Текст книги "Народ и власть. Сборник статей. Продолжение-2 (СИ)"

Автор книги: Владимир Кабаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Сегодня, есть надежда, что благодаря свободе слова, мы можем не везде, но хотя бы изредка услышать правду о происходящем. Конечно, если лакеи власти, снова не заткнут рот народу и правдивой прессе.

Но ведь очевидно, что этот возврат к диктатуре одной партии, приведёт к разрушению и перемене власти, – это как минимум. А о максимуме я и говорить не хочу – настолько страшная картина вырисовывается!

...Возвращаясь к народному бунту в Бирюлёво, хотелось бы посоветовать властям всех уровней не преследовать, а наградить тех "активистов", которые подняли людей на протесты.

Теперь-то власти наконец поняли, что времени то уже немного осталось, чтобы урегулировать вопросы с миграцией, с продажными чиновниками, начать делать уважительные жесты в сторону титульной нации. А то ведь может получиться так, как это случилось в девяностые годы, когда кучка заговорщиков, беспрепятственно развалила Союз, и никто даже и слова против не сказал, спасая великую и столько претерпевшую страну!

Вот теперь все и расхлёбывают эту кашу, как в России, так и на пространствах бывшего Союза...

Хорошо, что народ не "безмолвствует", ибо это и есть так называемая активность гражданского общества. Конечно "страшен русский бунт", но ещё страшнее – молчание народа и если, в очередной раз "он безмолвствует", тогда надо ждать смутных времён!

15 октября 2013 года. Лондон. Владимир Кабаков

Образ общества и власти.

Просматривал книгу этих репортажей, сидя в лондонской квартире. Но впечатление было так сильно, что я невольно стал заглядывать в окно на лондонские крыши, чуть сомневаясь, – а не увижу ли я там промороженный грязноватый пейзаж Иркутска, с вереницей машин, черепашьим темпом двигающихся по плотине – обычная с утра автомобильная пробка.

Такое бывает со мной, когда содержание прочитанного производит сильное впечатление. Такой книгой стала "Байкальская Сибирь". Эта книга создана, написана в Восточной Сибири, и о тех местах, в которых я родился и жил долгое время.

Хочу сказать, что во многих местах, описанных в этом социологическом сборнике, я бывал в давние годы, и не один раз, а часто и жил, где-то неподалёку. И тогда это были места интересные и совсем не заброшенные. Так отчего же, вдруг, такое мрачное настроение охватило меня?

Попробуем разобраться в этом, читая, как исторический роман, альманах – исследование "Байкальская Сибирь", выпущенный в свет в 2007 году Иркутским Центром независимых социальных исследований и образования, и подготовленный в рамках проекта "Город и деревня Байкальской Сибири, в начале 21 века" при поддержке фонда Форда.

Конечно для отклика на материал книги, я взял всего несколько текстов из этого исследования, хотя в ней нарисована картина жизни в течении нескольких десятилетий и потому, для серьёзного осознания выложенных материалов потребовалась бы целая монография.

Но, я ограничусь тем, что хотя бы на нескольких примерах, постараюсь рассмотреть общественно-экономическую ситуацию в Сибири, и вообще на окраинах России.

Состояние этих окраин, на мой взгляд, вызывает сочувствие и сострадание. Возможно, – это потому, что я невольно сравниваю сегодняшнюю Россию с Советским Союзом пятидесятых – семидесятых годов...

Бывая в самых отдалённых уголках Великобритании, я нигде не видел такой унылой разрухи, которую иногда вижу в России. Почему-то, даже отдельно стоящие фермы где ни будь в Уэльсе или в районе совсем неприветливых, пустынных мест, таких как Дартмур на юге Англии, не производят такого унылого впечатления. Там я вижу ухоженные дороги, множество овец, коров и лошадей.

А в Дартмуре, "на горах", по которым, кажется "совсем недавно бегала страшная "собака Баскервилей", стоят посёлки, где есть и пабы и гостиницы, дома двух-трёхэтажные просторные и добротные.

