Текст книги "Америка — как есть"

Автор книги: Владимир Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ГЕНЕРАЛ ШЕРМАН

Следует все-таки сказать несколько слов об этом человеке. Он является единственным и последним на сегодняшний день участником Гражданской Войны, которого до сих пор всерьез ненавидит одна из бывших сторон.

Род Шерманов по американским стандартам – древний и уважаемый. Мэйфлауэр или нет – кто ж его разберет. Дед его сражался с индейцами, со специальным племенем каким-то, у которого был очень храбрый и доблестный вождь, и назвал сына в его честь – Текумсе. Но, конечно же, священники отказывались крестить ребенка с таким именем, посему ему дали второе, нормальное, и поставили его первым – Уильям. Все это происходило в городе Ланкастер, штат Огайо. Потому что (вчитайтесь):

Бульшая часть собственности Шерманов в Коннектикуте пострадала во времена Войны За Независимость (т. е. очень давно), и в компенсацию им дана была земля в Западных Резервах. Во время оно правительства еще не окончательно озверели (в смысле чувства справедливости).

Когда Шерману было девять лет, отец его умер. У Шерманов было одиннадцать детей. И его (как самого умного…) согласился взять на воспитание Томас Юинг, чья жена, Мария, потребовала, чтобы мальчика крестили снова – в католичество. Свою мать, Мэри, Шерман, повзрослев, содержал.

Судя по всему, у Шермана было приличное начальное образование. А шестнадцати лет отроду приемный отец поместил его в Вест Пойнт, учиться войне. Шерман воевал с индейскими племенами во Флориде, а во время Мексиканской Кампании почему-то занимал административный пост на базе в Калифорнии, которая не входила в состав Союза, и там дослужился до капитана. Тридцати лет от роду женился на действительной дочери Юинга Элеаноре. Она была в молодости очень красива и играла на рояле и арфе. У них было восемь детей. И стал Шерман президентом какого-то банка в Сан-Франциско. Это очень плохо сказалось на его здоровье. Он гораздо лучше чувствовал себя на войне, чем в конторе. Подвергался большим стрессам из-за финансовых перемещений и махинаций. Началась астма!

В 1856-м году стал руководить Калифорнийской Милицией. Банк прогорел через год после этого. Шерман переехал в Ливенворт, штат Канзас, и там пытался заняться адвокатской деятельностью. И опять ничего не вышло.

В 1859-м году бывшие однополчане предлагают ему пост суперинтенданта Луизианской Государственной Семинарии Познания и Военной Академии. Друзей зовут Борегард и Брагг (оба, по иронии судьбы, будущие герои Гражданской Войны, воевавшие на стороне Юга… ирония на этом не заканчивается – впоследствии, заведение переименовывается в Луизианский Государственный Университет, на сегодняшний день из всех учебных заведений Юга – самый престижный, и диссиденствующий – впору два портрета вешать на стену, оба Шермана – изначального руководителя заведения и самого ненавидимого в том же заведении человека).

В этом качестве (суперинтенданта, но и бывшего военного тоже) – его вызывают в Батон Руж в 1861-м году. Ирония продолжается, уже с примесью цирка. Конфедерация объявила независимость от Союза. Федеральный арсенал в Батон Руже переходит в руки конфедератов (охраняющие его федеральные солдаты разделились на два лагеря, и лагерь уроженцев Юга разошелся по домам, остаточные северяне не сопротивляются – сдают арсенал). Шерману предлагают принять арсенал от имени Конфедерации и подписать бумагу.

Очень возможно, что никто из участников этого цирка не знал, что родной штат Шермана – не Луизиана, и не Миссури, но Огайо. А то, что для южанина он говорит как-то странно – мало ли что! Кстати сказать, в то время еще не была так везде распространена фамильярность, и у человека, по выговору и одежде неместного, не спрашивали тут же в лоб – а ты откуда к нам прибыл? Считалось неприличным. Прибыл и прибыл, каждый живет, где ему нравится. И он ведь друг Борегарда! Не может у Борегарда быть друзей из Огайо! В Огайо живут проклятые янки.

