Текст книги "Теория искусства. Художникам, если они хотят знать, чем же всё-таки они занимаются?"

Автор книги: Владимир Бабуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Что такое искусство и как его понимать? (Попытка популярного размышления на тему)

Что такое творчество, вдохновение, эстетика, гармония? Что такое счастье? Как отличить красивое и совершенное от некрасивого и безвкусного, понять, хороший это или дурной вкус? Как разбираться в искусстве и что есть содержание искусства? Чем, кроме умения, отличаются детские рисунки от творчества взрослых? Почему одно и то же произведение вызывает восторг у одних и полное неприятие у других? Чем живопись отличается от раскрашивания и когда рисунок становится графикой, лепка – скульптурой, а изображение – искусством? В чём отличие и что общее у реалистического и абстрактного искусства? Как «понимать» или как принимать «Чёрный квадрат» Малевича? Что такое стиль, мода? Что такое культура? Высокое и низкое, классика и «попса» в искусстве и в жизни… Как одеваться, как выглядеть и как себя вести, чтобы хотя бы не быть смешным?

Эти вопросы в той или иной степени возникают не только у профессионалов искусства, но и у каждого, хотя бы немного мыслящего и неравнодушного к жизни, человека. По каждому из них отдельно и в разнообразнейших сочетаниях написаны за историю человечества горы литературы и идут бесконечные споры между корифеями искусства, литературы и философии. Все споры о творчестве, все битвы искусствоведов и прочих толкователей искусства между собой имеют в своей основе только то, что в их рассуждениях, несмотря на громаднейшее количество написанного и сказанного по этому поводу, нет единой концепции, нет общих понятий, нет общей терминологии, а соответственно, и единого языка общения. Чаще всего такие споры выглядят как диалог слепого с глухим. Из-за отсутствия системного подхода зачастую вместо грамотной, аналитически объективной аргументации мы имеем субъективное безапелляционное мнение, основанное на личностных ограниченных вкусовых пристрастиях либо на идеологических или корыстно рассудочных мотивах, подкреплённых той или иной степенью эрудированности, как основным доказательным аргументом.

До Менделеева в химии творилось примерно то же самое. Было накоплено уже громадное количество знаний по тем или иным химическим веществам, их сочетаниям и свойствам, но пользоваться этим хаосом знаний приходилось, как бы вытаскивая их по одному из громадного, набитого мусором мешка наощупь и наугад. Менделеев в своей периодической таблице не только дал чёткую и понятную систему, не только разложил все химические элементы по полочкам, но и в результате этого предоставил возможность увидеть ещё незаполненные места и таким образом предсказывать открытие новых, до той поры неисследованных веществ. А главное, он вооружил химию, как науку, единой, доступной для всех посвящённых системой, а значит, и осознанным языком общения.

Возможно ли применить этот опыт к рассуждениям о столь «эфемерной» и, по убеждениям многих, заведомо неподдающейся логическому анализу области, как духовный мир человека, его творческая сфера и все её составляющие?

Как известно из психологии, мы мыслим только в словесной форме. Вне словесно выраженных понятий нет и мышления. «Кто ясно мыслит – тот ясно излагает». То, что мы затрудняемся сформулировать, скорее всего, ещё нами не осознано. Отсюда – все эти отговорки по поводу объяснения тех или иных высоких духовных явлений типа «это от Бога», «о вкусах не спорят» или «чувствую, а сказать не могу». Людям зачастую стыдно признаться в собственном недомыслии, а потому они и оправдывают свою умственную беспомощность ссылками на заведомо непознаваемые «высокие материи».

Я абсолютно не претендую на какие-нибудь открытия в области искусствоведения, а тем более психологии или философии. Во всех своих рассуждениях опираюсь на давно всем известные, хрестоматийные истины и пытаюсь как-то соединить выводы, сделанные авторитетнейшими учёными мужами в отдельных областях вышеназванных наук, касающихся нашей темы, и привести многообразные, отрывочные и часто не связанные между собой понятия в систему, позволяющую осмысленно представить психологические основы эстетики, то есть применить системный подход к предмету, пребывающему и сегодня, на мой взгляд, в хаосе, как это сделал в своё время Менделеев по отношению к химии.

