355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Цыбизов » Тайна «Соленоида» (др.изд.) » Текст книги (страница 1)
Тайна «Соленоида» (др.изд.)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 12:30

Текст книги "Тайна «Соленоида» (др.изд.)"


Автор книги: Владимир Цыбизов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Владимир Цыбизов
Тайна «Соленоида»



Часть I
Глава 1
Удивительный остров

Вертолет снижался. Внизу, насколько хватал глаз, расстилались ледяные поля. Бесчисленные глыбы льда, то белые, ослепительно сияющие, то синеватые, то отливающие зеленью под низкими лучами полярного солнца, а то и розоватые, образуя бесформенные нагромождения торосов, уводили далеко к горизонту. Казалось, какой-то гигант нарочно изломал весь лед на куски, высыпал их в море, и они как попало смерзлись в плотную массу. Только в одном месте сверкало белизной ровное, удивительно правильной формы круглое поле около пятисот метров в поперечнике. Кое-где по его краям выросли торосы. В самом центре высилась ледяная башня, похожая формой на силосную. По сторонам от нее находились круглые домики, построенные из легкого, прочного пенопласта особого рода пластмассы, металлические мачты радиостанции, городок для метеорологических измерений. Недалеко от края поля на деревянных катках лежали два моторных катера, штабель ящиков.

Вертолет замер над льдиной, как бы высматривая, куда сесть. Потом стал медленно опускаться. От домиков к нему бежали люди в меховых одеждах. Машина опустилась на снег. Из нее выпрыгнул высокий человек в рысьей шапке, оленьей дохе и собачьих унтах. Лицо молодое, безусое. Он посмотрел на подбегавших людей, повернулся к вертолету и помог сойти с лесенки женщине-пилоту. Она была одета так же тепло, как и пассажир. Из-под шапки на лоб выбились золотистые локоны, очень гармонировавшие с голубыми глазами и румяными щеками.

– Ну, Юрий, как лед? – спросил один из подбежавших. Это был начальник дрейфующей станции Захар Бессмертный – коренастый, подвижной человек тридцати пяти лет. Обращаясь к прибывшему, он в то же время протянул руки, чтобы взять приборы, которые извлекались пилотом из кабины вертолета.

– Сплошные ледяные поля, – ответил Юрий, разминая ноги.

Пилот Зарубина передала Захару один прибор, второй взяла сама и отправилась к домикам. Юрий и Захар пошли следом.

– Программу измерений выполнили? – спросил Захар.

– Да…

– Есть что новое?

– Нет… Впрочем, есть… Я сам ничего не пойму…

– Ты чего такой?

– Нездоровится что-то…

Захар внимательно посмотрел на него, перевел взгляд на женщину, шагавшую впереди. Как он успел заметить, она тоже была чем-то раздражена, недовольна…

– Придется вам сходить в медпункт, – заметил Захар. – И тебе, и Зарубиной.

– Да ладно, отлежусь, – вяло отмахнулся Юрий. . Просто устал…

– Нет, нет, я прикажу Валентине осмотреть вас. Здесь дело серьезнее, чем ты думаешь.

– Почему серьезнее?

– Почему? Видишь ли, в течение последних восьмидесяти часов, пока вы отсутствовали, у нас на «чечевице» изменилось очень многое. Мы еще не нашли причину…

– Да в чем дело? – встревожился Юрий.

– Дело в том, что все члены экспедиции поражены каким-то неизвестным недугом. Состояние такое, будто болен гриппом, но температуры нет. Я сам испытываю такое состояние. Кости болят, мускулы ноют, голова кружится, по временам озноб. Лекарства не помогают, состояние всех ухудшается. Валентина в отчаянии. А как ты себя чувствуешь?

– Точно так, как ты рассказал, – с некоторой растерянностью ответил Юрий. И посмотрел на удалявшуюся Зарубину. – Теперь я вспоминаю, она говорила, что тоже неважно чувствует себя. Слушай, что же это такое?

– Не знаю.

– Надо радировать на Землю, сделать запрос.

– Учти, один из признаков этой неизвестной болезни – повышенная раздражительность, расстройство нервной системы. Если бы я не знал наших сотрудников раньше, я подумал бы, что здесь собрались одни взбалмошные, привередливые люди. Я сам еле сдерживаюсь, чтобы не вспылить.

– Расскажи, как у вас тут другие дела, технические.

