Текст книги "Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли"

Автор книги: Владимир Мелентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Вот почему решение о назначении преемником Кутузова генерала Петра Христиановича Витгенштейна встречено было весьма неоднозначно и расценено многими как очередной промах со стороны монарха.

Здесь придется сделать небольшое отступление. Обрусевший немец Людвиг Адольф Петер Витгенштейн по характеру своему был чистейшей воды славянином. В ту пору он был весьма популярен. Командуя корпусом, прикрывавшим столицу, именно он первым схлестнулся с непрошеными гостями, одержав замечательную победу под Кластицами, за что и наречен был в свете «спасителем Петербурга». Корпус Витгенштейна, пополненный петербургским ополчением, успешно обеспечивал правый фланг русских войск, показав себя превосходно в боях под Полоцком, Витебском и Кенигсбергом. Словом, действия его против французских маршалов Удино, Сен-Сира и Виктора были вполне успешны.

Открытый характер и личная храбрость сделали Витгенштейна популярным среди сослуживцев. Душа обрусевшего немца проявлялась во всем: в приказах его по корпусу, в словах, обращенных к солдату, в беседах с друзьями и гостеприимном его радушии. Словом, немецкой у Витгенштейна оставалась лишь фамилия. Все это выгодно отличало его от Барклая, если бы не одно немаловажное обстоятельство. Дело в том, что в жизни своей Витгенштейну более чем корпусом командовать не приходилось. И опытом по руководству не только объединенными силами двух государств, но даже просто одной полевой армией он практически не обладал! К тому же многие припоминали неудачные действия его на Березине и то, что успешным продвижением по службе Петр Христианович обязан был не только личным дарованиям, но и родительским связям, в особенности энергичной мачехи своей графини Бестужевой (урожденной княжны Долгоруковой), а еще более – близкому родственнику ее Н. И. Салтыкову – фельдмаршалу, князю (воспитателю наследника престола Александра Павловича), а ныне председателю Государственного совета и председателю кабинета министров. И наконец, что также было немаловажным, вновь назначенный главнокомандующий по возрасту и воинскому чину изрядно уступал другим претендентам. Но и это было еще не все. Многие, следившие тщательно за ходом войны и «вхожие в придворную кухню», утверждали, что, назначив на пост главнокомандующего Большой действующей армией и прусских войск генерала Барклая де Толли, император должен был бы расписаться в признании грубой ошибки, допущенной им в начале войны, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Как бы там ни было, а столь стремительное возвышение Витгенштейна вызвало немалую озабоченность в военных кругах. Ведь обстановка к тому времени на театре войны снова стала достаточно сложной.

Еще 6 декабря 1812 года, тайно покинув свою армию, Наполеон поспешил (с поддельным паспортом) в Париж. Прибыв туда, с присущей ему энергией он приступил к мобилизации всех ресурсов страны на продолжение войны. К весне 1813 года им была собрана 300-тысячная армия, которую он и противопоставил союзникам.

Уже в марте французские войска сосредоточились на Майне. В апреле главные силы Наполеона двинулись на Лейпциг. В этой обстановке союзные войска (под командованием Витгенштейна) начали встречное движение. «Свидание» Витгенштейна с Наполеоном произошло 2 мая в сражении при Лютцине, где союзники потерпели поражение и начали отход к Бауцену, на пути к которому ранее бездействовавший Барклай присоединился к главным силам.

Отойдя к Бауцену русско-прусская армия стала готовиться к новой встрече с Наполеоном. Здесь 20–21 мая произошло очередное сражение, и снова войска, руководимые Витгенштейном, «потерпели конфузию».

В первый день сражения Наполеон, имея превосходство в пехоте, овладел переправами через Шпрее. На другой день демонстративной атакой он оттянул резервы Витгенштейна к левому флангу, после чего крупными силами атаковал центр и правый фланг.

Что касается Барклая, оборонявшего как раз правый фланг, то полное самообладание его в критические минуты боя вновь продемонстрировано было во всем блеске. С 13 тысячами солдат он мужественно отразил все атаки 60-тысячного корпуса маршала Нея, а затем в не менее сложной обстановке обеспечил выход из боя главных сил.

