Текст книги "Не зарекайся"
Автор книги: Владимир Ажиппо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Четвертый случай – избиение из личной неприязни (2–3 %). Это тоже довольно редкий случай. Учитывая лень и равнодушие тюремщиков, эту неприязнь у них трудно пробудить. Но иногда это все же происходит. Как правило тогда, когда у кого-нибудь из них возникли неприятности из-за конкретного зэка, например, из-за вас.
Чем ниже в тюремной иерархии стоит ваш обидчик, тем больше у него желания реализовать свои мстительные планы, и тем меньше у него возможностей. В тюрьме даже вывести зэка из камеры может далеко не каждый. Чем выше тюремщик будет стоять и, соответственно, чем больше у него реальной власти, тем меньше он будет обращать внимание на ваше существование, у него голова занята другими проблемами. Если все же подобная конфликтная ситуация сложилась, то, во-первых, избегайте конфликтного поведения: не грубите, не дерзите, не пытайтесь дураку что-либо доказать и, во-вторых, постарайтесь поговорить по этому поводу с кем-нибудь из начальства. Это помогает в девяноста процентах случаев. Любой тюремный начальник понимает абсолютную бессмысленность подобного конфликта и не желает его продолжения. Он что-нибудь придумает, мер для этого достаточно.
Когда-то один умный зэк сказал, без сомнения, великую фразу: «Между зэками и администрацией бывают только мелкие стычки, настоящих конфликтов быть не может. Зэки не могут существовать без администрации, а администрация не может существовать без зэков. Конфликты бывают только у зэков с зэками и у администрации с администрацией. При этом зэки решают свои конфликты руками администрации, а администрация – головами зэков». Запомните эту мысль.
Пятый случай – «садизм» (10 %). Это слово не случайно взято в кавычки. По общепринятому мнению тюремный персонал состоит из садистов, и именно садизм – основная причина избиений зэков. Мнение это абсолютно ошибочно. Садизм – это половое извращение, патологическое наслаждение, испытываемое от причинения физических или нравственных страданий другому человеку. Настоящего садизма в тюрьме фактически нет. В тюрьму приходят работать совершенно случайные люди. С такой же вероятностью садист может оказаться среди стоматологов или метателей копья. Специально садист в тюрьму работать не пойдет, дурная наклонность – это мимолетный порыв души, а выбор профессии – результат работы какой никакой головы.
Если же садист в тюрьме все же оказался, то возможностей применить и развить свои паскудные отклонения у него отнюдь не так много, как кажется. Тюрьма – очень суровое и жестокое место, извращенцев не признают зэки и, следом за ними, не признают и тюремщики. Не только не признают, но и откровенно презирают. Зэки могут «опустить» извращенца, тюремщики, конечно, так не поступят, но в моральном смысле тоже могут «опустить» – сделать изгоем.
Конечно, приходилось наблюдать, когда у иного моего «коллеги» при виде боли и страдания начинали сверкать глазки, учащалось дыхание и губы становились слюнявыми. Но это подмечалось всеми окружающими и всегда подвергалось циничным комментариям, издевкам, а человек, склонный к проявлению садизма, быстренько корректировал свое поведение. Или уходил из тюрьмы. Поэтому истинных садистов среди тюремщиков нет вообще.
Ошибочно садизмом считают другое явление. Когда какой-то немытый черт, без царя в голове, привыкший к тому, что он всегда был человеком третьего сорта, приходит в тюрьму и получает власть над другими (в данном случае над зэками) – вот тогда держись. Вот здесь он расквитается за все свои обиды, унижения и комплексы неполноценности, вот здесь он оторвется. От такого и будут страдать невинные зэки. Но это явление, во-первых, не имеет никакого отношения к садизму, а, во-вторых, не настолько и страшное. Не у каждого такого мерзавца будет постоянная возможность издеваться над зэками. Да вообще таких возможностей мало. Тюрьму (еще в гулаговские времена) так здорово организовали, что любые действия каждого тюремщика контролируются его начальником, действия этого начальника – другим начальником и так далее. В тюрьме незаметно вообще ничего не происходит, обо всем становится известно. Поэтому такая прыть довольно быстро укорачивается.
Вычислить такого «храбреца» очень просто, он во всем чуть-чуть переигрывает: чуть громче, чем надо, кричит, чуть более грозно сверкает глазами, чуть дальше выдвигает челюсть, чуть больше выпячивает грудь, чуть шире расставляет локти.
