Текст книги "Дариус Дорван. Наемник"

Автор книги: Владимир Корн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Дариус присел, не прекращая напряженно вслушиваться. Оторвал от рубахи валяющегося у его ног мертвого врага клочок почище и снова протер клинок. Когда и справа, и слева от него одновременно щелкнули тетивы, гонорт вскочил на ноги, бросившись с обнаженным клинком вперед. На этот раз ему удалось расслышать – стрелы свою цель нашли.

И действительно, притаившийся в кустах человек еще хрипел, но жить ему оставалось недолго. Со стрелами, вонзившимися в живот и в грудь, долго не живут.

– Прости меня, Ширла, и прими смерть в свою честь, могучий Марох, – прошептал Дариус, совершая акт милосердия.

Ширла, богиня жизни, очень не любит, когда убивают ее детей. В отличие от своего брата, бога войны Мароха. Но убить необходимо, иначе зачем они так надолго здесь задержались вместо того, чтобы быть уже далеко.

Ведь уцелей кто-нибудь из врагов – и все, до конца жизни жди, что в любой момент тебе в спину прилетит непонятно откуда взявшаяся стрела. Или кому-нибудь из повстречавшихся тебе людей не понравятся твое лицо, манера разговаривать, умение держаться в седле, да все что угодно, и хочешь ты того или нет, но тебе придется скрестить с ним свой меч в смертельном бою. Потому что люди, которых им пришлось убить, такие же наемники, как и они сами.

И произошло все это из-за Бора. Нет, как же все-таки прав оказался Ториан, заявивший о том, что не стоит брать Бора и Сегура. И как плохо, что Тор не смог настоять на своем мнении…

Встреча с ними произошла внезапно – оба отряда столкнулись нос к носу в узком проходе между песчаной пустошью и скалой с растущей на вершине одинокой разлапистой сосной.

Таких пустошей в Балинуйском лесу немало, по пути им попадалось три или даже четыре. А всего, по рассказам Бора, их десятки, если не больше. Очередную пустошь они каждый раз обходили далеко стороной, и вовсе не потому, что на песке могли остаться следы.

– Пески ядовитые, – рассказывал Бор. – Особенно в разгар дня, когда солнце их нагревает. Я видел тела смельчаков, пытавшихся их пересечь. И даже трупоеды не осмеливаются приблизиться к мертвецам. Так они и лежат, превратившись под солнцем в мумии.

Да и сами они наблюдали, что на пустошах ничего не растет, абсолютно ничего, даже одиноких былинок.

После каждого нового рассказа Бора о здешних местах Дариус мысленно проклинал себя за то, что взялся за этот контракт.

Казалось бы, и плата была предложена не слишком большая, и сам контракт его не устраивал, но не смог он отказаться, не смог – и все тут.

Онор Гамоль – именно так представился его наниматель. Человек с сумрачным выражением лица, черными глазами, усами и бородой, и сам он одет был во все черное. Даже голова его пряталась под черной бархатной шапочкой с кистью.

Единственное, что на нем выделялось блеском, – висящая на шее массивная золотая цепь с круглой бляхой, на которой виднелся знак ордена рыцарей Семилучевой Звезды. О порядках в ордене, да и о самих рыцарях рассказывали много страшного, всегда понижая при этом голос.

И все же Дариусу хватило бы мужества отказаться, если бы при разговоре не присутствовал еще один человек – барон Маридуис. Барон – очень весомый человек в Табалорне, и портить с ним отношения в планы молодого гонорта входило меньше всего.

Высокий, ростом едва ли не с Ториана, дородный, с холеной, расчесанной надвое бородой, барон находился в том возрасте, когда человек держится-держится и вдруг начинает стремительно сыпаться, все сильнее обнажая приметы старости (с подобным Дариусу сталкиваться уже приходилось). Маридуис во время разговора молчал. Но когда гонорт все же дал согласие, удовлетворенно кивнул: мол, ничего другого я и не ждал.

