Текст книги "Тропою дикого осла (Записки великого русского писателя)"

Автор книги: Владимир Динец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Горы Уишань напоминают Эмей в Сычуани, но ниже, а западно-китайские виды заменены восточно-китайскими. Вместо алмазного фазана водится золотой, самый красивый из всех. До ~1000 м растут вечнозеленые субтропические леса с бамбуком.

Теперь-то я вижу, что они совсем не похожи на тропические: вдвое ниже, ярусы перемешаны, густой подлесок и вообще все по-другому. Кроме золотого, здесь есть еще фазан Эллиота, а также китайский заяц и несколько интересных змей. Выше идут сосново-дубовые леса с гигантскими деревьями туи и куннигамии, а на полянках пасутся желтые трагопаны Кабота. На ~1500 м появляются пихта и тис, а выше я не лазил.

Спускаюсь на дорогу и ловлю грузовик обратно в Цзянси. Попутки в Восточном Китае хорошо ловятся, но редко кто далеко ездит. Деньги берут обычно только за очень большие расстояния, с иностранцев – практически никогда. Забавно, что в Тибете все как раз наоборот.

Следующая провинция – Аньхой. Вечером надвигается замечательная гроза черная стена от земли до неба, прошиваемая каждую секунду молниями по две-три сразу.

Примерно одна молния из ста – синяя. Возможно, это остатки моего знакомого тайфуна, который я обогнал по суше, пока он двигался вдоль берега.

16.09. 24$. Когда едешь на поезде, заботиться о пропитании не надо. Достаточно сесть рядом с компанией, жующей яблоки. Рано или поздно тебя угостят, и тогда надо съесть яблоко с кожурой. По мнению китайцев, есть яблоки неочищенными можно только в состоянии голодного безумия. Тебя сразу начинает кормить весь вагон, причем меню варьирует от риса с орешками лотоса и проросшей фасолью до перепелов в кляре.

Китайцы – вообще очень душевные люди, за двумя исключениями. Первое менты, они хамы и тупицы. Иностранцу они боятся хамить, но если, например, спишь на вокзале, они тебя будят каждые двадцать минут, чтобы у тебя не украли рюкзак (на котором ты спишь). Второе – "дамы холопского звания" из государственной сферы обслуживания. Пожалуй, лучшее название для них в иврите: пкида, она и есть пкида. Что они творят с народом, больно смотреть, да и мне порой достается. Хуже всего – кассирши билетных касс. На все вопросы у них один ответ: "мэйо"

("нельзя, невозможно"). Это может означать "нет билетов", "размыло дорогу", "иностранцам не положено", "я отдыхаю". Лучший способ пробиться через "мэйо" – твердое большевистское "йяо!" ("надо"). В тяжелых случаях приходится предъявлять Дацзыбао. Среди прочих китайцев попадаются жлобы (редко) и дураки (довольно часто).

Когда-то в Восточном Китае были флора и фауна не хуже сычуаньских, но остались рожки да ножки: несколько священных гор и маленьких заказников. Самая красивая из священных гор – Хуангшань (1800 м). Она покрыта густым широколиственным лесом, над которым торчат поросшие стройными соснами скальные пики в форме лотосовых бутонов. Глядя на такие горы, на останцы тропического карста на юге или на скалы Сычуани, понимаешь, почему здесь для слова "гора" придумали иероглиф Ш, а не, например, ?, как сделали бы европейцы. В лесу водятся четыре вида щитомордников, и под каждый из них маскируется соответствующий вид полоза.

Погода, увы, быстро портится, хотя по идее здесь сейчас сухой сезон.

Фантастически прекрасное зрелище – величественные скальные "бутоны", вздымающиеся над волнующейся поверхностью облаков.

17.09. 24$. Гора Гутяншань в провинции Чжэцзян (произносится Жэjiа?) всего 700 метров в высоту и 16 км2 по площади, но она покрыта, может быть, самым интересным лесом в Восточном Китае. Лес состоит исключительно из реликтов третичного периода: гинкго, золотой лиственницы, криптомерии и белоствольной сосны. К сожалению, из-за похолодания и дождя фауны почти не видно.