Если придется столкнуться с таким – выход один, причем довольно действенный: его надо запугать. Как ни удивительно, сделать это достаточно легко: надо просто внимательно и строго посмотреть ему в глаза и постараться запомнить лицо. Именно так – осмотреть его явно запоминающим взглядом. Если спросит: «Чего вылупился?», надо ответить: «Запоминаю». Дрогнет. Обязательно дрогнет. Его трусливое подсознание подскажет – уйди в сторону. И он уйдет. Переключится на другого зэка. Но это уже не ваша печаль.
Оснований уверенно говорить об этом вполне достаточно. Я помню немало зэков, на которых никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не поднял руку. Не посмел поднять.
Наряду с избиениями есть еще несколько способов болевого воздействия на зэков: незаконных и законных. Незаконные – это так называемый «заплыв», надетый на голову полиэтиленовый пакет, ставший уже всем известный противогаз и так называемая «стоматологическая помощь». Законные – наручники и смирительная рубашка.
По порядку. Заплыв – наиболее доступная, но и наименее опасная для здоровья пытка. Зэка укладывают на пол лицом вниз (часто на матрас, чтобы не было синяков), заводят прямые руки за спину и тянут их в сторону головы. Иногда надевают наручники. Получается такая «лежачая» дыба. На языке тюремщиков это звучит оригинально, говорят: «Мы с ним заплыли». Вот так – плавали вместе, только стиль плавания у каждого был свой.
Полиэтиленовый пакет. Применяется очень редко и в сочетании с наручниками, надетыми в положении «руки сзади». (Это только в американском кино руки заковывают спереди. В нашем «кино» руки всегда сзади, при этом иногда, почти как в Америке, разъясняют: «Ты имеешь право отвечать, когда спрашивают, и молчать, когда не спрашивают. Это твоя свобода выбора, мразь!»). Применяется только в тех случаях, когда от зэка нужно что-то узнать. Цель понятна – в кульке человек начинает задыхаться, испытывает физическое страдание и, главное, сильнейший страх. Вести себя нужно, как при любом допросе третьей степени, и помнить, что за вашим состоянием будут внимательно наблюдать и никогда не допустят, чтобы вы задохнулись.
Противогаз. Эта штука более разносторонняя. Называется «в слоника поиграть». Во-первых, противогаз можно использовать, как пакет, перекрывая воздушный шланг, но это не главное достоинство этого метода. Чаще через противогаз зэку дают «покурить». Правда, зэку почему-то это не нравится. Дело в том, что курить дают оригинально: прикуривают штук пять сигарет (сигареты всегда самые дерьмовые), вставляют их в шланг, открученный от противогазной коробки, зажимают рукой, чтобы ограничить доступ воздуха, и – кури, бродяга! Человек при этом чуть ли не сходит с ума, бьется в конвульсиях и выплевывает собственные легкие. К счастью, и кулек, и противогаз в тюрьме применяются редко, это штуки больше милицейские, да и там потихоньку уходят в прошлое.
«Стоматологическая помощь». Это самая страшная пытка. Человека заковывают в наручники, руки под коленями. Затем под мышками перед грудью просовывают швабру или лом и подвешивают на спинках двух стульев. Эта поза называется «попугайчик». В общем, похоже. Потом вставляют поперек рта палку, разжимают рот и напильником стачивают передние зубы. Если у вас, не дай Бог, дело дойдет до этого – лучше рассказывайте. Что угодно, только рассказывайте. Все равно расскажете.
Законные методы. Наручники. Люди несведущие думают, что наручники – это только мера безопасности, цель их применения – оградить себя от нападения «страшного» зэка. В основном, их так и применяют, правильней сказать – должны применять. Иногда же наручники применяют для причинения физического страдания. Как именно – опущу. Так как этот метод «законный», пусть о нем пишут в служебных инструкциях.
Специалистов «правильно» надевать наручники, к счастью для зэков, очень немного. Наука эта несложная, но овладеть ею мешает лень, страх и, главное, отсутствие учителей. Так применять наручники на языке зэков называется «забить в наручники». Кто пробовал, тот знает – это пытка. Дело в том, что закон разрешает в определенных случаях применять наручники. Случаи эти всегда можно нарисовать на бумаге. А то, с какой силой будут затянуты браслеты, в каком положении будут руки – закон не предусмотрел. Также закон не ограничил и время применения наручников. Это и дает тюремщикам возможность делать зэку очень больно, не нарушая закон.
