Текст книги "Эвтанатор"

Автор книги: Владимир Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

И насильник убегает. Он по-настоящему испугался – в подобных делах инстинкт его разбирается безошибочно.

Оскорблённый поступил с подлецом как только мог.

Факт один, истолкований – уже два, могут быть ещё и другие.

Но нам уже не до них. Время вышло.

– Эван, я – «Дауд», прошу разрешения на внеочередную посадку.

– «Дауд», внеочередную разрешаю. Пятый сектор, стол двадцать три.

Простор был свободным, пространство – спокойным. Посадка – мягкой.

– Здравствуйте. С благополучным прибытием. Как прошёл полёт? Да, простите. Вы – доктор Кордо, я не ошибаюсь? Вы… э…

Господи, как смущаются люди, как отводят глаза, когда им приходится называть эту профессию вслух!

– Совершенно верно. Я эвтанатор, доктор Орлен Кордо.

– Да, разумеется. Я очень рад, то есть… Я хотел сказать…

Совсем запутался, бедняга.

– Отлично вас понимаю. Скажите, как мне вас называть?

– О, простите. Доктор Лавре Пинет, младший администратор Клиники. Рад приветствовать вас на почве Эвана.

– Клиники?..

– Я понял ваш вопрос, доктор Кордо. Конечно, другие учреждения такого профиля имеют какие-то названия. По месту расположения, или в честь основателя, или наших виднейших медиков… Все, кроме нашего. Мы – просто Клиника. С заглавной буквы. Пояснения никому в нашем мире не требуются. Однако что же мы стоим? Прошу в машину. Я вижу, ваш багаж крайне невелик? Впрочем, у нас есть всё, что может вам понадобиться в вашей… деятельности.

– Хорошая машина. Я бы даже сказал – шикарная. Чувствую себя польщённым.

– Ну что вы, доктор, что вы. Мы ждали вас, откровенно говоря, с таким нетерпением… даже были готовы выслать за вами специальный корабль. К счастью, у вас вошли, так сказать, в наше положение. А уж потом мы предоставим в ваше распоряжение…

– Благодарю, доктор Пинет, но этого делать не придётся. Корабль будет ждать меня столько, сколько понадобится. Нет-нет, я сяду сзади.

– Как вам будет угодно. Секунду – кресло подстроится под вас. Итак, вы полагаете, что сумеете сделать всё быстро?

– Опыт подсказывает, что клиентура в таких случаях не склонна к промедлениям. Я ведь выполняю её волю, не более. Конечно, если у клиента возникают сомнения или его состояние вдруг изменяется к лучшему… Но в таком случае я просто прекращаю работу, а вы снимаете заказ. Таков закон. Если же всё пойдёт нормально, то срок определён Всеобщей конвенцией об эвтаназии: мне предоставляется максимум недельный срок для того, чтобы поставить самостоятельный диагноз, а также использовать средства убеждения, дабы побудить больного отказаться от замысла. И наконец – прийти к соглашению с больным при выборе способа… исполнения его пожелания. После этого составляется протокол…

– Я понимаю. К счастью, заказы такого рода не проходят через меня, и в подготовке всей документации я также не участвую… Обратите внимание, сейчас мы проезжаем очень интересные места, в полном смысле слова – исторические. Пятьсот восемьдесят шесть лет тому назад – условных лет, разумеется – здесь, то есть, если быть точным, в пяти эванских стадиях отсюда… Вам, может быть, неизвестно, что наш стадий вдесятеро больше древнего, классического… то есть в десяти километрах опустился корабль с первыми насельниками, основателями нашего мира. Там находится интереснейший музей, а также эванистский кафедральный собор, главный храм нашего мира. Вам будет очень интересно посетить эти места.

– Не сомневаюсь, если, конечно, найдётся время для этого.