Основой, на которой строятся мои рассуждения, является личность в её психологическом аспекте. Не уяснив, что такое личность, практически невозможно объяснить такие её проявления, как искусство, творчество, вдохновение и т. д. По сути дела, только индивидуальные, личностные качества являются фактором, делающим художниками считанные единицы из громадного количества более или менее успешно заканчивающих художественное образование претендентов на это высокое звание.

Пользуясь своим методом, я, к примеру, не испытывал затруднений объяснять своим студентам не только элементарные понятия о творческих процессах, но и сложные системы их взаимосвязей и закономерностей на доступном для понимания в рамках лекции уровне. Кроме того, «система» работала и на практических занятиях по композиции и скульптуре, а также в смежных областях: архитектуре, скульптуре, дизайне, декоративном искусстве, ювелирном деле, где мне в моей лекционной практике приходилось неоднократно применять её. Правда, несколько пугающий универсализм моего метода напоминает мне об известном шутливом определении: «Если теория объясняет всё, то, скорее всего, она антинаучна».

Мне и самому было бы интересно узнать её пределы, так как, пользуясь этим методом, я мог объяснить себе истоки основных форм проявления человеческой психики, в том числе и те, которые выходят за рамки проблем творчества. Надеюсь, мои выводы покажутся достойными внимания не только специалистам, имеющим отношение к искусству, но и обыкновенным, неискушённым в проблемах творчества людям, желающим разобраться в таких, столь не простых, вопросах.

Характеристика личности как основы психологической мотивации

Личностная характеристика наряду с мышлением относится к основополагающим свойствам, отличающим человека от остального животного мира.

В наших рассуждениях об истоках личности мы можем выделить три составляющих: эмоции, разум, социум, присущих, в большей или меньшей степени, и человеку, и животным. Если рассматривать отдельно каждый из этих факторов как причину творческих мотиваций, мы ещё не получим ответа. Очевидно, человек обладает некоторой особенностью, которая и привела его к тому, что мы определяем как творчество. Ответ на этот вопрос невозможно получить, не исследовав основные составляющие человеческой психики в их соотношении и взаимодействии: разум и эмоции.

Не вдаваясь глубоко в научные формулировки, попробуем дать простое, достаточное для наших рассуждений определение: что это такое?

Дитё рождается «неразумным» (если пользоваться бытовой терминологией), а потом в процессе воспитания, обучения, получения образования, общения с другими людьми получает то, что мы потом называем разумом.

Таким образом, разум, в упрощённой формулировке, не что иное, как прижизненный опыт конкретного человека, приложенный к данной ему природой способности мыслить. Вне активного развития мыслительной способности не может получиться то, что мы называем разумом в общечеловеческом смысле. Есть большое количество примеров, когда дети, выросшие и воспитанные среди животных, не получив в результате этого возможность развить свою способность к мыслительной деятельности в том виде, в каком она проявляет себя в людях, то есть в виде способности говорить, утрачивали её.

Достаточно широкие и в полной мере развитые мыслительные способности, обогащённые обширными знаниями, мы называем интеллектом. Таким образом, интеллект не есть только сумма знаний. Сумма знаний – это эрудиция. Интеллект – это эрудиция, приложенная к способности мыслить.

Но, кроме способности к мышлению, ребёнок рождается с множеством уже готовых навыков: он умеет сосать материнскую грудь, справлять естественные надобности, переваривать пищу, дышать, а также плакать, когда ему что-то хочется, улыбаться или «агукать», когда он доволен, то есть эмоционально реагировать на внешние или внутренние раздражители.

Всё это не что иное, как биологический, физиологический и эмоциональный закреплённый на генетическом уровне опыт, полученный ребёнком от его родителей при рождении и заключающий в себе опыт всей цепочки его биологических предков, в высших своих проявлениях являющийся основой всех дальнейших сложных эмоциональных реакций¹.