Вскоре Елена Ивановна (оказавшаяся снова в Петербурге) принимала поздравления по случаю награждения ее супруга высшим военным орденом Андрея Первозванного и прусским орденом Черного орла.

Поражения русских войск после столь блестящих успехов Кутузова подействовали на россиян ошеломляюще: неужели никто (теперь уже кроме Кутузова) не может «противустоять» Наполеону?!

Витгенштейна обвиняли «в медлительности его соображения», «в неполноте расчетов на сражение» и прочих грехах. Одно было бесспорно: Витгенштейн, успешно командовавший корпусом, для столь же успешного командования объединенными силами союзников ни опытом, ни полководческими дарованиями не обладал.

Поручик свиты царя С. Г. Хомутов писал по этому поводу в своем дневнике: «Мы все ретируемся. В армии беспорядок. Витгенштейн совсем потерял голову, прочие генералы сами не знают, что делают, все хотят командовать, все хотят умничать, отчего страшная сумятица».

Тот же Милорадович при встрече с Витгенштейном прямо заявил: «Беспорядки в армии умножаются ежедневно, все на Вас ропщут, и благо отечества требует, чтобы назначили на Ваше место другого главнокомандующего».

После бауценских событий Петр Христианович, осмыслив происшедшее, нашел в себе мужество признаться, заявив на военном совете, что «он почтет за удовольствие быть под началом Барклая де Толли».

26 мая 1813 года Михаил Богданович был приглашен в Ставку, где ему было объявлено о назначении его главнокомандующим русской и прусской действующими армиями.[82]82
  Любопытно, что после назначения Барклая де Толли главнокомандующим к нему обратился с личным письмом поручик Тимотеус фон Бок, служивший при штабе 3-й армии. В письме он призывает Барклая проявлять больше твердости в общении с императором. Далее он писал, что «Барклай далеко не Наполеон, но его стойкость в битвах парализует все другие преимущества его противника… Все это делает Барклаю много чести». Порицалось же в письме поручика лишь то, что в главной квартире Барклая «не услышишь другого языка, кроме немецкого». И далее: «Румянцев и Кутузов тоже были постоянно окружены лифляндцами и немцами, но при них это обусловливалось их беспристрастием, при Барклае – напротив».
  Михаил Богданович спокойно и даже дружелюбно воспринял критику прямолинейного поручика-лифляндца.
  Не чета ему оказался император. Смелый и честный офицер был объявлен сумасшедшим. Однако закончил он жизнь отнюдь не в больнице, а в Петропавловской крепости.


[Закрыть]

Итак, летом 1813 года, в отличие от лета 1812-го, Барклая де Толли начинают воспринимать как «законного вождя российского воинства». И хотя война полыхала теперь далеко за пределами отчизны, интерес к ней не ослабевал. Ревностно следили россияне за каждым шагом своей армии, сравнивая, сопоставляя ее действия с действиями союзных войск. Радовались успехам и переживали неудачи, негодовали, едва заприметив ущемление национального достоинства и интересов державы.

Что же касается Барклая, то, используя представившуюся возможность перемирия,[83]83
  После Бауценского сражения стороны заключили перемирие. Пауза в боевых действиях, в ходе которой велись переговоры о заключении мирного договора, закончившиеся безрезультатно, длилась с 4 июня по 10 августа.


[Закрыть] он энергично приводит в порядок расстроенные войска, исправляет и пополняет запасы оружия, улучшает питание солдат, создает условия для их отдыха, принимает меры для ремонтирования конского состава.[84]84
  Ремонтирование конского состава означало лечение больных и раненых лошадей, а также приобретение новых лошадей для восполнения потерь.


[Закрыть]

Вскоре подчиненные ему войска были приведены в долженствующий вид. Приличное их состояние способствовало расширению антифранцузской коалиции. Ныне кроме России, Англии и Пруссии в состав ее вошли Австрия и Швеция.

Внушительные силы коалиции были сведены в три армии: Богемскую (главную) – под командованием К. Шварценберга, Силезскую – под началом прусского фельдмаршала Г. Блюхера и Северную, которой командовал шведский наследник престола Карл Юхан (бывший французский маршал Ж. Бернадот). Главнокомандующим союзных армий был избран Шварценберг.[85]85
  Австрийский фельдмаршал К. Шварценберг – чех по национальности, бывший командующий австрийским корпусом, обеспечивавшим правый фланг против Наполеона. В группировке союзных войск насчитывалось 492 тысячи человек.