– Задание несложное, господин Дорван, – объяснял Гамоль. – Всего-то нужно направиться в Фагос, а вы уже там бывали, и передать сверток. Кому передать и что при этом сказать, вы узнаете сразу же, как только дадите согласие. Оплата такая же, как и при сопровождении в те места торгового каравана. В самом Фагосе, возможно, вам передадут что-то, что необходимо будет доставить мне. Где меня найти, по возвращении узнаете у господина Маридуиса. – (Барон в знак согласия важно кивнул головой.) – Итак, каков ваш ответ?

«Как будто у меня есть возможность отказаться, – подумал Дариус. – И почему именно я? Почему они не хотят воспользоваться королевской почтой? Почему онор Гамоль, наконец, не отрядит своих людей?»

– Почему именно я, господин Гамоль? – попытался отказаться он. – Мне всех своих людей до осени не собрать.

– Вам и не потребуется много человек. Все же задача перед вами стоит другая. Ну, так что?

Они находились в доме барона Маридуиса, большом, выстроенном в три этажа, единственном таком в Табалорне.

Оба собеседника Дорвана, сидевшие за столом, не отрываясь смотрели на него в ожидании ответа. Самому Дариусу сесть не предложили, а слово «господин» Гамоль произносил так, как произносят слова «корова» или «лошадь». Может быть, и не совсем так, но сам Дариус, к кому бы ни обращался, всегда произносил его иначе.

И гонорт помимо своей воли кивнул головой, соглашаясь. У него сложилось такое впечатление, что его согласие – всего лишь пустая формальность, и за него эти люди давно уже все решили. Недаром же ноги словно отказывались нести его сюда, когда за ним заявился один из слуг барона.

– И еще, вам не стоит отправляться в Фагос обычным путем. Думаю, не следует идти туда через Энзель, придется отыскать дорогу покороче. Хотя, конечно, Энзель в любом случае не миновать, по крайней мере, часть его.

– Ну и напоследок, чтобы долго вас не задерживать – ведь вам нужно будет отправиться максимум через четыре дня. Вы ведь наверняка слышали о существовании нашего ордена? – После этих слов онор Гамоль слегка коснулся своей груди, где на золотой цепи висел рыцарский знак.

Последняя фраза прозвучала если не прямой угрозой, то, по крайней мере, напоминанием о ней…

Но в тот момент, когда в узком проходе между скалой и пустошью показалась группа вооруженных людей, Дариус не думал ни о бароне, ни о Гамоле, ни даже о пустоши. Его мысли занимал левый сапог, вернее, натертая им нога.

Именно тогда, когда он решил подать команду на кратковременный привал, чтобы посмотреть, что же могло натереть ногу в хорошо разношенном сапоге, они и столкнулись лоб в лоб с противником.

Как назло поднявшийся ветер шумел в верхушках деревьев, и услышать о приближении друг друга не удалось ни тем, ни другим. Иначе все могло бы сложиться и по-другому.

Оказавшись на расстоянии нескольких шагов, оба отряда замерли.

Дариус взглядом нашел главного – высокого человека вдвое старше себя, – пытаясь по его поведению предугадать сигнал к атаке. Теперь все зависело от них двоих, остальные смотрят на своих вожаков, чтобы не пропустить команду к нападению или, наоборот, к тому, чтобы уступить дорогу.

Старший с синим шрамом через всю левую щеку тоже смотрел на Дариуса, и это Дорвана даже немного обрадовало. Значит, есть в нем что-то такое, что указывает на него как на гонорта, хотя тот же Бор выглядит и старше, и опытнее, а времени на такое признание – лишь пара мгновений.

Не выглядели эти люди ни как долузсцы, ни как энзельцы, иначе давно бы уже звенели клинки и скрипели луки.

Хотя с энзельцами можно было бы попытаться разойтись миром – очередная война между Фаронгом и Энзелем закончилась несколько лет назад, и сейчас существовало хрупкое перемирие. Оба отряда куда-то следуют с только им известной целью, и потери не нужны ни тем, ни другим. Все эти мысли промелькнули в голове Дариуса, когда они с предводителем чужаков неотрывно смотрели друг другу в глаза.