Поскольку впереди – большие города, приходится постричься (маникюрными ножницами) и сменить зеленую футболку на чистую. Город Ханьчжоу был столицей страны в XII веке. Он считается главной туристской достопримечательностью Восточного Китая, но на самом деле смотреть здесь особо не на что: озеро, окруженное стандартными храмами, пагодами и павильонами разных династий.

18.09. 19$+40Y. В пяти километрах от Ханьчжоу течет река Фучьжинчьжян, по которой раз в день проходит приливная волна типа амазонской поророки. Аборигены используют ее для своего рода серфинга, чтобы на специальных узких лодках подняться от моря до Ханьчжоу или от Ханьчжоу до Мяошаня. Поскольку в путеводителях об этом не упоминается, туристов здесь не бывает, и денег за провоз не берут.

Сегодня волна проходит в час ночи. Мы ждем ее на залитой огнями реке сотни лодок с фонарями на мачтах. Наконец белый пенистый вал подхватывает всю флотилию и несет вверх. За полчаса мы пролетаем девять километров до железнодорожного моста, где многие сходят на берег, чтобы занять лучшие места в поезде Кантон-Шанхай до его прихода в Ханьчжоу.

В четыре утра я в Шанхае – огромном (13 миллионов человек) и скучном городе, застроенном по-европейски. Интерес представляет только малень-кий храм, сильно поврежденный в годы культурной революции. Новые росписи изображают Будду, карающего солдат Народно-Освободительной Ар-мии. В общем, на город достаточно часа.

Пробираюсь на "Ракету" вверх по Янцзы. Выходим в Восточно-Китайское море, поднимаемся по бесконечно широкой реке цвета зимней слякоти, потом сворачиваем в Великий канал и в десять часов швартуемся в Сучжоу – городе храмов и садов.

Канал – самый длинный в мире (1200 км) и соединяет Пекин с рекамиХуанхэ, Янцзы и Фуцзинцьзян. Через час плывем обратно в реку и дальше вверх, мимо городов, почти непрерывно тянущихся по берегам: Юйшань, Ущи, Яньчьжоу, Чьженчьжян. На реке и канале нет ни чаек, ни уток, ни куликов – только мусор, пятна нефти, ряды шелковиц по затопленным паводком лугам (Цзянси – "шелковая провинция"), белые цапли, баржи, загруженные так, что вода выше палубы, жилые лодки-сампаны, дельфины (не настоящие речные, а соталии – похожие на морских, но маленькие), и очень редко черные морские свиньи, которые почти не поднимаются выше устья.

В три часа дня схожу на берег в Нанкине (произносится Наньjин) столице страны в VIII-X и XVI-XVIII веках, а также главном городе мятежных тайпинов, базе великих заморских экспедиций средневековья, историческом сердце и самом симпатичном городе Восточного Китая. Здесь нормальные цены (в Шанхае – тройные), богатейший рыбный рынок (в продаже все от лапши-рыбы до акул), полно молодых ребят, говорящих по-английски, а среди уродливой, как везде в Китае, современной архитектуры натыкаешься на древние стены, башни и дворцы. Осмотрев на рынке коллекцию эндемичных змей и черепах, еду на гору Линггушань – единственное место в Восточном Китае, где сохранились равнинные леса (50-300 м). По ним видишь, как прекрасна была эта земля, прежде чем 2100 лет назад ее превратили в рисовое поле. Лес состоит из деревьев по три-четыре метра в диаметре, а между ними – трава по шею. По разнообразию деревьев Линггу, наверное, занимает первое место в Восточной Азии: гинкго, туи, криптомерии, кипарисы, бесконечные вариации кленов и дубов.