Увидев, к чему все идет, Шерман подает в отставку (не приняв арсенал). И уезжает на почти-север, в Сейнт-Луис (он же Сен-Луи, штат Миссури, но северный Иллиной – через речку переплыть, хотя речка и широкая), где становится – уж не знаю, каким способом – руководителем Сейнт-Луисской Рельсовой Дороги (это просто конка, да еще на одной линии ходит иногда миниатюрный паровоз). Но через несколько месяцев его вызывают в Вашингтон.

До отъезда на север Шерман написал письмо одному из своих друзей-южан. Переводов на русский язык этого письма не существовало до сих пор, посему прошу простить погрешности, перевод мой, а переводчик я плохой.

«Вы, люди Юга, не знаете, во что ввязались. Страна захлебнется кровью, и один лишь Бог знает, как все это кончится. Все это – глупость, безумие, преступление против цивилизации! Вы тут так легко говорите о войне – вы не знаете, о чем говорите. Война – ужасная вещь.

А также, вы ошибаетесь по поводу людей Севера. Они – миролюбивы, но они серьезны, и они безусловно будут воевать. Они не допустят, чтобы страну уничтожили, не сделав могучее усилие, чтобы ее спасти.

Помимо этого, где ваши люди и где ваше снаряжение? Север умеет построить паровой двигатель, локомотив, вагон рельсовый. Ярда материи, пары обуви не можете вы произвести. Вы спешите воевать с одним из самых могучих, самых изобретательных, самых целеустремленных народов Земли – прямо у вашего собственного порога.

Вас ждет безусловный провал. Только духом и целеустремленностью готовы вы к войне. Во всем остальном вы совершенно не подготовленны, начиная с того, что дело ваше дурное (в смысле, не шибко правое… В.Р.). Сперва вы продвинитесь вперед согласно вашим планам, но ваши ограниченные ресурсы начнут вас подводить, и, когда вы будете отрезаны от рынков Европы (а вы будете от них отрезаны), дело ваше начнет иссякать. Если бы люди ваши остановились бы да подумали, то увидели бы они что кончится их дело провалом».

Не очень складно писал Шерман в начале карьеры (впоследствии писал гораздо лучше). Но образ мыслей интересный. И, по большому счету, был он прав. Правда, также правы были и также мыслили еще миллионов пять народу. Включая многих южан.

Шерман получил чин полковника и участвовал в первом сражении при Булл Ране, где пулями ему задело колено и плечо. После разгрома, Шерман, разуверившись в своих способностях, подал в оставку. Линкольн оставку не принял, и вместо этого сделал Шермана бригадным генералом. И послал его в Луизвилл, штат Кентукки. Там, в непонятной политической обстановке, у Шермана случился нервный срыв. В строй он вернулся через полгода, командовал дивизией в битве у Шило. Дивизия его приняла на себя почти всю мощь атаки южан, но Шерман каким-то образом сумел битву выиграть, и через две недели получил чин генерал-майора. За всем этим наблюдал принимавший непосредственное участие в действиях генерал Грант. О нем Шерман напишет в мемуарах, «Грант стоял за меня, когда у меня мутился разум, а я стоял за Гранта, когда он напивался, и с тех пор мы всегда стоим друг за друга».

В 1864-м году, когда Гранта назначили главнокомандующим, он отдал Шерману свой предыдущий пост – командующего Западным Театром Действий. Там он, Шерман, жег Атланту и придумывал Тотальную Войну (Тактику Выжженной Земли). Там, где проходила армия Шермана, уничтожались все запасы, вся инфраструктура, все постройки. Шерман смотрел сквозь пальцы на нарушение официального запрета на мародерство. Врага, по его мнению, нужно было раздавить психологически, – раз… и сделать так, чтобы у него не было возможностей и средств снова подняться, – два. Это ведет, считал Шерман, к скорейшему окончанию войны.

Справедливости ради следует сказать, что во время Марша Шермана К Морю, через всю страну, фронтом, растянутым на шестьдесят миль, с шестьюдесятью тысячами солдат, гражданское население Юга пострадало действительно очень мало. И жителей деревень и городков, как жителей Атланты, предупреждали, что скоро будут жечь, и предоставляли им время, чтобы уйти. Но, конечно же, без эксцессов не обошлось. И, конечно же, на эксцессы Шерман не обращал внимания.

