Текст книги "Озеро, которого нет"

Автор книги: Владимир Барышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– У нас нет предков, – сказала Аленка. – Только папа и мама.

Ромка усмехнулся и взглянул на Олю.

– Она права, – неожиданно ответила та, – только папа и мама. Предки – это у вас, москвичей. Здесь так не принято говорить о родителях.

– Ну, извините, – пожал плечами Сидиром, которому казалось, что такие жаргонные, сленговые словечки как раз сблизят их, тайных заговорщиков, а вышло, поди ж ты, наоборот. – Я пошел?

– Разбежались, – кивнула Оля.

Она первой поднялась с лавочки, и следом за ней встала сестренка, которая сочла необходимым напомнить новому соседу еще раз:

– Ты уж, пожалуйста, Рома, не забудь завтра взять фотоаппарат. А то тебе никто не поверит, что ты видел свою особь.

Ромка открыл было рот для достойного ответа, но вспомнил, что он мужчина, и промолчал.

Глава 3. Волшебное озеро

На следующий день они добрались до места легко и без приключений. Никто из взрослых не обратил внимания на идущих по полю двух девчонок и мальчишку. Таких, как они, здесь хватало, особенно летом, когда в округу съезжались дачники. Путь большинства в эту пору лежал на реку, песчаные пляжи которой в жаркую солнечную погоду неудержимо влекли к себе.

Вот и теперь светило солнышко, вдоль дороги, с обоих сторон, вовсю стрекотали кузнечики, жужжали жуки, шмели и пчелы, кружились разноцветные бабочки, словно радуясь наступившему дню. Нет спора, они радовались, все эти тонкокрылые, но по-своему, как уже отвык радоваться человек. Насекомые трудились на цветущем лугу, торопясь добыть для себя и своего потомства необходимые для поддержания жизни вещества. А беззаботным людям в предвкушении пляжа казалось, что они просто играются, перелетая с былинки на цветок, с цветка на былинку.

Иной раз из густой травы вспархивали какие-то маленькие шустрые птички, уводя любопытствующих подальше от своих гнезд, а то над головой зависал маяком легкий жаворонок, оглашая мир высокой песней торжества жизни.

Впрочем, жаворонка в этот час слышно не было, но и без него хватало вокруг разных веселящих сердце звуков живой природы – от неизвестных пичужек-визжалок, перекликающихся в кустах поодаль, до хлопков кнута и покрикиваний пастуха, укрощавшего стадо местных коров.

Два озерца они миновали без всякого интереса. На одном из них женщина полоскала белье, в другом, отстоящем в стороне, плавали лоснящиеся от жира домашние гуси. Но вот они подошли к третьему – и немедленно ощутили в груди нарастающее напряжение, происхождение которого нельзя было объяснить, почувствовали в ногах, ставших вдруг ватными, какую-то непонятную тяжесть.

Может быть, они просто устали, скорее всего. Так они думали или иначе, не имело значения, но чувство приближающейся развязки почему-то их не радовало. Впрочем, они не делились своими ощущениями, пряча даже от самих себя невесть откуда набежавшее беспокойство.

– Все, – сказала Оля, когда они остановились у водной глади, зеркалом отражавшим в себе синь неба и луговые цветы по берегам.

– Пришли? – уточнил Ромка. – Это оно?

– Да.

– И что теперь?

– Ничего. Будем ждать.

Ромка подозрительно огляделся вокруг, но ничего особенного не обнаружил. Ничего примечательного. То же удаляющееся от них стадо коров, бредущее в сторону реки, та же трава под ногами. И те же звуки, прежние, разве что стали они чуть глуше. Правее, к горизонту, отчетливо виднелись церковные строения. Красивые купола луковкой, сверкающие на солнце золотые кресты. Ромка протянул руку:

– Там монастырь?

– Да, – поспешила ответить Аленка, стоявшая чуть позади старших ребят. – Оптина Пустынь.