Рядом, в неогороженном дворике стоит один или даже два автомобиля. Дороги повсюду хорошие и их много, во все стороны света. В домах живут часто пожилые люди, совсем не кажущиеся несчастными.

Может быть это оттого, что здесь, как и вообще в Западной Европе, люди живут размеренной жизнью и потому, наследуют поколение за поколением прошлое своей страны и достоинства мировой цивилизации?

А может быть потому, что люди здесь привыкли полагаться только на себя и на Бога? Ведь в каждой деревне обязательно стоит красивая каменная церковь, двери которой открыты весь день, а по воскресеньям в них проходят службы.

Сравнивая это с разрухой внешней и внутренней в России, я пришёл к выводу: – Если в душах людей есть Бог, или то, что иначе можно назвать Символом Добра и Справедливости, то люди в большинстве своём не нуждаются во внешнем "руководстве".

Их главный "проводник" в жизни не только выгода или богатство, но и совесть.

Однако, если в душах вместо Бога – неверие или иначе – Символ Эгоизма, то при любых властях, люди будут воровать, брать взятки и мошенничать.

Поэтому, я бы назвал англосаксонскую, современную цивилизацию, христианской и автомобильной.

Во-первых потому, что если в народной культуре присутствует Христос и Его Заветы, пусть растворёнными в светской форме, то и отношения в обществе и в экономике соответствующие.

А, во-вторых, автомобили позволяют сегодня тем же фермерам при желании, очень просто попадать в столицы или в "областные" города, где к их услугам все плоды промышленного и культурного развития.

Властей здесь, в этих фермерских районах Англии, почти нет, но порядок всюду и воровать или брать взятки просто некому – все заняты своим делом и своими проблемами.

И Христовы "Десять заповедей" "работают", воспитывая христианами подавляющее большинство не в отвлечённом, а прямо в бытовом смысле ...

Почему же в России не так, – спрашивал я себя, – читая и обдумывая эту грустную, а иногда и трагическую книгу – исследование!?

...Начнём анализ с обзора "отношений власти и общества" на примере посёлка Баргузин, стоящего в Баргузинской долине, известной своим заповедником, соболями и красивейшей горной тайгой...

Если определять эти отношения строго, по "гамбургскому счёту", то здесь, как и везде, или в большинстве мест на просторах Байкальской Сибири (не буду географически расширять зону обобщения) нет ни "общества" в прямом смысле слова, ни продуктивной власти.

И любое сотрудничество двух этих жизненных составляющих протекает невидимо и неощутимо.

– Здесь, в Баргузине, – рассказывает автор исследования, – за десять лет, сменилось три главы и три правления района, но ничего заметного или полезного не было сделано, ни одного нового производства не было введено в строй.

Поэтому отношение к власти ворчливо – презрительное: "Они вот изберутся, чего-то вначале вроде сделают, но больше хапают себе, лишь бы карманы набить... Мы здесь представлены сами себе" – говорит один из жителей посёлка.

С другой стороны интересно, что совершенно нормальным явлением в большинстве деревень и посёлков – упование только на власть и полная неспособность и нежелание делать что-то самим.

И это в России везде так.

Даже в столицах, если плохо работают коммунальные службы, дома стоят грязные, у подъездов жильцы, особенно зимой, "делают" собачьи туалеты, лестничные клетки не моют годами и все ждут, когда это сделают власти. Подобное отношение к своему быту и к своей судьбе – есть самое страшное зло в теперешней российской жизни.

Нет уже былого стремления, пусть даже порождённого пропагандой, вступать в пионеры, в комсомольцы, в партию, наконец для того, чтобы сделать жизнь людей "лучше, веселее".