Когда я предлагал знакомым орнитологам участие в этой поездке, то слышал вопросы, за которые надо у зоолога отбирать диплом: "А где мы будем ночевать? А как же без языка? А вдруг не хватит денег?" Пусть теперь почитают, что можно увидеть за пять часов на окраине Нанкина: два вида ястребов, фазаны королевский, Эллиота и китайский обыкновенный, бамбуковая куропатка, две горлицы, желтоклювая и бенгальская кукушки, карликовый сычик, желтохохлый зеленый дятел, черноголовый дрозд, две саблеклювых и несколько видов крапивниковых тимелий, две нектарницы, нилтава Давида и еще два вида мухоловок, желтобровая синица, два вида поползней, розовая иволга, бурая острохвостая муния, хохлатая майна, два дронго, сороки голубая и гималайская желтоклювая, куча славковых и Enicurus leshendati (дроздовая трясогузка или как там ее по-русски, самая красивая птица маленьких лесных озер).

Помимо этого, в лесу разбросаны тут и там храмы всех династий начиная с VI в, пагоды, сады бонсай и мавзолеи, из которых самый новый – Сунь Ятсена, а самый старый – императора Хонг Ву (302-374). От него в две стороны тянутся аллеи с трехметровыми статуями солдат и зверей в монументально-юмористическом стиле.

19.09. 19$+38Y. Едва мне удалось приблизиться к осуществлению заветной мечты – путешествию без траты денег – как меня постигла катастрофа. При предъявлении Дацзыбао кондуктору теплохода Нанкин-Ууху оно рассыпалось от ветхости, и половину унесло ветром. В Ууху один учитель английского написал мне новое, но, естественно, уже без печатей.

Единственная достопримечательность Ууху, да и всей северной части провинции Аньхой – заказник на старицах и островах Янцзы. Ландшафт напоминает Полесье в половодье, поэтому пришлось ненадолго угнать сампан. В нем не было весла, только шест, и перебраться через глубокие протоки к островам не удалось, но и на берегу оказалось много интересного.

Заказник был создан в 1970 году для охраны китайских аллигаторов. Они все равно продолжают вымирать, зато это место стало одной из главных зимовок птиц на востоке Китая. Основная масса северных мигрантов появляется в октябре-ноябре, но самые интересные уже прибыли к моему приезду: шесть красноногих ибисов – почти все, оставшиеся в мире. Аллигаторы из-за плохой погоды на берег не вылезали, а разглядывали меня из воды. Видимо, на них потихоньку охотятся – они подпускают лодку только метров на сто. В ивняке пасутся водяные олени, а в старицах, где вода прозрачная, можно увидеть псефуров – огромных длинноносых осетров, медленно плавающих у дна.

20.09. 19$+19Y. В четыре утра приезжаю в Лоян (провинция Хэнань), бывший столицей династии Северная Вэй в V-IX вв. Здесь такие же пещеры, как в Дуньхуане, но менее интересные. В восемь я уже в Чьже?чьжоу, а в девять – в знаменитом монастыре Шаолинь. Он совсем маленький, но окружен пятикилометровым кольцом сувенирных лавок. Китайских туристов здесь, наверное, тысяч тридцать.

К полудню добираюсь в Кайфын на Хуанхэ. Она втрое меньше Янцзы и вдвое грязнее.

Кайфын был столицей страны в X-XI веках. С IV века здесь существует еврейская община. Сейчас осталось меньше ста человек, остальные уехали в Израиль. От синагоги сохранился только макет в музее. Вечером оказываюсь в Чуйфу, провинция Шаньдун. Как и Хэнань, Шандун – это большое кукурузное поле, но вместо лессовых холмов здесь плоская равнина с отдельными горами и дельтой Хуанхэ на севере. В Чуйфу в 551 г до н. э. родился и через 72 года умер Ко?, известный в Европе как Конфуций.

Конфуцианство – скорее не религия, а философия общественной иерархии, поэтому он легко уживался с другими верованиями и был очень любим всеми императорами Китая.

Каждый новый правитель подтверждал особые права семьи Конг на Чуйфу и окрестные земли, так что город был как бы государством в государстве. Последний, 77-й потомок Конга, в 1948 году эмигрировал на Тайвань, оставив туристам огромную феодальную усадьбу, храмовый комплекс и маленький холмик в парке – могилу философа. В храме можно увидеть изумительную резьбу по камню, коллекцию каменных стел, установленных на гигантских каменных черепахах (символ вечности), барабан размером с цистерну – в барабанной башне и колокол вдвое больше кремлевского – в колокольной.