И тот ясно давал понять, что разойтись миром вполне возможно. Дариус уже собирался распорядиться, чтобы его люди отошли в сторону и уступили дорогу, когда произошло неожиданное: Бор одним прыжком приблизился к стоявшему от него в трех шагах человеку и воткнул ему в горло непонятно откуда взявшийся у него в левой руке нож. Затем так же стремительно подался в сторону, молниеносно выхватывая короткий меч, с ходу ударив уже им невысокого коренастого мужика в явно длинноватой кирасе, спускавшейся ниже колен. Такая хороша, когда сидишь верхом на лошади.

Сегур прямо с плеча, на котором он держал глефу, рубанул ближайшего к нему ставшего уже врагом незнакомца. Причем, как показалось на доли мгновения ошеломленному Дариусу, Сегур явно ждал действий Бора, но гадать, так ли это, было уже поздно.

Выхватив саблю, Дорван рывком приблизился к вожаку, с которым они уже успели договориться взглядами, чтобы разойтись. Теперь тот смотрел уже совсем иначе – и человек неподготовленный попросту шарахнулся бы от него в сторону от испуга. Но не Дариус, которого Сторн воспитывал как собственного сына. Чужак ждал его с обнаженным мечом и кинжалом. Все эти люди тоже не несли с собой щитов, вероятно, по той же самой причине – чтобы не тащить на себе лишний вес.

Когда гонорт сошелся со своим противником, справа и слева от них уже вовсю кипел бой: слышался звон стали о сталь, щелкала тетива, яростно кричали люди… Кто-то громко хрипел, отчаянно пытаясь вдохнуть уходящую вместе с воздухом жизнь.

Но Дариусу было не до окружающих людей: весь мир сузился до находящегося перед ним вожака чужаков.

Изначально отряд Дорвана имел небольшое преимущество. Нет, не количеством – противников на два человека больше. Но встретились они в таком месте, где ровная, поросшая густой травой земля внезапно заканчивалась россыпью камней, по которым сложно передвигаться быстро. Чужаки как раз и находились на этих камнях.

Конечно, это не имеет особого значения, стоит противникам оттеснить людей Дариуса назад – и условия станут равными. А значит, нужно теснить самим, заставляя врага отойти туда, где и устоять-то на влажных, поросших мхом камнях трудно – вероятно, внизу протекает ручей.

И потому Дариус яростно наносил удары, желая не столько поразить, сколько заставить вожака попятиться. Он ему даже чем-то успел понравиться – то ли уверенным взглядом светлых глаз, то ли выражением лица, то ли еще чем-то, и в другой ситуации гонорт с удовольствием бы с ним побеседовал.

Но после того как Бор убил одного из чужих, ничего уже не изменить. Бор убил не в поединке, он убил человека, даже не успевшего обнажить оружие, и оправданий его поступку быть не может. И теперь придется биться до конца, до полной победы или полного поражения.

Дариус подловил своего противника на ответном выпаде. Он не стал блокировать удар своим клинком, уйдя чуть в сторону и влево, атакуя ответным. Укол острием сабли пришелся куда-то за правое ухо врага, но не этот удар являлся основным в задуманной Дорваном комбинации. Прием показал ему Сторн, сказав, что нескольких лет тренировки Дариусу хватит, чтобы научиться выполнять его более-менее прилично. И Дорвану хватило, потому что после следующего удара противник рухнул на колени, чтобы затем завалиться на бок. Полдела сделано. Возможно, у чужаков есть еще человек, а то и двое, которые могут взять командование на себя, но им попросту не хватит времени.

Так и случилось – с остальными покончили быстро, хотя самому Дариусу пришлось пожертвовать луком, подставляя спину под удар меча. И лишь один сумел ускользнуть, тот самый лучник, чья стрела серьезно ранила Тацира.

Теперь, когда этот лучник лежал у его ног, глядя застывшими глазами вверх, на клочки безоблачного голубого неба, виднеющиеся между кронами деревьев, следовало уходить как можно дальше и как можно быстрее.

Дариус внимательно, одного за другим, оглядел всех своих людей, не успевших еще толком остыть после горячки боя. Убитых нет, несколько раненых, но все обошлось, в основном царапины. Разве что Бору сильно досталось по плечу. Наплечник, усиленный железными накладками, выдержал, но наемник болезненно морщился.