Между прочим, пропаганда тогда часто совпадала с всеобщим стремлением улучшить жизнь вокруг. Сегодня же мы видим вселенское равнодушие и главный лозунг дня: "А что я могу сделать? Моя хата с краю, ничего не знаю"

Как правильно подметил составитель этого репортажа Анатолий Бреславский: – Люди сталкиваются здесь с противоречием между "общим" и "общественными интересами", когда больница живёт своей жизнью, школа обучает детей в одиночестве, а Дом культуры выживает по-своему.

В подобных условиях, их объединение для борьбы ещё и за общественные интересы кажется многим "излишней роскошью", ненужной бесперспективной тратой сил".

Психология этого равнодушия и обречённости проста: "Здесь население (замечу, что автор реплики стесняется даже произнести слово общество) привыкло жить сами с собой.

У каждого свои планы и цели... нет чувства такого доверия к политике. Люди не верят, что в этом можно чего-то достичь, реально что-то получить".

Согласитесь, что это обычная ситуация на постсоветских пространствах.

Люди сегодня так воспитаны и воспитывают своих детей: "Я же работаю. У меня дети, семья, огород, своих проблем хватает. Я зачем себе буду голову забивать посторонними вещами? Они власти – пусть сами всё решают"!

Раньше, ещё в советские годы было иначе, были формальные лидеры. Часто из местной интеллигенции, которые и брали на себя роль объединителей, хотя и не везде.

"При советской власти, продолжает анализировать Бреславский, – так и было. Существовали неформальные авторитеты, директор школы, или Дома культуры...", или секретари парткомов, хочу я добавить, которые плохо или хорошо, но были центрами притяжения, авторитетами, а партийные организаторы просто должны были радеть за народ.

Но в этом посёлке проявляется один из многих примеров фактического бездействия власти, её безынициативности, когда начальство привыкло что-то делать только за деньги и с деньгами. Но, так как, реальных финансов сегодня местные власти не имеют, остаётся только форма власти, только имитация деятельности на бумаге.

И это ещё по нашим временам хорошо. Ведь кое-где образуются уголовные власти или откровенные мошенники – предприниматели распродают всё вокруг, как можно дороже и быстрее...

Поэтому, отношение населения (именно населения, а не общества) к власти отчётливо равнодушное или даже негативное. "Они же власть имеют и этим пользуются – говорят люди. – И это, у кого не спроси, везде так".

Образ общественной разрухи веет от репортажей социологов из большинства районов Прибайкалья.

Будь то Катанга и эвенкийские семьи, существующие на грани вымирания, или замечательно красивый таёжный посёлок Баргузин, расположенный в знаменитой горно-таёжной долине, неподалёку от Байкала, или посёлок Коты на берегу легендарного озера, или "дичающие" "придорожные" поселения.

Коллапс социальных отношений, сменившийся безвластием и экономической разрухой после развала СССР и при переходе на капиталистическую систему хозяйствования, наиболее наглядно проявился в отдалённых от "столиц" регионах России, по площади составляющих, наверное девять десятых территории страны.

Трагедия социальной агонии или нищенского выживания в местах почти эпических по масштабам и размаху, особенно захватывают наше воображение и заставляют сердца тревожно сжиматься.

Как, почему произошло это крушение надежд на лучшую, светлую жизнь, которую ещё только двадцать с небольшим лет назад обещали нам партийные съезды и многолюдные комсомольские стройки!?

И ведь тогда мы в этом не сомневались!

А сегодня словно Мамай прошёл по России – я имею ввиду страну, расположившуюся за "пределами московской объездной дороги", хотя и в "пределах" тоже люди живут по-разному. Одни пьяно гуляют и куражатся, а другие обслуживают этот загул и едва сводят концы с концами...

... Второй сюжет – рассказ о бунте людей в посёлке Тоннельном, на Байкало-Амурской Магистрали.