– Я уверен, доктор, вы найдёте его, как только ознакомитесь с основами нашего вероучения. Вам просто захочется побывать там. Да, чуть не забыл. Посмотрите – видите впереди, справа от нашей ленты…

«Господи, он не врач, а гид, ему бы возить экскурсии. И явно страдает недержанием речи. Похоже, боится, что если умолкнет он, то стану говорить я и, может быть, задавать вопросы, на которые ему почему-то не хочется отвечать. Но это можно проверить».

– Простите, доктор Пинет, я вас перебью. Мне хотелось бы узнать что-нибудь о клиенте – как о личности и как о пациенте. Потому что…

– К моему великому сожалению, доктор Кордо, я лишён права беседовать с вами на подобные темы. Я лишь младший администратор, подчёркиваю – младший. Вы же будете общаться по профессиональным вопросам с людьми, возглавляющими Клинику. Но если вы хотите услышать что-либо о бытовой стороне вашего пребывания у нас – жильё, питание, времяпрепровождение и тому подобное, – то это как раз находится в моём ведении, и я с большим удовольствием…

– Спасибо. Скажите, нам ещё далеко?

– Ну… я бы не сказал. Нам осталось не более пяти минут до агра-станции, а оттуда, воздухом, порядка сорока минут до Клиники.

– Почему же мы не могли уже на космодроме погрузиться на агрик и лететь прямо оттуда?

– Очень возможно, доктор, что по причине некоторой, так сказать, закрытости вашего визита. Он не рекламируется. И крайне нежелательно, чтобы хоть что-то появилось в средствах массовой информации. Агрик на космодроме неизбежно вызвал бы любопытство снимающей и пишущей братии, которая там всегда околачивается в поисках сенсаций.

– Вы полагаете, что моё появление здесь сенсационно?

– Боюсь, что да.

– Что сенсационного в моей скромной персоне?

– В персоне – ничего.

– Тогда – в моей работе?

– Извините, доктор: вот мы и на месте. Пора пересесть на другой транспорт. Наша машина – второй справа агрик. Позвольте, я понесу хоть что-нибудь. Благодарю. Ага, смотрите – нас увидели, уже открывают люк.

«Чего-то я не понимаю. И как-то не по себе. Будь внимателен и осторожен, Орлен. Пока этого достаточно. Внимателен и осторожен. Но, чёрт побери, что же такого они нашли в этой моей специальности? Уже сотни лет во всех мирах… Или не во всех? Специальность, конечно, не самая прекрасная, и в детстве ни один мальчик не мечтает, а, обучаясь медицине, ни один студент не собирается стать эвтанатором. Но кому-то приходится – поскольку без них не обойтись. А у меня просто не было иного выхода: выбирать не пришлось – взял, что давали. И был рад. Это ненадолго, конечно. Надеюсь, что осталось не так уж много: конечный пункт становится всё ближе. Сильно рассчитываю, что нужная информация дойдёт до меня совсем скоро. Или… Ладно. Кончай нюнить. Работай. Вернёшься на Середину – там найдёшь время расслабиться».

– Доктор Кордо, у вас всё в порядке? Плохо себя почувствовали?

– Что вы, доктор, ничего похожего. Просто я не люблю летать. Но приходится. Пусть это вас не беспокоит.

«Что же всё-таки такого они находят в эвтаназии?»

И в самом деле, что?

В далёком прошлом остались времена, когда об этом спорили. Если человек испытывает сильнейшие страдания, в первую очередь физические, и никто не в состоянии избавить его от них, а существующий уровень науки не даёт такой возможности, то человек нередко обращается к врачам, даже шире – к обществу, с последней просьбой: избавить его от страданий единственным остающимся способом – помочь ему прекратить биологическое существование. Помочь умереть. Разумеется, самым, так сказать, мягким способом. Или хотя бы создать возможность для того, чтобы он мог сделать это сам. Человек – в сознании, свою волю выражает ясно, близкие ему люди, пусть не все и не сразу, поддерживают его выбор. Человек всегда обладает свободой воли, у него есть право выбора. Казалось бы, о чём тут спорить? Право на эвтаназию давно уже узаконено во всех цивилизованных мирах Галактического Союза.