В Чуйфу приятно отдохнуть среди тысячелетних кипарисов, стаек голубых сорок и криков "хэллоу". Но меня торопит состояние снаряжения, особенно паспорта, который совсем развалился, и брюк, расползшихся от бесконечного форсирования заборов и влезания в окна поездов. Осмотрев пирамиду императора ШаоХао (XX век до н. э.) залезаю в поезд в Тайань.

21.09. 19$+15Y. Гора Таошань, или Тайшань (1500 м) – самая почитаемая из священных гор Китая. Ее статус признается буддистами, даосистами, конфуцианистами и маоистами. Конфуций, глядя с вершины, произнес известную фразу "мир тесен", а Мао, посмотрев на восход солнца, изрек "Восток красный!"

Поднимаюсь на гору затемно и встречаю довольно скучный рассвет над уходящими в дымку равнинами. Склоны так застроены храмами, арками, мостами и павильонами, что на них почти не осталось леса. Храмы все типовые, хотя даосские очень красивые.

Чего только не узнаешь из путеводителя! Император Чин Шихуан в 219 году до н. э.

был застигнут на вершине бурей и нашел приют под тремя соснами, которым за это присвоил звание генералов. Другой император, Женг Чжонг, съездил вверх-вниз на муле, который после этого издох и был посмертно произведен в министры.

Утром спускаюсь и ловлю поезд до Тяньцзиня. Этот огромный промышленный центр был в 1978 году почти полностью разрушен землетрясением. Но факт катастрофы 12 лет скрывали от народа, т. к., по местным представлениям, небеса стихийными бедствиями дают понять, что правящая династия "состарилась" и ее необходимо сменить.

Вот и Пекин (произносится как среднее между "Пейдьжин" и "Бэйдьзинь"). Он стал столицей только при Чингисхане, но с тех пор тут понастроили много интересного.

Только по Запретному Городу можно проходить полдня, а есть еще Храм Неба, Великая мечеть и куча прочего. Стена Запретного Города 25 м высотой, но в ней не хватает многих кирпичей, так что лучше перелезть – не платить же 45 FEC (инвалютных юаней). Вообще, платить пришлось только за исторический музей.

22.09. 14$+37Y. Узнал много интересного от русских "челноков": билет до Москвы от границы стоит теперь около 30 S; в Москве переворот; из Китая меня не выпустят, т. к. я обязан был зарегистрироваться в полиции в течение 10 дней после приезда. Неплохо, а? Вдобавок паспорт развалился, полиэтиленовый плащ все-таки порвался, из расчески выпали последние два зуба, молния на куртке сломалась, а пекинская кухня в основном мясная (монгольское влияние) и поэтому дорогая.

Чрезвычайная обстановка вынуждает к соответствующим мерам. Беру в полиции справку об утере паспорта (приходится выстоять длинную очередь столько иностранцев стали жертвами карманников!) и получаю в посольстве "разовое свидетельство для возвращения на родину". Потом под залог паспорта (точнее, его останков) беру в госпрокате велосипед и, покатавшись по городу, продаю за 60 FEC (половина цены), которые меняю на 10 $.

Весь город смотрит 16-серийный исторический боевик-сказку "Фея персикового дерева помогает императору Чи Гуанщи отразить северных варваров". Наконец-то появилась новая всенародная кассета – еще более европейская, гораздо более сентиментальная и на порядок более нудная. Начинается она со слов "во люли ни фан чинча" – "я уйду, если ты придешь".

Встретил уличного заклинателя змей, который водил дудочкой перед носом моноклевой кобры (индокитайский подвид очковой). Этот подвид умеет плевать ядом, так что все выглядело как-то подозрительно. Хватаю кобру за шею, предъявляю толпе выдранные зубы (народ тут в змеях разбирается, поскольку это популярный деликатес), сгребаю из тарелки выручку, вешаю змею на шею хозяину и утекаю. Он бежит в другую сторону, пока не начали бить. Движение на улице, наверное, восстановится через несколько часов. Доход – 19,5 Y.