[Закрыть]

Барклаю де Толли было поручено (как и прежде) командовать русско-прусскими войсками в составе двух пехотных и одного кавалерийского корпусов, групп Витгенштейна и Клейста, а также русско-прусского резерва, в коем обретались оба монарха.

Всего же под его началом оказалась группировка в 120 тысяч человек, которая входила в состав главной армии Шварценберга, представляя основную ее силу.

Конечно, в России не были в восторге от такого расклада, однако приходилось считаться с тем, что войну против Наполеона вела теперь коалиция европейских государств, сохранивших к тому времени не только свои вооруженные силы, но и своих фельдмаршалов. (Заметим, главнокомандующий русской армией к тому времени по-прежнему пребывал в звании генерала от инфантерии.) Да и война для России велась уже далеко за ее границами.

Тем временем война продолжалась, и Шварценберг, испытав первое разочарование от встречи с Наполеоном в сражении за Дрезден, вынужден был ретироваться.

Однако на том неприятности Шварценберга не закончились. Наполеон направляет корпус Вандама с целью воспрепятствовать отходу Богемской армии, запереть ее в горном ущелье и уничтожить. Перспектива для Шварценберга вырисовывалась нерадостная. Положение опять же спас Барклай. Оценив обстановку, он самовольно (вопреки полученной им команде на марш) изменяет направление движения своей колонны войск и двигается на Дипольевальде.

Этот самовольный шаг радикально изменил обстановку. В развернувшемся при Кульме сражении (29–30 августа) Барклай наносит маршалу Вандаму жестокое поражение. Французский корпус, посланный на окружение союзных войск, сам оказался в окружении и был разгромлен. Потери противника только пленными составили более 12 тысяч человек. Не избежал этой участи и сам Вандам. Барклаю достались также вся артиллерия и обоз неприятеля.

Победа при Кульме подняла дух союзных войск, несколько приунывших после предыдущих неудач. Император Австрии награждает Барклая командорским крестом Марии-Терезии, Петербург же – Георгиевским крестом 1-го класса. Таким образом, вслед за Румянцевым, Паниным, Долгоруковым, Потемкиным, Суворовым и Кутузовым Михаил Богданович Барклай де Толли становится полным георгиевским кавалером.

Вскоре Елена Ивановна принимала в этой связи очередные поздравления. Что ни говори, а быть супругой единственного здравствующего полного кавалера орденов Святого Георгия было приятно. К тому же супруга Барклая за заслуги мужа перед отечеством возведена была (вслед за женой Кутузова) в статс-дамы двора Его императорского Величества.

В октябре 1813 года в России, как и во всей просвещенной Европе, много и обеспокоенно говорили о выдающемся событии наполеоновских войн – Лейпцигском сражении, нареченном впоследствии Битвой народов.

Здесь в течение четырех дней (с 16 по 19 октября) более полумиллиона солдат, одетых в русские, прусские, шведские, австрийские, французские, голландские, саксонские, итальянские, бельгийские и польские мундиры, при поддержке более двух тысяч артиллерийских орудий «выясняли отношения».

В Европе снова воздавали дань уважения русским солдатам и генералу со столь нетипичной для русских фамилией – Барклай де Толли.

Обстановка к началу событий складывалась для Наполеона чрезвычайно неблагоприятно. Обессиленная и измотанная, разбросанная, укомплектованная наспех подготовленными солдатами, французская армия уступала в численности силам союзников.[86]86
  К 1814 году к союзникам присоединились Дания, Голландия и Бельгия.


[Закрыть] И тем не менее союзным армиям противостоял не только динамичный и энергичный политик, но и искусный тактик и стратег Наполеон Бонапарт.

К тому времени основные силы Наполеона оказались сосредоточенными в районе Лейпцига. Используя это обстоятельство, союзное командование здесь и решило совершить полный разгром Бонапарта, для чего к Лейпцигу подтягивались все три группировки союзных войск,[87]87
  Кроме того, на марше к Лейпцигу находилась созданная к тому времени Польская армия под командованием Л. Л. Беннигсена.