Оля и Ромка даже не оглянулись на ее слова, что Аленку слегка обидело, и она замолчала, хотя ей очень хотелось рассказать о том, что она знает о монастыре, куда часто ходила вместе со старшей сестрой и мамой. Мама учила, как вести себя в храме, а батюшка, с которым они всегда советовались в житейских делах, улыбался ей добродушно и ласково. И всегда у него находилось для нее какое-нибудь угощение – яблоко, горстка орешков, а то и шоколадка.

Лакомства из его рук оказывались необычайно вкусными, и Аленка принимала их как благословение. А что такое благословение? Это когда тебе желают добра и за тебя молятся, чтобы все в твоей жизни было хорошо и правильно.

Нет, об этом лучше никакому Ромке не рассказывать, – не поймет. И вообще, если много болтать, плохо будет. «Как скажешь лишнее, так сердце болит», – говорила мама. Еще она всегда напоминала, что на монастырские кресты, венчающие храмы, надо обязательно самой креститься. Это оградит от многих неприятностей и поможет избежать беды, если беда к тебе приближается.

Аленка стеснялась перекреститься, потому что этого не делала старшая сестра, но теперь, почувствовав обиду за монастырь, в которой с ней были добры, тихонько это сделала, осенила себя крестом, да еще и поклонилась Божьей обители. И улыбнулась: ей стало легче!

К тому же, когда она кланялась, заметила у своих ног – надо же, какое совпадение! – Божью коровку, раскачивающуюся на высокой травинке. Осторожно, двумя пальцами, подхватила Аленка симпатичного жучка и пересадила себе на платье. Жучок замер, вцепившись в нарисованный на платье цветок.

– Смотри, – обратилась к Ромке Оля. – Видишь ирисы?

– Ирисы?

– Да. Там, в воде. Видишь? Целых пять штук.

– И что? Что в них особенного? – спросил Ромка, вглядываясь в причудливые головки неуловимого цвета на тонких ножках, проколовших недвижную воду.

Он никогда не видел ирисов и понятия не имел о том, как они выглядят, в чем их особенности. Что ж, красивые цветы. Гордые и яркие.

– Их больше нигде нет, – сказала Оля. – Только тут.

– Ну и что? – Ромке эта информация почему-то пришлась не по душе, и откликнулся он нехотя.

Как это «нигде нет», когда все их знают? И он знает, разумеется, просто до этого момента никогда не видел их вот так, в природе. Живьем… Он пригляделся к цветущим ирисам и заметил, что они шевелятся. Странно… Две головки отклоняются влево, три другие – вправо. Очень медленно, плавно, но для глаза заметно. И вода между ними как будто не стоит, а течет по кругу, циркулирует. Словно ключ бьет в этом месте, между цветов. Он перевел взгляд на Олю.

– Они живые, – снова отозвалась она на его мысль. – Ты заметил?

– Конечно, живые! Все цветы живые, пока их не сорвешь. Да и то, если поставить в воду…

– Я не о том, – шепотом перебила Оля. – Они движутся!

– Подводное течение.

– Возможно. Только мне кажется, что они расходятся сами… А теперь сходятся. Смотри! Они танцуют.

– Глупость какая, – неуверенно сказал Ромка, пристально разглядывая ирисы. – Это ветер поднялся, вот и все…

Ветер в самом деле поднялся. Внезапный и резкий, он обдал ребят холодом, дохнув откуда-то сзади, но произошло это уже после того, как Ромка его упомянул. У Аленки по спине пробежали мурашки, она даже качнулась под этим порывом и в испуге присела. Осторожно сбросила с платья Божью коровку и зажала ее, бедняжку, в кулаке, спрятав от невзгод в горячей ладошке.

Ромка поправил взлохматившиеся волосы и посмотрел на небо, где тяжелая черная туча наползала на солнце. Это что же, дождь? Или туча грозовая? Да откуда она взялась, когда минуту назад на небе не было и облачка? Нет, ему определенно не нравится эта прогулка. Но он здесь единственный мужчина, а потому должен вести себя соответственно.

– По-моему, будет гроза, – спокойно заметил он. – Надо бы поискать место, где можно укрыться. На всякий случай.

– Грозы не будет, – отозвалась Оля, и туча тут же, словно в насмешку, накрыла солнце, а в стороне, где виднелся монастырь, сверкнула молния.

