Текст книги "Том Джоу"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– И что же вам мешает так действовать? – саркастически посмотрел на него милорд.

– Как я говорил вам при первом знакомстве, мы не боевой клан. Сожалею, но отстаивание территорий сопряжено с личными поединками, как у хищников в дикой прерии. Никто из нас не пойдет на угрозу собственной жизни. – Маг выставил перед собой ладони, предупреждая гневные реплики. – Но мы готовы сделать все возможное в других направлениях. Например, наблюдение за активностью магов и обеспечение вашей личной защиты и защиты ключевых сотрудников.

– То есть нужен боец, желательно свой? – Милорд задумчиво начал постукивать пальцами по столешнице. – Альберт, мне нужны досье всех воспитанников того самого проекта.

– Хочу предупредить вас, что обучение – далеко не легкое дело! Понадобятся десятилетия для воспитания мастера. – Маг засуетился: видимо, в его планах было преподнести руководителю свое решение проблемы.

– Спасибо, мы учтем ваши слова. Вы можете быть свободны. – Властным жестом старик показал собеседнику, что аудиенция закончена. Предстояло обсуждение с адъютантом целого ряда проблем, не терпящих лишних ушей. В том числе по последнему вопросу. Союзным магам совершенно не нужно знать, что во время тотальной проверки на честность с их мозга были сняты в том числе специфические навыки и что уже месяц как подготовлена магическая база знаний стандартного обучающего формата.

ГЛАВА 15

Как вытащить взрослого человека из выдуманного мирка? Множество вариантов, базовой идеей которых является то, что в реальности человеку будет лучше. А если ему хорошо там, во сне? Действительно хорошо и приятно, он там счастлив, полноценно живет, а выдуманный мир превосходит настоящий по всем статьям? Безусловно, попытаться вытащить-то можно, но с точки зрения морали это будет как минимум эгоистично. Любое лечение рассчитано на улучшение жизни человека, а какое же это улучшение, когда в реальности гостя с далеких планет ждет участь подопытной зверушки и вечное одиночество?

Такими мыслями я задавался каждый раз после недолгих сеансов «соприкосновения» с саркофагом предтечи. В момент контакта мой разум действительно подсоединялся к чужому сну, но выглядел он вполне управляемым со стороны сновидца, не разбивался на короткие эпизоды и смотрелся очаровательной сказкой. Предтеча просто жил в своей юности, в кругу родителей, в родном доме на берегу моря, и вел себя подобающе ребенку – играл, носился по дому, спал в плотно зашторенной на ночь комнате и совершенно не интересовался картинами звезд в ночную пору.

Иногда взрослые воспоминания врывались в круг детских грез. Фрагменты, отрывки жизненных сцен, разговоров на неведомом языке. Десятки лиц и сотни различных мест приковывали мой интерес и не давали бросить это безнадежное в плане моей задачи дело. Но в остальном все было по-прежнему: узкий круг семьи, счастливое безоблачное детство, теплота и уют. Наверное, я бы тоже не отказался пожить в таком уютном мирке, пусть даже иллюзорном. Но мое детство – не то место, в которое хочется возвращаться, скорее – наоборот. Можно сказать, я грелся в воспоминаниях пришельца. С каким-то щемящим душу удовольствием я вглядывался в глаза его родителей, наблюдал детские игры. Слушал, как музыку, наставительные разговоры его отца, восхищался тягучему напеву колыбельной песни матери.

И в один момент произошел прорыв, совершенно невероятное событие. Семья строила огромный замок на песке, во сне им удавалось возводить тонкие шпили дозорных башен и ажурные окна. Великолепное зрелище! Первые мгновения мне казалось, что все идет по-прежнему, но потом я осознал себя сидящим рядом с малышом. Причем в облике другого карапуза, даже младше, чем пришелец. Он ревниво посмотрел на меня, обратил внимание, что его родители меня игнорируют, и великодушно позволил оставаться в его песочнице.

Я притронулся к песочной стене замка, и под моими пальцами плоскость осыпалась струйкой песка. Пришелец гневно отстранил меня, но, наткнувшись на мой виноватый взгляд, разрешил копать ров. Между тем, родители малыша создавали из воздуха иллюзорных стражников, тотчас занимавших позиции на завершенных постройках. От легчайших движений рук отца на стенах появлялись громоздкие аркбалисты с приданными командами воинов, мать создавала мажордомов, обслугу, конюхов и лошадей. Каждая миниатюрная фигурка моментально принималась за порученное ей дело.

К вечеру могучее строение было выстроено до конца и заселено. На поляну с песочницей наступал закат, тень наползала на замок. Жители игрушечной постройки отправлялись по домам, на стенах зажигались огни, мерно вышагивали дозорные. Настоящее чудо в миниатюре. На лице малыша проявились совершенно недетские эмоции – боль утери, сожаление и горечь. Хотелось поддержать его, но если честно – было просто страшно соваться ему под руку в эту минуту. Направил ему легкий эмоциональный посыл, отойдя на всякий случай подальше. Пришелец вздрогнул, повернулся ко мне и с тоской посмотрел мне в глаза. Воспоминания, чужие, но с вполне человеческой логикой и эмоциями, бетонной плитой прижали все мое существо к земле.

Я стоял на вершине главной замковой башни, на самом краю. Холодный ветер выбивал слезы из глаз, на плечи давил приятный, привычный вес черненого доспеха. И тут будто кто-то включил звук – от слитного многоголосого рева вздрогнули воздух и витражи в окнах. Огромная людская толпа, затопившая внутренний двор замка, требовала от меня, взывала ко мне, укоряла меня и надеялась на меня. Целый океан надежды обращен к моей фигуре. Я делаю шаг вперед, в воздух. Тело летит вниз, толпа выдыхает. Смутной тенью проносится подо мной что-то темное и легко подхватывает мое тело, не давая ему упасть на брусчатку. Под восторженный рев толпы пространство вокруг формируется в нечто похожее на интерфейс мобильного истребителя, и одновременно приходит такое знакомое ощущение прямого управления кораблем! Только в несколько раз сильнее, без каких-либо ограничений, навязанных искином.

Минуты полета внезапно обрываются, тело деревенеет, корабль самовольно меняет курс. Перед глазами – лик отца, он гораздо старше, чем в базовом сне. Выглядит усталым, осунувшимся и виноватым. От его слов хочется кричать в злости и ярости, но тело не слушается. Изображение отца сменяется панорамным видом замка; теперь мне видно, что он такой же, как тот, что из песка. Минута ожидания, растянутая в десятки раз плохим предчувствием, и мир расплывается в яркой вспышке. По картинке некоторое время идет рябь, но вот камеры снова восстанавливаются. От грозного замка остались выжженные руины, на многие километры вокруг – серая от пепла земля. Понимание произошедшего режет сердце и пришельцу и мне, боль сильнее в два раза. Отец вновь что-то говорит – монотонно, грустно. Под конец его монолога меня резко клонит в сон. Я просыпаюсь вновь у песочницы. Как же мне не хватает знания языка, чтобы выразить все, что хочется сказать! Вместо этого получается какой-то суррогат из спрессованных эмоций сопереживания и поддержки, но парню этого хватает. Кивает мне благодарно.

Пытаюсь, пока он выглядит взрослым, составить хотя бы базовый словарь. Показываю на предметы рукой и передаю вопросительную эмоцию. Пришельцу первое время интересно, но вскоре он вновь возвращается в состояние младенца и на мои просьбы не реагирует. Проявляю упорство и спрашиваю обо всем, чего касается мальчишка. Наконец, я его достаю окончательно, и он подбирает из песка продолговатый окатыш, которым кидает в меня с совершенно не детской силой. В общем, прилетает мне в лоб неслабо. С определенной настороженностью ощупываю место попадания: вроде крови нет… Впрочем, в воображаемом мирке, наверное, можно не бояться случайной гибели, тут все во власти чужака. Окатыш лежит рядом, еле сдерживаюсь, чтобы не запустить его обратно. В итоге сижу, обиженно нахохлившись, и транслирую на всю поляну облик обиженного ребенка. Это действует; малец подходит ко мне и раздраженным голосом, в котором мелькают и виноватые нотки, заставляет взять в руки камешек и сильно его сжать. Над окатышем формируется облик сурового дяденьки в черном плаще. Прямо-таки Темный властелин, даже голос под стать – рокочущий и низкий, как истребитель на взлете. На практике все оказывается проще: какая-то технология обучения. Дяденька – местный электронный учитель, правда, вполне реалистично раздосадованный моим незнанием даже базовых фраз.

Процесс обучения я бы сравнил с инвентаризацией древнего, запущенного склада. Все ранее имеющиеся данные в голове отсортировывались, каждому образу в моем сознании «подцеплялось» звучание фразы нового языка. И было это очень, очень неприятно. С предметами – еще более-менее, но когда дело дошло до чувств, стало совсем тяжко. Приятные ощущения нивелировались болезненностью самого процесса обучения, а вот с неприятными все обстояло тяжелее. Я не предполагал, что может быть такое разнообразие болезненных ощущений. Боль в спине, колющая боль, ломота, холод, переломы, зубная боль – и все это последовательно, не торопясь вызывалось в сознании, дабы закрепить звучание термина. Сознание милосердно отключилось на первом же десятке «болевых» фраз.

По пробуждении еле хватило сил выдержать допрос Мэй. И куда пропала смущающаяся хрупкая девушка? Наш разговор можно было заменить термином «потрошение на информацию»; десятки перефразированных вопросов об одном и том же, ласковые слова вперемежку с угрозами – и ни малейшего сострадания к бедному мне! Лейта интересовало все, от планировки замка до цвета глаз родителей предтечи, а каждая моя фраза «не помню» вызывала у Мэй настоящую истерику. Бежать отсюда надо, благо корабль уже пришвартовался к ремдоку, а значит, срок аренды искина кончится через семь дней. Свой контракт я мог бы расторгнуть без огромных штрафов, но вот соглашение на аренду Ницше переплеталось такой вязью пунктов о неустойке, что проще переждать.

Заваливаюсь в свою каюту и вновь отрубаюсь. Просыпаюсь в отличном настроении, все тело переполнено энергией и бодростью, хочется бежать и прыгать. Слегка покалывает в шее, но это пустяки. Сверху на меня смотрит милое лицо лейта, улыбаюсь ей в ответ и тяну к ее волосам руку. Только сейчас замечаю, какие они у нее красивые. Интересно, что она делает в моей каюте? Понимание приходит, когда лейт перехватывает мою руку и прижимает к столь знакомой черной поверхности капсулы предтечи. И снова боль. На этот раз меня хватает гораздо дольше; связав данный факт с утренним самочувствием, понимаю, что не обошлось без изрядной дозы стимуляторов. Через субъективных двадцать часов сознание вновь гаснет. В этот раз я умудряюсь очнуться до прихода лейта, тело ломит от отката после стимуляторов. Опираясь о стену, пытаюсь бежать. Ноги сами ведут меня по знакомому маршруту в медотсек.

– Доктор, они хотят меня убить! – Вламываюсь к доктору.

Док встречает меня понимающей улыбкой и столь знакомым по прошлой встрече пневмошприцем. Опять темнота – и вновь пробуждение возле гроба предтечи.

На этот раз учитель, сжалившись, впихивает в меня саму механику языка – формы обращения в десятках видов времен – будущее, предшествующее будущее, продолженное будущее, а также симметричное им прошлое время, правила построения обращений и прочий каркас речи. Работа с мозгом крайне эффективна и позволяет сразу же использовать новоизученное, но мне от этого не легче, так как весь процесс неразрывно окутан болезненными ощущениями. Не рассчитана такая интенсивность на мозг человека. Или у них там одни садомазохисты в школах? Как же они без обучающих терминалов мучаются, бедняги…

Мне все чаще удается сбежать после «учебы», весь персонал корабля сильно занят на ремонтных работах, так что сторожить меня некому.

На корабле новое развлечение – найди сумасшедшего пилота. Полностью разочаровавшись в людской доброте, я прятался в системе вентиляции (и даже умудрился хорошенько поспать), прокрадывался к спасботам, прикидывался снятым скафом, прятался в искусственно устроенной нише и маскировался под дельфина на дне бассейна, но всех маневров хватало максимум на день-два. После чего – конвой до каюты лейтенанта Мэй, и вновь садист-учитель ломает мозги сложными временными формами и произношением. Уже неоднократно проклял я свою болтливость; вот что мне стоило промолчать?

Ситуация осложняется еще и тем, что моего искина отключили от управления кораблем; обнаружил я это, когда пытался активировать боевых дронов и захватить склад с продовольствием; проблемы нелегального положения – кушать хочется невероятно, а терминалы доставки мне отключили. Пару раз приходилось обнаруживать свои особо удачные лежбища, чтобы меня «поймали» и покормили.

Но всему приходит конец, и в один бесспорно прекраснейший день учитель удовлетворенно кивнул, выслушав мои ответы на импровизированные экзаменационные вопросы. Я знаю тарийский – я нереально крут! Подсаживаюсь к маленькому предтече и пытаюсь завязать разговор, все-таки не зря же приложено столько усилий. У меня куча вопросов, но, судя по кислому выражению лица и немалому такому булыжнику в руках парня, сейчас меня огреют очередным куском знаний вместо личной беседы. Запредельным прыжком разрываю дистанцию и со всех коротких ножек зигзагом несусь в сторону моря, вдруг промажет. Отличный проход срезается метким попаданием в ноги. Основательно проезжаюсь лицом по песку, при помощи любезной помощи учителя поднимаюсь на ноги, автоматически сжимаю в руках протянутый мне знакомый булыжник и уже потом понимаю, какую ошибку вновь совершил.

– Сегодня мы начинаем базовый курс знаний. – Лицо учителя щерится в ехидной ухмылке. Интересно, это реальная обучающая программа или отражение скудных преподавательских талантов малыша? И вообще, где тут кнопка «отменить»? Эти предтечи ничего не понимают в пользовательских интерфейсах.

В этот раз боли нет, но тело все равно отключается часов через сорок, в этот раз – для разнообразия – от истощения.

Реальность тоже не радует: дверь подпирают два десантника и нетолерантно относятся к моей попытке покинуть сей негостеприимный уголок. Попытка прорыва завершается больно и грустно. Зато оживает комм, все системы корабля вновь подключены, правда, всем вновь заправляет старый искин. Главное огорчение этого дня – корабль завершил ремонтные работы, и уже в космосе. На мое сообщение капитану в духе «остановитесь, я хочу сойти» мне передают картинку ближайшего пункта высадки – одинокого астероида метров тридцати диаметром… Не очень-то и хотелось, на самом деле. Тут хоть кормят.

Между тем должностные обязательства никто не отменял, так что каждый день разбавляется прогулкой до мостика. Рядом с мониторами уютно дрыхнет киберсобака, подключенная к терминалу. На мои команды не реагирует, так как якобы спит. Расчет ясен, будто экипаж не при делах, собака лежит, там где легла, а провод подключения о терминал сам зацепился. Мотив собаки тоже ясен – ну вот не нравится мощному искину изображать домашнего питомца, ему куда приятней работа с кораблем, пусть даже на вторых ролях, вот он и подыгрывает экипажу. Приходится волочить тушу за собой, халява не пройдет.

При следующем «контакте» с саркофагом подключаю расчетный центр собаки, с приказом вырубить меня через восемь часов после коннекта. Моя нейросеть такой открытой функциональности не имеет, разве что банальный будильник, но в чужом сне он не помогает совершенно.

Подключение дополнительных мощностей дает неожиданный эффект – полное исчезновение негативных ощущений в процессе обучения. Теперь могу прислушиваться к записываемой в мое сознание информации – обычно я пытался отстраниться от происходящего, чтобы приглушить боль. Довольно забавный механизм вырисовывается, очень похоже на алгоритм восстановления прерванного закачивания файла, идет проход проверки ранее загруженного – моих знаний математики и других естественных наук. Изредка вносятся поправки, но они слишком фундаментальны для моего понимания. Я привык работать с готовыми формулами и не задумываться, на основе чего они выведены. Социальную адаптацию и мое восприятие мира механизм также огибает, к великому моему счастью. Как-то мне не хочется жить в современном обществе по законам другой цивилизации. Проверка завершается, сознание вновь под моим контролем. Передо мной все так же ехидно лыбится учитель.

– Объемов памяти реципиента не хватает для загрузки всех блоков данных. – Тут даже не знаю: то ли грустить о собственном несовершенстве, то ли радоваться отмене.

– Отменяем курс обучения, – в тон ему заявляю с затаенной надеждой.

– Нет прав на отмену операции. Возможна частичная загрузка знаний базового курса. Желаете выбрать?

– Желаю. – Наверняка при отказе он загрузит то, что сам захочет. Уж лучше знать, что именно, и выбрать что-то поскромнее.

– Выберите блок: обществознание, естественные науки, мировая история, – монотонным голосом перечисляет учитель.

Прямо-таки мечта Мэй: все и сразу. А мне-то оно зачем – для болезненной смерти от ментоскопирования мозга? Не думаю, что лейт прибегнет к более щадящим методам добычи знаний. Вообще, ситуация складывается довольно шаткая. С одной стороны, я посвящен в их тайну глубже некуда, делиться возможной добычей пока что со мной никто не собирается, плюс я ценен, как резервуар чужих знаний. На другой чаше весов – вера в человеческую порядочность аккредитованного в Красном Кресте экипажа. Ой, да кого я обманываю – грохнут меня сразу, как перестану быть нужным. Есть мнение, что этот момент совпадет с датой выздоровления их штатного пилота.

– Это все? Всего три? – эмоционально изображаю скепсис. Может, поведется?

– Дополнительные блоки требуют изучения базового курса. – Учитель непреклонен.

Тупик, однако. Может, согласиться? В естественных науках наверняка припрятаны астрономия и немалый пласт новых для человечества знаний. Но как-то не хочется, включается некое упрямое несогласие навязываемому. Да и просто из вредности: пусть лейт истерит, но я – свободный человек и делаю, что хочу! Пока я сытый…

– Если принять мои текущие знания за базовые, какие дополнительные блоки мне могут быть доступны?

Вопрос на некоторое время ставит учителя в тупик. В голове появляется знакомое ощущение чужого присутствия.

– Знания достаточны по минимальной границе для блока «Наведенные состояния». Генетическая склонность – в пределах нормы, – как-то неуверенно произносит учитель.

– Загружай. – Хоть что-то интересное.

– Загрузка проведена. – И это все?! А я готовился к неделям мучений; стоило бояться… Тогда позже надо будет посмотреть естественные науки, фраза о нижней границе знаний меня изрядно напрягла. И тут меня накрывает океаном боли…

Меня уже изрядно бесит просыпаться на полу возле саркофага. Вроде не холодно, но твердая плоскость – не идеальное место для хорошего сна, шею ломит немилосердно. Проверяю таймер; правда, и без часов, только по ощущению голода, понимаю, что провалялся минимум сутки. Электронный циферблат подтверждает мои подозрения в худшую сторону – два дня прошло. Видимо, таймер на отключение организма не сработал. Надо будет учесть в следующий раз – все же придется повторить подключение хотя бы для проверки целостности загруженного. Кстати говоря, никаких «особых» знаний проведенная мною наспех ревизия не показала. Может, организм не справился или знания загрузились в память киберсобаки? Ницше нигде не видно, наверняка опять убежал на мостик.

ГЛАВА 16

Последствия сеанса обучения проявляются совершенно неожиданно. При следующем разговоре-допросе Мэй после каждого моего ответа хмурится и переспрашивает о совершенно пустяковых моментах по нескольку раз. В ее глазах читаются безмерное удивление и некая досада на саму себя. Через некоторое время она срывается с места и убегает из каюты, возвращается изрядно повеселевшей и с какой-то новообретенной уверенностью. Но с очередным моим ответом ее хорошее настроение вновь скатывается в депрессивное уныние. Она даже прямо отвечает на мой вопрос о происходящем – лейт перестала чувствовать правдивость моих ответов. Удивительная честность лейта лучше всего показывает, насколько шокирована она подобным фактом: в обычном своем состоянии Мэй вряд ли стала бы раскрывать мне такую информацию. В конце концов, принялась бы блефовать, что видит меня насквозь, как и прежде. Я также еще не знаю, радоваться ли произошедшим изменениям. Удобно, конечно, но доверия экипажа такая способность мне точно не принесет.

В любом случае, после новых подключений к капсуле меня больше не допрашивали, ограничиваясь затребованием подробного рапорта. Учитель, кстати говоря, пропал, как и обучающий булыжник. День поисков не принес результатов, а на мои вопросы предтеча реагировать перестал вовсе, как и его родители. Пришло понимание, что я слишком беспокойный, шумный для этого уютного места, и мне тут не рады. Не очень-то и хотелось на самом деле. Каждый раз я подключался в связке со своим искином, и просто отдыхал на берегу моря, даже поплавал пару раз, ночью лежал под светом ярких звезд, ходил в глубь континента. Шикарный отпуск; хотел бы я управлять своим сознанием так же. Лейту отписывал совершеннейшую ерунду, выдуманную минут за пять-шесть. Пусть ищет в рапорте что-то тайное и загадочное, это ее проблемы.

Тем временем отряд приступил к выполнению новой операции. Меня все чаще вызывали на мостик для консультации, требовалось выбрать оптимальную площадку для приземления двух корабельных шаттлов на край густонаселенного города. Сам город находился у подножия горного массива, ближе к горам располагалась малоэтажная застройка бедных кварталов и немногочисленных правительственных учреждений, богатая часть сити строилась ниже, что было странно. Обычно богачи предпочитают забраться повыше. Старпом объяснил, что в горах частенько ощутимо трясет, плюс ко всему есть пара спящих вулканов. Такое соседство изрядно прогревает почву и делает климат города очень приятным для проживания, но чем ближе к горам, тем потенциально опаснее. В теории. На практике народ давно плюнул на возможные опасности и со свойственным многим национальностям равнодушием застраивался все ближе к горам.

В этой операции меня попросили лично поучаствовать, так как регламентом подразделения подразумевается стопроцентный охват всего экипажа работой «на земле», хоть и не в каждой миссии, но за определенный, примерно годовой, период. Необычное требование, но я не вижу смысла отказываться. Единственное, что смутило, – старпом требовал одеть стандартный пустотный скаф подразделения – якобы требуется единообразие экипировки. К счастью, мой честно спертый скаф мог принимать любой облик и колер, так что старпому пришлось уступить. Хотя блеск глаз и выражение его лица мне в этот момент не понравились, но, может, просто показалось.

Больше всего смущал вопрос проведения спасательной операции в абсолютно благополучном городе. Они что, собрались снимать кошек с деревьев и переводить бабушек через дорогу? Город жил своей жизнью, никаких пожаров и техногенных катастроф – чисто визуально. И что мы тут потеряли? Ответ на мой так и не высказанный вопрос нашелся довольно скоро. Наш челнок на пару часов слетал на планету, а уже днем что-то очень мощное рвануло в жерле спящего вулкана. Спящий исполин пробудился под аккомпанемент подземных толчков и рев сотрясаемого горного массива. Воздух моментально наполнился пылью и пеплом, извергаемыми пробужденной стихией. Город запаниковал, волна раскаленной лавы только-только начала скатываться со склонов мрачного исполина, а вчерашний мирный городок уже запылал огнем десятков пожаров, вызванных паникой и мародерами. Люди массово покидали свои дома, не обходилось без давок и аварий. То и дело конфликты завершались стрельбой. Местные правоохранительные силы быстро признали всю бесполезность своих усилий и подали сигнал SOS.

И в этот момент, в ореоле геройства, наш борт сообщает земле о готовности помочь и спасти. Нам сразу же дают все полномочия и разрешение на посадку в городской черте, чем команда моментально пользуется. Мы грузимся в два шаттла, вместе со мной – лейт и доктор, а также пара боевых групп. Я помалкиваю (думаю, что мое любопытство тут неуместно), но ситуацию быстро проясняет лейт:

– Две группы: первая будет эвакуировать тяжелобольных из госпиталя, это работа на репутацию; вторая группа – наша. Мы выдвигаемся к транзитной тюрьме этого сектора, наша задача – вытащить оттуда одного человечка. По свежим данным, все руководство и персонал тюрьмы сбежали с постов, охрану осуществляют артавтоматы. Наших полномочий вполне достаточно, чтобы они нам подчинились. После операции мы уничтожим тюремный дата-центр, улик не останется.

Вполне доходчиво; вопросов куча, но с ними можно потерпеть.

Мы споро выгружаемся в одной из расчетных точек, до тюремных стен – пара сотен метров. Мне вручают солидный медицинский кофр, со сторонами где-то в полметра. Медикаменты, наверное. Оружие не выдали, но надеюсь, стрелять нам не придется.

Как и ожидалось, мы всюду проходим без малейших проблем. Лейт ведет переговоры с техникой вполне профессионально, максимальная задержка перед открытием очередных дверей – секунд двадцать, не больше. Наша группа насчитывает две боевые тройки, дока, лейта и меня. Остальные ждут возле шаттла. Уверенно доходим до закрытой камеры, Мэй отлично ориентируется в планировке комплекса. Я на всякий случай записываю все наши маневры. В камере тот самый человек, что обнимал Мэй на фотках в планшете. Вызволение любимого из тюрьмы… как это мило. А я думал, будет работка для денег – какой-нибудь галактический гангстер или типа того. Впрочем, может, это он и есть.

Лейт делает мне приглашающий жест и знакомит меня с заключенным:

– Том, это Ник, наш старый пилот. – Мужик тянет мне руку, я автоматически ее пожимаю.

– А он разве не должен лечиться в клинике? – Неожиданный расклад, умеют же удивить. В подсознании рождается неприятное предчувствие. Новый пилот – это плохо, я ожидал, что у меня будет еще минимум два месяца для того, чтобы покинуть борт, громко хлопнув дверью напоследок.

– Не надо быть таким наивным. Кто же в наше время лечится шесть месяцев, что ты… – Мэй довольно смеется. – Впрочем, ладно, деактивируй скаф.

– Что, прости, я должен сделать?

– Не придуривайся, снимай скаф, и мы сделаем все очень не больно. Доктор уже подготовил, что нужно. – Мэй наставила на меня свое оружие и активировала целенаведение.

Ошарашенно разворачиваюсь в сторону доктора: он возится с кофром, который я тащил всю дорогу. Кофр открыт, из него валит ледяной пар, что-то типа криошкафа. В руках дока – тонкая леска, то и дело сверкающая электрическим разрядом.

– Э-эт-то что еще за…

– Ну что ты как маленький; деактивируй скаф, мы сделаем тебе укольчик, и все пройдет без мучений. Иначе я засажу тебе в живот заряд, потом соединюсь с твоим скафом, как представитель Красного Креста, и включу режим принудительного извлечения. Скаф подчинится мне, голову мы тебе все равно отрежем – уж извини, твои знания очень ценны. Выбирай сам, мы можем это сделать больно, а можем совершенно безболезненно.

– И стоило меня тащить с собой? – Пытаюсь выгадать время, план собственного спасения потихоньку вырисовывается. Я потихоньку отступаю в ближний угол, к выходу. Лейт не реагирует на мое перемещение. Разве что слегка поправляет прицел ствола, сопровождая мои шаги. Оборачиваюсь – дверь перекрывает одна боевая тройка. Вторая тройка вместе с новым-старым пилотом, видимо, пошла закладывать заряд в дата-центр.

– Если вдруг исчезнет из тюрьмы наш бывший пилот в момент нашего пребывания на планете, это будет очень подозрительно. Поэтому мы оставим тебя вместо него. – Лейт говорит весело, будто мы обсуждаем погоду или развлекательный фильм.

– И по-твоему – труп без головы сойдет за вашего пилота?

– Ну конечно! Для отчетности тело будет на месте, а нет головы или есть голова – это уже частности. Отпишутся. Это ведь транзитная тюрьма, тут ориентируются по количеству заключенных. Не переживай, наши проблемы.

– Госпожа Мэй, быть может, мы приступим? – Рядом с лейтом нетерпеливо переступает доктор, посверкивая хирургической струной.

– Приступим, – говорю я и активирую защитное поле. Свет в небольшой камере слегка тускнеет, сфера энергетического щита растекается по площади, обволакивая условно-союзные цели, и с силой отталкивает дока с активированной лазерной струной. Защита, к моему восторгу, принимает струну за оружие и с силой вжимает ее, а также того, кто ее держит, в стену. Док не успевает выключить палаческий аппарат, и тот легко перерезает его тело пополам.

В этот момент я начинаю прорыв через боевую тройку. Только шоком бойцов можно объяснить тот факт, что стрелять они начали уже после того, как я набрал довольно приличный отрыв от них. Обратный путь преодолеваю буквально за минуту, хочу уже бежать к шаттлу, но вовремя опоминаюсь и сворачиваю в сторону города.

– Сегодня у нас в гостях героиня нашего города, госпожа Мэй! Прошу вас! – Элегантный ведущий под аплодисменты аудитории целует руку изящной китаянке. – Хочу напомнить нашим телезрителям, что доблестный экипаж спасательного корабля «Азимут», в который входит наша очаровательная гостья, спас сотни человек и оказал помощь тысячам наших граждан, пострадавшим в ходе недавнего извержения вулкана. Скажите, Мэй, каково быть героем?

– Это наш долг. – Прекрасная девушка по-доброму улыбнулась в телекамеру. – К сожалению, далеко не все граждане отнеслись к нам так же тепло, как вы. В ходе спасательной миссии был убит наш доктор, Иван Николаевич Коченов. Если бы он остался в живых, мы смогли бы помочь куда большему числу больных.

– Как же произошла эта трагедия? – Диктор профессионально добавил в голос негодование пополам с сопереживанием.

– Какой-то сумасшедший маньяк набросился на доктора, когда тот перевязывал рану ребенку. У нас есть фото нападавшего. Также в полицию переданы метрики убийцы.

– Я прошу вывести фото преступника на экран. Уважаемые зрители! Если вы увидите лицо этого человека, немедленно звоните по оперативным телефонам, указанным внизу экрана. Зло не должно остаться неотомщенным! А сейчас мы продолжим чествование наших героев!