[Закрыть] из которых к 16 октября подошли лишь Силезская и Богемская армии.

Наполеон, не дожидаясь сосредоточения всех сил неприятеля, решил нанести упреждающий удар – разгромить сосредоточенную здесь армию Шварценберга, основу которой составляли русские войска (колонна Барклая де Толли). Замысел императора должны были осуществить пять пехотных корпусов, четыре кавалерийских корпуса и гвардия под командованием Мюрата.

Что же касается союзного командования, то оно, не имея представления ни о численности противника, ни о его замыслах, по настоянию трех монархов – Александра I, Франца II и Фридриха-Вильгельма III – само решило атаковать Наполеона, для чего Богемская армия была разделена на три колонны. Основу ее, как и прежде, составляла колонна Барклая де Толли (4 русских и 2 союзных корпуса – 84 тысячи человек), действовавшая в центре построения.

Утром 16 октября армия, перейдя в наступление, имела некоторый успех. Однако Наполеон, осуществивший спешную перегруппировку и создав превосходство в силах в центре, наносит мощный контрудар.

Поддержанная ураганным артиллерийским огнем конница Мюрата смела боевые порядки пехоты. Вслед за ней мощный удар наносят гренадеры. В течение всего дня Наполеон беспрерывно атакует Барклая.

Как и в предыдущем, решающем сражении при Бородино, эти два выдающихся полководца снова стояли друг против друга. Как и прежде, бесстрашный, хладнокровный и решительный Барклай не раз смотрел смерти в глаза. Очевидно, это его поведение имел в виду И. Липронди, оставивший нам такую запись: «В продолжение всей моей жизни мне встречалось видеть много храбрых людей (я разумею тут и мужество, и сохранение присутствия духа в великих опасностях). Но такие качества я встречал только у Барклая де Толли. В них не замечалось никакого изменения ни в речах, ни в расположении духа, ни в движениях, ни в самих физиономиях».

Как и при Бородино, Наполеону не удалось прорвать фронт Барклая. Причиной тому был не только героизм русских воинов, но и полководческие дарования их предводителя. Против конницы Мюрата Барклай бросает кавалерию Палена; действия гренадер нейтрализует резервом; в критический период сражения перебрасывает сюда группировку артиллерии генерала Сухозанета (112 орудий). Не удалась Наполеону и попытка обхода правого фланга войск Барклая.

О напряженности сражения свидетельствует совершенно неординарный факт. В дело была введена личная охрана русского царя – лейб-казаки императорского конвоя. Здесь снова отличился корпус Раевского, гренадеры которого, построенные в каре, «стояли как скала среди разъяренного моря французской конницы».

Понеся огромные потери и не добившись поставленной цели, Наполеон на следующий день предложил мирные переговоры (кои были проигнорированы). Еще через день (после сосредоточения всех трех армий) союзные войска атаковали французов. И снова главный удар наносила колонна Барклая.

Беспрерывные атаки союзных войск вынудили Наполеона к отступлению. Поражение французской армии было бесспорным. Лейпцигское сражение было самым крупным в наполеоновских войнах. После Бородино оно явило закат французской армии. Французская армия потеряла в нем 80 тысяч человек, союзные войска – 50 тысяч.

К сожалению, половина потерь союзных войск пришлась на русское войско. Таким образом, «главным виновником» поражения французских войск в Битве народов снова стал русский солдат, а одним из главных действующих лиц этой драмы снова оказался полководец Российской империи.

Осенью 1813 года петербургская знать принимала бесчисленные поздравления от иноземцев. На приемах и банкетах некоторые притворно вопрошали: «А не встречали ли вы завсегдатая петербургских балов Лористона? – Так он же теперь у Наполеона! – Да говорят, что Барклай после Лейпцигского сражения прислал его снова в Петербург».[88]88
  В Лейпцигском сражении (Битве народов) Лористон был взят в плен.


[Закрыть]

Барклай де Толли был возведен в графское достоинство, его грудь украсили австрийский командорский крест Марии-Терезии и прусская лента Черного орла. Волевой, энергичный, он по-прежнему на первых ролях. За Бриенское сражение ему была пожалована золотая шпага с бриллиантами.