Таким образом, в психофизиологическом смысле человек содержит в себе два опыта: генетически обусловленный опыт предков, включающий, кроме физиологических функций, и эмоциональную сферу, и свой индивидуальный личностный опыт – то, что мы называем разумом. Совокупность этих двух опытов и является тем, что мы определяем как личность. Но как бы это ни казалось оскорбительным для нашего самолюбивого сознания, эмоциональная сфера, как мотивация, превалирует в психике человека, наверное, потому, что за ней стоит многотысячелетний опыт всей чреды наших предков. Не зря в одном из определений в психологии разум – всего лишь инструмент для удовлетворения эмоциональных потребностей11
  «Эмоции представляют собой одну из важнейших сторон психической деятельности, они отражают переживания человеком действительности. Эмоции – постоянный спутник всяких психических процессов, начиная от простейших и кончая высшими, интеллектуальными. Любое новое впечатление или раздражение, относящееся к органам чувств или исходящее из внутренних органов, сопровождаются приятным или неприятным ощущением» [5, с. 20–21].


[Закрыть].

Сбалансированное сочетание эмоционального, врождённого и рационального в человеке воспринимается нами как гармоничная личность. Но это идеальный вариант. Как правило, в людях встречаются любые замесы того и другого; отклонение в ту или иную сторону нарушает гармонию, но даёт всё многообразие человеческих индивидуальностей. Отсюда такая злободневная в не столь далёком прошлом дискуссия «физиков» и «лириков». Значительное отклонение от этого баланса – уже патология. Эмоциональный, но с ограниченным умом человек – попросту глупец. Рациональный, но с недоразвитыми эмоциями – сухой и неприятный в общении человек. Он и юмора не понимает, и искусство не приемлет, и сочувствия от него не дождёшься.

Однако, на каком этапе эмоциональные реакции, необходимые для простого выживания, превращаются в деятельность, давшую человечеству шедевры мировой культуры?

Человечество творило во все времена. Проявления творчества известны и по наскальным рисункам первобытных людей, чей возраст – десятки тысячелетий, и в самых развитых современных цивилизациях. Люди творят, независимо от расовой, национальной, культурной или социальной принадлежности. Очевидно, способность и потребность к творчеству присуща человеку на психофизиологическом уровне. Что же послужило основой для возникновения такой потребности? Ведь природа не создаёт ничего лишнего и ненужного.

Существеннейшим признаком, выделяющим человечество из животного мира, наряду со способностью активного мышления, является форма его социальной организации.

Тот факт, что цивилизация насчитывает всего 5–6 тысяч лет по сравнению с историей около стотысячелетнего существования уже сложившегося как вида человека разумного, наполненного постоянной тяжёлой борьбой за выживание в условиях дикой природы, определяет наследование современным человеком всех физических, биологических и физиологических (включая эмоциональные реакции) данных его предшественников. То есть практически мгновенно, по историческим меркам, человек, будучи созданным на тысячелетия (природой или Богом) для жизни в дикой природе, попадает в социум. Вся его суть, все инстинкты, вся биология и физиология, формировавшиеся для условий дикой жизни, вдруг вынуждены адаптироваться к социальному способу существования.

Сторонникам неэволюционных теорий возникновения человека, чьё амбициозное самолюбие оскорбляется столь «низким» происхождением, хочу посоветовать проследить стадии эмбрионального развития человеческого зародыша: от одноклеточного через земноводное и хвостатое млекопитающее до новорождённого «гомо сапиенс» наглядней, чем в школьных учебниках по биологии, показывающего именно эволюционный путь его появления на земле. Можно, конечно, спорить: естественный ли отбор привёл к появлению современного человека или вмешательство пришельцев или божественных сил, но факт биологической эволюции, проиллюстрированный как в человеческом эмбрионе, так и в многочисленных рудиментальных проявлениях человеческой психики, очевиден.