Тут уже власти проявили себя как активные разрушители и антагонисты общества, иногда прямо как царские "сатрапы". Их "холуи", "дроздовцы" – как называли местные жители этих молодых людей с автоматами в руках, по фамилии командира этой "охраны", выполняя приказы "начальства": "новых властей", "новых русских", – готовы на любые зверские действия изгоняя людей с насиженных мест.

Ведь для них это приключение и возможность показать, какие они "крутые". Насмотрелись дурацких "бандитских" фильмов и потому, способны на любую мерзость...

И виноватых вы не найдёте – потому что главная причина – стройка закончилась, а значит: "освободите помещения", убирайтесь на все четыре стороны.

Если бы не бунт, с голодовками и протестами, в основном женщин (тоже феномен времени), то их бы так и вышвырнули вон, не позаботившись об их семьях, мужьях и детях.

Вот когда люди вспоминали, наверное, с ностальгией, социализм и "власть большевиков"...

"Дети были в курсе всего нашего протеста, – рассказывала самая активная "бунтовщица" – они кормили нас, когда мы измотанные возвращались (с протестных акций). И эти дети теперь не смогут служить в армии, в них заложено что-то плохое".

"...Характерной особенностью многих рассказов – анализирует автор репортажа Байкалов, – является убеждённость в сговоре и коррумпированности местных и региональных властей...

Вот слова одного из сыновей главных бунтовщиц; "Мама, мы жили при коммунизме, этого никогда больше не повторится и никто нам не поверит, что это было"...

... А ведь я, прожил около этого посёлка, в таёжном домике, почти полтора года, когда в 1977 году приехал на БАМ и работал там на сейсмостанции...

Тогда в посёлок Тоннельный можно было попасть самолётом из Нижнеангарска, или на попутках. Места там замечательные. Ещё не так холодно, как за полярным кругом, но и природа не испорчена человеком и тайга там стояла нетронутая.

До БАМа здесь не было дорог и из тунгусского посёлка Уоян, до русского села на Витиме, можно было добраться только на оленях. Там тогда кочевали – "аргишили" только тунгусы...

Первые бамовцы – строители, залетели на вертолетах на горячие источники в пяти километрах от будущего посёлка Тоннельный, и жили в землянках, в палатках, рядом с горячими радоновыми источниками, на берегу реки Кавокты.

Тогда, первым делом срубили большую баню, где после работы мылись и стирали бельё.. Радоновые источники были целебные и строители, прямо в береговом склоне, выдолбили в камне небольшие "ванны", в которых и купались.

После таких купаний, люди чувствовали небывалый прилив сил.

Я помню, что после первого купания в одном из источников, почувствовал необыкновенный подъём душевных и физических сил – казалось, крылья выросли за спиной...

... Но самой замечательной особенностью этой комсомольской стройки был момент общности и энтузиазма строителей и всех, кто туда попадал.

Помню, в Питере в те времена, для того чтобы попасть на эту стройку, надо было пройти отбор в местных стройотрядах. И таким образом, на БАМ попадали, особенно в первые годы – лучшие из лучших.

Люди там работали действительно замечательные.

И я подумал тогда, наблюдая эту жизнь со стороны, что может быть это и есть то коммунистическое завтра, к которому стремился весь Советский Союз. Отношения, даже между незнакомыми людьми, были самыми дружескими. Ещё меня поразило, что проезд на всех дорогам БАМа был бесплатный. Просто поднимал руку, садился на "вахтовку" – Газ – 66-ой, с кожаными двойными сиденьями в будке, и ехал куда тебе надо, а приехав на место, нажимал на кнопку, водитель тормозил и ты сходил, говоря теплое спасибо водителю...

Работали помногу, но и зарабатывали хорошо. Снабжение тоже было особенным и никаких проблем с продуктами вообще не было.

И самое главное – на БАМе был сухой закон. Совершенно невообразимое впечатление от трезвых, всегда трезвых русских людей! Хотя конечно у геологов, или на складах, спиртное было.