«Лучше бы по голове, – скривившись, подумал Дариус. – Глядишь и поумнел бы хоть немного. Ведь все могло кончиться значительно хуже. Да и теперь неизвестно, чем все это обернется в будущем».

И все же им повезло, очень повезло. Вероятно, потому, что не ожидали эти люди нападения – чего им всем было делить?

Больше всех пострадал сидевший на земле и опершийся спиной о ствол дерева Тацир. Ему даже стонать больно: пол-лица разворочено. Рядом с ним на коленях пристроился Бист, внимательно осматривая рану.

– Ничего не брать, – со всей твердостью в голосе заявил Дариус, потому что любая мелочь могла потом указать на них как на убийц этих людей.

Конечно, убитых непременно обыщут и заберут все деньги, что сумеют отыскать. Но монеты не имеют примет, что свои, что чужие.

– Увижу, что кто-нибудь прихватил хоть наконечник стрелы, – не обижайтесь, – добавил он уже на всякий случай.

Слова эти в основном предназначались Бору с Сегуром, но и остальным услышать будет полезно.

Бор по дороге сюда пару раз пытался оспаривать распоряжения Дорвана, и пришлось отозвать его в сторону на серьезный разговор, после чего тот как будто бы образумился.

Когда-то Сторн говорил Дариусу, что нельзя, категорически нельзя, чтобы еще кто-то из котерии пытался встать на место гонорта, такое всегда чревато.

– Гонорт должен быть один, и, если чувствуешь, что не справляешься, – уйди, иначе погубишь и себя, и людей.

Дариус подошел к Тациру и склонился над ним. Если на левой щеке у Тацира ранка представляла собой небольшой порез, видимо, лучник использовал стрелу, предназначенную для пробивания брони, а у нее наконечник узкий и треугольный, то на правой рана была чуть ли не втрое больше.

Челюсть как будто бы осталась цела, стрела, пробив щеку, угодила в коренные зубы на противоположной стороне, раскрошив их. Удар из-за этого получился таким сильным, что глаза у Тацира до сих пор были затуманены.

– Язык цел, – сообщил Бист.

Отрадная новость, прежде всего для самого Тацира, любителя им потрепать при каждом удобном случае.

Бист обработал рану, перевязал ее, обмотав полотном голову едва ли не полностью, затем помог подняться на ноги.

– Идти сможешь? – спросил Дариус у раненого, и тот кивнул головой, сильно при этом сморщившись.

Идти отсюда нужно долго и быстро, стараясь никому не попадаться на глаза, чтобы никто не смог связать их отряд с погибшими. Это только на первый взгляд лес выглядит пустым. Казалось бы, ну сколько они по нему прошли, а уже столько встреч произошло.

«Ну, Бор, вот же удружил!» – думал Дариус, едва сдерживая себя, чтобы не заорать на наемника.

Кричать нельзя, это тоже объяснил ему Сторн. Есть сотни способов отчитать человека или поставить его на место, но кричать никогда нельзя, особенно при посторонних.

Когда они удалились от места схватки достаточно далеко, Дариус, улучив момент, поинтересовался у Бора:

– Зачем ты ударил? Ведь мы вполне могли разойтись миром.

– Нервы не выдержали, – ответил тот, спокойно выдержав его взгляд.

«Что-то я никогда не слышал, чтобы ты жаловался на слабые нервы. Варис тебя забери, почему твои нервы не выдержали именно тогда?»

Уже в полной темноте, после долгих часов ходьбы, когда они наконец остановились на ночлег, к Дариусу приблизился Бист.

– Перед тем как Бор ударил ножом, тот человек явно пытался ему что-то сказать, – вполголоса сообщил он. – Может быть, мне и показалось, но Бор ударил именно для того, чтобы закрыть ему рот.

Дариус этого не заметил, но Бисту верить можно полностью: сверд видит все и всегда.

Костра не зажигали, перекусили тем, что оставалось из съестного и, выставив караульных, завалились спать.