Вместе с тем как главнокомандующий русской Большой действующей армией в освободительном походе русских войск он постоянно поддерживал тесную связь с местными органами власти, на территориях, где шли боевые действия, заботился о снабжении подчиненных ему войск, решал многие административные вопросы. Будучи внимательным и заботливым по отношению к нижним чинам, он столь же строго взыскивал с них, поддерживая в войсках высокую дисциплину и порядок. После вступления на территорию Франции в одном из своих приказов он требует уважительного отношения к местным жителям: «Не считать никого из них нашим неприятелем, исключая тех, кои поднимают против нас оружие, а потому всякое насилие карается смертью».

Перипетии вооруженной борьбы, обиды и недоразумения предыдущей поры не ожесточили сердце Барклая. Он содействует сооружению в городе Бунцлау (где скончался Кутузов) памятника-обелиска полководцу. Способствует также скорейшему восстановлению поруганного французами захоронения останков Кутузова на кладбище Тиллендорф.

В марте 1814 года весь мир с огромным вниманием следил за приближающимся финалом войны. Союзные войска стремительно двигались к столице Франции. Среди них по-прежнему главное положение занимали русские воины. Наполеон, оставив Москву, неудержимо вел их к Парижу.

В конце войны Наполеону противостояли те же, что и в начале ее: русский император Александр I и генерал от инфантерии Барклай де Толли.

События, предшествовавшие финалу войны, складывались опять же непросто. Окончательно ослабевшая в войнах Франция была на краю катастрофы. Поэтому Наполеон для сохранения своей власти использовал все подходящие для того способы: старался расколоть противостоящую ему коалицию, объявил для Франции войну всенародной (конечно же, для спасения отечества), предложил унизительный для себя мир, предпринял шаги к укреплению личной власти (не брезгуя террором).

Полагая, что австрийский монарх не будет воевать против своего зятя, а точнее, против своей дочери, супругу свою Марию-Луизу объявляет правительницей Франции; снова обращается к австрийскому монарху, спекулируя на чувствах деда (по отношению к своему сыну); своего старшего брата короля Испании Жозефа ставит во главе обороны Парижа; высокомерное отношение его к религии сменилось благочестивым (во всех церквях Франции шли бесконечные моления о ниспослании побед монаршей милости).

И, надо сказать, кое в чем Бонапарт преуспел. Некоторые из власть предержащих (особенно австрийский монарх) были уже не столь решительны в борьбе с ним. Русскому царю пришлось приложить немало усилий для сохранения коалиции (от коих на голове Александра количество седых волос приумножилось, а общее же количество оных изрядно сократилось). Как бы там ни было, а после совещания в Шомоне в марте 1814 года было достигнуто соглашение, по которому союзники обязались всеми имевшимися средствами продолжать войну «для достижения мира, полезного народам».

Итак, армии союзников, терпя неудачи и радуясь успехам, обладая превосходством в силах, теснили Наполеона, неотвратимо приближаясь к Парижу, не оставляли Бонапарту надежд на мирный выход из войны.

22 марта, после сражения при Арси-сюр-Об, в котором принимали участие и войска Барклая, Наполеон идет на отчаянный шаг.

На глазах у построенной в боевой порядок армии Шварценберга он демонстративно направляет армию свою к пограничным крепостям на Рейне, то есть в тыл союзных войск. Поступая так, он был уверен, что союзные войска, беспокоясь за коммуникации свои, устремятся за его главными силами. Попросту говоря, Наполеон хотел увести союзные армии от Парижа.

Авантюре его на сей раз не суждено было увенчаться успехом. Богемская и Силезская армии, обеспечивая связь между собой, следовали за Наполеоном только до Витри-де-Франсуа, а затем, соединившись (25 марта), резко повернули и пошли на столицу Франции. Чтобы создать видимость удавшегося маневра, для преследования Наполеона был направлен русский сводный кавалерийский корпус Ф. Винценгероде.

Теперь главная задача союзников состояла в том, чтобы овладеть Парижем (обороняемым лишь корпусами О. Мармона и Э. Мортье), прежде чем Наполеон поймет свою ошибку и предпримет какие-либо очередные отчаянные шаги.