После войны Шерман был долгое время главнокомандующим, один раз в течении двух месяцев занимал пост главы Военного Департамента, в виду интриг и бюрократии на два года перевел главный штаб в Сейнт-Луис, воевал с индейцами (применяя тактику выжженой земли), издал несколько книг, и умер в Нью-Йорке, в 1891-м году.

Знаменитый танк назван в его честь. Ну а то.

Когда хвалит иностранец, это всегда лучше. Своих хвалят все. Посему в данном контексте интересно выглядит мнение иностранного специалиста.

Английский военный историк, считающийся теоретиком, повлиявшим на все большие войны двадцатого века, Лидделл Харт, участник Первой Мировой Войны, назвал Шермана «первым современным генералом».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. ДЖЕФФЕРСОН ДЕЙВИС

Первый и единственный Президент Конфедерации был человеком противоречивым.

Англо-шотландские корни. Отец участвовал в Войне за Независимость. Старшие братья участвовали в войне 1812-ого года, вместе с Андрю Джексоном отбирали у англичан Новый Орлеан. Сам Дейвис выбрал себе именно военную карьеру. Служил под началом полковника Тейлора, будущего генерала и короткосорчного Президента. Но двадцати шести лет от роду Дейвис влюбился в шестнадцатилетнюю дочь полковника, Сару Нокс Тейлор, а полковник был против брака, и Дейвису пришлось подать в отставку, а уж потом жениться. Не знаю, любила ли юная Сара мужа. Может, и любила. Но через считанные дни после свадьбы оба заболели малярией, и новобрачная умерла три месяца спустя, а Дейвис выжил. Это, очевидно, испортило ему настроение на всю жизнь.

Он принимал участие в Мексиканской Кампании вместе с Ли, Борегардом, и вообще всеми будущими героями Севера и Юга. Был боевым офицером. Результатом военных приключений была потеря зрения в одном глазу и хроническое несварение желудка.

Потом ушел с головой в политику. Один современник о нем высказался так – «тщеславен, как Люцифер, холоден, как ящерица». Был сенатором. Был Министром Войны (соответствующие министерства стали стыдливо называть министерствами обороны только после Второй Мировой). На этом посту его и застала Независимость. Будучи представителем Юга, он тут же ушел с поста. Он участвовал во всех конференциях Конфедерации, и был последовательно и намеренно против отделения, после чего конфедераты взяли и выбрали его Временным Президентом, а затем инагурировали. Странно – но и ситуация была странная. Впоследствии, во время Гражданской Войны, Джеймз Л. Алкорн, политик от Луизианы, назвал его (кажется, в газете) – «паршивым, одноглазым, диспептическим, заносчивым тираном».

Он не принял отставку Ли после поражения под Геттисбергом. В конце войны, перед самым взятием столицы Конфедерации Ричмонда, он бежал с частью своего кабинета по железной дороге. Их догнали и арестовали через месяц у Ирвинвилла, штат Джорджия. Говорят, Дейвис, одолжив у жены попутчика накидку, попытался бежать по болотным кочкам.

Его посадили в каземат, в крепости Монро, на вирджинском берегу. Каземат продувался со всех сторон. На него надели цепи, но через три дня по настоянию врача сняли. Год его продержали в каземате не предъявляя никаких обвинений, в нарушение Конституции Соединенных Штатов. Правда, позволяли свидания с кем попало. За это время он сумел договориться с одним из своих бывших рабов, Беном Монтгомери, и продал ему имение (то бишь, у раба взялись откуда-то деньги, чтобы имение купить – возможно, он что-то прибрал к рукам, когда Дейвиса арестовали, а возможно у него были свои сбережения от заработков на стороне). Бен Монтгомери открыл магазин и еще что-то, запатентовал несколько изобретений (!!), и стал очень богатым человеком.

Дейвиса освободили под залог (!!) по настоянию нескольких людей, которым все это казалось неприличным – в том числе Горация Грили (основателя и владельца газеты Нью-Йорк Трибьюн) и Корнелиюса Вандербилта (строителя железных дорог, основателя клана Вандербилтов).