– Пока жаловаться не приходится. Атомная электростанция работает, остров, как видишь, цел. Напор ледяных полей почти не сказывается на нем. Вот если на подводную скалу наткнемся, тогда еще что-нибудь может случится.

– Ну, это навряд ли. Мы сейчас где плывем?

– Над хребтом Лазарева.

– Не думаю, чтобы его вершины вплотную подходили к поверхности океана. Во всяком случае, наш островок с его пятидесятиметровой толщиной свободно пройдет над ними.

– А если все же не пройдет?

– Тогда может расколоться на куски.

– Вот то-то и оно. Впрочем, я надеюсь на свой остров. Вспомни, как он построен. Его не так-то просто разрушить. Ну, а в крайнем случае, . добавил Захар с улыбкой, – обо мне жалеть некому.

– Благодарю, утешил, – улыбнулся и Юрий: он вспомнил о слабости Захара. Захар любил шутить, но шутки его всегда получались неуклюжими, как эта вот, последняя.

Он пригнул голову и вслед за Захаром прошел в дверь самого большого домика на острове. Там находилась лаборатория острова.

Глава 2
Тревога

Экспедиционная лаборатория представляла собой круглое, точно киргизская юрта, помещение, облицованное изнутри дюралевыми листами. В облицовку были вмонтированы электрообогревательные контуры, и в лаборатории с их помощью поддерживалась необходимая температура. Вдоль стен стояли столы, заставленные приборами, образцами грунтов, поднятых со дна океана, осколками скал, добытых на подводных вершинах. В ящиках столов и на полках, укрепленных на стенах лаборатории, разместились стеклянные банки и пузырьки с различными реактивами, кислотами, порошками редких элементов. На специальных подставках покоились мощные трансформаторы и другие приборы, необходимые для физических исследований. В общем, здесь имелось все для научной работы аспирантов Антарктического института Юрия Курганова и Захара Бессмертного, занимавшихся проблемой анализа различных слоев атмосферы, воды и грунтов. Сейчас они изучали проходимость радиоволн в условиях Антарктики, в чем, кстати сказать, им немалую помощь оказывали советские спутники Земли, посылавшие с высоты 1800 километров свои радиосигналы – спутники довольно часто пролетали над этой частью земного шара. Однако с некоторых пор сигналы спутников не стали слышны. Вероятно потому, как предположил Захар, что льдина-остров занесла экспедицию в так называемую «мертвую зону», где радиоволны совсем не проходят. Чтобы выяснить, так ли это, Бессмертный, оставив экспедицию на своего заместителя Юрия Курганова, перебрался на вертолете на одну из льдин, находившуюся в двадцати километрах южнее дрейфующего островка, и стал посылать оттуда радиоимпульсы. Юрий сидел в лаборатории возле приборов, регистрирующих эти радиосигналы. Здесь же находилась экспедиционный врач Валентина Ежова – она зашла сюда, чтобы пригласить Юрия на центральный наблюдательный пост, где она дежурила. Она хотела, чтобы Юрий объяснил ей работу некоторых приборов, установленных на этом посту. Она пыталась звонить ему по телефону, но телефон не работал.

– Странно, очень странно… – пробормотал Юрий, не спуская глаз со стрелок. – Мечутся, как угорелые…

– Ну и что?

– Да так, ничего… Сегодня пятый день, как мы движемся в зоне очень плохой проходимости радиоволн. Странно…

– В чем же странность? – спросила девушка.

– Посмотри на этот прибор. Обычно, когда радиоволны не проходят, он не движется. А сейчас видишь что выделывает?

Валя посмотрела на прибор. Его стрелка металась из стороны в сторону, как если бы он чувствовал ток переменной силы. Валя посмотрела на другие высокочувствительные измерительные приборы, стоявшие на столе в сторонке, и увидела ту же картину.

– Юра, а почему у тех приборов двигаются стрелки? – удивилась она. – Ведь они не подключены к радиоприемнику.

– Да, действительно, – растерянно произнес Юрий, взглянув на аппаратуру. А я и не замечаю. Они мне и не нужны совсем… Очень странно…

– Юра, а… почему они… светятся? – с тревогой и в то же время с удивлением спросила Валя, указывая на ряды баночек на полках. И даже отступила на шаг от стены, на которой были укреплены полки.

А удивляться было чему: все стеклянные баночки, пузырьки, пузыречки, пробирки и колбы со всевозможными реактивами светились! Казалось, в этих пробирках и банках были налиты красные, синие, зеленые, желтые жидкости. В действительности же во многих пузырьках содержались не жидкости, а образцы минералов в порошкообразном виде, кусочки различных металлов и металлоидов.