Помню, что на день рождения моего друга, Юры Орлова, художника из Ленинграда, мы у секретаря парткома тоннельного отряда, выпросили бутылочку и он, на клочке бумаги совсем по-ленински написал: "Выдать ребятам бутылку водки". А снизу добавил: "Очень нужно! – и расписался...

В Дом культуры, люди по вечерам ходили на занятия в кружки и на танцы, оставляя детей дома – подавляющее количество людей были моложе тридцати.

Дом культуры гудел по вечерам: театральная студия, кружок живописи, бальных танцев и ещё много разных занятий. И здесь же была хорошая библиотека.

Нетронутая тайга подходила к самым домам посёлка. Некоторые строители брали отпуск и охотились на соболя. А рыбалка, особенно подлёдная, была всеобщим увлечением. По воскресеньям, казалось, пол посёлка съезжалось на заснеженные озёра в пойме Муякана.

Школьники-старшеклассники, пробуя силу характера, зимой в сорокоградусные морозы уходили в тайгу и ночевали там у костра...

Милиции практически не было видно, потому что некого было ловить и наказывать.

Народ собрался сознательный и законопослушный. И главное, не было пьющих людей и тем более запойных. В школе был спортзал, где играли в волейбол и в баскетбол, устраивали соревнования по гирям.

Самое сильное впечатление у меня осталось от такой сценки:

Был вечер субботы, уже после двенадцати часов ночи. В Доме культуры горели огни и неподалёку, на городошной площадке при свете сильного фонаря, несколько молодых мужчин играли в городки. И вот эта полуночная, веселая и трезвая игра мне надолго запомнилась!

Конечно, были и проблемы, например извечный "квартирный вопрос". Жилья, конечно, не хватало и наши друзья – ребята – строители жили в общежитии.

Но в те годы это была обычная практика – молодым это даже нравилось.

Дома были сборными, многоквартирными, с горячим отоплением и через весь посёлок, вдоль дороги протянулась теплотрасса.

Звери по ночам заходили в посёлок и я, не один раз видел следы лосей и оленей, на окраине Тоннельного.

Однажды, на территорию детского сада забрёл медведь из тайги и прячась в соснячке, угрожающе рычал. Вызвали охотоведа, и он подкравшись, застрелил опасного хищника.

По окончанию работы, уже через несколько лет, уезжающие с БАМа строители, получали сертификаты на покупку легковых машин.

И мои питерские друзья, отправив незамысловатый багаж по железной дороге, вместе с детьми, через весь Союз приехали с БАМа, на своих Жигулях в Ленинград...

Моя сейсмостанция стояла на горячих источниках, откуда к тому времени все уже переселились в посёлок. Мы с напарником, уходя в посёлок, в магазин или в библиотеку, не запирали дверь и наши друзья часто ожидали нас, сидя в доме.

Посёлок был далековато и таёжные звери, часто приходили к домику. Моя собака, по ночам, насторожённо лаяла, на другой стороне речки и я знал, что там бродит медведь.

Мои ежедневные купания в источнике, и диета, сделали меня здоровым и физически, и интеллектуально. Именно там я написал свои первые рассказы и очерки, которые позже, уже в Питере, издал книгой...

Сегодня, я вспоминаю этот период моей жизни как самый спокойный, счастливый и плодотворный. Хотелось бы, чтобы такой жизнью как жили строители в этом посёлке да и я сам, жили бы и остальные советские люди

... Тогда, все думали, что уж после двухтысячного года на советской земле наступит рай...

Мы с Юрой Орловым, ленинградским художником командированным на БАМ, ленинградским Союзом Художников, который шефствовал над Тоннельщиками, заработали на создании интерьеров Дома Быта, около трёх тысяч рублей – на это тогда можно было купить легковушку "Москвич". И посоветовавшись, все эти деньги передали на создание в местной школе искусств, класса живописи.