Сходил в зоопарк – посмотреть на тех, кого уже практически нет в природе – китайских тигров, шаньсийских пятнистых оленей и т.д. Зоопарк очень интересный, но все время чувствуешь себя главным экспонатом. Потом еду смотреть Великую Китайскую Стену. Вот это вещь! Даже если отвлечься от ее длины (5000 км) и возраста (III-I века до н. э.), все равно впечатляет: восемь метров в высоту, шесть в ширину и идет по довольно серьезным горам от пика к пику. Кое-где есть еще и "внутренняя стена" – как бы второй этаж. Прошел по ней километров семь, чтобы уйти от "туристского" участка и посмотреть барельефы, тангутские и киданьские пагоды на перевале Губейкоу. Рядом, на вершине ~1200 м, сохранился кусочек дубового леса, а в нем белки Давида, бурые шастые фазаны и серая гобийская кошка. На остальной территории Северного Китая многие виды сохранились только в парках: олень Давида – в парке Летнего дворца в Пекине, одноцветный дрозд – только в парке Восточных гробниц и т. д. Вечером ловлю чешский туристический автобус в Датун (провинция Шаньси).

23.09. 24$+10Y. Чехи ловят "Радио Москвы", но там только хорошие новости, а по "Голосу Китая" – только плохие. "BBC World News" здесь ловятся в гонконгском варианте и целиком посвящены китайским делам.

Пещеры Юнган близ Датуна не так интересны, как в Дуньхуане, но у одной из них обвалилась передняя стенка, так что можно снять сидящего внутри Будду и вообще интерьер. И пейзажи в Шаньси красивые. От вылазок в Тайюань, на гору Уутайшань и в центральную часть Внутренней Монголии приходится отказаться: домой бы доехать!

Возвращаюсь с чехами в Пекин, посмотрев по дороге оленей Давида в парке Летнего дворца и одноцветных дроздов – в парке Восточных гробниц. Больше в обоих местах смотреть особенно не на что. Симпатичный город Пекин, хоть и большой: движение вялое, народ спокойный, много всего вкусного. За вечер успел сходить в древнюю обсерваторию и на рыбный рынок, а потом уехать последним поездом в Шанхайгуань, провинция Хэбэй. Ну и давка! Поймал за руку карманника – четвертого за три месяца. Здесь даже пистолеты у ментов пристегнуты к кобуре цепочкой.

24.09. 20$+25Y. Прохожу четыре километра по Великой Стене до "Львиной головы" – ее восточного портала на берегу Желтого моря. Строительство Стены (и Великого Канала) начал Чин Шихуан – тот самый, который захоронен с "терракотовой армией".

Стена не смогла, однако, остановить ни тоба, ни хунну, ни чжурджэней, ни монголов, ни маньчжур. Как сказал Чингисхан, "сила стены в мужестве тех, кто ее защищает". Сей дикий проект был превзойден лишь однажды – при строительстве системы проволочных заграждений вдоль границы СССР. Впрочем, это очень удобная горная дорога, с которой так хорошо наблюдать за местной фауной. Вдоль берега сплошным потоком летят тундровые кулики. Где-то сейчас уже пошла по рекам шуга, мокрый снег ложится на побуревшую голубику, а с прибрежных сопок видно в океане белую полоску приближающихся льдов. А здесь еще вода в заливе теплая.

Не устаю тащиться от местных ментов. Все наши анекдоты, все шутки Гоголя, Щедрина и Чехова на полицейскую тему – словно про них. Впрочем, отсутствие юмора у официальных лиц – китайская традиция со времен Чин Шихуана. Еще тогда все окрестные народы официально считались вассалами Китая. Если, например, приезжал в гости хан, император кланялся ему в ноги, дрожа от страха, а в отчетах это фиксировалось как визит вассала к сеньору для уплаты дани. Сейчас Китай провозгласил своей собственностью все острова Южно-Китайского моря, хотя на одном из них стоит входной маяк порта Манила. И даже скромная железнодорожная служащая готова умереть на посту, но не выпустить с перрона человека, приехавшего без билета, хотя понятно, что жить на станции он не останется, да и забор кончается метрах в ста. У народа, однако, с юмором все в порядке.