Не говоря ни слова, Юрий быстро опустил на окна шторы. Валя издала легкое восклицание – и отшатнулась: она увидела в темноте Курганова. Он тоже светился с ног до головы, точно был обмазан фосфором. Валя бросила взгляд на свои руки, ноги . и они тоже светились! Посмотрела вокруг . каждый предмет в лаборатории испускал какое-то призрачное сияние.

– Подними шторы, я не могу, – прошептала Валя. . Мне плохо.

Юрий увидал, как светящаяся фигура девушки тяжело опустилась на стул. Он моментально поднял шторы, схватил трубку телефона.

– Ты посиди, посиди, – забормотал он, набирая номер. – Сейчас людей вызову… Телефон не работает. Подожди, я за лекарством сбегаю…

– Постой, не надо, – слабым голосом произнесла девушка. – Мне уже лучше. Я пойду к себе, полежу немного…

Валентина ушла. Юрий проводил ее беспокойным взглядом, потом опять углубился в работу. Прошло часа два. Вдруг дверь резко распахнулась, в лабораторию вбежала Валя. Она была в белом пушистом платке, наброшенном на плечи. Вероятно, девушка бежала всю дорогу: ее щеки раскраснелись, грудь под ярко-красным шерстяным джемпером часто вздымалась и опускалась, черные волосы на голове слегка растрепались. В карих глазах ее была тревога. Однако Юрий, озабоченный непонятными явлениями, происходящими в атмосфере, не заметил этого. Регулируя приборы, он рассеянно посмотрел на нее и спросил:

– Как самочувствие? Лучше?

Но Валя нетерпеливо махнула рукой и, перебивая его, сказала:

– Быстрее идем! С островом что-то непонятное делается.

Курганов и Валя вышли из лаборатории. Домик, куда они пришли, был разделен узким коридором на две половины. В одной половине находился экспедиционный медицинский пункт, другую занимал центральный наблюдательный пост. Врач Валентина Ежова, когда не хватало людей, исполняла еще обязанности дежурного наблюдательного поста. Здесь стоял стол с покатой крышкой, два стула, дюралевый шкаф с инструментами и запасными измерительными приборами, большая мраморная плита, смонтированная на дюралевых стойках. На плите были укреплены электрические измерительные приборы, предохранительные пробки, рубильники, разноцветные лампочки и звонки. В тот момент, когда Валя и Юрий вошли в помещение, красные лампочки мигали, а звонки звенели.

Метнув взгляд на лампочки, Юрий подбежал к столу и наклонился над ним. Крышка представляла собой план и разрез ледяного острова, выполненные из пластмассы различных оттенков и цветов. Тут и там на карте сверкали хромированные кнопки. В разрезе остров представлял собой эллипс, в плане круг.

Юрий нажал пальцем кнопку. Электрический прибор на мраморном щите показал, что край острова, где была нажата кнопка, сильно накренился. Крен был до того силен, что он никак не мог быть объяснен простым изгибом кромки острова под давлением ледяных полей. Лед не был достаточно эластичным, чтобы без ущерба для своей целости мог изогнуться так круто, как показывала стрелка прибора. Неужели тот край островка отломился?

Юрий нажал по очереди другие кнопки – и каждый раз прибор показывал невероятно высокий крен частей острова.

– Вот видишь, – сказала с тревогой Валя. – Если верить приборам, наш остров раскололся на куски. Но он же цел!

Юрий невольно посмотрел в широкое окно. Дом, где находился центральный наблюдательный пост, стоял недалеко от башни атомной электростанции, на высоком месте; из окна открывался вид на большую часть островка.

– О! – невольно воскликнул Юрий.

– Что там такое? – спросила Валя.

– Смотри, ледяные поля отошли. Видишь, образовалась полынья? Прямо на глазах растет. Ты понимаешь, что это означает?

Валя посмотрела на Курганова и молча покачала головой: «Нет, не знаю».

– Одевайся, – приказал Юрий. – Сейчас все поймешь.

Он повернул рубильник. Красные лампочки потухли, звонки замолчали.

Валентина вышла, а через минуту вернулась уже в шубе. Юрий захлопнул за собой дверь центрального поста.

– А как же… Надо же за приборами следить, . сказала Валя.