Парадокс – казалось бы, этот способ болевого воздействия должен быть основным, ведь, не нарушая закон, не рискуешь и понести ответственность. Однако в СИЗО наручники применяются довольно редко, лень мешает. Применение наручников нужно сопровождать составлением ряда документов, а это – невообразимо трудно.
Если же вас забили в наручники, остается одно – терпеть. И действовать по обстоятельствам.
Смирительная рубашка, или как ее не так давно официально-застенчиво называли: успокоительная рубашка. Надо было назвать сразу снотворной. Вот бы того умника, любителя поиграть словами, разок успокоить в рубашке перед сном.
Смирительная рубашка – великое изобретение человечества. Без шуток. Если правильно ее применить, бедолага испытает муки ада, и от ужасной боли, говоря медицинским языком, потеряет контроль над актами мочеиспускания и дефекации, а, говоря попросту – полностью обгадится и надолго забудет о буйстве, какого бы происхождения оно ни было. Недельку, а то и две, он не сможет нормально ни наклониться, ни повернуться. Но при этом ни одного телесного повреждения причинено не будет. Только растяжения или, максимум, надрывы связок. Поэтому рубашка и пережила века в психбольницах и тюрьмах. Применять ее правильно (на жаргоне – «закатать в рубашку») сейчас, наверное, уже не умеет никто. Ну и слава Богу!
Если вам «повезло», и вас закатали в рубашку, помните, что время ее применения ограничено двумя часами. Немало, конечно, но все же. Кроме того, при этой процедуре должен обязательно присутствовать медработник. Если увидите, что он пытается выйти покурить, кричите: «Доктор, не уходи! Я уже втыкаю!». Это не шутка. Не так много лет прошло, как одного беднягу рубашкой задушили. Ну, и еще один маленький совет. Перед тем, как начнут закручивать рукава, нужно спрятать большие пальцы внутрь кулака, иначе могут быть вывихи и переломы. Все. Счастливого полета!
Так шутить позволяет уверенность в том, что с вами этого не произойдет – слишком мала вероятность.
Существует еще ряд вариантов причинения страдания зэкам, но они, в общем, являются производными от описанных. Со временем, наверное, появятся новые, оригинальные. Время на месте не стоит, и тюремная мысль, хоть и туго, но работает.
Изредка наши тюрьмы проверяют комиссары Совета Европы, точнее, его Комитета по недопущению пыток. Эти добрые и наивные люди старательно ищут какие-то пыточные камеры, какие-то приспособления: дыбы, цепи, щипцы… Вот уж, действительно, чудаки. Ну кто ж так ищет?
Психическое воздействие
Иногда тюремная администрация с целью подавления воли конкретных зэков оказывает на них исключительно психическое давление, без примеси физического. Как правило, это осуществляется путем «пресса» в камере, но это – тема отдельного разговора. Тюремщики такие приемы используют очень редко, так как они требуют изобретательности, оригинальности, коварства и знания психологии. Методами психического давления также являются запугивания, оскорбления и унижения, но они слишком примитивны и неэффективны.
Арестованный довольно быстро адаптируется к тюремной действительности, осознает свое бесправное и опасное положение и поэтому почти не обращает внимание на такие мелочи, как угрозы и оскорбления. Само пребывание в тюрьме, окружение из очень «милых» людей, ожидание хитростей следствия, суровости приговора суда, срока наказания представляют такую мощную угрозу, что на ее фоне чье-то вяканье и воспринимается как вяканье. В условиях повышенной опасности зэк отчетливо понимает, что не та собака кусает, которая гавкает.
Оскорбления зэками также воспринимаются достаточно спокойно. Это ведь не на тихой улице его встретил тюремщик и стал оскорблять. Вот какая ситуация была бы удивительной! А так – у тебя власть, ну и болтай, что хочешь.
Настоящее психическое воздействие в тюрьме не имеет никакой теории и методики, оно основывается только на вдохновении отдельных сотрудников. (Удивительно, но творческие натуры встречаются даже среди тюремщиков. К счастью для зэков, очень редко). Поэтому рассказать об этом явлении можно, только описывая наиболее характерные примеры.
Первый пример. Для выяснения каких-то обстоятельств в служебное помещение приводят зэка, явно из интеллигентов, вежливого, неагрессивного, с правильной речью и неуверенностью в глазах. Опер задает ему вопросы, интеллигент начинает врать. При этом невооруженным взглядом видно, что он боится ситуации, врать не умеет и, оттого, что врет, страдает еще больше.