Таким образом, пока арьергард Наполеона упорно сдерживал Винценгероде, главные силы союзников стремительным маршем шли на Париж.

В тот же день кавалерия союзников у Фер-Шампенуазе разгромила дивизии Пакто и Аме, прикрывавшие столицу Франции.

Путь на Париж объединенным армиям был открыт. Опрокидывая и уничтожая крупные и мелкие отряды противника, авангард союзников под командованием Николая Раевского 29 марта вышел в пригороды Парижа. Здесь же вскоре оказались и главные силы союзных армий.

Обнародовав прокламацию к жителям Парижа с уверениями защиты и покровительства, войска, осадившие город, стали спешно готовиться к штурму. Штурм решено было начать тремя колоннами.[89]89
  Императрица Франции Мария-Луиза выехала к тому времени вместе с сыном в Блуа.


[Закрыть] Правую колонну возглавлял Блюхер, а левой командовал наследный принц Евгений Вюртембергский. Центральную (главную из них) возглавлял опять же Барклай де Толли (основа колонны – русские войска). Штурм города должен был начаться в 5 часов утра 30 марта.

Перед колонной Барклая стояла наиболее трудная задача по преодолению подготовленной обороны противника. Это был участок восточнее и севернее Парижа по высотам Бельвиля и Монмартра.[90]90
  Район Роменвиля.


[Закрыть] Серьезным препятствием был и Венсенский замок, и здания с толстыми стенами – дворцы Тюильри, Тильман и Фонтене.

К назначенному времени штурма на исходные позиции вышла лишь колонна Барклая. Ей (в частности, корпусу Раевского) и пришлось начать штурм французской столицы.

Первая атака Раевского была отбита, и Барклай бросает сюда гренадерский корпус и гвардейские полки пруссаков и баденцев. Вскоре все пространство между Пантеоном и Бельвилем оказалось в руках колонны Барклая, воины коей «застучали в стены Парижа».

К полудню подоспели войска задержавшихся колонн – и штурм возобновился. Началась общая атака на город, в которой Барклай бросает в усиление штурмующей колонны дивизию Ермолова. Все предместье Парижа оказалось в руках союзных войск.

Во время штурма российский император поздравил генерала от инфантерии Михаила Богдановича Барклая де Толли с присвоением ему генерал-фельдмаршальского звания.

Желая избавить город от разрушительного штурма, маршал Мармон присылает к Барклаю де Толли парламентера с просьбой о пощаде.[91]91
  Заметим, что Мармон действовал по указаниям Жозефа Бонапарта.


[Закрыть]

Находившийся здесь же русский император ответил, что он, конечно, прикажет остановить штурм Парижа, если защитники его прекратят сопротивление, но если этого не будет, «то к вечеру французы не узнают того места, где была их столица».

Нисколько не медля, флигель-адъютант царя полковник М. Ф. Орлов в сопровождении пленного француза и двух трубачей выехал к Мармону и Мортье для заключения предварительного перемирия. Первая попытка переговоров успеха не имела и только к вечеру, после того как союзные войска неистово застучали в стены блокированного города,[92]92
  В этой заключительной драме войны наиглавнейшая роль снова выпала на долю русского солдата. Из общих потерь союзников (8 тысяч человек) в боях за столицу Франции Россия потеряла более 6 тысяч своих сыновей.


[Закрыть] переговоры возобновились. К Орлову присоединились парламентеры союзников.

И снова неудача. Вечером прибыл в Париж адъютант Наполеона генерал-лейтенант де Жиради, который передал устный приказ Наполеона взорвать гренельский пороховой склад «и в одних общих развалинах погребсти и врагов, и друзей, столицу со всеми ее сокровищами, памятниками и народонаселением». Но полковник Лескур, которому было поручено сделать это, отказался, сославшись на отсутствие письменного именного указа Наполеона.

В этих условиях парламентеры союзных армий покинули Париж. Орлов же остался в городе в качестве заложника. В 2 часа ночи он получил сообщение о том, что союзники согласны выпустить из Парижа французскую армию, но сохраняют за собой право преследовать ее. Мармон согласился, и за четверть часа Орлов составил условия капитуляции, в соответствии с которой французские войска оставляют город до 7 часов утра 31 марта, а союзные войска входят в Париж не ранее 9 часов. Город Париж «предавался на великодушие союзных государей».