...Но после нашего отъезда, каким-то образом, к этим деньгам пригляделся местный глава поссовета и нам, по приезду туда вновь, с помощью прокурора едва удалось их отбить, а потом уже в Питере, помочь директору этой школы, на эти подаренные деньги, закупить краски, кисти, мольберты и прочий инструментарий для юных художников...

Но, постепенно и на БАМ проник дух меркантилизма, и в первую очередь в среду парт номенклатуры и чиновничества.

Увы, в девяностые годы прошлого века на российской земле наступили времена похожие на противоположность рая и мечты о советском коммунизме сменились мрачными реалиями "первоначального", бандитского капитализма...

...Я читал репортаж социолога Николая Байкалова о проблемах поселка Тоннельный, сидя в уютной квартире в центре Лондона и с грустью вспоминал те замечательные времена.

И вспоминая БАМ, с сожалением думал, что российская история во все времена была трагична и страна, невольно попадала из одной социальной катастрофы в другую.

Но, несмотря на все тяжёлые испытания, Россия, в конце концов, выживала и становилась только сильнее.

И я верю, что нынешние невзгоды, можно преодолеть, если осознать корни этой длящейся трагедии и стараться выстроить достойную пусть и небогатую жизнь...

Ведь человек счастлив не тогда, когда у него всего много, а когда ему достаточно того, что он имеет!

...Ещё один репортаж из этой книги, рассказывает о том, как люди живут на Катанге, на самом севере Иркутской области, в таежном краю, который по размерам составляет, чуть ли одну пятую Прибайкалья.

И этот рассказ Веры Куклиной тоже погружает нас в подробности наступающего "вторичного одичания"!

Вся инфраструктура, налаженная там при советской власти, сегодня разрушена.

Люди конечно привыкли к "автономности", как впрочем все жители "дикой" тайги, но утрата социальных и материальных связей вытесняет людей и оттуда. Эвенки, относящиеся к малым народностям, постепенно деградируют умственно и физически и пьянство среди местного населения принимает стихийный характер.

По сути получается возврат в давние, ещё дореволюционные времена, когда многие охотники не могли своей охотой оправдать взятые у купцов – предпринимателей или у государства продукты, и жили в долг.

Дети эвенков живут в приютах, а когда родители привозят их в школу, в первые классы, то часто их признают умственно отсталыми, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

А потом, их иногда даже в армию не берут, потому что у них нет достаточного образования. И остаётся им полуграмотным, умирать спиваясь или превращаясь в бомжей.

Административная чехарда в "новой" России, оставила Русский Север, который составляет две третьих территории России, без власти, точнее без деятельной власти.

Формально, властей конечно много, но нет продуктивной власти, системной работы с северными окраинами, которые могут стать и уже стали, подлинным богатством России, из-за содержащихся в недрах этой земли богатейших ископаемых.

Но сегодня построить даже грунтовую дорогу в эти края становится непосильным делом для нынешнего государства, для нынешнего "общества". Ведь все уже привыкли, что в этой жизни, каждый человек сам по себе, и все врозь!

.

Ещё один репортаж Елены Остапенко – о городе Ангарске.

Это социологическое исследование интересно тем, что Елена показала нам прошлое и настоящее через поэзию, через впечатления и воспоминания о городе в стихах тех поэтов, которые жили и работали в начале стройки.

Ангарск – город Победы. Заложен в 1946 году и в нем выстроен громадный комбинат, который не утратил своего значения и в наши дни. Он по-прежнему, главное градообразующее предприятие...

Город, для послевоенных сибирских строителей был, наверное, тем же, чем был для поколения семидесятых – БАМ.

Об этом удивительном молодёжном городе, выросшем среди тайги, в стихах и в прозе вспоминают его первожители.

В этих воспоминаниях, так бережно и с любовью собранных Еленой Остапенко, отражены мечты и реальность тех дней, тех поколений, которых в большей части уже нет среди нас.