Опер дает ему чистый лист бумаги и вежливо, негромким голосом, обращаясь на «вы» (такое обращение настолько нетипично для тюрьмы, что воспринимается как угроза), просит написать в верхней части листа цитату из Высоцкого «В гости к Богу не бывает опозданий». Подавленный зэк пишет, пару раз читает вслух. Опер интересуется, понятен ли смысл выражения? Понятен, отвечает зэк. Ну, тогда загните лист так, чтобы этой записи не было видно, – говорит опер, – и давайте писать объяснение. Каждый раз, когда зэк спотыкается и пытается соврать, он просит его отогнуть бумагу и прочитать фразу вслух. Потом, угрюмо глядя в глаза, спрашивает, точно ли понятен смысл? Может быть, вы, уважаемый, путаете фразу «в гости к Богу» с фразой «в гости к другу»? Нет, – отвечает зэк, – все понятно. И пишет правду.
Метод, конечно, специфический. Если бы на месте интеллигента оказался рядовой дебил, толку не было бы никакого. Но в таком случае и опер не стал бы изощряться.
Второй пример (более агрессивный). В камерах карцера устанавливают динамики, подключают магнитофон. Изготавливают две записи. На одной из них скучный голос монотонно зачитывает правила поведения заключенных в следственных изоляторах. Слушать противно, но терпимо. Это для прокурора: мол, несем знания в массы, оказываем юридическую помощь оступившимся. Главная ценность во второй кассете. Там на пленке, склеенной кольцом, звучит истеричный вопль какого-то заики: «Вы не-иск-ре-не-не!». И так без конца: «Вы не-иск-ре-не-не!». Через три часа такой «радионяни» зэку кажется, что он сходит с ума. Да, наверное, не напрасно кажется.
Третий пример (еще более агрессивный). В санчасти умирает какой-то доходяга. Умирает вечером, поэтому лежать ему до утра, пока не вывезут в морг. Один коварный и изобретательный гражданин начальник нашел способ, как приобщить преступника после смерти к борьбе с преступностью. Чтобы компенсировать грехи. Труп переносят в пустой карцер размером чуть больше туалета в пассажирском вагоне и укладывают на единственную нару лицом к стене. Как будто он спит.
Потом водворяют в эту камеру зэка, которого давно хотят «обломать». Тот начинает будить спящего, и в какой-то момент понимает, что перед ним труп. Он кричит, барабанит в дверь, но ему долго не открывают, хотя тюремщики стоят рядом и по очереди смотрят в щелку глазка на физиономию зэка, давясь от смеха. (Вот это юмор! Куда там телепередаче «Розыгрыш»! Верно говорят: «Кто был в тюрьме, тот в цирке не смеется».)
Когда, наконец, открывается дверь, живой зэк требует, чтобы мертвеца забрали из камеры. А в ответ ему какая-то сонная морда объясняет, что человек просто отдыхает, а ты, падла, если будешь ломиться и орать, точно станешь мертвым. Дверь закрывается на всю ночь. Рано утром еще живого зэка переводят в другой карцер, а мертвого уносят в санчасть.
Когда после этого мероприятия зэк, ставший «воспитанным» (а его поведение, действительно, здорово меняется) пытается рассказать о пережитом, на него смотрят, как на алкаша, которого «хапанула белка».
Подобные эксперименты могут закончиться для зэка хэппи-эндом, но все равно ему предшествует сильнейший стресс, который надолго оставляет след в эмоциональной памяти и заставляет задуматься о роли администрации в тюрьме и собственной уязвимости. При этом реализуется точный психологический расчет: у зэка не остается морального права затаить злобу, закончилось-то все благополучно. Но это уже «высший пилотаж», такое случается очень редко. Вот примеры такого «благополучия».
Первый. Сидит в многолюдном корпусе (около двух тысяч человек) зэк, с точки зрения администрации, весьма противный. Назову его М. Руководит «движением» в корпусе, добивается какой-то справедливости, организует написание жалоб на действия тюремщиков (надо признать, справедливых жалоб), формирует и распределяет «общак», одним словом, говоря по-воровски – «смотрит» за корпусом, говоря по-ментовски – мутит воду. Как только М. допускает малейшую промашку – «едет» в карцер, но, в силу своего опыта, промашки он допускает редко.
При очередном обыске в камере, где сидит М., один из сотрудников разбивает нарды. Нарды местного производства, слова доброго не стоят, но других в камере нет. Зачем разбивает – объяснить трудно, тюремщики часто совершают немотивированные поступки. После этого начинается нездоровая возня: зэки по очереди жалуются на этот беспредел. Создается замкнутый круг: зэки жалуются – их «прессуют» – они жалуются еще больше.
Выход находится. Как-то вечером зачинщика этого противостояния выводят из камеры и помещают в бокс, где находятся с десяток арестантов, которых сейчас будут водворять в карцер. По одному их выдергивают из бокса, заводят в дежурную комнату и «воспитывают». Воспитывают так, что в боксе процедура хорошо слышна.
М. «прикидывает» свои перспективы: с одной стороны, вроде, на него никаких документов не готовили, стало быть, сажать не за что, а, с другой стороны – от этой публики в погонах ожидать можно все, что угодно. В общем, перспективы хреновые. «Варится» он так часа полтора на фоне криков тюремщиков и воплей зэков, потом остается в боксе один. Вопли стихают, наступает тишина. На душе у М. становится еще «приятней». Наконец, заводят его в комнату, где находятся человек пятнадцать офицеров во главе с начальником. И тот, обращаясь к М. по имени-отчеству, спрашивает, действительно ли в камере нет нард? Это непорядок. Возьмите, пожалуйста. И дают М. красивые резные лакированные нарды. На одном поле надпись «Ворам веры нет», на другом – «Ментам веры нет». Все, извините, забирайте нарды и топайте в камеру.
Топает М. и подсчитывает, сколько же он лет жизни за два часа потерял?
Второй пример. По традиции, перед каким-либо праздником карцер забивают публикой, которая имеет «вес» в тюрьме. Во времена большевиков порядок этот был вполне осмыслен: во избежание любых недовольств политического толка тех, кто «строил погоду», прикрывали. Но при этом из общего правила делалось одно исключение: на Новый год эту процедуру не проводили, этот праздник – для всех праздник, и для красных, и для белых, к идеологии он не имеет никакого отношения. В тюрьме новогодняя ночь – самая тихая ночь в году.
Когда Союз развалился, а вместе с ним исчезла его идеология, эту традицию почему-то сохранили, но сохранили довольно тупо: стали сажать неугодную публику на все праздники без разбора, в том числе и на Новый год. Зачем – никто не задумывался, вообще вопрос «зачем?» тюремный персонал задает редко, а руководители этого персонала еще реже. Мол, едем по колее, и слава Богу, до сих пор вывозила, авось, и дальше вывезет.
Накануне очередного Нового года, 31 декабря, набивают полный карцер теми, кто составляет «цвет» тюрьмы. Набивают плотно, из расчета три-четыре человека на два места. Формально их закрывают за хранение заточек, которые им подложили в вещи при обыске, или на основании других примитивных «прокладок», а фактически – за самостоятельность и нежелание кланяться. Естественно, вся тюрьма предпринимает героические потуги, чтобы «загнать грев на подвал». Эти старания пресекаются усиленным надзором и обысками через каждый час. Ни курить, ни пожрать у наказанных нет. Такая вот новогодняя елочка.
Часов в десять вечера всех неожиданно выгоняют в коридор, где их окружает вся оперативная группа вместе с собакой. Понятно, что все это не к добру. Старший из присутствующих начальников холодно и коротко поздравляет группу зэков с Новым годом, желает здоровья и удачи. Зэки стоят, не шевелясь, затравленно смотрят, воспринимая этот спектакль как намыливание веревки. Начальник продолжает: сейчас он объяснит, кто в «доме» хозяин. Это уже воспринимается как затягивание петли на шее. И, наконец, наступает развязка: амнистия, все свободны, все по «домам».
Секунды две стоит тишина, а потом все «узники совести» одновременно делают выдох и приходят в движение. Кто-то нервно смеется, кто-то ругается про себя, но через полминуты улыбаются все. Вот так, все закончилось хорошо. Но задуматься о том, кто в доме хозяин, все же придется.
Подобные встряски зачастую оказывают на зэков гораздо больший эффект, чем жестокое физическое насилие. Однако чрезмерно опасаться их не стоит. Во-первых, они очень редки, а, во-вторых, хотя и крайне неприятны, но страшны только в том случае, когда происходят неожиданно. Надо быть постоянно готовым к таким сюрпризам.
Как говорят в тюрьме – «булки не расслаблять»!