Молнию они заметили, обернулись на вспышку и… замерли, широко открыв глаза. Нет, не грозы они напугались, с которой были хорошо знакомы. До ближайшей деревни всего с километр ходу и можно запросто убежать от нее, спрятавшись под крышу какого-нибудь сарайчика или даже постучаться в жилой дом, где наверняка откроют двери. Ворчливое рычание грома, с опозданием проводившее молнию, говорило о том, что они еще вполне успеют это сделать. Но… не ветер их встревожил, и не туча удивила. Насторожило ребят другое.

Там, где стоял монастырь, на который они только что любовались, теперь ничего не было. То есть не совсем ничего, кое-что там было, но картина, открывшаяся перед ними теперь, вовсе не радовала глаз. Монастырь исчез, а вместо него за озером плотной стеной высился хмурый дремучий лес, поражая воображение статной мощью вековых дубов и елей.

Да-да, деревья легко различались по породам, потому что лес не просто сокрыл монастырь, но стоял впритык к озеру, начинаясь сразу от берега.

Ромка, не закрывая рта, поглядел влево – этот край озера был ближе к нашим путешественникам, прямо за ним бродило коровье стадо с крикливым пастухом. Сейчас там не было никакого стада, как не просматривался и сам край озера, – водное пространство уходило дальше, теряя свои границы в таком же сумрачном и густом лесу.

За спиной у них располагалась деревня, через которую проходило шоссе на Калугу… Что же там сейчас?

С опаской оборачиваясь назад, как охотник, который боится спугнуть затаившуюся где-то рядом утку, Ромка уже знал, что деревни за спиной нет. Ни деревни, ни шоссе. А вот нечто ужасное, готовое наброситься на них при первом удобном случае, в первую же минуту, как они расслабятся, напугать их до смерти, там наверняка прячется.

Оля стояла не шевелясь и неотрывно смотрела на синий, похожий на тучу, лес, околдовавший их синий лес, возникший из сказки…

Вздохнув про себя, Ромка резко развернулся и бросил взгляд в сторону уже знакомой ему трассы Козельск-Калуга, на пригорке от которой, вытянувшись вдоль дороги, раскинулась деревня.

Он увидел то, что и ожидал. Лес. Все тот же лес, уходящий к горизонту. И большую поляну, освещенную выбравшимся из-за тучи солнцем, заросшую тяжелой, клонившейся к земле, темно-зеленой травой, местами переходящей в низкорослый кустарник неизвестного происхождения. Это была хорошая новость, что обнаружилась поляна, самая хорошая из всех последних, однако именно она заставила его вскрикнуть и вцепиться в Олино плечо.

– Аленка! – испуганно завопил он, словно проснувшись. – Где Аленка?!

– Что? – Оля вздрогнула и вышла из оцепенения. – Что ты сказал?

– Аленка пропала! Ленка!

– Ты думаешь? – как-то отрешенно спросила Оля, холодно и безразлично.

– Я не думаю, я вижу!

– И где же она?

– Оля! – снова закричал Ромка. – Ты что, очнись! Пропала твоя сестра, а ты…

– Что «я»?

– Как что? Ты ведешь себя так… так, как будто ничего не случилось! Человек пропал. Ее нет, понимаешь, ее нигде нет!

– Понимаю…

Пока они так выясняли отношения, испуганно и недоуменно озираясь вокруг, набежавшее облачко вновь сокрыло солнце. На поляне установилась пронзительная тишина, от которой гудело в ушах, и сквозь этот гул можно было услышать биение собственного сердца.

Ромка и Оля не знали, что им делать. Они растерялись так сильно, как никогда в жизни, и оба, каждый по-своему, проявляли свою растерянность, мешая слова и взгляды, адресованные друг другу, с личными обидами. В сущности, оба они были недовольны собой, потому что не понимали, как и зачем здесь оказались.

Между тем от озера, запеленованного теперь, словно болото, в густой камыш и осоку, медленно поднимался сгусток белого, как молоко, плотного тумана. Этот сгусток неприятно шевелился по всем направлениям своего бесформенного объема и, похоже, двигался в их сторону.