Но что-то всё-таки не так.

Узаконено не значит принято обществом. Везде и всегда законы издавала и продолжает издавать небольшая группа людей. Эти люди, как правило, не представляют общества во всей его многогранности; так должно было бы быть в идеале, но идеал, как известно, недостижим, это – вечно убегающий горизонт.

Смертная казнь в своё время была узаконена повсеместно. Однако общество так и не приняло её до конца, и духовный прогресс, хоть медленно и с осечками, но всё же существующий, смог в конце концов заставить и законодателей, и правителей отказаться от применения узаконенного убийства. И ремесло палача, «исполнителя», ушло в прошлое, можно надеяться – невозвратное.

Но не так уж мало людей считало, что эвтаназия – это тоже всего лишь узаконенное убийство. Пусть и с согласия жертвы. И эвтанатор – тот же заплечных дел мастер, только в белом халате.

Поэтому даже и в те времена, о которых мы ведём своё повествование, к этой специальности люди относились – ну, не сказать враждебно, но во всяком случае с ощутимым предубеждением. Не палач и не киллер вроде бы, однако… немало общего с ними. Пусть законный, пусть с согласия и по просьбе, но убийца.

Таких сомнений и предубеждений было бы лишено общество совершенно атеистическое. Однако исторический опыт показывает, что безбожные общества если и возникают, то ненадолго. По каким-то причинам они оказываются нежизнеспособными. Потому, может быть, что терпение Творца велико, но не безгранично.

Так или иначе, никого не удивляет, что подыскать подходящего человека на должность эвтанатора всегда было делом не простым. Более трудным, чем подобрать кандидата в палачи. Или в наёмные убийцы. Палачом и киллером можно было сделать человека с минимальным духовным уровнем, даже ограниченного умственно, не говоря уже о его культуре. Или человека генетически жестокого, для которого лишение другого жизни – своего рода наслаждение.

Эвтанатором же работать имеет право только медик. То есть человек, получивший соответствующее образование и к тому же имеющий некоторый стаж врачебной дейтельности. Лечения людей, а не их умерщвления. А среди таких людей найти нужного кандидата не просто. Практика показала: даже очень трудно. Врачу вовсе не хочется превращаться в ангела смерти. Разве что жизнь заставит, настоятельно потребует, просто не оставив другого выхода.

Похоже, что с Орленом Кордо судьба именно так и поступила. И в самом деле: заниматься врачебной практикой он имел право только на своей родной планете – точнее, на той, гражданином которой он являлся и где, судя по документам, получил соответствующее образование. В любом другом мире требовалось сдать экзамен и получить лицензию. По каким-то соображениям Орлен этого не сделал. Быть может, он просто не собирался осесть на Середине надолго. Эвтанатором же его взяли без разговоров, напротив, с радостью: вакансия чуть ли не год оставалась незанятой. А диплом эвтанатора признавался без возражений во всей Галактике. Потому, может быть, что эти специалисты всегда добивались стопроцентного результата.

Так или иначе, доктор Орлен Кордо по приглашению властей Эвана прилетел на этот мир в качестве эвтанатора и сейчас заканчивает приготовления к предстоящей работе. Его очень хорошо устроили, предложив на выбор: гостевые апартаменты в Клинике (их предоставляют людям, которым положено находиться вблизи больного, если ранг его достаточно высок, родственникам или сотрудникам) или прекрасный номер в ближайшей гостинице с достойным уважения созвездием, украшающим её брэнд. Орлен выбрал отель, объяснив это достаточно просто:

– Моя работа, как вы понимаете, достаточно нервная. И для отдыха необходима смена обстановки. Пусть ваши апартаменты и прекрасны, но это всё равно больница. Однообразие и покой. А мне может потребоваться, наоборот, пестрота и некоторая встряска. Особенно когда процесс пойдёт к концу. Поверьте, я знаю, что говорю.