Но хватит о Китае. Впереди Маньчжурия, провинция Ляонин и ее столица город Шэньян, он же Мукден, некогда столица Третьей империи маньчжур. Возник он в XI веке, еще во времена Второй ("Золотой" империи), когда маньчжуры назывались чжурджэнями.

После разгрома Золотой империи Чингисханом чжурджэни частично рассеялись в окрестной тайге (их потомки – удэ Приморья), частично попали под китайское культурное влияние. Только в XVI веке они вновь создали сильное государство со столицей в Мукдене. Император Нурачи построил здесь роскошный дворец, который я имел удовольствие посетить, а его сын Шуньжи в 1644 году преодолел Стену и взял Пекин. К концу века они захватили весь Китай и без боя подчинили Тибет. Но к моменту падения маньчжурской династии в Пекине в 1911 г нация была уже сильно ассимилирована китайцами, а Мукден превратился в небольшой городок, поставлявший на юг женшень, панты и меха. В ХХ веке он доставался то России, то Японии, а после войны вдруг стал важным промышленным центром – сейчас уже 7 миллионов человек. Это единственный, кроме Нанкина, город в стране, где английские вывески бывают без ошибок.

Дворец Нурачи заметно отличается от китайских, а в музее собрана огромная коллекция оружия, доспехов, скульптуры и т. д. Все это очень интересно, ведь из всех тунгусо-маньчжурских народов только маньчжуры создали государство и письменность. Особенно хороши каменные медведи времен Первой империи – Бохай.

(Медведь – тотемное животное всех тунгусо-маньчжурских народов, а также воспринявших их влияние нивхов и айнов).

25.09. 140Y. Пришлось разменять все доллары на юани и сразу же много потратить.

За Шеньяном – места дикие, банков нет, а деньги нужны. Прошли те времена, когда меня возили и кормили, а я расплачивался лучезарной улыбкой, сердечным "ще-ще"

("спасибо"), уроками английского или возможностью прочитать Дацзыбао и потрогать Большой Бундес. На севере к русским привыкли, тут такие номера не проходят, да и нет у меня больше ни Дацзыбао, ни паспорта с Бундесом (так называют наши "челноки" красивую яркую визу ФРГ с голографической картинкой).

Утром приезжаю в Туньхуа, провинция Jилинь (на наших картах Гирин) – и в неслабый момент. Я уже не раз видел здесь публичные порки (кража, уклонение от алиментов и еще не знаю, за что), а сейчас присутствую при публичной казни. На площадь перед вокзалом вылетели два армейских грузовика, солдаты встали в оцепление, сдерживая мгновенно собравшуюся толпу, вывели дрожащего типа, повалили лицом вниз, пальнули в затылок из карабина, кинули в кузов и уехали, оставив на стене плакат с пояснением. Двое ребят перевели мне, в чем дело: мужик поскандалил с женой и убил ее. Я бы ему дал год условно: голос китаянки средних лет трудно выдержать.

В Туньхуа еще остались настоящие маньчжуры и пара вывесок маньчжурским алфавитом, но больше смотреть не на что. Как и во всех селах и небольших городах, в качестве духов-охранителей входа здесь вешают на створки дверей плакаты из серии "Великие полководцы Китая". Особенно хороши в этой роли маршалы Народно-Освободительной Армии в почти советской форме, на белых конях и с шашками наголо.

Красивая штука – настоящий паровоз. Путь в 200 км от Туньхуа до Эрдао Байхэ занимает десять часов. Я снова попадаю в другую страну: кукурузные поля и голые скалистые горы сменились покрытыми лесом сопками в сумасшедших красках дальневосточной осени, круглые китайские лица пятиугольными корейскими, кирпичные дома – глинобитными, а вездесущие микротрактора с прицепами – упряжками быков. Денег осталось всего долларов на шесть. В десять вечера начинаю подъем на расположенный в пятидесяти километрах Пяктусан (2760 м). Под дождем с мокрым снегом марширую по тайге, пытаясь сочинять стихи в китайском стиле. Это довольно сложно, так как у нас в языке нет тонов и мало коротких слов, но я попробую.

На склон лег снег,

Скрыл лес туман,

Ручья стих смех

Вот-вот зима.