В 10 часов утра 31 марта 1814 года из Бондийского замка в Париж выехал Александр I.

У ворот поверженного Парижа в парадном строю стояли русские, австрийские, прусские войска, а также баварцы, баденцы и вюртембержцы. Ворота города были заперты. Но как только подъехал русский царь, они растворились и грянула музыка. Союзные войска торжественным маршем вступили в город.

Во главе колонны русских войск шли российский император Александр I и главнокомандующий русской Большой действующей армией фельдмаршал Барклай де Толли. На обращение к императору одного из обывателей: «Мы давно уже ждем прибытия Вашего императорского Величества» Александр I с достоинством ответил: «Я бы и раньше к вам поспел, но меня задержала храбрость ваших воинов».

К сожалению, в этом церемониальном марше один из важных «виновников» появления русских войск в Париже – корпус Николая Николаевича Раевского – принять участия не мог. Еще ранее, овладев трофейными складами с вещевым имуществом французской армии, Раевский заменил обношенные мундиры своего корпуса на французские. Пускать же торжественным маршем по Парижу русских воинов во французских мундирах было бы некорректно.

Ну а что же происходило в те дни в ставке Наполеона? В то время, когда союзные войска стремительно шли на Париж, а русский корпус Винценгероде (принятый Наполеоном за авангард главных сил союзных войск) продолжал преследование противника, Наполеон был в уверенности, что его маневр удался. Только в конце дня 25 марта он понял свою ошибку. Повернув главные силы свои, он форсированным маршем двинулся к оставленной им столице.

Увы! Было уже поздно. По дороге его в Фонтенбло (в 55 километрах от Парижа) пришло печальное для него известие о капитуляции Парижа… Въезд в Париж Наполеону был строго воспрещен. Не помогли и дипломатические усилия Коленкура. Было твердо заявлено, что ни с Наполеоном, ни с членами его семьи ни в какие переговоры союзники вступать не будут.

Во Франции было создано временное правительство. Сенат лишил императора власти.

Здесь, в Фонтенбло, чуть было не произошел еще один любопытный эпизод финала войны. Поскольку ближе всего от Фонтенбло оказался отряд генерала Александра Чернышева (того самого полковника, резидента русской военной разведки в Париже, а ныне командира летучего отряда), то ему, казалось бы, и выпала честь пленить своего знакомого – императора Франции.

Однако Александр I, поразмыслив, проявил благородство относительно «брата своего», заявив: «Наполеону в несчастии неприятно будет видеть при себе того, кто находился при нем, когда он был в упоении побед».[93]93
  Впрочем, генерал Александр Чернышев вошел-таки в историю Отечественной войны своим неординарным поступком, связанным опять же с семьей Наполеона. Командуя летучим отрядом, он овладел столицей Вестфальского королевства городом Кассель (находившимся к тому времени в 150 километрах в тылу французских войск). В манифесте, обнародованном им, Чернышев объявил о ликвидации сего королевства и о низложении короля оного Жерома (брата Наполеона)! Заметим, что в 1832 году генерал от кавалерии А. Чернышев возглавил Военное министерство сухопутных сил Российской империи.


[Закрыть]

Вернемся снова к последним дням императорства Наполеона Бонапарта.

Несмотря на катастрофу, он намеревался дать еще одно сражение у Фонтенбло. Но большое число солдат, офицеров и даже генералов или отказались участвовать в нем, или перешли на сторону противника. Особенно обескуражил Наполеона поступок его бывшего адъютанта, а ныне маршала Франции Огюста Фредерика Луи Мармона, который, выведя войска из блокированного Парижа, передал их в подчинение временного правительства.

Словом, 6 апреля 1814 года там же, в Фонтенбло, Наполеон подписал отречение от престола, «приняв безоговорочно остров Эльбу».