Не поверить ему никто не решился. И младший администратор Лавре Пинет согласился, подавив вздох: размещение гостя в отеле обходилось куда дороже, чем полный пансион в Клинике. Однако прежде он попытался возразить:

– Но, доктор Кордо, там вам было бы удобнее ознакомиться с историей болезни, вообще со всеми материалами, которые могут вам понадобиться…

На что Орлен ответил:

– Милый доктор Пинет, вы, по-видимому, не до конца представляете специфику моей работы. А она, в частности, заключается в том, что я должен прежде обследовать больного сам, его физику и психику, прийти к собственным выводам и поставить свой диагноз – и лишь после этого знакомиться с мнением глубокоуважаемых коллег и с тем лечением, которое проводилось. Увы, некоторым из нас не раз приходилось сталкиваться со случаями, когда именно неправильное лечение приводило больного к страданиям, и можно было ограничиться применением иных методик, после чего больные отменяли свой заказ.

Интонация, с какой он это произносил, заставляла заподозрить, что и сам доктор Кордо входил в число упомянутых «некоторых». Так что Пинет не решился продолжить дискуссию. А Орлен завершил её словами:

– Но лаборатория, хотя бы небольшая, в Клинике мне понадобится непременно.

– О, разумеется, – заверил младший администратор. – В таком случае, если вам хватит двух часов, чтобы освоиться в отеле и привести себя в порядок, осмелюсь предложить такую программу: визит к руководству Клиники, которое желает познакомиться с вами, а затем – посещение больного, так сказать, первый взгляд.

– Очень разумно. Как его, кстати, зовут? Это не пустое любопытство. Помните старое изречение «Узнать имя – значит победить?»

– Не слышал ранее, извините. Имя больного – Летин Эро. Если быть точным, это больная.

– То есть… женщина?

– Да. Это имеет значение?

– Никакого.

Так сказал Орлен вслух. Мысленно же: «Господи! Только этого мне не хватало!..»

С женщинами Орлену Кордо (да и Орену Кортону) в жизни не счастливилось.

Нет, не то чтобы совсем их не было. Случались. Но уже после первого угара страсти ему становилось нехорошо. Точнее – стыдно. Не за физику: тут всё было в порядке. Очень стыдно делалось за то, что, кроме этой самой физики, он ничего другого женщине предложить не мог. Не в смысле уровня жизни: краткосрочные мини-союзы возникали всегда в своём кругу, где всем обо всех всё известно – кружок был достаточно тесным. И любая женщина легко узнавала, чего можно от него ждать, а о чём и мечтать не стоит. Любая из тех, конечно, кого это интересовало.

Дело было в другом: они всегда оставались чужими. Непонятными – потому что он никогда и не старался понять их. Не было у него такой потребности. То ли потому, что и без них всегда было более чем достаточно поводов для серьёзных и, главное, срочных размышлений и следовавших за мыслями дел. То ли просто таким он уродился – не с тем знаком, как сам он в те времена нередко думал со странной усмешкой. Если женщину обозначить через минус, то ему самому, как нормальному мужчине, следовало нести плюсовой заряд. Тогда взаимное притяжение было бы обеспечено. Но на деле происходило отталкивание. Одно время он серьёзно переживал, думая, что если он – минусовый, как женщины, то у него должна бы проявиться иная ориентация. Однако сама эта мысль вызывала у него тошноту. В конце концов он решил, что он – не плюс и не минус, а просто-напросто нейтрален. Может столкнуться с любым знаком – и отразить его или отразиться самому, без потерь. Потом он стал понимать, что иногда не отражается от заряженной частицы, но просто разбивает её. Когда он это уразумел, его стыд превратился в стремление изолироваться. Избегать всяких сближений. А уж если так припекло, что хоть на стенку лезь, – обращаться к профессионалкам. При этом ни стыд, ни совесть даже не шевелились. Тут ни с одной стороны не возникало иллюзий.

И такой образ жизни хорошо установился, сделался привычным – но только для того, чтобы в один прекрасный миг рухнуть, рассыпаться, взлететь на воздух, испариться, в общем, подвергнуться всем формам уничтожения.