Дейвиса стало мотать по всему миру. То Канада, то опять Луизиана, то Англия, то Франция. Верховный Суд решил наконец-то закрыть дело (три года спустя). Тогда Дейвис стал президентом страховой компании. В 1875-м году его избрали сенатором (!!!), но он отказался, ввиду того, что Пятнадцатая Поправка к Конституции (в спешке принятая тогда же) не позволяет изменникам занимать политические посты (это ведь только в далеком 1783-м году не то, чтобы прощали Лоялистов, но считали, что прощать-то нечего, мало ли, у кого какие убеждения, война кончилась, начинается новая жизнь – в году 1875-м власти во всем мире посерьезнели).

Дейвис написал и издал несколько книг, концентрируясь в основном на истории Конфедерации. Умер он в Новом Орлеане в 1889-м году.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. ВЗЯТИЕ РИЧМОНДА И ЛИНКОЛЬН

В начале апреля 1865-ого года, после побега Дейвиса из Ричмонда и после отступления войск Конфедерации, Союзная Армия под командованием Юллисуса Гранта вошла в столицу мятежных территорий. Телеграфировали Линкольну.

Ему совершенно не нужно было там быть. Но Вашингтон и Ричмонд разделяют всего сто миль. И Линкольн, вечный непоседа, с неуемным любопытством и непонятным чувством юмора, прихватил с собой малолетнего сына и на речной посудине выехал – из Потомака в Чесапик, а из Чесапика в реку Джеймз, и прибыл в Ричмонд.

Его встретили. Он раскланялся, подозвал одного из майоров, и велел вести его, Линкольна, в дом, из которого недавно спешно выехал Дейвис. Типа, ихний Белый Дом. Он бы и сам прошел, но он не знал, куда идти надо. Он до этого в Ричмонде не был никогда. Оказалось, майор тоже не знал толком, куда надо идти. Линкольн сказал – плевать, пойдемте, авось набредем на что-нибудь. Они пошли по улицам. Линкольн спрашивал местных негров. Те кланялись и охотно показывали, где стоит дом. Линкольн шел широким шагом, как всегда. А ноги у него были длиннющие.

Линкольн вошел в дом, озираясь по сторонам. Дом охраняли офицеры Союзной Армии. Узнали и пропустили. Он попросил проводить его в кабинет Дейвиса. Проводили. В кабинете Линкольн спросил, в каком именно кресле обычно сидел Дейвис. Ему показали. Он сел в это кресло и некоторое время молчал. По свидетельству очевидцев, «странная улыбка играла на его губах». О чем думал Линкольн?

Историки скажут – о! он думал о судьбах… об истории… о своем месте в истории… о горькой участи угнетенных… о свободе… о том, как все будет здорово и справедливо в самое ближайшее время…

На самом деле, конечно же, ни о чем он не думал. Вообще! Ему нравилось сидеть в кресле Дейвиса и странно улыбаться. Ему нравилось, что на него странно смотрят. Ему нравился комизм ситуации, глупость этих взглядов, недоумение этих лиц.

Затем ему в голову пришла новая идея.

«А где же экономка? У Дейвиса была экономка!» – сказал Линкольн.

«Сдала нам дела и ушла», – честно ответил офицер.

Линкольн тут же возбудился.

«Да? Ушла?» – спросил он недоверчиво, вскакивая с места. Кресло Дейвиса ему надоело. «Точно?»

«Совершенно точно, господин Президент».

«Замечательно! Пошли осмотрим весь дом!»

И, радостный, Линкольн быстро вышел, и действительно с большим любопытством осмотрел весь дом, гостиные, спальни, столовую, библиотеку, и так далее. Экономка-то не видит.

Есть фотография Линкольна в профиль, в Белом Доме. Та же странная улыбка на губах. В момент съемки он, да, думает (это в Ричмонде он не думал). Думает он приблизительно следующее – «Эка старается фотограф-то… ишь, брылами как встряхивает… небось, художником себя мнит… что бы такое ему сказать, эдакое… может, пощекотать его?»

Примерно так.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. АПОТТОМАКС КОРТ ХАУС

Девятого апреля войска генерала Гранта окружили войско генерала Ли со всех сторон. Офицеры Ли, видя положение, предложили генералу рассредоточить солдат и малыми отрядами уходить в горы. Война вполне могла перейти в следующую стадию – партизанскую. Но Ли, осведомленный лучше всех о положении на фронтах, решил пощадить солдат. И сдался.

Капитуляция была подписана им в тут же разбитой для этой цели палатке. Есть фотография – за походным столом Грант и Ли.