Утром гонорта разбудил Ториан:

– Вставай, Бор с Сегуром исчезли.

Дариус очумело потряс головой, стряхивая остатки сна, в котором он опять мерился взглядом. Только на этот раз убитый им вождь чужаков смотрел с укоризной.

– Как пропали?!

Бор дежурил вторую половину ночи, кстати, сам на это время и напросился. И почему сразу пропали? Возможно, отошли ненадолго, например, увидев какую-нибудь дичь и решив добыть ее к завтраку.

– Их вещей тоже нет, – сообщил ему Ториан.

Так получается, что они действительно сбежали: кто же потащит с собой на охоту все свое барахло?

Следующая новость оказалась еще хуже, и после нее сон испарился без следа: вместе с Бором и Сегуром пропала его сабля. То, чем он дорожил больше всего на свете.

ГЛАВА 3

Об исчезновении сабли он узнал не со слов Ториана, ее пропажу Дариус обнаружил сам. Поначалу Дорван не придал особого значения тому, что сабли не оказалось под рукой, слишком уж неожиданной стала для него весть о бегстве Бора с Сегуром.

Он поискал клинок взглядом, предполагая, что сдвинул его в сторону от медвежьей шкуры, несколько последних лет верно служившей ему и подстилкой, и одеялом. Сабли не было. Дариус отшвырнул шкуру в сторону, осмотрел окрестности и даже заглянул в ближайшие кусты. Ничего.

Ее никто не мог взять, никто. Клинок можно подарить, обменять, дать попользоваться, если того требуют обстоятельства. В конце концов, продать, если жизнь допекла тебя до такой степени, что больше уже ничего и не остается. Но взять без спросу чужой меч, в котором живет частица души хозяина, – нет, этого делать нельзя. И за это можно поплатиться жизнью.

Дариус машинально потер небольшой шрам на левом предплечье, оставшийся после ритуала единения с саблей.

Тогда Сторн сказал ему:

– Меч должен попробовать на вкус твою кровь. Это важно, сын. Ведь не ты его первый хозяин. Иначе твоя кровь потребовалась бы при его изготовлении.

Сторн всегда называл его сыном, хотя и не был его отцом.

Однажды, когда Дариус был совсем еще маленьким, ему довелось подслушать разговор Сторна с Грейсиль. С тех пор прошло много лет, но почему-то он до сих пор помнил каждое слово.

Сторн тогда рассказал, что не смог расстаться с Дариусом после того, как тот назвал его «папа». Назвал в тот самый миг, когда он спас его из пламени пожарища и прижал к груди. Дариус долго не разговаривал, и Грейсиль совсем уж было решила: мальчик немой, тогда Сторн и сообщил своей матери, что однажды он уже слышал его речь.

Но сейчас дело не в его бывшей немоте, дело в его сабле. Она не могла исчезнуть сама, и это говорило только об одном: Бор прихватил ее с собой. Это мог сделать и Сегур, но почему-то Дариус был полностью уверен в том, что пропажа сабли – дело рук именно Бора.

Но как же так? Как мог наемник пойти на это? Ведь повстречайся он ему теперь, и Дариус убьет его. Убьет, не слушая объяснений. И будет прав.

Потому что это не легенды – в клинке действительно заключена частица души его хозяина. И теперь, когда сабля пропала, Дариус чувствовал, что вместе с ней пропала пусть и крохотная, но часть его самого.

В древности, когда хоронили воина, обязательно рядом с ним клали его меч. У него могло быть много мечей, но в мир иной воин забирал именно тот клинок, который являлся для него самым дорогим. А Бор его саблю украл. Украл, польстившись на ее цену.

Но как же Дариус не проснулся в тот миг, когда Бор брал его оружие? Да, вчера они очень устали, стремясь уйти как можно дальше. Да, самый сладкий сон приходит именно под утро, когда и исчезли Бор с Сегуром. Но как он не почувствовал, что часть его души уходит вместе с беглецами? И что же он, в конце концов, за гонорт, которого можно застать врасплох, пусть и спящим?