Он хорошо умел убеждать. И без особого труда убедил самого себя в том, что такой женщины, которая могла бы даже не пробить, но хотя бы зацепить его душу, не существует во всей Галактике. Основания для подобной мысли имелись: ему ещё не было сорока, а он уже успел побывать более чем на половине обитаемых миров. И вовсе не туристом. Наверное, в принципе, такая женщина могла существовать. Но то ли она ещё не родилась, то ли уже умерла. Что в лоб, что по лбу – результат один.

Тогдашний его коллега, с которым он был чуть более близок, чем с остальными, и, кстати, тоже медик по образованию, искренне желая помочь приятелю, однажды посоветовал:

– Слушай, что ты исходишь горечью? Отчего бы тебе не заказать женщину – такую, какой она должна быть, чтобы ты к ней прилип намертво, навсегда? Подумай как следует, набросай схемку, всё желательное и всё недопустимое. И внешне, и внутренне. Разработать в деталях тебе помогут на месте – спецы из «Конструген АО». У них давние связи с «Клоник Лэб», и не скажу, что за неделю, но уж за год они сварганят идеальную партнёршу. Тебе это по карману, ну, с небольшим напрягом, может быть. Ты ведь собираешься на пахоту? На какое поле? Нет, не говори: сам случайно знаю. Топсида, так? Место весьма урожайное. Так что будет и чем заплатить, и наладить новую жизнь – семейную. Вот тебе и решение всех проблем.

– Считай, – ответил тогда Кортон, – что я у тебя в долгу.

И в самом деле, он ведь и сам знал о существовании и профиле этих фирм, изредка даже соприкасался с их продукцией. Но почему-то не приходило в голову воспользоваться их услугами. Хотя он всегда понимал, что для достижения желаемого мало обладать долготерпением и ждать, надо двигаться навстречу, действовать активно, брать игру на себя. Может быть, конечно, из этого ни черта не получится. Но без риска не бывает победы. Так что Орен без промедления составил план, обратился к констругенам и сделал заказ.

После этого три недели он не ходил, а прямо-таки порхал на крыльях. Вернее, душа порхала, тело же было погружено в подготовку к годичной командировке на Топсиду – весёлый и хитрый мир. А в первый день четвёртой недели он явился на фирму и аннулировал заказ. Между прочим, неустойку пришлось платить серьёзную, такие деньги на улице не валяются. И всё же он отдал их с чувством великого облегчения.

Это, безусловно, не могло случиться без причины. Причина возникла совершенно неожиданно. Она называлась – Катя Гай, коллега. Со Стрелы-Второй. Прибыла на время – в порядке обмена. Для некоторой дополнительной подготовки. Кате тоже предстояла пахота. Ей дали инструктора.

Орена Кортона – наверняка решили вы. И ошиблись. Инструктором был назначен Паол Фест – тот самый коллега, что дал Кортону ценный совет.

Фест проработал с Катериной день. А вечером поймал приятеля на выходе. И сказал:

– Слушай внимательно, потому что моими устами сейчас будет говорить Творец.

Кортон не без удивления кивнул.

– Завтра с раннего утра… нет, прямо сейчас вернись в отдел и подай рапорт. Содержание: ты настоятельно просишь освободить меня, Паола Феста, от обязанностей инструктора прикомандированной Катерины Гай и назначить тебя. Мотивировку придумаешь. Можешь использовать мою: профиль её подготовки во многом не совпадает с моими специальными познаниями, зато идеально совпадает с твоими. – Фест извлёк из сумки пластинку и протянул Кортону. – Вот мой рапорт на ту же тему. Оба – и твой, и мой – сразу же переправь в утреннюю почту шефа. С утра пораньше получи его «добро», обожди её у моего кабинета и приступай.

– У меня совершенно другие планы, – ответил Кортон хладнокровно.

– Забудь. Помнишь, что ты мой должник? И обязан выполнить моё требование. Ты его услышал. Выполняй.

– Откровенно говоря, – промолвил Кортон, – я ни черта не понимаю.

