Текст книги "Время предпоследних новостей"
Автор книги: Владимир Спектор
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Всё – случайно, и всё – не вдруг.
Друг у друга мы спросим.
А ответа прямого нет –
Только буквы и фразы.
Проникает ли свет в совет –
Разберёмся потом. Не сразу.
* * *
От сострадания до зависти – легко
Шагнуть и по кривой, и по касательной.
И даже по прямой – идти недалеко,
Хоть этот путь совсем необязательный.
Необязательно, невыгодно, стремглав,
Столкнуться с тенью зла и наказания.
Но трудно разобрать, кто прав, а кто – не прав,
В пути от зависти до сострадания.
* * *
От пункта А, прибежища разлуки,
До пункта Б, где встречи ждёт любовь,
Судьбою словно взятый на поруки,
Пространство покоряя вновь и вновь,
Я замер на ходу, на полуслове,
И сердца стук узнал сквозь стук колёс,
Когда разлука взорвалась любовью,
А тень от встречи – тенью дальних звёзд.
* * *
В Освенциме сегодня тишина.
Не слышно стонов, выстрелов, проклятий
Хотя почти забытая война
Не выпускает из своих объятий
И тех, кто обживает небеса,
И тех, кто на земле еще покуда.
А память воскрешает голоса,
Которые доносятся ОТТУДА.
Они звучат сегодня и во мне,
Живые строки Нового Завета,
Где жизнь сгорает в бешеном огне.
За что и почему? – И нет ответа.
За что и почему? – Ответа нет.
Да и вопросы забываются с годами.
И, кажется, чернеет белый свет –
Под бормотанье: «Было, но не с нами…»
Потомки Геббельса – как сорная трава,
Напялившая незабудок маски.
И кругом – от неправды голова
В Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске.
Мол, там совсем не мучили, не жгли
В тех лагерях, где жизнь страшнее смерти.
Но стон доносится из-под земли:
Вы слышите: «Не верьте им, не верьте…»
В Освенциме сегодня тишина,
И не седеют волосы убитых.
Приходят и уходят времена
И, проявляясь на могильных плитах,
Бессмертны имена познавших ад,
И в небеса ушедших без ответа.
За что и почему? Они молчат.
И словно божий суд, молчанье это.
* * *
На границе поступка и чувства –
Ограниченность размышления.
Слепок жизни похож на искусство,
Как искусство – на тень развлечения.
Все слова – как заборы и стены,
Только кровь вытекает без фальши.
Но, собою шунтируя вены,
Даже память не знает – что дальше?
* * *
Удар за ударом. Спасибо, Луганск,
Ты учишь терпеть эту боль.
И я, не успевший устать от ласк,
Вживаюсь в судьбу, как в роль.
А жизнь так похожа на «чёрный пиар»,
А мир так насыщен войной…
И надо держать, держать удар
И сердцем, и клеткой грудной.
* * *
Василию Дунину
Начинается новый круг.
Или дуга.
Ищет во мне старый друг
Образ врага.
Да и круг за моей спиной
Полон вражды.
Будто шумный ручей весной –
Талой воды.
И у осени в небесах –
Круговорот,
Где в любовь переплавить страх
Мой черёд.
* * *
В контексте времени,
событий
и тревог
Стучат сердца, шаги…
И видит Бог,
Как жизнь идёт
вразвалку,
не спеша,
Насмешлива,
жестока,
хороша.
И слышу я
часов небесных стук.
Сквозь радость встреч
и немоту разлук.
* * *
День короче на минуту,
Незаметную, как будто.
Незаметную, но, все же,
Старше все, а не моложе.
Старше на сердцебиенье.
Сам себе шепчу: «Держись!»
Думаешь: «Прошло мгновенье…»
А оно длиною в жизнь.
* * *
Среди потока людей и машин,
Среди городской суеты
Острей ощущаешь, что ты – один,
Что ты – это только ты.
И, всё же, оставшись наедине,
Пускай не сразу, не вдруг
Любовь и дружбу ценишь вдвойне,
Как самый спасательный круг.
* * *
Пустые хлопоты, пустые.
Воспоминанья непростые.