Вернулся их лучший следопыт Галуг и на молчаливый вопрос Дариуса лишь с сожалением развел руками:

– Здесь такие места… Они могли пойти в любую сторону. Ни на камнях, ни на воде следов не остается.

Галуг прав. Невдалеке сливаются в один два ручья, а это уже три направления. Вчера, перед тем как остановиться на ночлег, они долго шли по камням, когда-то, вероятно, устилавшим дно высохшей теперь реки. Вон они, камни, совсем рядом, достаточно сделать всего несколько десятков шагов. А уж Бор как следопыт ничуть не хуже Галуга, и тому, кто отлично умеет читать чужие следы, спрятать свои значительно проще.

Что самое неприятное, у них абсолютно нет времени на поиски, которые могут затянуться неизвестно насколько. Срок, когда им необходимо прибыть в Фагос, неотвратимо приближался.

Нет, если бы Галугу удалось обнаружить след, Дариус не раздумывая бросился бы за ними в погоню. И непременно настиг бы их. А уж потом…

Дариус явственно представил, как вонзает в Бора кинжал. Или в Сегура. Он никогда не был кровожадным, но есть вещи, которые нельзя прощать никому. И вместо всего этого им придется идти дальше, чтобы к сроку выполнить контракт. При мысли о нем рука Дариуса машинально прижалась к груди, там, где под одеждой висел на шее небольшой кожаный пенал.

«Жаль, что саблю тоже нельзя спрятать на груди, под одеждой», – с горечью усмехнулся он.

Ториан искоса наблюдал за другом, в душе ему соболезнуя. Украденный клинок действительно настолько хорош, что он, сам того не желая, порой немного завидовал Дариусу, было дело, чего уж тут.

А после того, как вчера Дорван лишился лука… Неудачно складывается для него этот контракт, к которому душа у гонорта не лежала с самого начала.

Лук пришлось выбросить, но с этим еще ладно – он спас ему жизнь, приняв на себя удар меча, а вот то, что произошло этой ночью…

Такое выражение на лице Дариуса Ториан видел лишь однажды, и случилось это пару лет назад. Тогда они выполняли контракт барона Мейхора и попали, как все они считали, в настолько безнадежное положение, что оставалось лишь смириться с неизбежной гибелью. Так считали все, кроме Дариуса. И ведь он нашел выход, да такой выход, что отряд не потерял ни одного человека.

Правда, пришлось пожертвовать кое-какими необходимыми в дороге вещами. Но что они стоят в сравнении с ценой самой жизни?

Снова подошел Галуг. Постоял, наблюдая за тем, как Дариус сворачивает медвежью шкуру, собирая вещи в дорогу. Дождавшись, когда тот закончит, сообщил:

– Вчера, когда мы с ними встретились, мне показалось, что человек, которого Бор ударил первым, пытался что-то сказать. Еще мне показалось, что он узнал Бора, и именно за это тот его убил. Я не до конца был уверен, но Бист сегодня утром говорил то же самое.

Помолчав, добавил:

– А с Бором мы еще встретимся, обязательно встретимся. Вот, возьми. В твоих руках от него будет значительно больше толку, а мне и лука с кинжалом достаточно.

И Галуг протянул Дариусу топор. Тот самый, что взял себе после того как лишился меча от неудачного удара, переломившего лезвие пополам.

Дариус принял оружие, поблагодарив кивком. Взяв его за конец рукояти, несколько раз взмахнул топором в воздухе, примериваясь. Всем неплох топор: лезвие с бородой, не тяжел и не легок, баланс вполне подходящий, длинное прямое топорище удобно лежит в руке, сталь не самая дрянная… К нему бы еще кулачный щит, и совсем все было бы замечательно. Но это не сабля. Не его сабля, скрежетнул он зубами.

– Спасибо, Галуг, – произнес он с чувством. И обратился к нему с просьбой: – Идем, посмотрим еще разок. Сейчас уже совсем светло, может, что-нибудь и найдем.

Он тешил себя крохотной надеждой, что след внезапно объявится. Ну может же так случиться, что Галуг его пропустил. Да и Бор с Сегуром… Не повернули же они обратно в Табалорн? А вдруг они в ту же сторону направились, куда раньше все вместе шли.