Чуть ли не на следующий день после этого генерал Джонстон сдался генералу Шерману. Бои еще велись, но Конфедерации больше не было.

Последние сражение, у Палмито Ранч, в глубоко южной части Техаса, состоялось тринадцатого мая и закончилось полной победой южан (!). Но это уже никого не волновало.

Так называемая «Реконструкция» началась сразу. Были победители, и были побежденные. Были соответствующие отношения и поведение. В таких случаях главное – поведение не полководцев, но сержантов, конечно же. Южане чувствовали себя униженными. Северяне на южных территориях вели себя абсолютно бестактно (история не знает тактичных победителей). Тут же стали издаваться указы, тут же начала переписываться история, и было много-много всякого такого, что заставило Ли на собрании ветеранов, спустя несколько лет, сказать тихо, но отчетливо одному из присутствующих – (не помню, откуда цитата, передаю по памяти) – «Сэр, если бы я знал, что так будет… сдачи при Апоттомаксе просто не было бы… мы бы дрались до последнего солдата, до последней капли крови».

Боевые генералы не отличаются прозорливостью. Знанием истории они тоже не отличаются. А как еще могло быть? Неужто Ли не предполагал, что Джонни из Филадельфии не скажет на улице случайно встреченному незнакомому Филу из Батон Ружа, идущему на рынок с женой и детьми – «Ну, ты… угнетатель сраный! Учись настоящим манерам, сука, а то мы вас, южан, били мало, наверное!» – или же какой-нибудь клерк из легислатуры, назначенный на место северянин, не посмотрит косо на пришедшую с прошением южанку, не выдаст ей тихо, но чтобы все слышали, «Но вы же понимаете, мадам, доверия к таким подлецам, как ваш муж-южанин, быть не может никакого у порядочных людей, да и все южанки так или иначе стервы и убийцы по натуре, хотя это лично вас может быть и не касается…» Неужто Ли всего этого не предвидел? Получается, что не предвидел. Да и не было уже у Юга сил сопротивляться. Так что все это – красивые слова, по поводу дальнейшей драки. Хотя, конечно, Ли было очень плохо тогда.

Помимо этого, Ли подал прошение на амнистию. Чтобы в законном порядке быть оправданным. Чтобы на нем не висели никакие обвинения. Его не арестовывали, за ним не следили. Но амнистии ему не дали.

По бюрократической причине, о которой он, гордый воин, даже не подозревал.

Прошение попало на стол к Госсекретарю Уильяму Х. Сюарду (или Соарду), а тот решил, что дело уже разобрано и амнистия дана, а ему только копию передали. И положил ее в папку, эту копию, а на самом деле оригинал. И обнаружено было прошение лишь тридцать лет спустя.

А собственно амнистию Роберту И. Ли дал лично Президент Форд, после чего Конгресс вернул Ли гражданство. Было это в 1975-м году, больше века прошло со времен военных действий и подачи петиции.

Дом и сад Ли, принадлежавшие изначально его жене и доставшиеся ему в виде приданого, были конфискованы. После смерти Ли какой-то суд постановил, что конфискация была незаконной, и владение вернули – сыну Ли. Впрочем, тут же федералы предложили купить у него права, и он согласился.

Бесстрастная энциклопедическая запись гласит:

«Несмотря на Президентское Прощение (Джеральд Форд, 1975), изображение Ли на Стене Наводнений на реке Джеймз оскорбляло чувства некоторых людей, в том числе афро-американцев, и было убрано в 1990-м году в интересах расовой гармонии».

Правильнее было бы – межрасовой.

Но остались конные статуи – в Шарлоттсвилле, штат Вирджиния (родной штат Ли), и в Геттисбурге.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ – СПЛЕТНИ И ПАНОРАМА

Исторический контекст важен хотя бы потому, что в отличие, например, от Троянской Войны, Гражданская Война в Америке (также известная, как Война за Независимость Юга, но – давать название тому или иному событию, всегда, прерогатива победителей) не происходила ведь в вакууме. Все события второй половины девятнадцатого века, и все последующие события тоже, связаны между собой неразрывно. Посему – исторический фон. Он такой:

Во время оно астрономы, дивясь отклонениям орбиты Меркурия, теоризировали по поводу некой планеты Вулкан, существующей между Меркурием и Солнцем. Отсутствие таковой и аберрации поведения Меркурия объяснила впоследствии (вроде бы) теория Альберта Эйнштейна.

