясистом волосатом запястье красовались простые элегантные часы.
– Красивые часы, – сказал Лерой. – Скажите ему.
– Красивые часы, мой капитан, – перевела Гвен.
– Э … Что? А! Благодарю, – сказал капитан. – Мсье Лерой, мне о вас сообщили. Готовы?
Гвен перевела.
– Переводить не нужно, – сказал Равальяк. – Я знаю английский. Прошу вас, мадам, мсье.
Они вышли из здания. Равальяк указал на машину без опознавательных знаков. Гвен чувствовала себя неловко.
Через двадцать минут они запарковались у входа в очень угрюмо выглядящее здание, в котором любой житель северного полушария мгновенно узнал бы тюрьму – место, где некоторых людей содержат в изоляции от остального общества. Равальяк махнул бляхой несколько раз на пути к коридорному закутку, в коем наличествовала массивная чугунная дверь.
Охранник отпер ее. Они вошли. Дверь закрылась, щелкнул замок. Холодок пробежал по спине Гвен. Когда вас запирают в камере, вы не можете не ощутить, что стали вдруг очень зависимы от чьей-то милости.
Человек, сидящий на откидной скамье, спиной к бетонной стене, был темноволос, хорошо выбрит, мелковат, худ – лет сорок, на первый взгляд.
– Вот ты где, Жан Пьер, – сказал Равальяк. – Я – Капитан Равальяк, а это – Детектив Лерой из Нью-Йорка.
– Очень приятно вас всех видеть. Американский детектив приволок с собой любовницу. Вы очень быстро абсорбировали традиции нашей прекрасной страны, Детектив, – сказал Жан-Пьер.
– Это его переводчица, – поправил его Равальяк. – Мсье Леруа … – неожиданно он перешел на французский вариант фамилии Лероя. – Мсье Леруа хотел бы задать тебе несколько вопросов.
– Скажите ему, что это неофициально, ничего не записывается, – сказал Лерой Равальяку.
Равальяк перевел.
– Я хочу, чтобы он понял, что диктофонов и микрофонов при нас нет.
Равальяк перевел и это.
– Тупые мусора, – сказал Жан-Пьер.
– Эй, – сказал Равальяк, ощерясь.
Лерой положил руку на плечо капитана.
– Человек имеет право на мнение и сомнение, – сказал он. – И на вашем месте я бы не позволял бы ему мною манипулировать, капитан.
– Мсье, это…
– Сэр, это важно. Мы для этого приехали из Штатов. Вы согласились нам помочь. Пожалуйста, позвольте мне поступать так, как я считаю нужным. Пожалуйста.
– Ладно, – сказал Равальяк. – Поступайте.
– Скажите ему, – сказал Лерой, – что мы не против, чтобы он нас обмахал, если думает, что при нас микрофоны.
– Обмахал?
– Обыскал, охлопывая, – объяснил Лерой, хлопая себя по груди, бокам, и карманам, чтобы продемонстрировать.
– Даже не думайте, – сказал Равальяк.
– А я вам верю, – внезапно сказал Жан-Пьер по-английски, с акцентом. – Нет при вас микрофонов. Я сомневался по поводу бабы, но теперь вижу, что все нормально. Задавайте вопросы. Задавайте, задавайте. Посмотрим, что за вопросы.
Улыбка не сходила с его лица. Равальяк хотел что-то сказать, но его перебил Лерой.
– А ты не слишком задавайся, парень, будь скромнее, – сказал он Жан-Пьеру на очень чистом, очень отчетливом, очень резком французском. – Рассказать тебе, что я однажды сделал с подозреваемым? А? Это нужно было видеть. Убери с лица глупую ухмылку, если не хочешь попробовать на себе. Гвен, закройте рот. Капитан, вы тоже.
У Гвен упала челюсть. Равальяк не знал, что и думать.
– Что это еще за глупости? – презрительно и вроде бы с опаской спросил Жан-Пьер.
– Я вытащу у тебя зубы, каждый по отдельности, ржавыми пассатижами, – продолжал Лерой по-французски. – Отрежу тебе уши твои оттопыренные тупым кухонным ножом. Завтра я уеду, и у тебя не будет времени написать жалобу. Понял? На каждый вопрос ты мне дашь правдивый и точный ответ. Если хоть один раз помедлишь, я дам тебе в морду. Если помедлишь еще раз, я пропущу тебя через вон ту дверь, забыв ее предварительно открыть.