Из общего для всего живого биологического эволюционного процесса современного человека выделяет лишь эволюция социальная. Человек объединяется в сообщество, повинуясь не только инстинкту и голосу крови, а и руководствуясь соображениями высшего порядка: необходимостью, долгом, патриотизмом, чувством безопасности и т. д.

Образ жизни «гомо сапиенс» резко отличается от дикого, полного звериного эгоизма существования его предшественников, у которых все поступки подчинялись в основном инстинктивным влечениям. Качества, которые тогда являлись, безусловно, необходимыми и оправданными, во многих случаях оказываются ненужными, вредными и даже социально опасными в жизни человека, вступившего в стадию общественного развития.

…Всё другое. Всё не так. Раньше жил в джунглях, а теперь – в городе. Хотел раньше человек есть – охотился, добывал птицу или животное и ел, находясь в полном согласии со своими желаниями, а теперь нельзя. Курица – соседская, баран – колхозный. Хотел раньше человек жениться и, не мудрствуя лукаво, «женился» на любой из попавших в поле его зрения женщин, правда, иногда отстаивая своё право в бою с таким же претендентом, но опять же в согласии с самим собой, а теперь нельзя: понравившаяся женщина – жена соседа. То нельзя, это нельзя. А инстинкты-то куда деть? А с эмоциями-то что делать? Так недолго какой-нибудь невроз получить, а то и вообще «с катушек съехать». А тут ещё общество со своей моралью, родители со своим воспитанием, религия со своими заповедями, государство со своими законами и, наконец, как производное от всего этого – собственная мораль, ставшая личным убеждением. Короче, жил человек счастливо, а стал жить несчастно. Вот где социум себя проявляет.

Проблема ещё и в том, что в каждом конкретном человеке соотношение, как и диапазон, эмоционального и рационального очень индивидуально, то есть у каждого индивидуума свои заморочки, обусловленные многовековым опытом его личных предков. У одних в подсознании превалируют сексуальные инстинкты. У других – агрессивные комплексы. А у третьих – гремучий замес и того и другого. И спокойно жить каждому человеку не дают его собственные индивидуальные особенности.

Хорошо, если пришла пора жениться и тебя полюбила свободная девушка. Вот где счастье-то! Вот где медовый-то месяц! Беспокоят человека формировавшиеся тысячелетиями инстинкты воина и охотника, а тут война: ворог напал. Вот где ощущение счастья! «Есть упоение в бою – великой бездны на краю…». Вместо потенциального агрессивного задиры, драчуна, разбойника, а то и убийцы мы имеем героя – защитника Отечества.

Какой же напрашивается вывод? Есть возможность выплеснуть инстинкты и эмоции – человек счастлив (вот вам ответ на сакраментальный вопрос: что такое счастье?). Нет возможности – хоть в петлю лезь. А как выплеснуть, если жизнь не даёт такой возможности? Не выплеснуть нельзя, очень уж беспокоят. Жить спокойно не дают. А тут ещё собственная мораль: это некультурно, это грех, а за это и посадить могут! Хорошо – природа побеспокоилась: целый день инстинкты конфликтовали с убеждениями, к вечеру пар из головы от перегрева, а вечером-то – сон, а во сне-то сознание – надсмотрщик над эмоциями да инстинктами, засыпает. Тут-то наши страдальцы – задавленные эмоции, раскрепощённые без надсмотрщика, на полную катушку себя и проявляют, да так, что наутро свой сон не только маме рассказать, а и самому-то стыдно бывает вспомнить. А пар-то выпущен. А на душе-то полегчало, но только до следующего вечера!

Человек во сне или фантазируя наяву, представляет себя в тех или иных ситуациях, позволяющих изжить подсознательные комплексы, которые не находят выхода в действительности. Таким образом, пользуясь отсутствием контроля сознания или намеренным снижением его цензуры, человек приводит в равновесие соотношение подсознательных влечений и их реализации, открывая клапан и спуская вредное для психики давление22
  «Подобно тому как во всей природе осуществившаяся часть жизни есть ничтожная часть всей жизни, которая могла бы зародиться, подобно тому как каждая родившаяся жизнь оплачена миллионами неродившихся, так же точно и в нервной системе осуществившаяся часть жизни есть меньшая часть реально заключённой в нас.
  …Совершенно понятно, что эта неосуществившаяся часть жизни, не прошедшая через узкое отверстие часть нашего поведения, должна быть так или иначе изжита. Организм приведён в какое-то равновесие со средой, баланс необходимо сгладить, как необходимо открыть клапан в котле, в котором давление пара превышает сопротивление его тела» [1, с. 187–188].


[Закрыть].

Содержание сновидений только подтверждает факт наследования нами подсознательных влечений от далёких, диких ещё предков:

«Не случайно, при всем разнообразии сновидений у человека в них, по сути, всегда повторяется несколько основных тем: влечение к женщине, агрессивность и защита от нее, питье, разговор. В этом заключена наша генетическая программа, и сновидения всё время «напоминают» о ней нашему организму, сохраняя, если хотите, само наше существо, нашу личность, вид Homo sapiens на планете» [4, с. 13].

Но сон, при всей его оздоровительной функции, не всегда может полностью освободить человека от гнёта подсознания. Так хорошо бывает, если инстинкты ваши успели одомашниться и эмоции не одичали, а сознание достаточно развито, чтобы правильно их контролировать. А если вы натура эмоциональная? Если вы не физик, а лирик? Если в вас страсти кипят, как в перегретом чайнике? Сон с ними не совладает, а стресс копится. Копится неделю, копится вторую, в конце второй недели – аванс. Можно позволить утомлённому стрессом организму расслабиться – «через магазин». Алкоголь выполняет ту же функцию, что и сон: контролирующий надсмотрщик расслабляется и не так ревностно тиранит ваши эмоции. Вы ещё и не пьяны вовсе, а вам уже хорошо. Ещё чуть-чуть добавить, и инстинкты с эмоциями полезли наружу. Всё как во сне. Из вас прорывается всё то, что вы так тщательно давили в себе целых две недели. Хороший способ, но чреват риском: обнаружить всю вашу животную подноготную, столь тщательно скрываемую вашим культурным сознанием от людей и себя самого, а также опасностью впасть в неуправляемую зависимость от такого лёгкого и доступного способа достижения комфортного состояния.

Разум человека социального, повинуясь морали общества, пытается удерживать под контролем инстинкты, но контроль этот не во всех случаях оказывается достаточно эффективным.

«Нередко случается, что под влиянием какого-нибудь неожиданного возбуждения человек приходит в состояние сильного гнева и, не будучи в силах удержаться, производит действия, в совершении которых он тотчас же начинает раскаиваться. Обыкновенно говорят, что в эти минуты в человеке пробуждается зверь. Это мнение – более чем простая метафора. Вероятно, под влиянием какой-нибудь необычайной причины здесь приходит в действие нервный механизм кого-нибудь из наших животных или животнообразных предков» [3, с. 194].

Мотивация творчества (что такое вдохновение)

Чем ярче личность и чем выше её внутренняя энергетика, тем менее возможности её проявления и самовыражения могут пробиться в узкие, усреднённые «под всех» двери общепринятых культурных норм реальной повседневности.

Именно ограниченность этих возможностей влечёт яркую неординарную личность к творчеству, как социально возможному средству реализации своего требующего выхода внутреннего конфликта.

«…Неосознаваемая психическая деятельность является составным элементом любого акта человеческого поведения. Особенно велика ее роль в творческих процессах, проявляющихся в развитии науки, искусства, языка» [7, с. 13].

Этим же объясняется и факт малого интереса к искусству или полное отсутствие такового у людей низкой культуры и узкого личностного диапазона. Их не обременённая высокой культурой эмоциональность, не считаясь ни с какими нормами, свободно выплескивается на окружающих в поступках и поведении, а потому и не нуждается в каких-то других, в том числе и творческих, способах самовыражения. Более того, такие люди ищут возможности для подобного антисоциального поведения, как единственного доступного им способа получить разрядку своего внутреннего конфликта. Достаточно вспомнить поведение «трамвайных хамов» или вызывающие умиление у разночинной интеллигенции так называемые народные забавы типа многолюдных драк «стенка на стенку». Сюда же можно отнести и агрессивный ажиотаж необременённых культурой граждан вокруг спортивных соревнований, сопровождаемый массовыми побоищами «болельщиков».

Так как же быть нашему эмоциональному, но высокоморальному страдальцу? Как освободиться от постоянного дискомфортного чувства неудовлетворённости, если реальная жизнь и собственные моральные принципы такую возможность не представляют? Можно, конечно, помечтать. Рисуя в своих грёзах яркие картины тех или иных воплощений своих страстных желаний, человек в значительной степени освобождает свою психику от гнетущего стресса неудовлетворённого желания. Это, кстати, является основной мотивацией детских игр и их (условно говоря) творчества. Дети в самом процессе рисования попросту мечтают, зримо воплощая свои мечты на бумаге.

Мальчишки очень любят рисовать войну. При этом, рисуя, они звуками и жестами сопровождают процесс, тем самым приближая к реалии свои фантазии присущего им генетически унаследованного от предков комплекса воина-защитника.

Девчонки же по природному назначению, как правило, наследуют другие факторы и играют в «дочки-матери», а рисуют куколок и принцесс.

Так природа позаботилась о человеке, дав ему путь социально адаптированного удовлетворения эмоций, не нашедших выхода в реальности. Это – игра у детей и творчество у взрослых.

Очевидно, что творчество относится к незыблемым потребностям человечества, как-то связанным с его биологической сутью33
  Одни учёные утверждают, что искусство рождено магическими, религиозными ритуалами охотников ледниковой эпохи, другие – что оно продукт чисто эстетического отражения мира, третьи видят причину возникновения искусства в тяжёлом труде: «…искусство возникло у охотников ледниковой эпохи не из подражания формам природы и поисков удовольствий, а из стремления подчинить себе любыми средствами, включая магию и колдовство, стихийные силы природы…» [8, с. 34].
  Задачи искусства по такой теории сводятся к практической функции – служить средством отправления религиозного культа, и основой происхождения искусства объявляются религиозные побуждения.
  Если бы эта точка зрения была верна, искусство прекратило бы существование в тот момент, как только люди избавились от наивного убеждения, что колдовством и магией можно влиять на внешний мир. Кроме того, мы имеем массу примеров и в прошлом, и тем более в настоящем, когда произведения искусства не решают никаких религиозных задач. Тот факт, что искусство всегда сопровождало религию, объясняется лишь тем, что она активно использует искусство как средство воздействия на сознание верующих.
  Психолог и искусствовед Л. С. Выготский в своей книге «Психология искусства» присоединяется к теории о трудовом начале происхождения искусства: «Как известно, Бюхер установил, что музыка и поэзия возникают из общего начала, из тяжёлой физической работы и что они имели задачу катартически разрешить тяжёлое напряжение труда… “Ведь народы древности считали песни необходимым аккомпанементом при всякой тяжёлой работе”» [1, с. 185–186].
  Как и в предыдущем случае, причиной возникновения искусства объявляется сфера, лишь использующая его. Исходя из приведённой теории, можно сделать вывод, что наиболее тонкими ценителями искусства и поэзии были бы люди тяжёлого физического труда, в то время как эти люди как раз наиболее далеки от всякого искусства. Кроме того, теория «трудового» происхождения искусства совершенно не объясняет возникновения изобразительного и других сложносодержательных форм искусства. Использование простейших форм музыки и поэзии в процессе тяжёлого физического труда объясняется, скорее, способностью искусства облегчить душу человека и в какой-то степени организовать трудовой процесс.
  Существуют ещё мнения о двигательных предпосылках возникновения искусства. Сторонники этой теории ссылаются на исследования Дарвина, который говорит: «…некоторые душевные состояния влекут за собой определённые привычные движения… мы увидим, что при возникновении прямо противоположного душевного состояния появляется сильная и в то же время непроизвольная тенденция к выполнению движений прямо противоположного характера, хотя бы они никогда не приносили никакой пользы» [2, с. 50].
  В данном примере уважаемый Ч. Дарвин несколько попутал причину и следствие. Не искусство возникло от «непроизвольных стремлений к выполнению движений», а движения сопровождают некоторые из очень сильных эмоциональных реакций, наряду с прочими проявлениями человеком своего эмоционального состояния, в том числе и через искусство.


[Закрыть].

Психоаналитики утверждают, «что искусство занимает среднее место между сновидением и неврозом и что в основе его лежит конфликт, который уже “перезрел для сновидения, но ещё не сделался патогенным”… “Поэт делает то же, что и играющее дитя; он создаёт мир, к которому относится очень серьёзно, то есть вносит много увлечения, в то же время резко отделяя его от действительности”… ребёнок никогда не стыдится своей игры и не скрывает своих игр от взрослых, а взрослый стыдится своих фантазий и прячет их от других, он скрывает их, как свои сокровеннейшие тайны, и охотнее признается в своих проступках, чем откроет свои фантазии, “поэтому [они] вытесняются в область бессознательного”» [1, с. 92, 93, 94].

В этом, очевидно, и заключается тайна талантливой поэзии: чем более поэт откровенен в своём творчестве, тем более его стихи проникают в душу читателя.

Так происходит именно потому, что у взрослого появляется то, чего нет у ребёнка: это одновременно и резкая активизация сексуального инстинкта в переходном возрасте, и возникшая на возрастной переоценке собственного «Я» и полученных при воспитании убеждениях морально нравственная цензура собственного сознания. Собственные моральные устои не позволяют свободно и открыто реализовать (тем не менее активно бушующие) сексуальные фантазии в тех или иных проявлениях творчества. Человек ищет способы опосредованного, замаскированного для цензуры сознания выплеска запретных фантазий. В этом и заключается существенное и принципиальное отличие детских игр, сопровождаемых рисованием, от подлинно творческого процесса,

Нужно сказать, что фантазирует отнюдь не счастливый, а только неудовлетворённый. Неудовлетворённые желания – побудительные стимулы фантазии. Каждая фантазия – это осуществление желания, корректив к неудовлетворяющей действительности. В творчестве человек как бы мечтает о несбывшемся, как бы восполняет недостающее. Вот откуда родилось: «Удовлетворённые не творят», или совсем уже одиозное: «Художник должен быть голодным». Правда, при этом не уточняется, какой голод имеется в виду: физический или духовный? У каждого человека своя мера голода, в зависимости от диапазона его психики и культуры сознания. Одному для сытости достаточно женщины, полкило колбасы и пол-литра водки, а другой остаётся неудовлетворенным, а значит, и творчески вдохновенным, находясь на пике славы и будучи владельцем замков и миллионных состояний. Третий же, в силу предельной ограниченности своих потребностей (вспомним Диогена с его теорией счастья), пребывая фактически в состоянии иллюзорного самообмана, как бы всем и всегда доволен, а потому редко испытывает чувство вдохновения и какие-либо мотивации для активной деятельности.

В этом мы можем найти объяснение такому феномену проявления человеческой натуры, как лень. Ведь и в животном мире сытое и удовлетворившее сексуальный инстинкт животное предпочитает отлёживаться где-нибудь в укромном месте, экономя свои жизненные ресурсы, пока вновь возникшее чувство неудовлетворённости не нарушит его внутреннюю гармонию.

Таким образом, первопричиной творчества является не разумная деятельность, не эмоциональная сфера и не социальная организация человека, а взаимоотношение этих составляющих, имеющих в своей основе конфликт, являющийся продуктом необходимости соизмерять свои эмоциональные потребности с жизненными реалиями, социумом, а главное – с цензурой собственного, воспитанного на общественной морали самосознания.

Конфликт этот не осознаётся человеком как таковой ввиду того, что эмоциональная сфера находится вне пределов сознания, и переживается им, как чувство неосознаваемого дискомфорта и беспокойства. Творческими людьми это состояние определяется как вдохновение. Изживая своё вдохновение в творчестве, человек достигает катарсиса, а попросту – снимает стресс от затянувшегося психологического конфликта в себе самом.

Так что всем известная поэтическая «Муза» не есть нечто существующее вне художника и произвольно навещающее его время от времени. Она находится в самом художнике и обнаруживает себя только умеющим услышать её иногда очень слабый голос и дать ей выход в творчестве.

Мы знаем знаменитое признание Гоголя, который утверждал, что он избавляется от собственных недостатков и других влечений, наделяя ими героев и отщепляя таким образом в своих комических персонажах собственные пороки. Такие же признания засвидетельствованы целым рядом других художников. По свидетельству психоаналитиков, Шекспир и Достоевский потому не сделались преступниками, что изображали убийц в своих произведениях и таким образом изживали свои преступные наклонности. При этом искусство является чем-то вроде терапевтического лечения для художника и одновременно для зрителя – средством уладить конфликт с бессознательным, не впадая в невроз44
  «Если потеряны равновесие и гармония души, то следовало танцевать в такт певцу – такой был рецепт их [допифагорейской] врачебной науки.
  …опьянение и живость аффектов достигали при этом [в танце] высшего своего напряжения, и бешенствующий обращался в безумного, а ищущий мести упивался этой местью…
  Без стиха человек был ничтожеством, при помощи же стиха он становится почти самим богом» [6, с. 97, 98].


[Закрыть].

Эти признания дорогого стоят… Не может художник создать что-либо значимое, не будучи предельно искренним перед самим собой, не обнажив и не вывернув наизнанку все глубинные, сокровеннейшие закоулки своей души. Наиболее «правильные» и актуальные с позиций здравого смысла умозаключения не могут быть основой для создания по-настоящему художественного произведения, если они не пропущены через глубины собственного переживания. Даже самые «реалистические» шедевры мирового искусства, рассчитанные самими авторами, казалось бы, только на рациональное восприятие, именно в силу врождённого таланта художника оказываются носителями того самого подсознательного содержания, выраженного в композиционном строе, языке, колорите, ритмике и других формальных проявлениях, позволяющих говорить о неповторимости индивидуального творческого языка автора. Это даёт право отделять их от громадного количества умозрительно таких же по смысловому содержанию, но не «шедевров». В хорошем реалистическом искусстве подсознательное содержание проявляется через наслаждение великолепной формой и подтекстовый эмоциональный образ, но отнюдь не только через смысловое содержание. В противном случае мы будем иметь, пусть даже высокопрофессионально исполненное, но «мёртвое» произведение, удовлетворяющее лишь такие же умозрительно-рациональные запросы возможного зрителя или читателя.

«Нецензурность» и неосознанность сексуальных побуждений человека к творчеству, как правило, не дают возможности для приверженного определённым культурным традициям автора выразить их в ясной для сознания форме – в виде смыслового содержания (за исключением эротических и порнографических форм творчества, подвергаемых, как правило, осуждению общественной моралью). Именно поэтому запретные желания при помощи искусства достигают своего удовлетворения опосредованно: в наслаждении художественной формой. Подобно тому, как во сне подавленные желания проявляются в сильно искажённом виде, так же точно в художественном произведении они проявляются замаскированные от цензуры нашего сознания формой.

И вот эта возможность изживать величайшие страсти, которые не нашли себе исхода в нормальной жизни, видимо, и составляет область биофизиологической основы искусства.

Очевидно, что исследовать природу творчества невозможно без анализа этой основы, определяющей выразительные возможности языка искусства – художественной формы, и истоков появления таких возможностей в психике человека.