– Естественно, – ответил Фест. – Ты ведь её не видел.

– Тем более. Я её даже не опознаю. И вообще – зачем? Хочешь просто спихнуть мне?

– Вот именно. Хочу тебе спихнуть. Ты её увидишь – и сразу всё поймешь.

Долги надо отдавать. Недоумевая, Орен выполнил требуемое. Наутро увидел её. И засмеялся. Потому что понял: она уже родилась. И ещё не умерла, прожив свои двадцать с чем-то лет.

Он всё ещё смеялся, когда она подошла к нему и прижалась головой к его груди. Наверное, и ей сразу всё стало ясно.

К чертям всякие идиотские заказы!

С этого мгновения они не расставались ни днём, ни ночью. Были вместе на занятиях, тренировках и на отдыхе. И даже потом, когда пришла пора полевой работы, он без возражений был назначен её выпускающим, берегущим, а когда она вернётся с поля, он станет её принимающим. Это как бы само собой разумелось.

Так бы и случилось – если бы она вернулась. Но произошло то, что произошло. Неизвестно что. Он потерял её. Потом нашёл. На несколько часов. И снова потерял. Больше она не возникала. Не поступало ни бита информации. Кроме того, что попало на аудио-, видео– и граммо-… Но это, вероятнее всего, было дезой. Чтобы увести ищущих её с верного пути.

Её искали. Всё Бюро, в котором оба они работали. Но упорнее всего – он сам. Ничего удивительного: для других Катя была коллегой, для него же – всем.

Началась пора скитаний – в поисках хотя бы малейших следов. Прошло полгода, а их всё не было. Единственным, что у него ещё оставалось, была надежда. А она питалась лишь уверенностью в одном: если бы Катерины уже не было в живых, то умер бы и он. Без всякой видимой причины. Приключилась бы внезапная остановка сердца или ещё что-нибудь подобное. Но его сердце билось – значит, и её тоже. И то, что сегодня ещё нет никаких результатов, вовсе не значило, что и завтра…

Хотя нельзя сказать, будто результатов до сих пор не было. Один, как минимум, появился очень скоро. Его можно назвать ненавистью. К женщинам. Ко всем. Знакомым и незнакомым. Старым и молодым. Прекрасным и уродливым. Хорошим и плохим. Ко всем живым.

Причина такого чувства была ясна: какое имели они право быть, если её не было?

Нет, Орен Кортон не делал им ничего плохого. Но как бы перестал воспринимать их как реальность. В упор не видел. Никак не общался. Обходил стороной. Стремился забыть, что они вообще существуют на свете. Если же кому-то из них, ещё не знакомых, удавалось обратиться к нему по какому угодно поводу, он, глядя в сторону, лишь пожимал плечами и поворачивался спиной. И уходил.

Вот таким он стал.

И внезапно оказался в положении, когда уже невозможно избежать контакта с женщиной. Когда придётся общаться с ней. Обследовать. Разговаривать. Стараться облегчить её страдания. И если её положение оставит лишь один выход – бережно подвести к этому выходу, открыть перед нею последнюю дверь. И поддерживая до последнего мгновения, помочь переступить порог.

До сих пор ему удавалось избегать такого положения. На Середине он был не единственным эвтанатором, и там уже стало известно, что от работы с женщинами доктор Кордо отказывается наотрез. Но здесь он был единственным. Специально по этому случаю присланным. Отказаться было невозможно: переложить не на кого. И нельзя просто повернуться спиной – начнётся межмировой скандал. А ему следовало ещё какое-то время оставаться на Середине. Там надо ещё копнуть поглубже – Середина была одной из тех точек Галактики, через которые пролегал намеченный для Катерины маршрут – когда она ещё была.

Ну почему, почему им там взбрело в голову послать на этот вызов именно его? Было ещё, как минимум, два человека, кто мог бы… Кстати, одним из них была женщина. Но выбор пал на него. Случайно? Или имелись другие причины?