Всю жизнь – как будто в поликлинике –
То тот, то этот кабинет…
Но в кабинетном холодильнике,
Нет молодильных яблок, нет.
«Не унывай» – поёт кузнечик,
А слышится: «Ещё не вечер»,
Не все написаны истории,
Где счастье ждёт – лишь позови -
От клиники до санатория -
На территории любви.
* * *
Не хочется спешить, куда-то торопиться,
А просто – жить и жить, и чтоб родные лица
Не ведали тоски, завистливой печали,
Чтоб не в конце строки рука была –
В начале…
Из старых тетрадей
* * *
Мой дед здороваться любил
И вслух читать газеты.
Читал, покуда было сил,
Про жизнь на белом свете.
С машиной швейной был в ладу
И с нашей старой печкой.
А вот в пятнадцатом году –
Стрелял под Берестечком.
«Прицел такой-то… Трубка… Пли!..» –
Рассказывал он внукам.
В работу верил. Не в рубли.
И уважал науку.
Моим пятёркам был он рад.
Предсказывал победы.
Хотел, чтоб был я дипломат…
А я похож на деда.
* * *
Бурьян пророс из детства моего.
Я не узнал его.
Он посерел от пыли.
Качаясь скорбно на ветру,
Он шелестит. И шепчет мне:
«Мы были.
И ты играл со мной
В военную игру…»
«И с другом! –
Я кричу ему. –
И с другом!»
И смотрит дочка на бурьян
С испугом.
А он пророс из детства моего.
* * *
Капля никотина меня не убила.
Капля лекарства меня не спасла.
Гордая женщина разлюбила
Глупая женщина обняла.
В старом трамвае
Я встретился с нею.
В новом трамвае
Её потерял.
В небо взглянул –
Там воздушные змеи.
Душу открыл –
И себя не узнал.
В темной душе моей
Страсти кипели.
В светлой душе моей
Радость цвела…
Капля отравы
Убить не сумела
Капля лекарства
Спасти не смогла.
* * *
Дальний предел пуст,
И не гудят провода.
На полке Марсель Пруст,
В небе – чужая звезда.
А в сердце – знакомая боль.
И всё это стоит гроши.
Ниже всего на бемоль
Голос солгавшей души.
* * *
Шаг за шагом познаю себя,
Сравнивая то, что было, с тем,
Что стало.
Жизненную книгу теребя,
Продираясь сквозь кварталы
И вокзалы.
Правила познавший назубок,
Я не путаю, где красный,
Где зелёный…
Но какой от этих знаний прок
В сантиметре от обрывистого склона.
* * *
Иду вдоль окон.
Тороплюсь. И всё же,
Нет-нет, и загляну в окно.
Их друг на друга нет похожих.
И, кажется, смотрю кино,
Где каждый кадр
За занавеской
Имеет подлинный сюжет.
Где вслед за рожицею детской
Ожжёт угрюмым взглядом дед…
А мне, как зрителю, мешает
Стекла зеркальная броня.
Я отражаюсь. Я мелькаю.
И окна смотрят на меня.
* * *
Было густо – стало мало.
Было много – стало редко.
И в сторонку от вокзала
Вытянута чья-то ветка.
И гудит по ней устало
Одинокий старый поезд,
То, что было, с тем, что стало,
Совмещая в слове «Совесть».
* * *
Сияющая даль социализма
Исчезла за холмами небылиц.
Мы дышим спёртым воздухом цинизма,
И удивленье сходит с наших лиц.
Кто был никем… А, впрочем, был иль не был –
Душа молчит, как смятая ботва.
То хлеба не хватает ей, то неба…
То слов. Хотя вокруг – слова, слова.
* * *
У каждого – своё,
И каждому – своё.
Глянь – не над падалью
Кружится вороньё –
Над Родиной. Уж в небе стало тесно,
Хоть жить, по-прежнему,
Тревожно-интересно.
Своё вдруг кажется
Совсем чужим,
Мечты сгорают, превращаясь в дым,
Не в журавлей, как думал я когда-то,
И не в вороний след
На дне заката.
* * *
Перекись водорода меняет цвет,
Новая причёска меняет стиль.