20 апреля 1814 года бывший император Франции Наполеон Бонапарт трогательно прощался со старой гвардией. Встав в излюбленной своей позе (с закинутой за спину левой рукой) перед строем тех, с кем прошел он свой нелегкий ратный путь, полководец начал твердым голосом: «Я расстаюсь с вами. Вы всегда шествовали со мной путем к славе. Все державы европейские вооружились против меня; несколько генералов изменили долгу своему и Франции; она сама предала себя другой участи. С вами, храбрыми воинами, я мог бы продолжать войну внутри государства, но Франция от того бы пострадала. Храните верность!»

И голос великого завоевателя дрогнул!

«Не грустите, – продолжал он, – я буду счастлив, когда услышу, что вы счастливы. Я мог бы умереть, но пережил свое бедствие, чтобы трудиться еще для вашей славы, чтобы описать ваши подвиги! Я не могу обнять вас всех, но прижимаю к моему сердцу вашего генерала! Поднесите и знамя, я с ним хочу проститься! Да раздается этот поцелуй в отдаленном потомстве! Прощайте, дети мои! Я и заочно буду с вами! Вспоминайте обо мне!»

Отменный политик, великий полководец и стратег, герой Египта, покоритель Франции и Европы, стоически переносивший невзгоды и ранения (на левом бедре его красовался след от пули, полученной в египетском походе, при осаде Тулона под ним было убито три коня, а при Сен-Жан д’Акр – четыре, несколько коней было убито под ним в Итальянском походе; в сражении при Регенсбурге пуля снова угодила ему в ногу, в России пробила сапог; в 1814 году он упал с убитого под ним коня, потеряв знаменитую треуголку, под Бриеном – едва ускакал, отбиваясь шпагой от русских казаков), теперь этот мужественный человек стоял в отчаянии перед сподвижниками своими со слезами на глазах. Резко повернувшись, не оборачиваясь, скрывая слезы, он сел в карету и в сопровождении небольшой свиты – одного батальона старой гвардии и комиссаров от союзных держав – направился на остров Эльба под громогласное «Да здравствует император!».

30 мая 1814 года был подписан Парижский мирный договор. Королем Франции стал брат казненного Людовика XVI – Людовик XVIII.

Итак, к апрелю 1814 года война была победоносно завершена, что стало большим праздником для народов Европы. Однако российскому правительству и особенно его иностранному ведомству было не до праздников. Началась напряженная борьба за послевоенное устройство Европы с учетом национальных интересов победителей. Что же касается царского двора, то внимание его всецело было занято подбором состава царской свиты для монаршего визита в Лондон.

Разумеется, одним из первых претендентов мог быть выходец с берегов туманного Альбиона фельдмаршал Российской империи Михаил Богданович Барклай де Толли. Однако составителей свиты смущало одно немаловажное обстоятельство: не затмит ли собою популярная личность полководца Его Императорское Величество? Выход был найден весьма оригинальный. В состав делегации включили экстравагантного (для английского обывателя) предводителя донских казаков атамана М. И. Платова. И, надо сказать, не ошиблись. В то время как талантливый полководец, скромный шотландец Барклай пребывал в тени, Матвей Иванович в мае 1813 года удивлял лондонскую публику своими из ряда вон выходящими трюками. Красавца статного казака боготворили. Дамы выпрашивали у него прядку волос «на счастье», которую помещали в свои медальоны. В те дни многие из народившихся в Англии мальчиков наречены были Матфеями. Бесчисленные портреты предводителя «летучих казаков» заполнили магазины Англии. Там же красовался и портрет дочери Платова в русском кокошнике, которую намеревался выдать атаман за того, кто пленит Наполеона. В честь Платова была изготовлена специальная медаль, имя его присвоено было спущенному на воду военному кораблю. Платов, образование которого не выходило за пределы приходской школы, удостоен был диплома почетного доктора наук Оксфордского университета; ему же в дар была преподнесена драгоценная сабля.

Словом, на первом плане оказались император и его лихой казак. О Барклае как-то забыли. Уже после их отъезда англичане, как бы спохватившись, присылают ему почетную шпагу. Впрочем, Михаила Богдановича все происходящее мало занимало. Пользуясь представившейся возможностью, он старался ознакомиться с достопримечательностями Лондона, да к тому же разыскал среди шотландских Барклаев немало своих родственников.