Впрочем, мысли об этом были лишены смысла. Послали его, и сейчас он был здесь, так что выполнить работу предстояло именно ему и никому другому.

Оставалось только смириться и перешагнуть через самого себя.

На практике это значило: идти на собеседование со здешним начальством и вести себя, как если бы всё пребывало в полном порядке.

Ну, этим-то искусством Орлен владел с давних пор. Всё пройдёт без сучка, без задоринки.

Правда, в предстоящем разговоре он выдвинет кое-какие условия. Не объясняя, конечно, что они вызваны тем, что пациент – женщина. Это покажется, да и на самом деле будет, неприличным. Ничего, причины он придумает по дороге к Клинике.

Доктор Орлен Кордо уложил в визитный кейс всё, что могло понадобиться ему при первом знакомстве с больной. На всякий случай перед зеркалом проверил несколько рабочих улыбок – и для начальства, и для персонала, и для пациента. Губы повиновались хорошо. Вот глаза…

Ничего, на этот случай у него припасены тонированные очки. Старомодно. Но врачу идёт, если он придерживается традиций. Это помогает выглядеть надёжным, фундаментальным. Словно ты и в самом деле стопроцентный доктор. Чтобы показать свою приверженность новым методикам, существуют другие способы.

Медицина всегда была искусством, в котором достаточно много от сцены.

Орлен думал об этом, медленно шествуя по гостиничному холлу, чуть кивая швейцару в дверях и усаживаясь в машину, уже сам вид которой побуждал окружающих снять шляпы. Мелочь, конечно. Но приятно.

Представление начальству прошло даже быстрее, чем Орлен предполагал.

Принимали его трое: менеджер Клиники, главный врач, третий же, скорее всего, прямого отношения к медицине не имел. Так, во всяком случае, определил про себя Кордо. Поскольку общение происходило на лингале, должности этих господ можно было перевести именно таким образом. Хотя, возможно, существовали варианты.

Это, в принципе, не имело значения. Однако следовало отметить: никто из троих не подал ему руки. Его вежливый поклон был встречен сдержанными кивками. Хотя обязательные улыбки – во всяком случае намёк на них – имели место.

«Ладно, не подали руки – а может быть, здесь это вообще не принято? Тот, доктор Пинет – мы с ним здоровались за руку? Чёрт, как же я не запомнил? Плохая концентрация внимания. Опасно. Учти».

– Итак, вы – доктор медицины Орлен Кордо, и ваша специальность – эвтаназия?

– Я врач более широкого профиля, так что эвтаназия – одна из моих специальностей.

– По-видимому, у вас имеются при себе документы, подтверждающие как ваш статус, так и квалификацию. На будете ли столь любезны показать их нам?

– О, разумеется. – Орлен извлёк из сумки всё, что следовало. – Будьте любезны.

Все трое, передавая из рук в руки, внимательно рассмотрели предъявленное. Третий, не-врач, даже заложил карточки в анализатор и удовлетворённо кивнул.

– Благодарим вас, доктор. Здесь указано, что как эвтанатор вы обладаете межмировым статусом. Это очень приятно. Перечень выполненных вами работ также внушает уважение. Очень хорошо. Тем не менее… вы прибыли с Середины. Однако тут нет указаний на ваше гражданство. Вы не серединский подданный?

– Нет. Но мой статус даёт мне полное право…

– Мы далеки от мысли ставить его под сомнение, доктор. Ни в коем случае. Простите нас за чрезмерное любопытство. Просто… к нам не часто приезжают такие люди, как вы. Эван – очень замкнутый мир, и вам, возможно, ещё придётся встретиться с проявлениями этой нашей обособлённости, скажем так. Доктор, мы готовы выслушать пожелания, касающиеся как предстоящей вам работы, так и иных сторон вашего пребывания здесь. Например: может быть, вы нуждаетесь в прислуге для облегчения бытовых сторон жизни? Или в специальном поваре – если вы соблюдаете определённую диету? В переводчике для предстоящего общения с больной? В человеке, который мог бы быть вашим проводником при знакомстве с городом – мы надеемся, что вы удостоите вниманием наши парки, театры, музеи? И тому подобное. Итак?