– Приборы тут не помогут, – махнул рукой Курганов и вышел на улицу. – Вон, видишь, что творится?

Они стояли спиной к растущей полынье и смотрели туда, откуда наступали ледяные поля. Они налезала на край островка, громоздились у его границ, образуя высокий вал из глыб льда. Вал шевелился, издавал шуршащий звук, треск, грохот. Отдельные льдины то поднимались стоймя, то вдруг пропадали, как будто проваливались куда-то. Вал не рос, но и не рассасывался. Ледяные поля неудержимо надвигались на островок и как бы обтекали его по сторонам.

– Понимаешь теперь, что произошло? – спросил Юрий Валентину.

– Неужели он… остановился? – удивилась Валя.

– Да. Сомневаться не приходится – остров стоит на месте.

– Сел на мель?

– Не на мель, а на вершину одной из подводных гор. Ты вот что, заторопился вдруг Юрий. – Если остров сдвинется с места, немедленно сообщи мне. Я буду брать пробу грунта. Сбегай к астрономам и скажи, чтобы определили координаты подводной вершины.

Выполнив поручение относительно астрономов, девушка побежала на центральный пост. Курганов поспешил на южный край островка, где была расположена одна из гидрологических лунок, точнее – колодец для гидрологических исследований. Колодец был сделан сквозной, через всю толщу островка. Размышляя над тем, не забит ли колодец кусками льда, которые могли быть задвинуты под остров ледяными полями, Юрий мысленно похвалил строителей островка за то, что они сделали несколько таких скважин в разных концах огромной ледяной «чечевицы». Всегда можно найти такую, которая свободна от битого льда.

Юрий вошел в полусферический пластмассовый домик. В полу зияла круглая дыра. Над отверстием свисал конец тросика, переброшенного через блок под потолком помещения. Юрий прикрепил к тросу приборы, с помощью которых можно было захватить со дна грунт, воду с различных горизонтов, и пустил электромотор лебедки. Вот счетчик показал, что с барабана лебедки размоталось 55 метров троса, и в тот же момент натяжение его ослабло. Значит, приборы коснулись грунта. Юрий переключил мотор на обратный ход, и трос стал наматываться на барабан лебедки…

Валентина в это время с беспокойством следила за контрольными приборами на щите центрального поста, изредка бросала взгляды в окно – полынья не исчезала. Остров продолжал стоять на месте. Выдержит ли он это необычное испытание?

Ежова знала, как строился ледяной остров, знала, какие надежды возлагались на него работниками Антарктического института. Почему-то живо вспомнился самый первый разговор об этом острове с Кургановым. Разговор произошел, когда Юрий по настоятельному совету Недоборова предлагал ей место врача на дрейфующем острове.

Юрий рассказал ей тогда, что это особый остров. Опыт многих полярных экспедиций показал, что разбивать лагерь на обычной, природной льдине и дрейфовать на ней вместе с ледяными полями не совсем безопасно. Ведь каждое ледяное поле в общей массе нередко испытывает гигантское сжатие. А в результате раскалывается, крошится, торосится. Например, за время дрейфа станции «Северный полюс-2» в 1950-1951 годах члены экспедиции были вынуждены трижды менять место лагеря. Вот и возникла идея создать искусственную льдину таких размеров, чтобы ее не затерли льды, чтобы она могла выдержать любой натиск ледяных полей. Для этого льдину сделали круглой, но не плоской, а в форме чечевицы, чтобы льдины не сжимали ее, если бы она попала в ледяные тиски, а выталкивали бы на поверхность…

И вот теперь Валя убедилась в правоте строителей – льды действительно не могут сжать остров, они лишь подсовываются под его край, потому-то он и накренился весь, оттого и приборы показывают неверно… "

Ой, что это? Все красные лампочки потухли, звонки замолчали… Неужели остров сдвинулся с места?»

Она выбежала на улицу и увидела вокруг острова обычные ледяные поля. Ледяной вал на границе острова исчез. Полынья на южной стороне уменьшалась на глазах.