Утро вечеру говорит: «Нет»,
Старый закат сдавая в утиль.
Утренний кофе пахнет весной,
Старые счёты стирает вражда.
Дождь, словно праздник,
Прошёл стороной.
Ночь шелестит миллионами «Да».
* * *
Знакомая весна цветёт сиренью,
Любовью, жизнью, страстью, чьей-то ленью.
Знакомая весна на фоне злобы
И зависти крутой, что смотрит в оба.
Ещё на фоне искренних улыбок,
И добрых слов, и горестных ошибок,
Забытых песен, модных силуэтов,
Красивых женщин, лётчиков, поэтов…
Знакомая весна в саду и дома.
И счастье тоже, кажется, знакомо.
* * *
Параллелограмм перестраивается
в круг
И спрямляет углы.
Бывший враг говорит тебе:
«Друг»,
А вратарь забивает голы.
День темнеет и падает
В ночь,
Улыбаясь, светлеет мрак…
Тот, кто может, не хочет помочь,
Тот, кто хочет, не знает как.
* * *
Не хватает не злости,
Не нежности –
Не хватает в судьбе безмятежности,
Не хватает улыбки крылатой,
Лёгкой детскости, не виноватой
В том, что всё получилось
так странно,
Что в смятении люди и страны,
Что в конце благодатного лета
Все прозаики мы. Не поэты.
* * *
Почему-то люди не добреют,
А посмотришь – всё наоборот.
Языком, как острой бритвой бреют,
Завистью оскаливая рот.
Время, говорят, совсем, не сахар,
Да и годы, говорят, берут своё…
Иоганну Себастьяну Баху
Тоже кто-то жаловался на житьё.
* * *
Я бегу от себя, приближаясь к себе,
Избегая борьбы, постоянно в борьбе,
Ветер глупой удачи застыл в небесах,
Отражаясь в неузнанных мною глазах,
Распадаясь на капли слепого дождя,
И меня, к сожалению, не находя.
* * *
Что суждено – знать не дано.
Хорошо это или нет?
Не надо мной – вместе со мной
Белый пленительный свет.
Я посижу, я погрущу,
Я помечтаю ещё.
Совесть болит – это к дождю.
Что там – за тем дождём?..
* * *
Войти и выйти – знак вопроса
Оставив лишь после себя.
И всё – так просто и не просто,
Любя, завидуя, скорбя.
Войти и выйти – в чём проблема!
Берёшь, и тут же отдаёшь,
И думаешь – в запасе время,
Когда в запасе – медный грош.
* * *
У надежды – строгое лицо,
У печали – добродушный взгляд.
А любовь мне шепчет: «Будь борцом…»
Совесть напевает: «Виноват».
Виноват, и горше нет вины
В том, что отступаю перед злом.
Умники по-прежнему умны,
Оставляя жалость на потом…
* * *
В частном доме с утра –
Деревенский покой.
Лишь трамвай прозвенит вдалеке.
Это город родной
За рекой, под рукой
На вишнёвом стоит сквозняке.
Поднимаются цены,
Густеет трава,
Вновь берёт нас в крутой оборот
Жизнь, которая даже
в ошибках права.
Жизнь, как город,
И как огород.
* * *
Я тихоход. Я медленно хожу.
По сторонам внимательно гляжу.
Постичь пытаюсь: «Что и как?»
Найти среди недобрых
Добрый знак.
Не тороплюсь. И, всё ж, хочу успеть
Всё, что положено мне,
Досмотреть.
А вдруг мелькнёт сквозь
Семь обычных бед
Удачи долгожданный силуэт.
* * *
Смятение, сомнение,
Тревожное волнение,
Душевный плач и пение,
Веселье и тоска –
И все эти томления, желания,
Стремления –
Неужто всё во имя
Куска или глотка?
А, может, всё ужасное,
Весёлое, прекрасное,
Всё доброе и злобное
Вершится неспроста?
Струится ярко-красное
Мгновенье ненапрасное,
И в эхе отражается
И глохнет пустота.
* * *
Постоянно ищу ответы,
А в ответ слышу лишь приветы.