Потерявшее свои границы озеро дрожало мелкой волной под этим туманом, постепенно приобретавшим человеческие или близкие к человеку очертания. Затаив дыхание, Оля и Ромка с ужасом смотрели на приближающийся к ним молочный сгусток. Бежать им было некуда.

– Это не Аленка, – чуть слышно прошептала Оля, – это мы пропали…

Глава 4. Чудеса продолжаются

Анализируя ситуацию, в которой они оказались, размышляя над тем, что произошло, Ромка решил, что они попали в прошлое. Далекое прошлое, когда в этих краях еще не было не только монастыря и деревни, но и вообще люди здесь не жили. Он понял, что случился какой-то сбой времени, провал, куда волею обстоятельств и затянуло их с Олей.

Где Аленка, он не знал, а потому вполне логично предполагал, что она по какой-то неизвестной ему причине могла остаться в том, настоящем времени, и теперь плачет в одиночестве на берегу озера. Того озера, что находится между деревней и монастырем, куда они пришли все вместе теплым летним днем, чтобы «увидеть русалку».

Здесь – другое озеро. А живое облако, которое сейчас движется на них, должно быть и есть та самая тварь, что является тем, кто очень уж пожелает с ней встретиться. Является в соответствующей образу обстановке.

– Ты прав, парень, – отчетливо услышал он слова, произнесенные нараспев неизвестно кем, – так оно и есть. Я – русалка!

Туманный сгусток, окончательно принявший форму женщины с рыбьим хвостом, приземлился возле них на густую траву, подмяв ее под себя. Легкий дымок, окутавший прибывшее с озера создание, развеялся, и довольная русалка, сидевшая теперь на своем чешуйчатом хвосте, заразительно расхохоталась.

Поначалу смех ее походил на старческое квохтанье и больше напоминал кашель, потом он перешел в лягушачье кваканье и наконец стал чисто девичьим, звонким и заливистым. Продолжалась эта клоунада довольно долго, и пока русалка смеялась, налаживая свои голосовые связки, Ромка и Оля смогли ее хорошенько рассмотреть.

Что касается русалочьего хвоста, первым привлекавшего внимание, то тут и говорить было особо не о чем: рыба и рыба, разве чешуйки позавлекательней. Очень мелкие, сливающиеся как бы в единое целое. Серебристая юбка в обтяжку. А самый конец хвоста, где он, как у щуки, раздваивается, утонул в траве.

Выше пояса, до самых плеч, русалка прикрыла себя листьями кувшинки. Из этих листьев, аккуратно и со вкусом подогнанных, у нее получился вполне приличный пуловер. На растительном пуловере кокетливо был укреплен маленький желтый цветок, еще не раскрывшийся.

Тонкие голые руки и шея очаровывали белизной того самого молочного тумана, из которого русалка появилась или, лучше сказать, возникла, воссоздалась.

А вот лицо русалки не было таким бледным, оно имело скорее золотистый оттенок. Его украшали большой смеющийся рот с темными свекольными губами, которыми сейчас повсюду щеголяют модницы, миловидный курносый нос и крупные глаза совершенно неопределенного цвета, как бы застывшие.

Русалка смеялась, а глаза ее грустили, и в этой грусти взрослый человек, немало поживший на этом свете, легко мог прочитать страх и ужас, безысходную тоску и вековую печаль окаменевшего сердца, и много чего еще, что непременно насторожило бы такого человека. Но его с Олей и Ромкой не было, и потому глаза русалки казались вовсе не страшными, а красивыми и загадочными, что, в общем-то, тоже соответствовало истине.

И даже волосы, распущенные по русалочьим плечам, не пугали их, как пугают наших бабушек разноцветные власа иных экстравагантных девиц, а вызывали легкое любопытство, не более того. Они казались шелковистыми и были темно-зеленого цвета, вот и все. Цвета болотной тины и аромата плесени, так определил бы их опытный человек со стороны, но нашим молодым людям, встретившихся с чудом лицом к лицу, все виделось иначе.

Смех русалки помог преодолеть им все свои страхи и скованность, позабыть печали и не задумываться о будущем, о последствиях такой встречи. Им вдруг стало так удивительно легко и беззаботно на душе, что захотелось пообщаться с русалкой вот так вот, запросто, как со старой приятельницей.

– Разрешите полюбопытствовать, сударыня, – обратился Ромка к русалке в стиле тех книжек о далеком прошлом, которые он читал, – над чем это вы так потешаетесь?

Русалка, выслушав этот вопрос и на мгновение закрыв рот, залилась новым смехом, да так старательно, что листья кувшинки на ее плечах судорожно затрепетали. Этот приступ, хотя и быт очень сильным, оказался менее продолжительным. Сказочное создание прекратило хохотать совершенно внезапно, резко, и, как потом выяснилось, надолго.

Она напустила на себя строгий и величественный вид, стала говорить вкрадчивым, чуть хрипловатым голосом, все больше обращаясь непосредственно к Ромке и называя его не иначе, как «господин Сидиром». Надо заметить, что поначалу Ромка не находил в этом обращении ничего нелепого, а воспринимал его как должное.

– Господин Сидиром, – сказала русалка, не утруждайте себя, говорите со мной просто. Я не нуждаюсь в изысканных оборотах. Нет такого языка на свете, который я не понимала бы… А что до моего смеха, то это так, напало что-то… Нервы, должно быть, сдают, – она усмехнулась. – Вы уж меня извините.

– Да нет, что вы, – ответствовал господин Сидиром, – ничего страшного. Это вы меня извините. Просто все произошло как-то неожиданно.

– Что вас смущает? – спросила русалка.

– Да все. И этот лес, окруживший нас со всех сторон, и разлившееся озеро. И ваше появление…

– А разве вы не хотели меня увидеть? Вы, господин Сидиром, и ваша новая подруга, которой принадлежит эта замечательная идея?

– Хотели, – признался Ромка. – Так ведь, Оль? Мы хотели?

Оля кивнула, не произнеся ни слова. Она продолжала с любопытством рассматривать русалку, как будто та менялась с каждой секундой.

– Вот и превосходно, – отозвалась женщина-рыба. – Славненько и расчудесно. Первое ваше желание исполнено… А лес, озеро – какая разница, что вокруг и как это выглядит? Я подумала, будет лучше, если нас никто не увидит, вот и заманила, – русалка вдруг поперхнулась и, наскоро откашлявшись, продолжала, – помогла вам оказаться здесь. Не правда ли, очаровательное местечко?

– Так это ваша работа? – спросил Ромка.

– Что именно: лес или озеро? Вы преувеличиваете мои возможности, я не умею творить деревья и воды. Все, что я могу, это поддержать ваши мечты обо мне самой, даже осуществить их, как видите, в непринужденной обстановке.

– Это и есть то первое желание, о котором вы проговорились?

– Разумеется, я же перед вами! – Русалка грациозно откинула голову назад и провела рукой по волосам. – Кстати, господин Сидиром, вы можете меня сфотографировать, я вам разрешаю.

– Спасибо, это потом, – смутился Ромка. – Меня заинтересовало, почему вы говорите «первое» желание. Когда числительное употребляется так, как это сделали вы, следует ждать продолжения. Если есть что-то первое, то должно быть, по крайней мере, еще и второе. Я правильно вас понял?

– Ну, разумеется! Я ведь и говорю специально так, как говорю, чтобы вы все поняли. У вас есть еще два желания, которые могут исполниться во мгновение ока. Сразу, как только захотите. Единственное условие для этого – чтобы желание исходило не от одного из вас, но от обоих сразу. Ваши желания должны совпасть, тогда они обязательно исполнятся.

– Я хочу домой, – как-то неуверенно, с трудом произнесла Оля. – И чтобы моя сестра оказалась дома.

Русалка сочувственно покачала головой, вздохнула и перевела взгляд на Ромку:

– А вы, господин Сидиром? Что хотите вы?

Ромка наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться. Ничего не получалось. В прошлом они или в будущем, это ничего не объясняло. С русалками он был знаком по своей игротеке в компьютере. Там коварные ундины и сирены выныривали из морских глубин и пытались накинуть сеть на корабль, который держит курс в определенный порт. Путем ловких маневров, осуществляемых с пульта управления корабля – пультом служила клавиатура, – Ромка почти всегда уходил от этих созданий. В виртуальной реальности он чувствовал себя как рыба в воде. Во всяком случае, не хуже тех морских русалок. Там все было ладно, а что прикажете делать с этой, развалившейся сейчас в траве перед ними в натуральную величину? Можно ли ей доверять?

Ромка поправил фотоаппарат, болтавшийся на ремешке у него за поясом. Это так, чтобы выиграть время. Голова явно плохо соображала.

– Что я хочу? – переспросил он. – Надо подумать…

Он снова попытался собраться с мыслями, и опять ничего не получилось. Три желания от говорящей русалки. Это какая-то чушь, бредятина. Не может такого быть. Наверное, он спит, и вся эта глупость ему снится. Наговорился вчера с этими девчонками…

Он сделал вид, что вытирает губы, на которые что-то попало, и незаметно укусил себя за палец. Боль заставила сжать зубы, а на пальце выступила кровь. Лицо Ромки побелело, и мысли немного прояснились.

– Где Лена? – он склонил голову и посмотрел на русалку исподлобья, демонстрируя свое к ней недоверие. – Будет лучше, если все вернется на свои места, и мы трое снова окажемся на берегу старого озера. Того, до которого мы добрались своим ходом.

– Может быть, так и будет, – лениво ответила русалка, – но пока ваши желания не совпадают с моими… возможностями. Они слишком слабы, и мне их не слышно. Подумайте еще немного, и когда нам, то есть вам, захочется одного и того же, вы это получите. Одно дело на языке, а другое – на уме. Мало одинаковых слов, нужны одинаковые мысли. Одна мечта, превосходящая все остальные… А чтобы вам легче думалось, я вам сейчас кое-что покажу. Хотите узнать тайну озера?

Русалка оттолкнулась хвостом от земли и легко взмыла в воздух, пролетев прямо к воде, в которую и плюхнулась с немалым шумом, обдав холодными брызгами лица ребят. Пока они протирали глаза, озеро разошлось на две половины, раскрыв дно. Новая завлекалочка, представшая перед Ромкой и Олей, окончательно помутила их разум.

Дно, оказавшееся глубоко в земле, было выстлано каким-то плоским камнем, похожим на мрамор, плита к плите. Русалка скользила по этому камню, быстро перебирая кончиками раздвоенного хвоста. Руками она отгоняла воду все дальше и дальше, пока изумленным взорам наших искателей приключений не предстал во всем своем величии причудливый замок, застывший на освобожденном пространстве подводного царства.

Строение с замысловатыми окнами и карнизами, с тяжелой на вид массивной дверью, распахнутой на обе стороны, украшала гладкая крыша формы усеченной пирамиды, как будто скошенной чуть набок. Стены отливали металлической желтизной, похожей на помутневшее золото, а зеркальный скат крыши отражал на себе крошечные фигурки Ромки и Оли, глядящих на этот дворец сверху вниз.

– Идите сюда, ко мне, – позвала их сияющая от счастья русалка. – Не бойтесь, ничего с вами не случится. Спускайтесь по ступенькам.

Только после этих слов женщины-рыбы они заметили сбегающую вниз, к самому дну, каменную лестницу, сухую и чистую. Переглянувшись между собой, Ромка и Оля дружно ступили на нее, сами не понимая, зачем они это делают.

Русалка ожидала их внизу, у последней ступеньки, и, улыбаясь, протягивала к ним руки. На пальцах ее рук, связанных тончайшими, едва заметными зоркому глазу перепонками, хищно поблескивали лакировкой остро отточенные когти, налитые густым кровавым цветом… чего, впрочем, тоже нельзя было заметить на расстоянии.

Глава 5. Что случилось с Аленкой

Почему Ромка и Оля решили спуститься на дно озера, только ли из-за тайны, которую им обещала открыть русалка? Нет, конечно. Они чувствовали, что делают не совсем то, что следует, но сил противиться обстоятельствам у них не было. Да и как им противиться, они не знали.

Страха в их душах не было, скорее ощущалось какое-то безразличие ко всему происходящему, совершенно особого рода безразличие. Они чувствовали себя не участниками событий, а как бы зрителями в театре, наблюдающими за ходом спектакля. Конечно, им было любопытно разворачивающееся на их глазах действие, но они никак не могли осознать, что все происходит не вокруг них, а с ними самими. Это было их главной ошибкой.

Они недопонимали, как и зачем попали в эту историю, как недопонимает человек, почему он вдруг заболел и не может подняться с постели из-за высокой температуры. Больной терпеливо ждет, когда спадет эта температура, и перестанет болеть голова. Тогда можно будет поискать и причину своей болезни.

Вот они и ждали. А желания… Какие желания у больного? Поскорее выздороветь. Принимать серьезные и ответственные решения человеку в таком состоянии не под силу. Он вынужденно бездействует, не имея под рукой подходящих лекарств. Ему остается только надеяться, что все пройдет само собой, или вызвать доктора. Но где он, этот доктор? К кому обратиться в такой необычной ситуации, в которую попали Ромка и Оля? Трудно сказать, как повели бы себя мы, оказавшись на их месте…

Да взять хотя бы нас с Максимычем, уж на что взрослых и солидных мужиков, а ведь и мы подрастерялись тогда, столкнувшись с непредвиденными обстоятельствами. Однако, не будем забегать вперед, пусть все идет так, как оно идет и как было на самом деле.

Мы с Максимычем ездили в тот день в соседний городок за кирпичом. Километров сорок от нас, там хороший кирпичный заводик. Вот мы там, значит, и загрузились тонны этак на четыре и обратно поехали по калужской трассе.

Максимыч был за рулем и гнал нашего «железного коня» с приличной скоростью, где-то под девяносто. Рисковое, надо сказать, это дело, когда такая махина, как наш «КамАЗ», разгонится навроде легковушки. Надо иметь немалый водительский опыт и хорошо знать дорогу, чтобы себя обезопасить и других ненароком не задеть. Груженый тяжеловоз все сметет на своем пути, он не умеет останавливаться с маху.

Так и летели мы, значит, почти до места, благо трасса была свободной, так и мчались на всех парусах. И чуть не проскочили старый оптинский поворот, бывший когда-то главной дорогой к монастырскому парому, на котором переправлялись через Жиздру монахи и паломники, гости монастыря. Здесь самое время притормознуть, потому что до города остается всего ничего, и Максимыч, немного задержавшись, начал сбавлять скорость.

А я на монастырь смотрел, просто по привычке. Уж больно весело он глянется, когда солнышко на золотых куполах играет. Радостно на душе становится и сладко, петь хочется. Славное, чудесное место, очень русское. И все это въявь, можно запросто подойти и прислониться к старым монастырским стенам, воздуха благовонного вдохнуть под сенью монастырской.

Только подумалось мне об этом, как в сердце что-то кольнуло. Кольнуло, а потом и сдавило так сильно, что пришлось просить Максимыча остановиться. Максимыч посмотрел на меня, ничего не сказал, но мотор, конечно, заглушил. Встали мы посреди деревни Стенино, неподалеку от монастырского поворота.

– Извини, – объясняю я Максимычу, – что-то сердце прихватило. Вдохнуть больно.

– Побледнел ты, – говорит он мне. – Давай-ка на свежий воздух. Я подожду… Сам-то выберешься?

Я кивнул, открыл дверцу и вылез из кабины. Постоял на обочине, выхлопных газов понюхал. Лучше не стало… Решил отойти от машины подальше, поближе к травке. Обошел потихоньку нашего «коника» вокруг, огляделся по трассе и…

Конечно, я ее сразу узнал, едва заметил. Она стояла на противоположной от нас обочине, прямо возле дороги и немного позади нас. Я тут и думать забыл о своем сердце, мигом вылечился.

– Аленка! – кричу ей. – Ты что?! Что ты тут делаешь?

– Па-а-па-а! – визжит она сквозь слезы. – Па-а-па!

Бегу к ней через дорогу, ничего не понимая. Что такое, откуда ты здесь, с кем? А она знай себе рыдает и слова толком сказать не может. Я тогда хватаю ее в охапку и тащу в машину. Сажаю в кабину к Максимычу, и тут она понемногу успокаивается. Оказывается, не одна она тут бродит, вместе со старшими. Правда, старшим этим до ума еще топать и лопать, но для нее они – что ты, авторитеты великие!

– Что ж ты от них тогда убежала? – спрашиваем.

– Испугалась я, – говорит.

– Они тебя обижали, что ли? Кого ты испугалась?

– А тучи, – отвечает. – Туча нашла такая страшная, черная. Все небо закрыла.

Мы с Максимычем переглянулись и пожали плечами. Целый день солнце светит, на небе ни облачка, – какая еще туча? Но перебивать не стали, решили ее до конца выслушать.

Рассказ у Аленушки получился странным и невнятным: какие-то русалки, колючий ветер, Божья коровка… Словом, списали мы все на ее возраст, уразумев одно: дети, самовольно удрав из дома, гуляли где-то возле озера и что-то там у них произошло. Поразмыслив, мы решили прежде добраться до нужного нам строительного объекта, скоренько там выгрузиться и тот же час – обратно, вместе с Аленкой, за остальными гуленами.

Так мы и поступили, возвратившись уже через полчаса на то же место. Грунтовка в сторону Жиздры хоть и была изрядно побитой, но для нас вполне проходимой. Максимыч аккуратненько спустился на нее и повел машину тем же путем, каким шли дети. Палец Аленки служил ему указателем.

Вскоре мы остановились. Где-то здесь, слева, было то озеро, которое нам нужно. Собственно, это и не озеро, а так себе, небольшой пруд, даже прудик, чуть меньше миргородской лужи, описанной Гоголем. Разве что поглубже. Так мне тогда думалось, пока шли мы с Аленкой к этому самому пруду.

Максимыч остался в машине. Он обдумывал, какого рода обструкции подвергнуть внука, как только тот отыщется. Надо же: пропал, не успев толком с дедом познакомиться! Максимыч считал, что во всем виноват Ромка, потому как он парень, москвич и все такое. Должен соображать, что творит.

Уж не знаю, что он там придумал, только времени у него было достаточно, чтобы вспомнить все возможные методы борьбы с тинэйджерами и выбрать наиболее приглянувшийся. Потому что мы с Аленкой очень долго искали эту русалочью лужу. Она мне наконец-таки объяснила, что за великая идея привела их сюда. Или это я, проплутав в чистом поле минут сорок, наконец-таки понял, что дело тут нечисто.

Беда же была в том, что мы с ней так и не нашли этого треклятого озера. Оно как сквозь землю провалилось, не оставив по себе и следа.

Два прудика мы обнаружили, это да, а третий – потерялся. Трижды мы обошли все вокруг, но его нигде не было. Между тем я сам был совершенно уверен, что видел его раньше по меньшей мере раз пятьдесят и видел именно здесь. Где же он?

– По-моему, – размышляла дочка, оглядываясь по сторонам света, – он там. Мы шли сначала сюда, а потом – сюда. И вышли прямо к нему.

– Да нет, – говорю, – Аленушка. Там мы уже два раза были.

– Тогда, может быть, там, – тянет она ручку в другую сторону.

– И там были… Давай лучше мы с тобой покричим, покликаем их. Вдруг услышат.

– Давай, – отвечает, – попробуем.

И стали мы тогда кричать. Сначала по именам выкликали ребят, потом просто так орали, лишь бы погромче.

– Э-э!

– А-а!

– О-о! – вопили мы во всю глотку, помогая себе руками для полноты звука.

Мы взмахивали ими, как крыльями, при каждом новом оре так, что все птицы в округе попрятались. Куда им, пичужкам, до таких шустрых солистов, эмоции которых льют через край. Все улетели, все до одной. Зато объявился Максимыч.

– Ты что, Слава, – с недоумением оглядывал он меня, – что ты орешь как резаный? У вас что, игра такая?