В мае 1860-ого года во Второй Войне за Независимость Гарибальди разбил Неаполитанскую Армию.

В июле того же года основан на берегу далекого моря город Владивосток.

В октябре в Новой Зеландии происходит восстание маори.

В ноябре Линкольна избирают президентом США.

Двадцать девятого января рождается в России будущий писатель Антон Чехов.

В следующем, 1861-м году:

В феврале отменено в России крепостное право.

В Варшаве происходит демонстрация против правления Российской Империи. Охрана открывает огонь, гибнут пять человек.

Первого июля в Москве открывается Русская Государственная (не путать с Национальной) Библиотека, бесплатная и открытая для всех.

В этом же году Эдуар Мане пишет девять картин. Но при этом картина Клода Моне, «Impression», с которой началось движение импрессионистов, закончена и вывешена в Салоне только в 1873-м году.

Опера Верди «Силы судьбы», заказанная ему Мариинским Театром, впервые исполняется в Санкт-Петербурге.

Санкт-Петербургская Консерватория основана Антоном Рубинштейном.

Иван Тургенев издает книгу «Отцы и дети».

Виктор Гюго издает книгу «Отверженные».

В шестидесятые годы также:

Лев Толстой пишет и издает литературную эпопею «Война и Мир» с многочисленными послесловиями и раздает большие суммы уличным попрошайкам к большому неудовольствию своей жены.

Джеймз Максвелл публикует свои уравнения.

Грегор Мендель публикует свои изыскания по поводу наследственности (таким образом закладывая фундамент всех теорий о генетике).

Дмитрий Менделеев публикует свою таблицу элементов.

Франция оккупирует Мексику и создает там новое правительство.

В Англии создается первая в мире Ассоциация Футбола (!!) – поздравляю.

В 1864-м году в Париже – премьера оперетты Оффенбаха «Прекрасная Елена».

В 1867-м году Рихард Вагнер заканчивает оперу «Мейстерзингеры».

Также, по годам, следующие изобретения удивляют мир:

1860 – Фредерик Уолтон. Линолеум.

1860 – Оливер Ф. Винчестер. Многозарядное ружье.

1860 – Иван Лупис-Вукич. Самодвижущаяся торпеда.

1862. Наркис Монтуриоль и Эстарриоль. Механическая подводная лодка.

1864. Петер Миттерхофер. Первая действительно пишущая машинка.

1866. Альфред Нобель. Динамит.

1867. Кристофер Л. Шоулз. Практическая пишущая машинка.

1868. Карлос Глидден, Джеймз Денсмор и Самюэл Соул. Улучшенный вариант пишущей машинки.

1868. Джордж Вестинхауз. Тормоз Вестинхауза.

1869. И. В. МакГафферз. Пылесос.

Слово о польской заразе.

Говорят, что в четвертом еще веке, в Китае, подведя бамбуковые трубы с черной жиже, изобретательные изящные китайцы перегоняли жижу и выделяли из нее соль. Неизвестно, так ли это. Про изобретательность китайцев вообще принято говорить тепло и много, но доказательств, как правило, никаких.

Но точно известно, что в восьмом веке в новоотстроенном Багдаде улицы были мощены некой смесью, основным ингредиентом которой был мазут. Это отметил в своем репортаже Марко Поло.

Но все это, конечно же, ерунда.

А не ерунда – вот она.

В 1853-м году польский ученый Лукасевич нашел способ получать из нефти керосин путем дистилизации. Построено первое заведение в Бобрке, на юге Польши, этим занимающееся.

В 1859-м году, за год до избрания Линкольна президентом, Эдвин Дрейк нашел залежи нефти в Пенсильвании. И пошло-поехало. Какое-то время, правда, никто не знал, для чего эта жижа. Некоторые врачи даже прописывали прием внутрь, уверяя, что очень способствует чему-то. Но потом все-таки все поняли, что жижа хорошо горит, а после дистилизации очень хорошо горит. А в семидесятых годах за дело взялись Николаус Отто, Готтлиеб Дамлер, и Вильгельм Мейбах.