А в ответ слышу лишь вопросы,
Они горькие, словно слёзы.
Даже воздух, сладчайший в мае,
Шелестит: «Ничего не знаю».
Я боюсь за тебя, Украина.
Я боюсь за тебя и за сына.
* * *
Говорят, надежды умирают.
Где их кладбище – никто не знает.
А другие говорят – надежды вечны,
Даже если несерьёзны и беспечны.
Словно небо, словно воздух они с нами.
Греет душу их негаснущее пламя.
Даже если жизнь темна иль полосата.
Даже если ты уходишь без возврата.
* * *
Это город. И в нём не хватает тепла.
И не осень прохладу с собой принесла.
Не хватает тепла в руках и душе,
В ручке мало тепла и в карандаше.
Не хватает тепла во встречных глазах.
В них смятенье и холод. А, может быть, страх.
В этом городе нищим не подают.
Им по праздникам дарят весёлый салют.
В тёмном небе так много слепящих огней,
Но не греют они суету площадей.
Не хватает тепла, хоть работает ТЭЦ
В этом городе тёплых разбитых сердец.
* * *
Потихоньку забывается война.
Их всё меньше, стариков-фронтовиков,
В чьих ушах по-прежнему слышна
Перекличка грозовых, шальных годов.
Сын, конечно, не в ответе за отца,
Забывая тень войны или страны.
Как понять нам это время до конца,
Не избавившись от собственной вины?
* * *
У жизни в запасе всегда есть весна,
И, хочется верить, ещё не одна.
В запасе у жизни друзья и враги,
И радость от встречи, и крик: «Помоги!»
В запасе у жизни дорога домой
И всё, что зовётся родной стороной.
О, Боже, она и страшна, и нежна…
В запасе у жизни вся жизнь.
И весна.
* * *
Сигаретный дым уходит в небо,
Тает в воздухе последнее «прости»…
Над дорогой, городом, над хлебом –
Божьи и житейские пути.
Жизнь зависла над чертополохом.
Только мир по-прежнему большой.
Не хочу сказать, что всё так плохо.
Не могу сказать, что хорошо.
* * *
Что делать, если всё, что было –
Было плохо?
Винить себя, родителей, эпоху?..
Из красного сквозь красное
Течёт мгновенье,
И цвета крови –
Каждое сердцебиенье.
Куда бежать, откуда,
В чём причина?
Чьи проявляются следы
В житейской глине?
И, всё ж, искать в чужой судьбе ответ –
Напрасно.
В своём календаре – и белый свет,
И красный.
* * *
Угнетают незабытые секреты,
Старые и новые долги,
Угнетает то, что тает лето,
Тает, как его не береги.
Угнетает то, что на прохожих
Озабоченности вечная печать.
Да и мы с тобой по кругу тоже
Движемся. А хочется летать.
* * *
Головокружение – не от успехов –
От весны, от лета, от тепла.
Кто-то улыбается мне сверху,
Жизнь проходит. Но ведь не прошла.
Отвечаю небесам улыбкой.
Песню, как весенний флаг несу.
Силуэт удачи зыбкий, зыбкий
Виден сквозь весеннюю грозу.
* * *
Забываются серые будни,
Вспоминаются яркие краски.
Ну, давай торопиться не будем,
Ну, давай говорить без опаски
Комплименты, ведь это так просто –
Ты красива, умна и желанна.
Я удачлив…
Ну, что же? Ах, брось ты!
Жизнь прекрасна и так,
Без обмана.
* * *
Отсверкали весёлые дни,
Словно скрылись за серою шторой.
Мы опять с тобой, осень, одни,
И всё те же ведём разговоры.
Кто, зачем, и откуда, и как,
И опять: «Почему?» – нет ответа.
Это юности стёрты пятак
Прокатился сквозь позднее лето.
* * *
Что-то происходит внутри,
А что-то снаружи.
Совесть моя, не умри,
Я тебе нужен.
Так же, как ты нужна.
Сердце – не камень.
Ночью горит луна
Даже за облаками.
* * *
Всё вокруг досадно и нелепо,
Как солдат, чихнувший на параде.
Попадаю пальцем прямо в небо
Сквозь косые дождевые пряди.