А дождь все льет,

И крут подъем...

Что ж, ночь пройдет,

Черт с ним, с дождем!

Глава четвертая. Человек без паспорта

По диким степям Забайкалья,

Где золото моют в горах,

Бродяга, судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах.

Русская народная песня

26.09. Осталось 63Y. В полпервого ночи дотащился до маленькой деревушки, где, несмотря на поздний час, вокруг меня сразу собралась толпа. Минуты через три до меня дошло, что туземцы говорят на тазском южном диалекте удэ (когда-то тазы населяли юг Приморья, к этому народу принадлежал Дерсу Узала). Я владею удэ еще свободнее, чем другими тунгусо-маньчжурскими языками: известных мне слов хватает на двадцатисекундную беседу. Этого достаточно: меня кормят ужином, устраивают на ночлег, а утром дарят синий гномовский плащ, расческу, новые носки и мешок яблочных груш.

Погода замечательная, а лес так красив, как только может быть красив дальневосточный кедрово-щироколиственный лес в лучшие дни золотой осени. Белый купол вулкана сверкает на солнце, ревут в распадках изюбри, каждый листок словно светится ярким, чистым оттенком, а воздух холодный и прозрачный, как в высокогорье.

С 1000 метров начинается мрачная пихтовая тайга, из которой, словно языки желтого пламени, вырываются вековые лиственницы. На 1600 м вхожу в "танцующий лес" из каменной березы, уже почти облетевшей, а выше 2000 м идет темно-красная горная тундра, присыпанная первым снегом. В три часа дня я стою на одном из скальных зубцов, окружающих пятикилометровый кратер. Разноцветные скалы, снег и синее небо отражаются в черной воде озера. К северу уходят золотые равнины Маньчжурии, а к югу – голубые сопки Кореи.

Пяктусан, он же Чанбайшань – священная гора корейцев. По преданию, здесь зародилась корейская нация, а Ким Ир Сен утверждал, что здесь родился его сын Ким Чен Ир (на самом деле – в Хабаровске). Из Небесного озера вытекает река Сунгари, которая вскоре образует 70-метровый водопад. Когда-то на берегу озера был маленький храм, но он не сохранился. В тундре живут пришельцы с севера – пищухи, завирушки и горные вьюрки. После заката спускаюсь к границе леса и ночую в развалинах метеостанции.

27.09. 63Y. Сегодня погода уже не та. Утром выхожу к озеру Малое Небесное (всего 50 на 30 метров). По нему плавает стая гусей, но при виде меня они не взлетают, а сбиваются у дальнего берега. Смотрю вверх на скалы – ага! Пускаю по воде камешки "блинчиками" до тех пор, пока гуси не поднимаются в воздух. Они кругами набирают высоту и поворачивают к кратеру. В этот момент от скалы отделяется маленький черный крестик, описывает крутой вираж, перевернувшись, как заходящий на цель штурмовик, и почти исчезает из виду в стремительном свистящем штопоре.

Гуси складывают крылья и пикируют к воде, но тут слышится звонкий шлепок, и один из них втыкается в землю перерубленной шеей. Миг спустя сапсан уже сидит на добыче с таким гордым видом, будто только что прочитал "Песню о соколе".

Оставляю ему часть добычи, а окорочка пускаю на шашлык. Коллега закончил трапезу раньше меня и умчался курсом на Пхеньян.

Весь день я шел вниз через заповедник, загорая на тусклом солнце и наслаждаясь пейзажами. Оленя с вишневым деревцем между рогами почему-то так и не встретил.

Вечером зашел в гости к корейцам. На редкость жизнерадостный и гостеприимный народ. Китайцы считают их жуткими пьяницами, т. к. они пьют хотя и по глотку, но часами. Мой путеводитель употребляет по этому поводу очаровательное выражение:

"Coreans can drink you under the table", букв. "Корейцы могут упоить вас под стол". Ну, нашим гражданам бояться нечего. Водку здесь гонят, судя по вкусу, из автопокрышек, зато пиво вкусное. В свою очередь корейцы считают китайцев грязными свиньями. Дело в том, что в корейских домах отопительная система проходит под полом, поэтому на полу сидят, спят, пьют, едят и т. д., так что по нему ходят босиком и вообще поддерживают в чистоте. Для китайца же пол – это свалка мусора: в китайских поездах нельзя спать на полу из-за опасности быть похороненным заживо.