Они старались, как могли, "сказку сделать былью", но именно поэтому, нынешние обыватели и идеологи богатства и материального комфорта, постарались забыть, вычеркнуть их подвиг из нашей сегодняшней жизни, из нашей истории, для того чтобы легче было лгать о том времени, называя этих энтузиастов – патриотов "жертвами "режима большевиков".

И я предполагаю, что застрельщиками этого само предательства целого народа, целой исторической эпохи (об этом написал в своей последней книге философ и социолог, Александр Зиновьев) были люди, сидевшие в больших городах, в больших чиновных и партийных конторах, за письменными столами и изнывавших от скуки.

Таких бездельников в те времена было совсем немного, но именно они стали инициаторами "чиновной перестройки", которая и привела к власти бывших советских образованцев.

Большинство людей в те послевоенные времена, по всей стране, строили, создавали, восстанавливали жизнь. Особенно этим прославилась Сибирь. Её покорители были настоящими героями, подвиг которых сегодня, начисто забыт или осмеян...

В 1951 году, в местной газете Ангарска, появилась рубрика – Ангарское литобъединение представляет. Так возникло Литературное объединение, из которого вышли многие сибирские поэты. Их воспоминания и чувства к родному городу рисуют его "портрет", в прошлом и в настоящем.

Вот стихи Любови Щедровой, о той, послевоенной поре;

Ещё от боя не остыв,

Шинель с пилоткою не снявши,

Солдат здесь город заложил,

В урок врагам, во имя павших.

И на окалине войны

Наш город встал в краю таёжном,

Как символ всех побед страны -

Их утвержденьем непреложным...

Город, для многих строителей, был символом победы, и эта связь не ослабела с течением времени:

Солдатский город будет жить

В урок врагам, во славу павших!

И продолжать ему служить

Сыны и внуки будут наши...

В тех стихах отчётливо проявлялся мотив благодарности тем, кто воевал и кто умер на полях войны, защищая Советский Союз, защищая тех, кто станет их наследниками:

Не умирали мы в окопах,

Не брали приступом высот,

Мы не горели в самолётах,

Не закрывали грудью дзот...

И тут же эти стихи Антона Шмигуна подхватывает другой поэт, Владимир Сазонов:

Не потому ли каждый раз,

Как виноватый, я

Не отвожу подолгу глаз

От Вечного огня?

Он словно бы упрёком мне

И скорбью душу жжёт...

В 1957 году. Ангарск стал комсомольской стройкой страны. И все, кто строил и работал там и тогда, душою были молоды как комсомольцы:

Все мы в городе этом ровесники

Все душой восемнадцати лет...

Читая эти стихи, можно представить себе, как работали, как отдыхали тогдашние молодые поэты:

Это – город моей судьбы...

Здесь, в потёртой солдатской ушанке,

Я берёзы рубил на столбы

И копал, как под Ельней землянки

Строил я и дворцы и цеха,

И без дела ни дня не слонялся.

Над премудростями стиха

Иногда до рассвета склонялся...

Это Валерий Алексеев. Ему вторит Иннокентий Новокрещённых:

...Нет судьбы, и светлей, и достойней

И не будет во веки веков.

Ходят сосны по городу стройные

На правах молодых женихов...

Мы остались на веки влюблёнными

В эти улицы, в эти дома.

Над кварталами, микрорайонами

Светит солнце и радость сама.

Передавая не только природные особенности и красоты, но и внутренние чувства людей той поры, Тамара Кобенкова писала: "Город, где ранней весной рядом с домом цвёл багульник, нежный черёмухо-сиреневый аромат наполнял улицы и жарки, как оранжевые сполохи освещали счастливые лица. Город, где до темноты, у общежития играли в волейбол, а в красном уголке танцевали под гармонь или проигрыватель...

Город, где чьи-то ладони согревали любимое лицо, и сотни тысяч судеб переплелись в одну трудную, счастливую и очень дорогую судьбу. По имени Ангарск".