Орлен склонил голову, благодаря за предложения. И тут же слегка покачал ею, говоря:

– Я тронут вашей предупредительностью, господа. Но позвольте мне отложить ответы на более позднее время. Прежде я должен видеть больного. Провести обследование. Вот в этом я рассчитываю на полное содействие ваших специалистов и лабораторий – если оно потребуется, конечно. Лишь составив картину предстоящей работы и пообщавшись с больным, я смогу понять: нужны ли мне переводчик и проводник или у меня просто не останется времени на что-либо, кроме собственно работы. Уже сейчас могу определённо сказать: в поваре не нуждаюсь, относительно питания у меня нет явных предпочтений или запретов. Я не случайно коснулся вопроса времени: мне хотелось бы выполнить то, чего вы от меня ожидаете, не тратя ни одного лишнего часа, поскольку дома меня ожидает прерванная работа чисто научного характера, работа по контракту, так что я поставлен в достаточно жёсткие временные рамки. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Разумеется, доктор.

Это сказал главный врач. Чиновник же, деликатно кашлянув, проговорил:

– У вас нет предпочтений и запретов в области питания, значит ли это, что вероучение, какого вы придерживаетесь, достаточно широко? Конечно, вы имеете право не отвечать, но всё же я спрошу: каковы ваши убеждения в этой области?

Менеджер уже поднял руку; скорее всего, чтобы отвести заданный вопрос, сочтя его бестактным. Но Орлен опередил его:

– Я принадлежу к последователям Прямого Общения, если вам угодно. Это…

– Доктор, – прервал его менеджер, – мы знаем это учение. Благодарю вас.

– Я также очень благодарен, – присоединился чиновник. – Видите ли, в нашем мире существует лишь одна церковь – Эванская, чьи постулаты не совпадают с догматами многих других учений. Но с Прямым Общением у нас нет никаких противоречий. Скажу откровенно: вы сняли большую тяжесть с моей души. И не только моей.

Двое согласно наклонили головы.

«Он не правительственный чиновник. Духовное лицо. Иерарх, – понял Орлен. – Только не говори им, что как раз эти проблемы беспокоят тебя меньше всего».

– Я очень рад этому, ваше преподобие.

– Мы благодарим вас, – сказал главный врач, как бы подводя черту. – Если у вас нет других планов, мы сейчас пригласим лечащего врача, и он проводит вас к больной. Желаем вам самой успешной работы.

«Слава Творцу: врач – “он”, а не “она”».

– Это в точности совпадает с моими планами. Благодарю вас, господа.

Орлен ожидал, что необходимость общаться с женщиной поднимет в душе новую волну ненависти. К счастью, этого не случилось. Наверное, потому что женщина эта хотя и реально существовала, но в таком состоянии, что ей и в самом деле хотелось поскорее перестать жить.

Правда, когда он увидел её впервые, она находилась в забытьи, не так давно получив очередную дозу сильного болеутоляющего, а проще сказать – наркотика. Орлен подумал, что это даже хорошо: можно было рассмотреть её, не стесняясь своего пристального, холодного взгляда.

Больная, судя по облику, была среднего возраста. Глядя на её лицо, да и тело тоже (Орлен воспользовался врачебным правом не стесняться), можно было предположить, что пока болезнь не скрутила её, она считалась красивой. Теперь это можно было понять, лишь мысленно восстанавливая, как по костяку реставрируют ископаемых зверей. Сейчас от прошлого остались, пожалуй, лишь волосы, ещё достаточно густые. Худое лицо с проступающими сквозь кожу пятнами (пигментация? гематомы?) даже сейчас, во сне, сохраняющее страдальческое выражение. Похоже, ей действительно приходилось очень не сладко. Рядом с койкой стояла капельница с дозатором; видимо, больная могла сама определять время очередного приёма наркотика, в зависимости от очередного приступа боли.