Я не знаю нового прогноза,
Да и старому, наверное, не сбыться.
Говорят, что дождь похож на слёзы,
Украшающие злые лица.
* * *
Всё больше грустных стариков
На фоне Мерседесов.
Слышнее клацанье курков,
Знакомей чувство стресса.
Верны прогнозы, не верны.
От них уже не скрыться.
Но чувство собственной вины –
Как общий шрам на лицах.
8 августа 1994 г
* * *
Это рок проходит мимо
С тяжким взглядом пилигрима.
Это грозное дыханье наступающего дня…
Сколько боли,
сколько крови –
Это мрамор изголовья,
Это свежая могила,
Но пока не для меня.
* * *
У зависти и корень, и язык
Длинней,
Чем у степного сорняка.
Привык к успеху ты,
Иль не привык –
Но с завистью знаком наверняка.
Она тебя уколет побольней.
Ведь ей известно всё, всегда,
про всех…
И, всё же,
Если нравишься ты ей,
То это значит, ты обрёл успех!
* * *
Не подсказываю никому,
Потому что и сам не знаю.
Не пойму ничего. Не пойму.
Начинается жизнь другая.
Может, время стихов ушло,
Время прозы суровой настало?
Жизнь, как птица с одним крылом,
Бьётся в каменной клетке квартала…
* * *
Нужны ли сегодня стихи,
И эта печаль между строчек,
Когда от лесковской блохи остался лишь
Лапки кусочек.
Когда между мной и тобой
Из всех интересов – бубновый,
А лозунг за нашей спиной –
Позавчерашний, не новый.
Когда городские черты стираются,
Словно подошвы.
Со временем, вроде, на «ты»,
Но только не с будущим.
С прошлым.
* * *
Увидь меня летящим,
Но только не в аду.
Увидь меня летящим
В том городском саду,
Где нету карусели,
где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
Там, где полётов нет.
* * *
Невзначай, ненароком, случайно –
Что такое, за что – не пойму.
Загляну в переулок,
Как в тайну,
Что живёт в обветшалом дому.
Там старуха сидит молчаливо,
Там старик смотрит хмуро в окно.
Во дворе осыпаются сливы –
Их зимою не есть всё равно.
Ощутишь вдруг такое томленье
Дней прошедших, и тех, что идут.
Будто годы,
сжимая в мгновенья,
Призывает к себе Страшный суд.
* * *
История любви забытой,
Растерянной, задёрганной,
Разбитой
На тысячи осколочных ночей,
На тысячи житейских мелочей,
На крохи правды и обмана.
Любовь разбитая
Похожа на тирана,
Пытающего душу, плоть и кровь…
Любовь забытая.
Но всё-таки любовь,
Хоть горькая, обидная и злая.
Пускай не рай.
Но отблеск рая.
* * *
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в отцепленном вагоне
Предвещает не победу, лишь участье
В том процессе, что зовут
"борьба за счастье".
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в оцепленном вагоне,
предвещает он победы вам едва ли,
Не для вас куют победные медали.
Претенденты на медали в оцепленье
Цепь за цепью переходят
в наступленье.
Претенденты на победу в марафоне -
Это вам трубит труба в Иерихоне.
Не до жиру, не до бега, не до смеха...
Претенденты...
Претенде...
И только эхо...
* * *
И бабка, что курила «Беломор»,
И та, что рядом с нею восседала,
Покинули, покинули наш двор.
И на скамейке пусто стало.
И только девочка трёх лет
Зовёт беспечно: «Баба Сима!..»
Да белый свет. Да синий цвет,
Да жёлтый лист, летящий мимо.
* * *
Он попал под автобус «Ростов –
Мариуполь».
И кровавые пятна затмили стекло.
Как обычно, толпа хлопотала
над трупом,
И шофёра в тоске безысходной рвало.
Между двух городов,
посредине дороги
Он лежал на земле.
Не бывает чудес.
Но завыл верный пёс во дворе
в Таганроге,
И упала слеза из развёрстых небес.
* * *
Что это? Горьких вишен
В этом году так много.
Что-то в моих деревьях
Сладость пошла на убыль.
Горечь дождей осенних
Въелась в судьбу, в дорогу.
И пропитала землю.
И перешла на губы…
* * *
У доброты – всегда в запасе
доброта,
Её количество – неиссякаемо.
Но эта истина, хоть и проста,
Увы, так трудно познаваема.
Кулак, наган, ложь или грош –
Вот аргументы нашей злости…
А мир вокруг – по-прежнему хорош,
А мы – по-прежнему
безжалостные гости…
НЕБЕСНЫЙ ЗНАК
Размышления над творчеством Владимира Спектора
Впервые с Владимиром Спектором мы встретились ещё в середине 70-х годов прошлого столетия на семинаре у известного поэта Иосифа Курлата. Это был редкостный наставник, любивший «возиться» с творческой молодёжью. А потом было совещание молодых литераторов в Харькове, где я дал рекомендацию своему другу и коллеге для вступления в Национальный союз писателей Украины. Уже тогда мне по душе была философская направленность его поэзии, идущая от жизни, а не «высосанная из пальца».
Всему свой срок. И снова листопад,
Донбасский воздух терпок и морозен.
Не так уж много лет назад
Неотвратимым был парад,
И улиц лик – орденоносен.
Всему свой срок. Кочевью и жнивью,
Закату и последнему восходу.
Всему свой срок. И правде, и вранью
И нам с тобой, живущим не в раю,
А здесь, среди дыханья несвободы
Действительно, всему свой срок. Сегодня поэт Владимир Спектор известен в Луганске, Киеве и Москве, он возглавляет одну из писательских организаций, сохраняя порядочность, скромность и доброжелательность. Вообще, если посмотреть на мир поэзии пристальнее, можно разделить его на две части: для одних поэзия – дело чисто любительское, для других – судьба. Трудно не согласиться с тем, что для Спектора поэзия – это судьба. Какие бы волны не швыряли его, не били о берег непонимания, зависти, равнодушия и пошлости, он всегда оставался самим собой, шёл прямо и бескомпромиссно к своей цели. А она у него одна: быть мастером поэтического слова на территории любви, на территории борьбы за человеческое счастье. Казалось бы, в его стихах всё сказано просто, но в то же время и глубоко. Это глубокая простота не всем доступна, отсюда и суровая ухабистость начала его творческого пути, но и уверенное осознание того, что впереди – простор непознаваемый, и назначение поэта – не только познать его, но и открыть людям.
Тот факт, что лишь в 39 лет вышла его первая книга «Старые долги, мне говорит не только об издательских мытарствах, но и о том, что юбиляр с самого начала свято относится к Слову и, может быть, слишком требовательно. Хотя большая требовательность к себе, как к поэту, ещё никому не навредила. Владимир Спектор вошёл в поэзию из конструкторского бюро тепловозостроительного завода, где работал ведущим конструктором, занимаясь мудрёными гидравлическими и теплотехническими расчётами, а также изобретательским творчеством (которое в чём-то сродни поэзии). Пройдя закалку в прославленном трудовом коллективе, с первых стихов он не играл в рифмы, а корпел над художественностью и содержанием, поднимая планку мастерства от книги к книге. И упорный труд увенчался успехом. Его поэзия обрела свой голос, чем-то похожий на тревожный гудок локомотива, мчащего по рельсам современной жизни, то легко, то натружено, преодолевая тяжкие перегрузки времени, где порывом чувств, а где – хладнокровной аналитичностью.
Ярость разбитых дорог,
Старость забытых путей.
Молча шагает Бог
Среди своих детей.
Музыка громко кричит,
Сад это или ад?
Не поминая обид, -
Только вперёд, не назад.
Только вперёд, туда,
Где среди всех дорог
В сёла и в города
Совесть идёт, как Бог.
До чего волнительно и правдиво! И потому веришь этим словам, хоть понимаешь, насколько трудно в этом мире быть искренним и правдивым. Но только так можно передать своё чувство, своё воззрение на жизнь и людей. И прав был Сергей Есенин, когда сказал:
Быть поэтом – это значит тоже, если правду жизни не нарушить, рубцевать себя по нежной коже, кровью чувств ласкать чужие души.
А вот – стихотворение другой метрики. В нём до того тонкие оттенки чувств, что невозможно их увидеть, постичь разумом. Они взрываются в душе и кажутся бесконечными:
Не убавляя ничего, не добавляя,
На волшебство и торжество не уповая,
А просто принимая, словно дар,
Пространство, где волненья и тревоги
Бредут, как пилигримы по дороге,
А радость, будто солнечный удар,
Внезапна, горяча и безрассудна…
Жить по любви, казалось бы, не трудно,
Но души, что закрыты на замок,
Таят в себе ответы на вопросы.
Не дождь на землю выпадает – слёзы,
И воздух чёрствый, хоть и весь промок.
И это тоже Владимир Спектор. Здесь много того, что даётся, на мой взгляд, тончайшей проницательностью и восприимчивостью, как бы внутренним потоком сознания. С каждой книгой таких элементов у автора всё больше. Почти всё творчество поэта носит философский характер, но если бы в его сознательное осмысление того или иного образа не врывалась какая-то Божественная сила, действующая в подсознании, стихи были бы простой констатацией факта.
«Давно было замечено, – говорит Шиллинг, – что в искусстве не всё делается сознательно, что с сознательной деятельностью должна соединяться и бессознательная сила, и что только полное слияние и взаимодействие их создаёт великое искусство». На мой взгляд, эти слова имеют прямое отношение к юбиляру. Да и сам В.Спектор этого не скрывает:
Я не знаю, за что и как,
Я не знаю, зачем и где.
Но сияет небесный знак,
Отражаясь в земной воде.
Известно, что чаще всего настоящее творчество начинается с ощущения своего детства, своей малой родины, своего времени. Читая Спектора, по-настоящему окунаешься в эпоху второй половины минувшего века, ощущаешь аромат луганских улиц, дворов, парков, который слышен в его стихах и сегодня, соединяя прошлое и настоящее, проявляя тревогу за будущее.
Запах «Красной Москвы» -
середина двадцатого века.
Время – «после войны».
Время движется только вперёд.
На углу возле рынка –
С весёлым баяном калека.
Он танцует без ног,
он без голоса песни поёт…
Это – в памяти всё у меня,
У всего поколенья.
Мы друг друга в толпе
Мимоходом легко узнаём.
По глазам, в коих время
мелькает незваною тенью
И по запаху «Красной Москвы»
В подсознанье своём…
Как у каждого настоящего поэта, у Владимира Спектора есть и пронзительные, трогательные строки о любви, без которой невозможно любое творчество. И ещё у этих строк есть такие качества, как искренность и доброта. И поэтому им веришь.
Самолёты летают реже.
Только небо не стало чище.
И по-прежнему взгляды ищут
Свет любви или свет надежды.
Самолёты летят по кругу.
Возвращаются новые лица.
Но пока ещё сердце стучится,
Мы с тобою нужны друг другу.
Жизненный путь Владимира Спектора подошёл к новому рубежу, за которым талант подкрепляется зрелостью и мудростью прожитых лет. Он – автор 20 книг поэзии и публицистики, лауреат нескольких престижных литературных премий, среди которых – имени Юрия Долгорукого, «Облака» имени Сергея Михалкова, имени Арсения Тарковского. В этом – признание мастерства и таланта. Он – сопредседатель Конгресса литераторов Украины, главный редактор альманаха и сайта «Свой вариант», член исполкома Международного Сообщества Писательских Союзов (Москва). В своих журналистских статьях он рассказывает не только о литературных событиях, но и о сегодняшнем дне украинских железных дорог, о тепловозостроительном заводе, о предприятиях, которые становятся гордостью региона.
Судя по его общественной и писательской деятельности, можно с уверенностью сказать, что Владимир Спектор – в расцвете творческих сил, а, значит, впереди – ещё много побед и чудесных свершений. Желаю, чтобы долго-долго его вдохновенное перо из конца строки переходило в начало, создавая всё новые и новые произведения, радующие читателей.
Андрей Медведенко,
поэт, выпускник Литературного института, заслуженный работник культуры Украины