...Конечно, нельзя обойти молчанием и то, что многими первопроходцами и строителями в Сибири были заключённые. Лагерные зоны окружали Ангарск до начала шестидесятых. Но даже "зэки" в те времена писали стихи и их печатали не только в лагерных листках, но и в "Литературной газете". Вот образцы такого творчества. Стихи наивны и стилизованы под лагерные баллады, но они искренни и правдивы.

Подождите. Не смейтесь, рано!

Над чужой не смеются бедой.

Если я оступился, я встану.

Вновь пойду по дороге прямой!..

От суровых не прячусь буден,

С трудового пути не сойду.

Верю я, мне прощение будет.

За ошибки мои, за беду...

Иван Сазонов.

...Тогда, ещё не было откровенного шельмования советского прошлого и «ГУЛАГ», не стал главным героем той исторической эпохи. Сегодня даже те, кто тогда об этом не писал и даже не думал, стараются показать, что они «со всеми вместе» осуждают «сталинский режим».

Эти модные идеологические штампы, перекочевали и в современную поэзию.

Вот что писал уже в наши дни, Член союза писателей, сторожил Ангарского ЛИТО, Валерий Алексеев.

...Путь истории крут и неведом.

Нам с трибун заявляли не раз,

Что рождён, был великой победой

Удивительный город Ангарск.

Ложь любых аксиом безопасней,

Но довольно валять дурака,

Ныне знает любой первоклассник,

Что построили город зэка...

Уже в наше время, – пишет Елена Остапенко, "когда жители города вынуждены ставить решётки, на окна... оберегая своё имущество от вполне возможной кражи... появилось обозначение Ангарска, «как города, сидящего за решёткой». И те, кто, когда-то радостно и мечтательно строил этот город, сегодня пишут:

... Суетливо кругом и тревожно,

Всюду ловкие люди снуют.

Что возможно и что невозможно

Покупают, и всё продают.

Предрекают всеобщее благо

И на всех переулках гласят,

Что не будет в России ГУЛАГа.

А решётки на окнах висят...

Автор репортажа показывает, может быть невольно, нравы, отражающие создание новой идеологии потребительства и денег в нашей жизни.

Российские города, превратились в добровольные тюрьмы, с решётками на окнах, железными дверями и злыми лающими свирепыми басами внутри – бойцовскими собаками.

Чем тебе не громадные ГУЛАГи, на которые уже "новая" власть и новые "правозащитники" не обращают внимания, как на детали "нового" быта!

Вот в чём я вижу корни взяточничества и воровства и в чиновничестве и в самом народе.

Вот в чём я вижу причину гнилости власти и тяжёлого равнодушия российского населения. Народом назвать это сообщество равнодушных и безответственных людей язык не поворачивается.

Случись сегодня война, никто не будет знать, за что надо идти умирать и почему. Надо ли защищать эту "формальную" родину, из которой многие "продвинутые" стараются убежать за границу, куда подальше.

На профессиональную армию тоже надежды нет. Недавно я узнал из газет, что около четырёхсот офицеров, из них двадцать генералов и семьдесят командиров частей находятся под следствием за мошенничество и откровенное воровство.

Как можно надеяться на геройство их подчинённых, если офицеры и командиры – воры и спекулянты!?

Разве так было в те послевоенные годы, забытые сегодня, когда страна и люди, очнувшиеся от войны и страданий, принялись строить новую, светлую жизнь!?

Так, незаметно, Ангарск – город молодых строителей коммунизма, превратился в "общину" потенциальных уголовников...

Просочившаяся сквозь эти решётки и железные двери наших домов и квартир "уголовная, лагерная "этика" "дала о себе знать – как правильно замечает Елена, – особенно ярко в начале девяностых. Тогда, во время "крутых" социальных перемен, практически легализовались уголовные порядки в городе. Основным способом разрешения конфликтов, особенно среди молодёжи, стали "стрелки", и прав был тот, за кем стояла большая сила..."