Валя быстро вернулась в помещение, достала из стола журнал наблюдений, посмотрела на часы и стала записывать, когда остров сдвинулся с подводной скалы. В это время на центральный пост вернулся Юрий. Образцы грунта и воды он оставил в лаборатории, куда заходил по пути сюда. Он принялся проверять показания контрольных приборов, замороженных при строительстве острова в его толще в различных местах. Одни приборы показывали силу сжатия льда острова вблизи его кромок, другие регистрировали его температуру, третьи отмечали состояние стальных труб, пронизывающих «чечевицу» в горизонтальном и вертикальном направлениях. Эти трубы являлись каркасом острова. Каркас был смонтирован в воде, на одной из отмелей севернее земли Астрид. По трубам прогнали жидкий кислород, вода снаружи замерзла и сковала их в монолитный блок – остров. Остров всплыл, но остался стоять на якорях. Когда же на нем были оборудованы атомная электростанция, насосная станция для накачивания жидкого кислорода в трубы, жилые дома, якоря подняли, и остров понесло течением от берегов Антарктиды в океан.

– Взял образцы? – спросила Валя, окончив писать.

– Взял.

– Ты посиди здесь, а я пойду препараты посмотрю. Совсем забросила их.

– Ладно, иди. Сейчас Иванов должен вернуться. Что-то они там с Захаром задержались…

Глава 3
Валентина Ежова

Член-корреспондент Академии Медицинских Наук СССР Серебцов в одной из своих работ писал: "

Среди населения и некоторой части врачей до настоящего времени распространено мнение, что злокачественные опухоли – болезнь неизлечимая, что если даже применяется тот или иной вид лечения – оперативный или лучевой, – то все равно стойкого излечения не наступает и болезнь рано или поздно возобновляется.

Откуда же появилось такое мнение?

Имелись ли основания к такому утверждению? Безусловно, имелись.

Действительно, еще не так давно злокачественные опухоли – рак, саркомами другие . не причислялись к социально-опасным болезням, и, по существу говоря, никакой борьбы с ними не велось и лечить их не умели. В те времена не существовало организованной онкологической . противораковой – помощи населению, не было и специальных онкологических учреждений. В этих условиях злокачественные опухоли распознавались поздно, и больные на лечение, как правило, поступали с запущенными стадиями болезни. Результаты лечения были плохие, что и способствовало укреплению мнения среди населения и значительной части врачей о неизлечимости рака.

Однако после Великой Октябрьской революции борьба со злокачественными опухолями приняла огромный размах. Мы можем с полным основанием сейчас говорить, что рак не только излечим, но что возникновение и развитие рака в значительном числе случаев может быть предупреждено.

Кое-кто, прочитав эти строки, с возмущением воскликнет:

– Чушь! Рак – пока неизлечимая болезнь. От рака умирают. У меня был знакомый, который умер от рака, хотя его и положили в больницу.

Прав человек? Конечно, нет. От гриппа тоже умирают, воспаление легких, случается, тоже имеет смертельный исход. Что ж, значит, и эти болезни причислить к неизлечимым? Это явная нелепость.

Другое дело утверждать, что рак – болезнь тяжелая, трудно излечимая, что подчас еще бывают случаи, когда больной поступает на лечение в таком состоянии, когда рак уже неизлечим. Рак, подобно всякой болезни, можно сравнить с огнем: пока еще огонек мал, с ним можно бороться, его можно затоптать. Но упусти момент, дай огню волю, и он охватит весь дом. Тогда его можно затушить, лишь разрушив здание или позволив дому сгореть. Важно вовремя заметить пожар и вызвать пожарную команду. Объясняется это, в частности, тем, что в большинстве случаев раковая опухоль дает о себе знать ясно и понятно уже тогда, когда человеку бывает чрезвычайно трудно вырваться из ее щупалец…»

Так писал Серебцов… Онкологи продолжали изыскивать все новые и новые средства борьбы с опасным врагом. Особенно больших успехов добился профессор Недоборов из Авророполя. Лечиться к нему приезжали не только со всех концов СССР, но также из других стран. Он разработал комбинированный способ лечения радиоактивными лучами с применением так называемого блокадного фронта, которым окружается опухоль. Блокада вызывается препаратом «титанитом», созданным в лаборатории профессора Недоборова. Этот препарат, введенный с помощью шприца в опухоль, распространяется по всем разветвлениям ракового образования. Через несколько часов «титанит» проникает сквозь стенки опухоли и ее отростков в здоровую ткань и здесь остается в течение двух-трех суток. При этом он как бы перерезает все кровеносные и лимфатические сосуды и таким образом изолирует опухоль, лишает ее питательных веществ. Опухоль начинает погибать, сокращаться в размерах и в конце концов пропадает без следа.