А вообще местная жизнь удивительно похожа на Сибирь.

28.09. 62Y. Утром меня бесплатно сажают в автобус до станции Анту. У автобуса нет бензобака, только маленькая канистра, поэтому приходится останавливаться у каждой бензоколонки. Провинциальная бензоколонка в Китае – это комната в первом этаже жилого барака, из окна которой вам через решетку протягивают шланг с бензином.

Буддизм мало популярен в этих краях: китайцы в основном маоисты, а коре – христиане. Христианские церкви построены в китайском стиле, но если на коньках буддистских храмов стоят деревянные драконы, орлы и химеры, то на церквях – овечки и голуби.

Хотя Анту всего в ста километрах от Посьета в Приморье, мне сейчас выгоднее перемещаться по китайской территории, чем по российской. Поэтому двигаюсь на северо-запад.

29.09. 59Y. Чанчун (произносится "Ча?чу?ь") – столица провинции Jилинь (по-маньчжурски Кьиринь, а по-русски Гирин). Единственная достопримечательность города – дворец Пу Йи. Пу, последний китайский император, взошел на "трон дракона" в двухлетнем возрасте. Шесть лет спустя, в 1911 году, революция вынудила его отречься от престола. В 1935 году японцы извлекли его из забвения и сделали императором марионеточного государства Маньчжоу-го со столицей в Чанчуне. В 1945 году он был захвачен Красной Армией, отсидел в ГУЛАГе, и только в 54-м ему разрешили вернуться в Китай и работать садовником в одном из пекинских ПТУ. В Чанчуне до сих пор многие говорят по-японски.

Четыре часа поездом на север – и я в Харбине, столице провинции Хэйлунцзян (Хейло?чьжян, Река Черного Дракона – китайское название Амура). Река Сунгари, которую на Пяктусане переходишь по камешкам, в Харбине шириной с Дон. В 1924-41 гг Харбин был самой большой русской колонией за рубежом – не только за счет белоэмигрантов, но и за счет более ранних поселенцев, ведь до Русско-японской войны Маньчжурию считали уже почти своей и даже неофициально называли "Желтороссией". После войны те, кто не попал в Сибирь, в основном перебрались в Шанхай, где несколько лет контролировали всю организованную преступность и даже создали свои "триады".

Сейчас в Шанхае никого не осталось, да и в Харбине больше "челноков", чем местных русских. Если в Синцзяне и Тибете меня в основном принимали за пакистанца, в Юннани – за японца (!), а в остальных районах – за англичанина, то здесь только и слышишь вслед "сули!" ("русский"), причем со змеиным шипением в букве "с".

В 1946 г, когда Сталин продал коммунистов и сдал Маньчжурию Чану Кайши, в городе построили мощную систему бомбоубежищ на случай прихода Советской Армии. Убежища пригодились во время культурной революции, когда разные фракции хунвэйбинов устраивали здесь разборки с использованием авиации.

Началось все с того, что члены ЦК КПК Ли Шаочи и Дэн Сяопин после "большого скачка" стали в 1965 г проводить политику типа НЭПа. Землю, в частности, снова раздали (правда, не крестьянам, а деревенским общинам), разрешили рыночную торговлю и т. д. Ли и Дэн создали новую, более эффективную бюрократическую систему, профсоюзы, комсомол и другие организации, на которые Мао не имел почти никакого влияния. Но в руках старой сволочи оставалась армия.

На пленуме 1966 г Мао заявил, что "подлые ревизионисты утратили революционный дух и влекут страну по пути капитализма в темное прошлое". "Культурная революция" началась борьбой с "ревизионистами". Профсоюзы были запрещены, тысячи молодых чиновников отправились на "перевоспитание в отдаленные провинции". Дэн был объявлен капиталистическим прихвостнем, а многие его сторонники исчезли навсегда.