Галуг пожал плечами, но отказываться не стал, хотя всем своим видом говорил: останься след, он бы его обязательно обнаружил.

Вдвоем они обошли по кругу место, где остановились на ночлег. Нет, ни следов от ног, ни примятой травы, ни обломанных веток, ничего. Вернувшись, застали всех уже готовыми к дальнейшему пути.

Дариус посмотрел каждому в глаза, опасаясь увидеть в них насмешку. Нет, насмешек не было. Ни у Ториана, чьи глаза почти всегда лучатся добродушной улыбкой. Ни у Биста, в любой ситуации настолько невозмутимого, что иной раз диву можно даться. Как не оказалось ее и у Тацира. Хотя, до того ли ему сейчас, когда он полностью занят болью, разрывающей на части голову? Вчера днем он еще держался, но ближе к вечеру его пришлось нести чуть ли не на себе – начали заплетаться ноги. Они и на ночлег остановились лишь ради него, хотя вполне бы можно было идти еще пару часов – полнолуние.

– Идем, – скомандовал Дариус, накидывая на плечи лямки от дорожного мешка. – Галуг, теперь вся надежда только на тебя.

В исчезновении Бора плохо еще и то, что о дальнейшей дороге в Фагос у Дариуса имелись только самые общие представления, а впереди их ждала самая трудная часть пути. Бывать в Фагосе ему уже однажды доводилось, правда, на самом юге королевства, но попал он туда вместе с торговым караваном, а чтобы вот так, напрямик, через леса и горы…

Вскоре они должны достигнуть Баросских гор. Бор обещал провести сквозь них через знакомое ему ущелье, и, что делать теперь, гонорт представлял плохо.

Дариус шел третьим. Впереди размеренно шагал Галуг, который тоже ни разу не бывал в этих местах. Но его чутью и опыту следопыта Дорван доверял полностью.

Перед Дариусом маячила широкая спина Ториана, за ним плелся Тацир, которого Бист напоил в дорогу отваром из каких-то корешков, уверяя, что зелье облегчит боль и даст бодрость. Сам Бист замыкал ставшую совсем уж немногочисленной котерию.

После нескольких часов ходьбы по дремучему лесу гнев несколько спал. И Дариус вдруг поймал себя на мысли, что если из-за кустов или вон из-за того огромного камня появится сейчас Бор, а вслед за ним и Сегур со своей гривой всклокоченных волос, никогда, даже зимой, не прикрытых шапкой, то он, пожалуй, сможет им простить их глупую шутку с похищением клинка. Но они не появлялись. Не объявились беглецы и утром следующего дня.

Тем днем в путь отправились поздно, дожидаясь, когда развеется густой, как сметана, туман, стоявший у подножия горной гряды, которую им вскоре предстояло преодолеть. Туман исчез только к полудню, но перед тем как тронуться в дальнейший путь, наемники основательно подкрепились оставшейся с вечера похлебкой из оленины.

Дариус с жалостью смотрел, как мучается Тацир, пытаясь разжевать мелко нарубленное вареное оленье мясо. Отчаявшись, парень выплюнул все, что было у него во рту, резким движением ладони смахнул с бересты на траву остатки превращенного ножом чуть ли не в кашицу мяса и от души шепеляво выругался.

Дариус потрепал его по плечу:

– Ничего, брат, не отчаивайся, все заживет. Ты жив, а это главное. Выпей бульона, он густой получился, мясо долго варилось. Пей, сколько влезет, а затем отдохни и снова пей. Дорога длинная, и тебе нужны силы.

Бист удалил из десны Тацира осколки коренных зубов, раздробленных наконечником стрелы. И теперь оставалось только подождать, когда она зарастет.

«Все-таки славно, что у нас есть Бист. Помимо всего прочего, он еще и замечательный лекарь», – подумал Дариус, отходя от Тацира.

Сейчас им предстояло самое сложное – отыскать проход в горах. Хуже всего то, что никто из них понятия не имел, где именно он должен находиться. Может быть, между тех двух гор с вершинами, упирающимися в самое небо, белыми от вечных снегов. Возможно, до него еще день, а то и все два-три дня пути на запад или, наоборот, на восток.

Да уж, проклятый Бор. Это он убедил Дариуса отправиться именно этой дорогой, уверяя, что таким образом они доберутся в Фагос значительно быстрее. И вот что выясняется: Бор предложил это только для того, чтобы добраться до необходимого ему места, а затем в подходящий момент исчезнуть.

«Вместе с моей саблей», – скрипнул зубами Дариус.

В ожидании, когда туман рассеется, Дорван размышлял: а не следует ли им пойти на запад, вдоль горной гряды, ведь там, в нескольких днях пути, находится перевал, по которому и проходит торговый тракт. Только долго до него идти придется, за неделю точно не уложиться.

Чтобы не терять времени зря, Дариус занялся новым оружием. Сталь топора была весьма неплоха, жаль только, что прежний владелец внимания ему совсем не уделял, а у Галуга его не нашлось.

Когда туман исчез, остротой лезвия топор мог тягаться с бритвой, а сам Дариус принял решение: они не пойдут на запад – будут искать перевал здесь. В конце концов, у них нет лошадей, а это значительно упрощает дело.

Не такие уж они и непроходимые, Баросские горы, видал он и другие, так что ему есть с чем сравнить.

Обнадеживало еще и то, что все время пути через Балинуйский лес они держали направление на одну из двух самых высоких вершин Баросских гор, которую Бор почему-то называл Мамой. Он, усмехаясь, так и говорил: «К Маме идем».

Вот она, Мама, возвышается так, что, кажется, проткнула небо насквозь. Только где именно он находится, проход, в этой толчее больших и малых вершин, низких, поросших лесом, покрытых ледниками, а иногда абсолютно голых, или таких высоких, что при взгляде на них дух захватывает даже когда находишься у подножия, никто не знает.

Им посчастливилось обнаружить проход уже на третий день карабканья по скалам, в течение которых Тацир – а с ним вечно что-нибудь случается – едва не сорвался в пропасть.

Хотя вряд ли это оказался тот перевал, о котором рассказывал Бор. Да и есть ли он вообще, тот, и можно ли после случившегося верить хоть одному слову беглеца?

Сверху, со скал, они увидели горную долину, тянущуюся в нужную им – северную – сторону и скрывающуюся где-то вдали. В одном месте вплотную к карнизу, на котором стояли наемники, росло высокое дерево, простиравшее свои толстые ветви прямо им под ноги, как будто бы приглашая спуститься вниз именно здесь. И люди не стали от приглашения отказываться.

Поначалу долину на всю ширину сплошь покрывали заросли колючего кустарника, цветущего в эту пору мелкими красными бутончиками.

Затем кустарник – а путь сквозь него пришлось прокладывать мечами – закончился, местность пошла под уклон, и начался кедровый бор. После пары часов ходьбы лес подался в сторону, открывая взору озеро, питавшееся водой от небольшого водопада, который бил из расселины в скале.

На водной глади виднелось множество птиц, и потому Дариус короткой командой заставил всех снова скрыться в лесу. Ведь если птиц спугнуть, они поднимутся ввысь, нарушая тревожными криками тишину и настораживая возможных обитателей долины. И хотя наемникам еще не попалось ни малейшего признака того, что здесь живут люди, это совсем не значило, что их здесь нет.

Внезапно шедший впереди Галуг резко выбросил руку вверх, тут же присев. Все мгновенно последовали его примеру. Застыв, люди напряженно прислушивались к звукам леса, пытаясь уловить чьи-либо шаги или звуки разговора.

Как будто бы нет, все спокойно. Вероятно, Галугу что-то померещилось. Лишь легкий ветерок слегка шумел, играя в ветвях деревьев, да в кронах раздавалось многоголосое пение птиц.

Отряд шел по самому краю леса, не углубляясь в чащу. Вокруг росли кедры, такие высоченные, что снизу казалось – макушки цепляют облака. Когда обнаружили родничок с холодной, как лед, водой, гонорт объявил привал.