– Послушайте, хмм, Детектив, – сказал Жан-Пьер. – Вы и ваши коллеги совсем мозгами поехали. Почему вы не можете оставить меня в покое, хотелось бы мне знать. Я во всем признался, и я сижу пожизненно. Оставьте меня в покое! Что это еще за цирк, зачем вы притворялись американцем? Что за игры, а? Я все сказал, что знал. Что же вам еще от меня нужно!
– Мсье, – не очень уверенно сказал Равальяк Лерою. – Прошу вас … – Он знал, что нужно было вмешаться раньше.
– Мсье, – откликнулся Лерой, не сводя глаз с Жан-Пьера. – Оставьте меня с ним один на один на десять минут. Даю вам слово, что он останется цел и невредим.
– Не имею права, – сказал Равальяк. – Вам это известно.
– Но ведь можете.
– Нет.
Лерой протянул внезапно руку и вытащил из кобуры капитана пистолет. Капитан попытался схватить Лероя за руку и почему-то не сумел.
– Выйдите, – сказал Лерой. – Если желаете, я мог бы составить рапорт для вашего начальства. Хотите? Напишу им, что сумасшедший из Штатов обезоружил вас в камере заключенного и велел вам выйти на десять минут. Как вам? Ведь напишу же. Выйди же наконец, сука!
– Я вас арестую, мсье, – сказал капитан.
– Тогда вам самому придется рассказать, что здесь произошло. Не думаю, что вы это сделаете, капитан. Если не выйдете через пять секунд, я выстрелю вам в ногу. Вы меня раздражаете.
Капитан стукнул в дверь. Лицо его полиловело. Лерой спрятал пистолет под куртку. Охранник отпер замки.
– Морис, – сказал Равальяк. – Ты постоишь с нами в коридоре, вот тут, рядом.
– Гвен, – сказал по-английски Лерой. – Идите за капитаном.
– Еще чего. Нет, сперва объясните мне кое-что, – потребовала она. – Каким образом…
– Шшш. Гвен. Пожалуйста. Это очень важно, и касается вас лично. Я нисколько не шучу. Это – касается вас. Не вашей сестры, не Винса, но вас. Честно. Пожалуйста, делайте, как я говорю.
– Не знаю, что думать…
– Положитесь на меня.
– Почему я должна на…
– Потому что мне так нравится, – сказал Лерой, опять раздражаясь. – Потому что некоторые люди знают некоторые адреса. Потому что когда одна попытка провалилась, за ней последуют вторая и третья. Снайперов можно менять бесконечно, пока они не достигнут цели, и их будут менять и посылать снова и снова, если мы не доберемся до источника, и единственный путь к источнику – это мой десятиминутный разговор тет-а-тет вот с этим говном. Неужели это так сложно понять! Вас же и спасаю. Выйдите!
– Что все это значит?…
– Потом расскажу. Выйдите. И ничего не бойтесь. – Что-то в выражении лица Равальяка его позабавило. Он снова перевел взгляд на Гвен. – Здесь абсолютно безопасно. Только вот капитан очень сердитый. Можете пока что сделать ему минет, чтобы он расслабился.
Жан-Пьер засмеялся. Гвен покраснела и вышла за капитаном. Закрылась дверь.
– Так, – сказал Лерой. – Начинай рассказывать, дружок.
– Ну ты и нахал, Лерой, – заметил Жан-Пьер по-английски. Акцент его куда-то пропал. – Тебе положено быть мертвым в данный момент. Или по крайней мере сидеть очень тихо, затаясь.
– Тебе тоже следует быть мертвым. Столько людей уложил, включая женщин, которых ты сперва насиловал. Никто не знал, кто этот неуловимый маньяк. И вдруг ты явился к властям сам, и все рассказал. Честно, как один мертвец другому – зачем?
Жан-Пьер поерзал на скамье. Некоторое время он молчал. Потом поднял голову. – Ну и дела, Лерой.
– Говори, дружок.
– Ты все еще работаешь на?…
– Нет конечно. Не меняй тему. В чем дело?