Однако у «титанита» имелся большой недостаток – он вредно отражался на сердце. Поэтому его вводили в организм небольшими дозами. Каждая последующая инъекция производилась через неделю. Перерывы использовались для облучения опухоли радиоактивными лучами, что помогало излечению. Больным со слабым сердцем «титанит» не вводился совсем.

Поэтому Недоборов искал другие способы лечения рака, которые можно было бы с успехом применить ко всем больным, независимо от состояния их сердца или других органов. В своих исканиях он обратил внимание на то обстоятельство, что в южных странах количество людей, заболевших раком кожи лица, выше, чем среди жителей средних широт, где лучистой энергии на каждый квадратный метр поверхности земли приходится меньше. Конечно, об этом он знал и раньше. Но он не придавал этому факту особого значения. Как и многие онкологи, он считал, что всему причиной ультрафиолетовые лучи, которых на экваторе больше, чем в других местах земного шара. Ведь ультрафиолетовыми лучами можно искусственно вызвать рак кожи. Такие опыты не раз проделывались в лабораториях над животными.

Но недавно он задал себе такой вопрос: почему мы должны считать, что рак кожи вызывается в тропиках излишком ультрафиолетовых лучей? Почему бы не предположить, что рак вызывается не только излишком этих лучей, но также и недостатком каких-то других лучей? Но каких других? А таких, которых в иных местах, например на полюсах, как на самых удаленных от экватора точках, больше. Есть такие лучи, которых падает на полюса больше, чем на экватор? Есть. Это корпускулярное излучение солнца, корпускулярные лучи. Они состоят из электронов и ионов. Если вблизи пучка корпускулярных лучей поместить магнит, то положительно заряженные частицы отклонятся в одну сторону, а отрицательно заряженные – в другую. Поэтому корпускулярные потоки, летящие от солнца, отклоняются к магнитным полюсам Земли. Пронизывая земную атмосферу, корпускулярные лучи вызывают полярные сияния. Правда, эти корпускулярные лучи поглощаются атмосферой уже на высоте ста километров, но какое-то количество корпускул все же должно достигать поверхности земли на полюсах. А на экваторе их вообще нет. Кроме того, в районе полюсов может больше «выпадать» космических лучей. Они, конечно, тоже как-то влияют на живой организм, на развитие рака.

И вот, чтобы проверить эти предположения, Недоборов поручил аспирантке медицинского института Валентине Ежовой, своей ближайшей помощнице в научной работе, провести на дрейфующем острове ряд наблюдений и опытов со злокачественными опухолями. Эти опухоли были помещены в питательную среду, состоящую из физиологического раствора.

Препараты стояли в банках на столе перед окном в медпункте. Стекла в окне, как, впрочем, и в окнах других помещений острова, были изготовлены из прозрачной пластмассы, пропускающей ультрафиолетовые лучи. Зато банки, в которых жили опухоли, были сделаны из различных материалов: одни – из обычного стекла, другие – из пластмассы, третьи – из темного стекла, а четвертые были заключены в ящички из дерева, наглухо закрытые крышками.

Валя тщательно следила за состоянием препаратов. Первые недели дрейфа никак не сказались на них. Они продолжали жить так же, как и на Большой земле, в Авророполе. Затем начались какие-то изменения. Одни опухоли стали расти, другие менять цвет, третьи – форму. Это совпало с усилением деятельности солнечных пятен и полярными сияниями и случилось в июле, в самый разгар полярной ночи.

Участники экспедиции с интересом следили за опытами Вали. Девушка рассказала о своей работе с препаратами. При встречах они частенько справлялись у нее, как «поживают» опухоли, скоро ли им «придет конец».

– Ну, как они там? – спрашивал кто-нибудь, заходя в медпункт и кивая на банки у окна. – Живы?

– Живы, – отвечала Валя.

– Плохо. Живет же на свете такая гадость…

Прошли недели. Закончилась полярная ночь. Народ на льдине повеселел, увидав солнце. Однако вскоре началось непонятное заболевание участников экспедиции, у Вали прибавилось работы – пришлось замещать Иванова на центральном наблюдательном пункте, и она дня три не подходила к своим банкам. А потом остров сел на подводную скалу – опять тревога и заботы.

Но вот Иванов вернулся к своим обязанностям, остров опять понесло течением по океану, и Валя вздохнула свободнее. Она принялась осматривать препараты и ахнула: все опухоли раза в три сократились в размерах и как бы ссохлись, сжались, будто их опалило огнем. Что же случилось?

А через две недели опухоли погибли все до одной.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю