Текст книги "Очищение тьмой"

Автор книги: Владимир Безымянный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Из катакомб? Да, те точно ничего не боятся. Но они с нашими не общаются, уходят от разговоров. А в катакомбы ни один здравомыслящий человек не сунется... В общем, людей на фотографиях я видал. Пять лет колгочусь в районе, всех в райотделе в лицо знаю, а этих парней встречал и в нерабочее время. Мне одного раза хватает, чтобы человека запомнить. Прямо скажу – озадачили они меня. Вы ведь знаете, что я имею, ну, скажем, некоторое отношение к вокзальной шантрапе...

Строкач успокаивающим жестом показал, что Сутин может говорить вполне откровенно. С самого начала было очевидно – майор пришел не по душу "главного нищего", однако, получив подтверждение, Сутин снова оживился.

– Я, конечно, не слежу за каждым попрошайкой, но в конечном счете большинство чуть-чуть отстегивает в общак. Сам я только передаточная инстанция, теперь еще и немощная. Мелочишка, конечно, бывает, прилипнет к рукам, и на том спасибо. Ну, а есть такие, что не платят, этим Бог судья. За всеми не угонишься, руки коротки. Э, да что там... Когда все это случилось, и я немного очухался, то научился радоваться самым простым вещам, даже таким, которые раньше только раздражали. Так, когда мы заехали на станцию техобслуживания, мне все эти запахи масла, бензина, металла лучше французской парфюмерии. Я ведь раньше и сам любил в машине покопаться...

– И что же на станции? – поторопил Строкач.

– Встретил я тогда этих двоих, – он щелчком отделил фотографии Демина и Агеева. – Они там масло меняли, что ли. Чего там чинить? Машина новая, хоть год не заглядывай. Они пошли с мастерами договариваться, и мои парни тоже – что-то с двигателем у "Форда".

– Ба! Неужто и твоим парням надо договариваться?

– Шутите, Павел Михайлович. Нет, конечно, некоторым уважением я там пользуюсь, но, пожалуй, мой рейтинг пониже вашего. Знаете, на "вазовском" центре даже из своих очередь, но ни разу мне не удавалось вперед милиции забежать. Да чего я болтаю – у вас же у самого "жигули".

– Информация у вас поставлена, Валерий Кузьмич.

– Да, есть маленько. В общем, выкатили меня парни из автобуса, ушли договариваться. Я специально сказал, чтобы не гнали – не похожу, так покатаюсь среди людей. Как раз возвращаются эти ваши – молодые, здоровые, на меня ноль внимания, и плевать им на то, что я их вижу насквозь Вот тут-то я и ошибся. Пригляделся – а у них на заднем сиденье в "жигулях" один типчик сидел – и обомлел. Этот Виктор у меня на вокзале на ступеньках пятаки косил. Такой себе крепенький мужичок, умело под дурака канал, и мастер был ногу выворачивать – прямо натуральный калека. Появился он неизвестно откуда месяца за два до того. Мне донесли, что поначалу он отказывался платить, я и подумал – может, и вправду дурак. Но тут я его увидел совсем другим – солидный, вальяжный, разъевшийся. Локоть в окно выставил, американской сигареткой попыхивает... А на руке – не поверите золотые часы с браслетом.

– Может быть, вы ошиблись?

– Я же сказал – на лица у меня абсолютная память. К тому же у него и приметная наколка на пальце, у этого Виктора.

– Какая?

– Как у всякого быдла: косой крест на безымянном пальце левой руки.

– У вас действительно память что надо, Валерий Кузьмич.

– Короче, когда парни вернулись к машине, заметили, что я на этого обозревшего попрошайку посматриваю. Близко я на коляске не подъезжал, но все же стоял и не так далеко, чтобы лиц не разглядеть. Один даже поморщился, но Виктор этот рукой махнул, засмеялся, и они успокоились. Он-таки, видно, имел на них влияние.

– Говоришь, Виктор? А возраст, приметы, откуда приехал?..

– Фамилию у нас не спрашивают. Я попробую что-нибудь узнать, но это сомнительно. Родом откуда-то из Сибири или с Урала, если не врет. Рост средний, возраст неопределенный – можно дать и сорок, и пятьдесят. Он же грязный явился – ни черта не разобрать. Где сейчас, не имею представления, а тогда жил где-то на окраине, по направлению к Матвеевке.

Это направление давно занимало Строкача. В пяти километрах от вокзала – уже за городской чертой – были обнаружены "жигули" Агеева. Там же находились и выходы из катакомб. Однако и в противоположном конце города, неподалеку от станции техобслуживания, располагались аналогичные колодцы и штольни, часть из которых давным-давно обрушилась, но некоторые были еще проходимы.

В последние месяцы Строкач не избежал контактов с автосервисом – его "жигули" старели и все чаще требовали ремонта, который обошелся бы ему куда дороже, если бы пронырливые слесаря не пронюхали о месте его работы. Каким образом – майор так и не установил, однако на его вопросы, пусть и совершенно невинные, доблестные воины автосервиса отвечали с показной готовностью.

Слесарь Чубук был громоздок и неуклюж, а роба его до такой степени промаслена, что превратилась в какой-то лоснящийся панцирь В чистом его никто не видел, поскольку то, во что он переодевался после смены, выглядело немногим лучше. Куда Чубук девал заработанное, не знал никто, а зашибал он побольше остальных – недаром к нему еще много лет назад прилипла кличка "Вымогатель". Если какой-то детали нельзя было найти нигде, то это вовсе не значило, что ее нет у Чубука. Оценивающе взглянув на клиента, слесарь заламывал такую цену, что многие только изумленно вертели головой. Однако – платили, куда денешься. Принимая купюры, Чубук смущенно улыбался: "Инфляция!"

Однажды он разъяснил Строкачу, что делит всех клиентов на выгодных и необходимых. По тому, как Чубук восторженно приветствовал майора, встретив его у проходной, можно было судить, к какой категории он его относит. Ему и раньше случалось бросать полуразобранный сверкающий "мерседес" и под возмущенные вопли хозяина отправиться менять на "жигулях" Строкача какую-нибудь пустяковую прокладочку.

Так и в этот раз – он бросился к майору едва ли не с распростертыми объятиями, хотя это был всего лишь ритуальный жест. Чубук был, вопреки обыкновению, в приличном костюме, однако на лбу у него красовался жирный мазок графитной смазки, а под глазом – небольшой кровоподтек.

– Павел Михайлович, какими судьбами!

Строкач не стал делать вид, что его интересуют дефицитные мелочи. Чубук, помимо основных занятий, был неистощимым кладезем всевозможной информации и сплетен, обладал приметливым глазом и бездонной памятью.

– Помню их, а как же! Клиенты как клиенты. Из милиции? А что мне эта вневедомственная охрана? В остальном – нормальные парни. Они часто вдвоем заезжали. Саша пижон, конечно, – то резину английскую ему достань, то руль итальянский... Повезло ему с машиной: черный салон, длинное крыло, пятиступенчатая коробка, двигатель на полтора литра... это пусть он кому-нибудь рассказывает, что в общей очереди такую машину получил.

– Не жалуете вы милицию, Чубук, – заметил майор.

– Это смотря какую. Да этого сержанта вневедомственной охраны может натянуть кто угодно. Таких машин на партию – раз, два и обчелся. Директорский фонд.

– Хорошо. А как насчет этого? – Строкач достал фотографию Кольцова.

По лицу Чубука промелькнула тревожная тень. Однако "Вымогатель" умел прятать свои чувства. Отрицательно покачав головой, он недоуменно воззрился на майора. Строкач слишком хорошо разбирался в людях, чтобы продолжать настаивать. Кроме того, выяснилось что нищего, с которым произошла стремительная метаморфоза, Чубук также не приметил.

Однако вокзальные побирушки с готовностью опознали таинственного "Виктора", дополнив фоторобот весьма живописными деталями. Все они в один голос утверждали, что в качестве нищего тот был на редкость убедителен, вызывая подлинное сострадание у прохожих.

С другой стороны, появление "Виктора"-босса в городе незамеченным остаться не могло. Финансовая элита – узкий круг, где все знают всех. Оперуполномоченные впустую рыскали по ресторанам и в "Бизнес-клубе", в среде картежников и крупных спекулянтов.

Но в том, что фотография Кольцова о чем-то говорила слесарю Чубуку, Строкач мог дать голову на отсечение.

В этот дом Строкач за последние дни зачастил. Отодвинув возникшего на пороге телохранителя, майор прошел знакомым коридором, неслышно приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы протиснуться, и ступил на пружинящий ковер. В мягкости его движений проступало что-то зловещее.

Строкач пересек комнату и уселся напротив Сутина. Впервые он находился здесь не в качестве заинтересованного собеседника, а как представитель власти.

– Значит, продолжаем шутить, Валерий Кузьмич? Пусть, дескать, следователь помотается по ложному следу, а мы пока кое-какие делишки закончим. Знакомый номер, но хорош в теории. А в тюрьме, между прочим, сейчас ох как не сладко, не говоря уже о лагере. Вы, Сутин, какой предпочитаете: белозерский "Пятак" или Новосибирск? Других для инвалидов вроде нет.

– Но за что, Павел Михайлович?

Строкач глянул с презрением.

– Думаю, впрочем, долго маяться не придется. Свои же пришьют за "нескромность". Знаете, как бывает – то, се, глядишь, уже и слухи поползли...

– Но ведь я же честно помогаю!

– Помог волк кобыле!.. Ведь вы же знали, что Мерецков жив! – Строкач почти кричал.

– Но я же и не говорил, что он мертв! Напротив, я дал понять, что это не так.

– Хватит! Вы отлично знали, что Мерецков подсунул нам фальшивку. Татуировка была нанесена на кожу трупа.

– Павел Михайлович, да за кого вы меня в самом деле принимаете? Я и раньше был не больно важной птицей, а после этого случая мне и вовсе надеяться не на что! Вверх дорога закрыта. Неужели вы считаете, что Мерецков станет делиться со мной своими планами? Да ни в жизнь. Он парень практичный и сунуть нос в свои дела никому не позволяет. Даже за деньгами он обычно Грызина присылает. А тот – пришел, взял и был таков.

– Да уж, особь отборная. Давно у нас на примете. Хотя и вашим охранникам тоже палец в рот не клади.

– Боксеры. Туда-сюда, кулаками помахать... Ерунда. Вот Грызин... У меня после ваших вчерашних слов у самого сомнения. Как раз и срок подошел деньги наверх подавать.

– Какая разница? Даже если Мерецков и покойник, так что, уже и дань платить не придется? – ухватился Строкач за проскользнувший новый мотив.

– Нет, в "общак" долю поднимать так и так надо. Вопрос в том, кто будет им распоряжаться. Ясно, что не Грызин. Тому только жмуров делать можно доверить. А что вы думаете? – Сутин напыжился, распрямил спину. Как, по-вашему, лучше, чтобы блатными правил наркоман и убийца или несчастный инвалид, которому в этой жизни уже ничего не нужно?

– По-нашему и вовсе все эти "короли" в блатном мире ни к черту, возразил Строкач, зная, однако, что это не совсем так. – Вы, значит, подходите на роль "короля" лучше, чем прежний? Тогда, думаю, следует обсудить его достоинства и недостатки. Может быть, к чему-нибудь и придем к обоюдному удовольствию. Мне тоже кажется, что Мерецков зарвался.

Собеседники отлично знали, что большая часть перемещений и назначений в недрах блатного мира происходит под контролем милиции, а зачастую и прямо с ее ведома и соизволения.

На слове "тоже" глаза Сутина потеплели. Неплохо иметь столь влиятельного единомышленника. За дверью раздался шорок, и в ту же секунду майор оказался слева от дверного проема. Сутин побледнел. Рванув на себя ручку, майор оказался нос к носу с увлеченно подслушивающим охранником. На лице боксера играла зловещая ухмылка, не предвещающая хозяину ничего хорошего. Решение у Строкача было уже готово.

– Собирайтесь, Зуев, вы задержаны. Вам, Сутин, пока и одного охранника хватит, оно и не так накладно.

Проявив благоразумие, сопротивляться задержанный не стал. Блатные были неплохо осведомлены о том, что собой представляет майор Строкач. По дороге в машине он ухмылялся и бурчал:

– Так я и знал, что безногий – сука. Ну скажите, гражданин майор, почему я их за версту чую? Телепатия, что ли? Может, у меня аллергия на них?

– К врачу обратись, – посоветовал Строкач, невозмутимо крутя баранку и глядя на дорогу. – Иглотерапия хорошо помогает. Но, думаю, со временем само пройдет.

– Ага, спасибо. Иглы под ногти – это мы наслышаны.

Майор недоуменно глянул на задержанного. Тот поправился: – Не вас, конечно, имею в виду. Но вот умеете же разговорить человека на допросах. Однако не напрасно грешили мы на калеку. Пожалели падлу! Какой же ты блатной, коль себя уберечь не сумел? За просто так ноги не ломают. Ну, ничего, хоть в одиночку, хоть куда, а больше трех суток не продержите. Сегодня среда, значит, до субботы Обрубок еще поживет. Неудачно вышло. Обычно вы в пятницу забираете, два дня выходных, а уже на следующие три задержание оформляете, чтоб было время поработать. Грызин меня вовремя предупредил: "Следи за калекой. Чуть что учуешь – считай, ты на его месте".

– А хочется в боссах походить? – подбросил Строкач.

– А вам не хочется? Ах, ну да, я и забыл, что вы и так в прокуратуре босс. Сколько вы там у себя получаете?.. Если без взяток?

– Если без взяток? Да немного. Тебя не устроит. Ага – вот мы и дома.

Строкач затормозил вовсе не у подъезда прокуратуры. "Жигули" остановились возле райотдела, и этот ход позволял майору опять снять с повестки дня маленькую проблему, в которой не должно было случиться прокола. Зуев мог попытаться сбежать и, конечно же, далеко бы не ушел, но на его пути было множество таксофонов и каким-нибудь из них он мог воспользоваться. Мог и крикнуть случайному знакомому или прямо на улице в толпу об измене Сутина блатным идеалам. Возле райотдела же всегда толпились милицейские, и оба варианта передачи информации для Зуева исключались.

В райотделе Зуев повел себя сдержанно, и лишь перед водворением в камеру на совет Строкача вести себя смирно ответил специфической улыбочкой. Работники следственного изолятора получили строжайшее указание содержать Зуева в полной изоляции, невзирая на суммы, которые он станет предлагать за возможность передать записочку на волю. Оставляя Зуева в изоляторе, майор, однако, больше полагался на себя.

Перепуганный Сутин согласился на все условия Строкача, и тот по телефону изложил, как ему следует действовать. До начала операции оставалось еще три часа, и майор почел за благо посетить станцию технического обслуживания.

– Чубук? Так он сейчас в магазине. С чего бы ему гайки крутить, разве не знаете – он у нас теперь коммерсант.

Когда в магазине запчастей Строкач осведомился, нельзя ли повидать Чубука, полногрудая молодая женщина, ослепительно улыбнувшись, ответила:

– Леонид Владимирович только что уехал. Что ему передать?

Строкач прищурился и спросил наугад:

– А кто его замещает?

Его догадка насчет командного положения Чубука в магазине немедленно подтвердилась. Красавица улыбнулась несколько менее ослепительно:

– Сюда, прошу вас. А вы по какому, собственно, вопросу?

– По производственному, – успокоил Строкач женщину и, негромко постучав, отворил дверь с табличкой "директор".

Сидевший за столом молодой, но рано располневший мужчина в превосходном двубортном костюме и белой шелковой сорочке, видимо, был неплохим физиономистом. Ибо немедленно указал на кресло напротив, отмахнувшись от удостоверения.

– Ну что вы! Майор – так майор. Прокуратура – так прокуратура. Что я – человека не вижу? Скрывать мне нечего, отвечу на любой ваш вопрос...

– Вижу, что беседа у нас может получиться. Давайте сразу к делу, времени у меня в обрез. Пожалуйста, вот бухгалтерские документы, – мягкая рука легла на стопу картонных папок.

– Hет, бумаги – это по линии экономической преступности. Надеюсь, у вас с ними полный порядок, – и не обращая внимания на энергичный кивок, продолжил: – Меня интересуют общие вопросы, а может быть и некоторые частные. Вот магазин ваш – это частное предприятие...

– Именно частное, – весело отозвался собеседник. – Три учредителя: я, продавец и один из наших слесарей...

Строкач успел обернуться и проследить, куда устремился взгляд завмага. В дверях показалась продавщица, на лице ее было тревожное выражение. Как ни в чем ни бывало, майор вернулся к разговору.

– Итак, учредителей трое. Кто главный в магазине? Вы?

– Ну, как бы поточнее сказать... Мы все равны. Внесли но десять тысяч рублей паевого взноса...

– Это оставьте для финотдела и райисполкома. В любом деле только один хозяин. Вы ведь директор?

– Это не совсем так. Я тут, собственно, человек новый. Имею кое-какие бухгалтерские навыки. А поставки – этим занимается Чубук. Мужик он деловой, везде связи, все отлажено – будь здоров. А реализация... Сами знаете, запчасти не залеживаются.

– А в каких долях распределяется прибыль? И помните – я расследую дело об убийстве трех сотрудников милиции!

– Господи помилуй!

– Я уверен, что вы тут ни при чем. Допускаю, что и Чубук – тоже. Меня интересует ограбление вашего магазина.

Лицо завмага поскучнело и наконец вернулось к прежней официально-благожелательной мине.

– Скрывать нечего, все здесь Чубук поставил на ноги и организовал. Большая умница все-таки Леонид Владимирович.

– Что организовал? Ограбление? – Строкач улыбнулся.

– Нет, конечно. Помещение, поставки, кредит... Словом, дал магазину жизнь. И хотя мне кажется, что моя доля могла бы быть и не такой мизерной, отношусь к этому спокойно. Без него и такой не было бы. Хотя, полагаю, что у него есть и неизвестные нам расходы.

– Конкретнее.

– Ну, как вам сказать...

– Да так и говорите: вино, карты, женщины? Наркотики, в конце концов? – Строкач с трудом мог представить Чубука, закатившего рукав промасленной спецовки и мозолистыми пальцами вгоняющего в вену иглу.

– Все, что угодно, только не наркотики. Выпить Леонид Владимирович не дурак, но денежку уважает больше. Женщины? Большей частью – потрепаться.

– А меньше?

– Жена у него – сущая мегера. От такой стервы на сторону не бегать грех. Вас интересует, кто у Чубука в любовницах? Анкеты не видел, звать Любой. Аппетитная голубоглазая блондинка, крупный рот, круглый подбородок. Познакомились в Сочи. Вот и все, что мне известно.

– Она что, сочинская?

– Да нет, местная. Чубук здесь продолжал с ней встречаться, а я ее видел только на фотографии: стоят, обнявшись, у фонтана рядом с гостиницей "Москва", у Любы букет роз... Ох, если бы его Катерина знала, какие деньги Леонид Владимирович оставил в Сочи.

– И сколько же потратил Чубук?

– Трудно сказать. Он словно впервые за много лет с цепи сорвался. Расходы были чудовищные, потому что он сходу обменял рубли на доллары по черт знает какому курсу. И пошло – валютные девочки, бары, особые развлечения, за которые платят только "зелеными"... Вернулся взбудораженный, взвинченный загулом. Не говорил – буквально мычал: "Не могу никак отойти". И сразу ввел режим жесткой экономии.

– И все же? Примерную сумму назвать можете?

Бог знает. Я его деньги не считаю.

Было однако в тоне завмага нечто, что не позволяло Строкачу поверить в его искренность. Вместе с тем суммы, которыми оперировал Чубук, начинали все больше интересовать майора.

– Вижу, уважаемый, что так нам не договориться. То, что я не работаю в службе по борьбе с экономической преступностью, вовсе не значит, что ваш магазин не будет закрыт в течение часа после моего ухода по результатам проверки. Дальнейшие пояснения, видимо, излишни. Я требую назвать суммы, которые прошли через руки Чубука за последнее время.

– Мой блокнот в вашем распоряжении, как и моя память. И все-таки, сколько денег взял с собой Леонид Владимирович, никто не знает, клянусь. В сущности, ехал он в командировку в Тольятти, а позвонил из Сочи. "Придет Катерина – возьми в сейфе четыреста тысяч, отдашь ей. Тут надо уладить кое-что". Я еще подумал: не приведи господи, рэкет.

– И часто такое случалось?

– Впервые. Обычно он был аккуратен с девками.

– А вас не смутило, что он звонит из Сочи, а не из Тольятти?

– Да я поначалу и не подумал. Только, когда он звонил второй раз, через два дня, телефонистка говорит: "Вас вызывает Сочи". Ну, а там понятно, какие запчасти.

– Хорошо. Теперь меня интересует все, связанное с вашим предприятием. Я имею в виду не повседневный обиход и не ассортимент, а все, выходящее из ряда вон. Скажем, происшествия...

– Происшествия... Обокрали нас, вот и все происшествия. На этот раз Леонид Владимирович добрался-таки до Тольятти, вернулся с товаром, завмаг сокрушенно покачал головой. – Если бы успели продать, поправили бы дела. Там всякая мелочь была, места занимает немного, а каждая полторы-две штуки. Один день торговали, выручка сразу поползла вверх, а ночью все это и случилось. Подчистую – и товар, и наличность.

– А у вас что, принято деньги на ночь оставлять в магазине?

– Обычно забираем, но тогда скопилось около миллиона, везти боязно возле магазина какие-то подозрительные личности шастали. Мы ведь за территорией автоцентра, охраны нет. Закрыли магазин, включили сигнализацию, погрузились в машины...

– В чьи машины?

– Чубука и нашей продавщицы. У нас один я безлошадный. Сапожник без сапог...

Об ограблении Строкач знал из сводки. Собственно, это его сюда и привело, и даже не само ограбление, а один, казалось бы, незначительный эпизод, имевший место накануне ночью.

– Они, сволочи, хорошо подготовились и имели обстоятельную информацию. Кстати, о прибытии товара знали только мы трое, ну и рабочие, разумеется. Разгрузку закончили только к вечеру.

– Когда именно?

– Около девяти. Отправили грузчиков, сами пропустили по рюмочке – за успех. Была уверенность, что дело прибыльное. Эх...

– Значит, выпивали вы, Чубук...

– Да, и Ганецкая тоже. Она и довезла меня домой, благо ГАИ нас не тревожит, сами у нас отовариваются.

– Ганецкая замужем?

– Нет.

– Она осталась у вас?

– Да. Но я не хотел бы, чтобы это получило огласку.

– Вы ведь не женаты.

– Сейчас – да. Но моя бывшая благоверная заявила, что если до нее дойдет, что я с кем-то решил связать свою судьбу... Мягко говоря, будут неприятности. Да и у Иры жених.

– Ясно. Так что же все-таки произошло накануне ночью?

– Мы с Ирой ночевали у меня. А вот Леонида Владимировича подняли по тревоге. Кто-то разбил стекло в витрине. Там действительно уголок был надтреснут... Короче, витрина – вдребезги, сигнализация сработала. Приехала опергруппа, но никого не обнаружили. Кто ответственный? Чубук. Вызвали его, благо, живет недалеко, и пришлось ему остаток ночи коротать в магазине.

– Охранял, значит, добро?

– Как сказать. Был он с вечера чуток выпивши, а когда мы приехали утром – просто хоть уноси.

– Что, очень?

– Дрова. Еле к вечеру очухался, даже и на следующий день был слегка "под газом". Со стороны незаметно, если б не синяк.

– Что за синяк?

– Сам удивляюсь. Леонид Владимирович – человек рассудительный, любой конфликт может уладить. Пил он с поставщиками из Тольятти. Я их не видел, он не хотел их вести сюда – чтобы я у него "концы" не перехватил. У нас ведь все на него замыкается. Синяк я заметил уже после ограбления, когда мы утром в магазин приехали, еще и подумал: может, милиция сгоряча приложила? Или грабители?.. Чего только в голову не лезет в такой ситуации... Ну, что там творилось – сами понимаете. Правда, и накануне день выдался беспокойный – покупатель нахлынул, гребли все подряд.

– Это по вашим-то ценам?

– А по другим не бывает. Товар из Тольятти нам достается втридорога. К вечеру витрину заколотили фанерой, подключили к ней сигнализацию. Когда она вторично сработала, милиция, говорят, приехала через десять минут. Но все уже было пусто. Сейф вскрыли автогеном, работали, судя по всему, специалисты. Все пошло прахом. Теперь опять из нищеты выкарабкиваемся, торгуем. В долгах как в шелках.

– Кто запирал сейф?

– Ирина. Но за нее я ручаюсь, как за себя. Какой смысл? Такой работы больше не найти, да и кто станет рисковать ради синицы в небе? Вы у Леонида Владимировича спросите...

Как раз это Строкач и собирался сделать. А насчет риска имел совершенно другие соображения.

Обитая ветхим дерматином дверь была единственной на лестничной площадке, а посему не имела таблички с номером. Чубук, судя по всему, чуждался мирской славы.

Строкач звонил настойчиво, и если бы не эта настойчивость, так бы ему и не дождаться раскатов густого и мощного женского голоса.

– Кто там?

Нетерпеливо поглядывающий на часы майор отрекомендовался. Не поговорить с мадам Чубук он не мог, и хотя Мерецков обещал явиться к своему вассалу Сутину около девяти, на месте следовало быть заблаговременно.

– Можете смело открывать, Екатерина Александровна. – По мнению Строкача, изучение его удостоверения затягивалось. – Леонида Владимировича, вижу, нет дома. Он меня неплохо знает, думаю, и вы слыхали.

– Как же, – женщина сняла цепочку и неохотно посторонилась. – В торговле всю жизнь проработать и прокуратуру не знать!

– Вот и я думаю – зачем бы это вам понадобилась вся эта комедия?

Строкачу приходилось встречаться с гражданкой Чубук в ходе одного из бесчисленного множества торговых дел. Само по себе дело было достаточно серьезное, пусть и не громкое. Некие лица разбавляли краденый спирт, добавляли глюкозу и уксус и разливали по бутылкам, закатывая "под винт" аптечными пробками... с реализацией проблем не было. Одно звено потянуло за собой целую цепочку: расхитителей спирта и приемщиков стеклотары, "технологов-производителей" и множество точек реализации. Однако именно их количество не давало возможности схватить за руку всех реализаторов. За решетку пошла мелочь – малоопытные да слабодушные. Екатерина Чубук на все увещевания следователя сознаться отвечала, что девять бутылок водки купила для собственных нужд, и предлагала в качестве доказательства употребить одну из них на его глазах без закуски. Не подкрепленное фактами обвинение против Екатерины Александровны рухнуло. Все это цепко сидело в памяти Строкача, и он был уверен, что и сама мадам Чубук ничего не забыла. Миновав длинный коридор, он оказался в комнатке, которую лепнина и пестрые фотообои, толстые ковры и тяжелый хрусталь люстр делали похожей на фламандский натюрморт. Хватало и беглого взгляда, чтобы понять, что хозяева люди основательные.

Отказавшись от кофе, Строкач уселся на стул и принялся разглядывать Екатерину Александровну.

– Где супруг? – наконец спросил он.

– Супруг?..

– Именно.

– В командировке. Час назад уехал.

– Куда?

– Он не докладывал. Я не вру. Что я, враг себе с вами ссориться? Но и в его дела не лезу – так спокойнее.

– А не любопытно?

– Говорю же – спокойнее. Да и вряд ли Леня сунется во что-то, интересующее ваше ведомство. Что мы вам, Павел Михайлович? Мелочь, торгаши. Потому Леня и скрывает куда едет – он ведь с деньгами, крупные суммы возит.

– Дошел до меня слух, что Леонид Владимирович не только по производственным делам разъезжает. Как-то это не похоже на вас, Екатерина Александровна. Или болтовня?

Мадам Чубук брезгливо скривилась.

– Тоже мне, сокровище. Не изотрется. Я знаю, что вы имеете в виду. Конечно, вот так, внаглую, это с ним впервые. Он и раньше погуливал, ему зачлось, я в долгу не осталась. Однако тратит свое, что мне положено, отдает до копейки. Конечно, когда этот жуткий тип приехал от него за деньгами, я слегка струхнула. Такая физиономия – зарежет и не перекрестится. Даже когда он письмо от Лени мне подал, я еще сомневалась. Чем черт не шутит, думала, может, похитили да выкуп требуют. Знала бы, на что ему эти деньги... Видно, крепко его эта шлюшка зацепила, он ведь у меня за копейку готов удавиться.

– Письмо у вас?

– Нет, в тот же вечер Леня позвонил по междугородке...

– Откуда?

– Не знаю, по автомату звонил. Сказал, что из Тольятти. Дома его денег не было, он помнил, так что четыреста тысяч ему с работы принесли. Я позвонила, завмаг и завез. Деньги я отдала вместе с письмом.

– Вас не насторожило требование отдать письмо? – А с чего бы?

– И не побоялись незнакомого человека пустить в дом? Мало ли что..

– А чего мне бояться? Письмо от Лени я из-за двери взяла. Если б что не так я баба здоровая, кухня рядом, да и топор искать недолго.

– Да, рука у вас, видно, тяжелая, Екатерина Александровна. Синячок у супруга – ваша работа?

– Вот еще! Морду ему подправили те самые, с которыми он приехал из Тольятти. Вернее, один из них Из себя мужик не видный, не скажешь, что с моим боровом в два счета управился. Лене на все плевать, за деньги и побои стерпит. А второй – тот вообще запойный, как его такого в серьезном деле держат – ума не приложу. Мне эти пьяницы и в буфете уже поперек горла.

"Что бы ты, матушка, без них делала?" – усмехнулся Строкач.

– Привез он их домой, я стол накрыла, ну, они и сели. Туда-сюда, и часу не прошло, выпили все до капли, ищут добавить.

– Это чтоб у вас да не было!

– Дома помногу не держу. Так, чуть-чуть иной раз самой хочется расслабиться, а когда и человеку помочь, вот как этому из Тольятти. Живая душа как-никак. И второй по делу Лене вмазал – мыслимо ли, поехал за водкой, а вернулся почти через сутки. Тот, второй, пока ждали, весь одеколон в доме выхлестал. До чего люди себя доводят! Ведь помереть мог.

– С чего бы это?

– С недопою. Мало я таких у себя в буфете повидала?!

– Но ведь Леонид Владимирович не за водкой поехал – его вызвали, сигнализация сработала. Не мог же он магазин оставить!

– Ох, не знаю.

– Как, кстати, их звали, ваших гостей?

– Маленький и запойный – Федя. Второго не помню.

Когда Строкач подъехал к дому Сутина, парни из прокуратуры жевали бутерброды. Машина стояла за углом, несколько в стороне от единственного подъезда.

Свои "жигули" Строкач отогнал подальше и перебрался в машину коллег. Те встретили его утомленными улыбками. Водитель откровенно зевал, его напарник бурчал:

– Торчишь тут, как проклятый, язву растишь, пока это дерьмо на "хонде" не явится. Еще и уговаривай его без санкции ехать с тобой ради какого-то эксперимента, который он, скорее всего, сходу раскусит...

– Нету еще? – на всякий случай спросил Строкач.

– Думаешь, мы его в багажнике прячем? Ты это заварил, тебе и действовать. Но это крепкий хлопец. Хорошо бы прихватить его на обратном пути, с деньгами. Какая-никакая, а улика...

– Какие, к черту, улики. Сутин сроду не даст против Мерецкова показаний. Его пришьют раньше, чем он успеет их подтвердить на суде. Тут дело хитрое... Ба, а вот и наш друг! – В конце улицы появилась стремительно движущаяся малиновая "хонда". – Посигналь нашим, будем брать. Лучше им с Сутиным не встречаться. Неизвестно, какое Мерецков принял решение, а Сутин нам нужен живой. Так, Грызин за рулем. Это что-то да значит.

"Хонда" причалила, как обычно, прямо к подъезду, пассажиры мгновенно покинули ее. Впереди двигался водитель – среднего роста, подтянутый, ежеминутно готовый встретить опасность. Дверь распахнулась изнутри. Появившийся на пороге мужчина в сером костюме держал в руке удостоверение.