– Я не…
– В чем дело, мужик? Что за цепочка убийств? Ну, убийства я, по крайней мере, понимаю – тебя разозлили. Охотно вхожу в положение, я сам такой же. Но ты просто пришел и сдался. Что стряслось, солдатик?
– Тебе следовало меня убить, тогда, в подвале, Лерой. Не нужно было меня там оставлять связанного и беспомощного.
– А, так значит, это я виноват во всем?
– В какой-то мере виноват именно ты. Я сидел один в подвале. Ты взял девку с собой и укатил. Подонки пришли и меня обнаружили. Подняли, отряхнули, потащили в тайный дом. Что будет дальше я знал, естественно. Ты тоже это знал. Официально я был уже мертвый.
– И что же произошло? – спросил Лерой.
– Мне повезло. Дураки поленились. Тело нужно вынести и спрятать. Парни позволили телу нести себя. Своим ходом. Им было лень. Довели меня до машины и велели садиться. Даже наручники не надели. Вот я и решил поменяться с ними ролями, и спрятал их тела.
– Я так и предполагал, – сказал Лерой. – А вот что дальше?
– Года два я развлекался. Меня перестали искать через три месяца. У меня было все – свобода, независимость, право на убийство, право на что угодно. Представляешь? Можешь ты почувствовать вкус такой свободы и отказаться от нее? А, приятель? Можешь?
– Это ты развлекался с женой магната? – спросил Лерой.
– А, они об этом наконец-то узнали?
– Нет. Это я узнал. По собственному почину. Понял, что это ты. Ну и дела, дружок – ты знаешь, что этот несчастный кретин сделал, чтобы все скрыть? Он чуть не признался, что сам ее убил. Адвокат отговорил.
– Так ему и надо. Не следовало так нос задирать.
– Ну, ладно. Что было потом?
– Я потерял над собой контроль. Никогда не считал себя эмоциональным человеком, но, знаешь, я же правил миром, оттягивался так, что – не передать. Это вскружило мне голову. И, значит, иду однажды по арабскому району, поздно ночью, и вдруг вижу – девушка, местная, и ее собираются насиловать, тоже местные. Ну и, стало быть, я внес свой вклад в восстановление справедливости в районе. И взял девушку себе. Ездил с ней в Ниццу, а потом в Бразилию.
– Арабская девушка?
– Да. В общем, я влюбился. Это как несчастный случай. Понимаешь? Поскольку наука доказала, что любви нет. Мы вернулись в Париж, и я решил снять квартиру в любимом районе Золя.
– Сен Жермен.
– Да, представь себе. Некоторое время мы были счастливы. Но однажды ночью она поехала навестить подругу в своем старом районе. Было за полночь, она не возвращалась, я сидел как на иголках. Часа полтора я агонизировал, а потом поехал туда. Видишь ли, Лерой, нас учат психологической непробиваемости, у нас иммунитет, и так далее, но…
– Ну?
– Когда человеку стреляют из обреза в лицо, почти в упор … От головы ничего не остается. Голова сбивается полностью, Лерой. Лежит безголовое тело. Копы там были кругом … Я пошел домой. Пару дней я был как из дерева, а потом начались кошмары. Все время. День, ночь, все время. Ты веришь в Бога, Лерой?
– Да, – сказал Лерой.
– Я тоже. Теперь верю. Это Его месть.
– Нет.
– Что – нет?
– Он не занимается такими глупостями. Месть, надо же.
– Все мстят. Исключений не бывает.
– Забудь, дружок. Просто случилась авария, вот и все. Но ты вдруг задумался. Ну так что же – кошмары? Ты из-за кошмаров сдался?
– Это не была просто авария, Лерой. Это не несчастный случай, вовсе нет.
Лерой ухмыльнулся.
– Нет, – сказал он якобы серьезным тоном. – Это была расплата. Те, которые пытались ее тогда изнасиловать, когда ты ее спасал, храбрый рыцарь – ты ведь их всех тогда убил, не так ли?
Жан-Пьер пожал плечами и закатил глаза, будто хотел сказать – «Ну а то».
– И девушка тоже мертва, – продолжал Лерой. – И все – для чего? Чтобы доказать … Что? Кому? Тебе? Или может ты считаешь, что это тебя таким образом Создатель учил, чтобы в следующий раз трупов было поменьше? Не думаю. Повторяю, местью Он не занимается. Ты здоров?
– Я…
– Ты когда-нибудь серьезно болел?
– Нет.
– А в детстве?
– Э … Да. Пару раз.
– Ясно, – сказал Лерой, прикидывая. – Ну, хорошо. Хочешь я тебя отсюда выведу?
– Э … Зачем?
– Да или нет?
– Нет.
– Ты знаешь, я могу.
– Возможно. Ты хорошо импровизируешь. Я видел. Но мой ответ – нет.
– Ладно. Спасибо, что не выдал меня.
– Не стоит благодарности, – сказал Жан-Пьер. – А, да, и вот что, Лерой – поздравляю … Тот номер, который ты исполнил тогда … с девушкой…
– С какой девушкой?
– Которая жива благодаря твоим доблестным усилиям в подвале и еще кое-где. Которую ты вернул любящему отцу. Не один я рыцарь, стало быть. Я, когда узнал, обалдел. Я тебя очень уважаю, Лерой, хоть ты и сволочь. Поэтому и не скажу им, кто ты на самом деле.
– Нет, – сказал Лерой. – Ты, Жан-Пьер, не скажешь им, кто я, поскольку я могу обидеться и сказать им, кто ты. Кстати – почему именно Жан-Пьер? Как это Джордж стал Жаном-Пером?
– Это первое имя, которое пришло мне тогда в голову. Что на самом деле удивительно – так это твоя бесконечная наглость. Живешь под собственным именем и все тебе до лампочки. Нахал ты тот еще, Лерой.
За дверью, Гвен смотрела, как лицо Равальяка лиловеет все гуще. Он отводил глаза. Охранник выглядел равнодушным. Это была не его проблема.
– Не волнуйтесь, – сказала Гвен капитану, не очень уверенно. – Он всегда такой. Он ничего особенного не имеет в виду.
Капитан сделал вид, что игнорирует ее.
Глава тринадцатая. Рю Луи Бланк
Тем временем начался и закончился дождь, увлажнив и слегка улучшив внешний вид данного пригорода. Равальяк отвез Лероя и Гвен к станции метро.
– Вы на самом деле вовсе не из нью-йоркской полиции, а, мсье? – спросил он со смесью угрюмого уважения и враждебности.
– Бляху вы видели, – небрежно ответил Лерой.
– Да перестаньте вы. Вы больше француз чем я, если, конечно, бретонцев, ваших соотечественников, можно назвать французами. Не говорите, я сам догадаюсь. Общие Сведения [Renseignement Generaux, сокращенно RG – действительно, как говорит впоследствии Лерой, более или менее французский эквивалент ФБР], конечно же. И это у вас называется конспирация? Притворяться американцем? Черт знает что.
– Я действительно когда-то работал на Общие Сведения, – небрежно ответил Лерой. – А сейчас я работаю в нью-йоркском полицейском департаменте. Зарплата примерно та же. А вот с медицинской страховкой и выходными могло быть и лучше, конечно.
– Ой, правда? – насмешливо спросил Равальяк. – А почему вы ушли из Сведений?
– Переспал с любовницей президента. Меня понизили в должности, – сказал Лерой, выходя из машины и галантно придерживая дверь и подавая руку Гвен.
– До свидания, мадмуазель, – ядовито произнес Равальяк.
– Ага, да, – откликнулась она.
В метро Гвен спросила,
– Объяснения будут?
– Нет.
– Нет?
Они сидели друг напротив друга, близко. Отведя глаза на какой-то момент, Лерой сунул руку в карман. Письмо? Фотография? Сертификат? Нет, сувенирный брелок с Эйфелевой Башней.
– На сегодня с меня хватит объяснений, – сказал он. – Мне нужно держать себя в руках. Мы на враждебной территории.
– Что это такое – Общие Сведения?
– Французский эквивалент ФБР, более или менее.
– Вы на них работали?
– Если работал, как вы думаете, отвечу я или нет?
Теперь была ее очередь отводить взгляд. Она помолчала.
– Вы когда-нибудь улыбаетесь? – спросила она.
– Бывает, – ответил он. – В основном в темноте.
– В темноте?
– Не люблю улыбаться на публике.
– И по-французски говорите, как француз.
– Столько курсов кругом, – сообщил он ей заговорщическим тоном. – Если действительно нужно, то любой язык можно выучить, и не по верхам. Есть диски, есть справочники. Легко.
– Зачем вы взяли меня с собой?
– Не люблю путешествовать один.
– Я серьезно.
– Вы ведь оплатили поездку, помните?
– А.
– Именно. Ну и помимо этого, мне нравится быть с вами.
– Бокалом вина угостите?
– Нет.
– Почему?
– В этой стране я больше не пью. Я, когда выпью, теряю контроль. – Он помолчал. – Вообще-то, я еще подумаю. Может и выпьем. – Внезапно он вперился в нее глазами и сказал очень отчетливо, – Если меня здесь арестуют, из тюрьмы я уже не выйду. Никогда. Помните об этом, когда захотите кого-нибудь здесь оскорбить. На мою защиту вы можете рассчитывать всегда, но из тюрьмы я вас защитить не смогу.
– Послушайте, – сказала она.
– Помолчите. Мне нужно очень хорошо подумать. Поговорим в отеле.
Некоторое время она на него дулась обиженно, уже поняв, впрочем, что если и есть в мире человек, чьим приказам она охотно могла бы подчиняться, это, наверное, Лерой … Наверное … Почему? Она подозревала, что знает, почему. Были причины. Не очень для нее лестные.
В вестибюле отеля Лерой направился к туалетам. Клерк пристал к Гвен, говоря, что имела место проблема с компьютером и прося виновато, чтобы она снова дала ему кредитку – нужно подтвердить транзакцию. Она открыла сумочку не думая. Вынула бумажник. Затем вспомнила что-то.
– Какую карточку я вам раньше давала?
– Мастер Кард, мадам.
– О. Кажется, я ее куда-то далеко засунула … Виза сойдет?
– Никаких проблем.
Она дала ему кредитку. Она пользовалась кредитками двадцать лет подряд. Никогда раньше не было никаких проблем. Автоматический разговор, автоматический жест.
Лерой вышел из туалета раздраженный. И сразу оценил ситуацию.
– Забудьте, – сказал он ей по-английски. – Соберемся и уйдем. С этими идиотами бесполезно спорить. Я достаточно насмотрелся на здешних блюстителей порядка.
На улице светило солнце.
– У меня есть семьдесят долларов, – сообщил Лерой. – У вас … нет ничего. Что ж. Время пришло.
– Какое время?
– Время подумать, что можно продать из ваших драгоценностей.
– У меня нет драгоценностей.
– Серьги.
– Нет.
– Как хотите.
– Вы не поняли. Я не могу эти серьги заложить.
– Семейное?
– Это серьги моей сестры.
– Батюшки. Настаивать не буду. Есть студенческая меблирашка недалеко отсюда. Хотите попробуем?
Меблирашка забита была до отказа. И две других меблирашки, о которых знал Лерой – тоже.
– У вас совсем нет друзей в этом городе?
– Есть, – сказала Гвен. – Но почему-то я не хочу … хмм…
– … их стеснять, или показывать им меня, или еще что-то.
– Нет, вы не поняли…
– Если подумать, у меня тоже есть здесь друзья, и я тоже не хочу иметь с ними дело, по более или менее тем же причинам.
– Вы не хотите показывать им меня.
– Нет. Себя. Хамоватый народ. Что ж, поскольку на улице относительно тепло, почему бы нам не сделать то, что юноши и девушки без сантима в кармане делают в этом городе уже десять столетий.
– Что же они делают?
– Самолет у нас в пятницу. Нужно выжить три дня и три ночи. Посмотрите вон туда. Что вы видите?
– Где?
– Через реку.
– Лувр.
– Правильно. Теперь смотрите вон на тот купол. На этой стороне реки.
– Капелла Мазарини.
– Точно. Видите мост, который их соединяет?
– Мост Искусств.
– Совершенно верно. На Правом Берегу, под мостом, есть приподнятый закуток, на уровне глаз, если идти вдоль воды. Обычно там занято, но я уверен, что ради нас они потеснятся, если мы вежливо попросим. Вот только не знаю, что делать с вашим чемоданом.
– Что вы имеете в виду?
– Лишняя обуза.
– Ах, правда? А ваш чемодан что же?
Он поставил свой чемодан на землю и открыл его. Перебрал все вещи, одну за другой.
– Спальный мешок, достаточно вместительный для двоих. Запасная одежда – джинсы, трусы, носки, рубашки. Записная книжка. Три шариковые ручки. Запасные шнурки для ботинок и для удушения людей, ведущих себя нерационально. Бритвенный набор. Зубная щетка. Сигареты. Каждая вещь, как видите, имеет непосредственную практическую ценность.
Гвен поставила свой чемодан на землю и положила поверх него платенный мешок.
– Я дала вашему коллеге список, помните? – сказала она.
– Помню.
– Ну и вот, – сказала она. – Так, значит … Запасная одежда…
– Это вечернее платье, – заметил Лерой. – Оперный сезон кончился. Вы собирались посетить здесь какой-то бал?
– Заткнись. Еще комплект запасной одежды. И еще. И еще. Ничего лишнего.
Она закрыла молнию на платенном мешке и открыла чемодан. [Местоимение «ты» вышло из употребления в английском языке несколько веков назад. В русском переводе Гвен и Лерой переходят в этот момент на ты. Переводчик, он же автор романа, сделал это для того, чтобы дополнительно подчеркнуть их возросшую степень доверия и расположения друг к другу, проглядывающую с этого момента в диалогах].
– Четыре книги для чтения вечером в постели, – сказала она. – Записная книжка. Диктофон. Тампаксы. Они для менструации.
– Думаешь, в Париже их больше не продают?
– Заткнись. Цифровой фотоаппарат. Еще диктофон. Провода. Я не предполагала, что твой коллега все это найдет, но он нашел. Я велела ему искать зеленый пакет в ванной. А был пакет вовсе не в ванной. Так, дальше. Косметичка. Мыло. Шампунь. Туфли. Еще туфли. Помада. Еще помада. Акварельный альбом.
– Ты рисуешь?
– Раньше рисовала больше. Бинокль.
– Зачем?
– Чтобы бить тебя по башке, когда ты действуешь мне на нервы. Чулки. Трусики. Лифчики. Зубная щетка. Паста.
– Хорошо, забудем.
– Портативный утюг.
– Забудем, я сказал.
– Еще провода для…
– Я все понял. Пожалуйста. Слушай, давай выпьем где-нибудь чаю и устроимся ночевать, а?
Можно было, наверное, позвонить кому-нибудь из друзей и попросить прислать денег, а может и нет, но так или иначе, Гвен явно вошла во вкус. Приключения так приключения. Хотя, конечно, будь с ней не Лерой, а какой-нибудь более уравновешенный, разумный человек, цивилизованный выход из положения был бы наверняка быстро найден.
Лерою стало ее жалко.
– Знаешь что? Я передумал. Ну его на хуй. Не будем мы сегодня ночевать на улице. Это мы всегда успеем. Пошли.
– Куда?
– Сюрпризы любишь?
– Смотря какие.
– Приятные.
– Присяжные еще не решили, что в твоем понимании является приятным сюрпризом.
– Тебе понравится. Обещаю.
Они вернулись на Сите и спустились в метро, откуда поезд, следующий в направлении Глиньянкура, довез их до Рю Луи Бланк. Перед тем, как войти в метро, Лерой купил в киоске копию газеты «Ле Фигаро» и большую часть пути был поглощен новостями, хмыкая саркастически и отказываясь объяснять, что его так забавляет в газете.
Неужели это любовь, думала она. Неужели любовь так выглядит, и такими ощущениями сопровождается? Странно как. А может я просто увлечена. Она попыталась представить себе Винса. В чисто физическом смысле их нельзя было даже сравнить. Тело у Винса было – не греческий бог, но лучше. Две часто конфликтующие расы смешались в Винсе идеально, отбросив все возможные несуразности и оставив только самые лучшие качества. Лерой же выглядел кряжистым и негибким. И лицо его – бесстрастное, грубоватое, с неровными чертами … и даже жестокое … иногда … нос сломан и грубо, без изящества, починен, возможно не один раз … глаза не улыбаются … походка вперевалочку, как у матроса … А что с другими … хмм … свойствами? Винс – приветливый … страстный … застенчивый … добрый мишка … которого приятно обнимать … и любить … Лерой – капризный, ненадежный, ветреный, упрямый, и совершенно недвусмысленно злонамеренный. Не собственно олицетворение зла, но … хотя, наверное, и олицетворение зла тоже – безжалостен. Теперешнее его проявление расположения – скорее всего просто каприз. В любую минуту все может измениться. Связь? Какая между ней и Лероем может быть связь? Оставьте, пожалуйста! Лерой – эгоистичное животное, думающее только о себе. К тому же, очевидно, пьяница. Сам говорил. Взрывной характер. То, что он взял ее с собой в Париж, не имеет отношения к ее безопасности … Или имеет? Ведь стреляли же в нее! Странный человек. И страшный. Наверное я все-таки влюблена, решила она, иначе я бы была перепугана до смерти, зная, что моя … жизнь … зависит теперь полностью от этого дикого агрессивного чудовища, чье место – в доисторической пещере, где он мог бы рычать в свое удовольствие на восьмерых дрожащих от ужаса наложниц и выходить только чтобы отобрать у охотников убитого ночью мамонта, испиздив соплеменников по одиночке или всех сразу. Гвен, дорогая моя, сказала она себе, ты нынче в такой опасности, что следовало бы, вообще-то, залезть в какую-нибудь дыру потемнее и выждать длительное время, чтобы всё успокоилось. А только нет в цивилизованном мире тайных дыр, в которые можно было бы залезть без функционирующей кредитки.
Улица Луи Бланк находилась в одном квартале от Канала Сен Мартен. На углу помещался отель-развалюха, а на самой улице – прачечная, кафе, забитое до отказа пролетарского типа местными завсегдатаями, и шеренга больших зданий второй половины девятнадцатого столетия. Не будь здесь крутого подъема, улицу эту было бы не отличить от улиц в районе Мэдисон Сквера. Ну разве что двери отличались – из полированного дерева, с бронзовыми кольцами вместо ручек и электронными панелями на дверных рамах. Лерой остановился возле одной такой двери и набрал на панели код. К удивлению Гвен, щелкнул замок, и дверь отворилась. Лерой левой бровью указал Гвен, что ей следует заходить внутрь, и только потом делиться с ним мыслями и сомнениями по этому поводу.
Спиральная лестница с асимметричными площадками привела их на третий этаж, с четырьмя дверями квартир. Лерой что-то вставил в замок одной из дверей.
– Не хочу вмешиваться, но – что мы здесь делаем? – спросила она шепотом, с опаской.
Раздраженный его рык дал ей понять, что она должна оставить его в покое хоть на минуту. Вскоре замок поддался лероеву ковырянию и дверь отворилась.
Он зажег свет. Помещение – типа нью-йоркской студии, плюс обязательные французские окна от пола до потолка. У окон на полу матрас. Несколько деревянных и алюминиевых мольбертов тут и там, а также много холстов на подрамниках, некоторые свежезагрунтованные, иные – с изображениями, относительно реалистическими, маслом. Четыре холста изображали одного и того же молодого, приятной наружности блондина с весьма неглупыми глазами. Лерой тронул один холст пальцем. Мокрая краска. Он вытер палец о штанину.
– Тупая пизда, – пробормотал он.
– Что? Кто?
– Не ты.
Он прошел прямо в кухню и распахнул там холодильник.
– Ага! – сказал он. – Жратва!
– Чья это квартира? – спросила Гвен.
Он проигнорировал вопрос.
– Эй! – сказала Гвен.
– Не так громко, пожалуйста. Если хочешь знать, квартира принадлежит женщине, с которой я когда-то был знаком. Она теперь торчит на ферме в Бретани, владение ее родителей. Надеюсь, проторчит там достаточно долго, чтобы мы с тобой не искали себе в Париже другого жилья в данный приезд.
– А как это … с этической точки зрения?
– Что ты имеешь в виду?
– Или же … Может, это не очень легально?
– Мы уж совершили с тобой в этом городе достаточно нелегального, чтобы нас можно было запереть лет на десять без права выхода на поруки. Просто доверься мне, хорошо? Пожалуйста.
