Текст книги "Розы для магистра"

Автор книги: Владимир Александрович Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Точно, – осенило его, – у женщин на запахи острое восприятие, а у людей с физическими недостатками ещё острее и я, где – то читал об этом.

– Теперь я знаю, под каким соусом входить к тебе в кабинет любезная Елизавета Петровна, чтобы ты мне отказов не делала, – сказал он себе под нос, садясь в машину.

– Всё в порядке Анатолий Романович? – спросил Михаил, – быстро вы управились с делами. А я хотел вздремнуть, думал на два часа ушли, как обычно.

– Можно сказать, что в порядке, – ответил он, – ты меня сейчас в кафе отвези к вокзалу? Я пока пообедаю там, и привезёшь мне туда Симочку. Она знает, какие бумаги необходимо взять для банка. А после можешь быть свободным, хочешь, иди домой, хочешь профилактику автомобилю делай?

– Машина у меня всегда, как часики работает, – сказал Михаил, – я лучше поеду на огороде, покопаюсь.

 Симочку, Михаил привёз в привокзальное кафе через сорок минут после того, как высадил там Анатолия Романовича. Она с папкой в руке, которую взяла для видимости, проследовала к его столику, где он сидел один и допивал сок.

– Ты не боишься, что здесь мы можем нарваться на нашу Царицу? – спросила тревожно она, – время обеденное, а она, как раз уезжает в эту пору.

– Нет, она, едет по воде на метеоре, а не железнодорожным транспортом, – успокоил Анатолий её.

– Это радует, – сказала Симочка, – тогда можно смело пересекать площадь и идти ко мне в гости.

– Для этого я тебя и вызвал сюда, но погоди не спеши? Покушай, чего ни – будь, и пойдём к тебе, – предложил он ей.

– Зачем, я почти дома. Общепит я, как – то не особо уважаю. Разве, что только кофе испить?

Он принёс две чашки кофе и поставил одну перед Симочкой. Оно было сильно горячим, и пить его было пока невозможно. Размешивая сахар ложкой, Анатолий Романович спросил у Симочки.

– Что Царица такая свирепая, что ты её так сильно боишься?

– Нет, конечно, но в моих глазах она точно Царица. Она столько добра для меня сделала и квартиру в исполкоме выбила и помогла заочно институт лёгкой промышленности окончить. Мы с ней, можно сказать подруги. Правда, общаемся сейчас только на работе. Она очень занята в последнее время. А раньше и на курорты вместе ездили и в театры ходили.

– А чем вызвана её занятость? – спросил он.

– Она вот уже несколько лет, как стала не только директором фабрики, но и публичным человеком. Везде её приглашают, какое бы мероприятие в городе не проводилось, а сейчас ещё строительство дома заканчивает, на это тоже время много уходит.

– Можно подумать, что она сама лично дом строит, – как бы не испытывая интереса, произнёс он.

– Дом не она строила, а вот отделка, дизайн, малярные работы она никому не доверит и делает сама. Наталья по профессии художник – модельер, но, помимо этого, она неплохо пишет картины, кстати, я этим тоже увлечена. Но я не выставляюсь нигде, пишу для себя. Вернее сказать писала.

– Выходит вас обоих, объединяет творческий интерес? – спросил Анатолий Романович.

– Не только это. Царица тоже несчастна, как и я, несмотря, что она замужем.

– Видал я её мужа вчера, когда отвозил бухту. Правда я из машины не выходил, и пообщаться мне с ним не удалось, – сделал глоток, уже остывшего кофе Анатолий Романович, – Миша с ним беседовал, – уточнил он.

– Скоро пообщаешься на работе, это удивительный экземпляр. Институт заочно, оканчивал со мной, но ума он от своего образования не набрался. Кроме своей балалайки ничего не знает.

Вдруг она ни с того, ни с чего заразительно засмеялась.

– Что с тобой Симочка? – спросил Магистратов.

– Вспомнила, как восемь лет назад, тогда Наталья была начальником цеха, мы с ней ездили на автобусе от фабрики в Москву, как бы на экскурсию, но в основном по магазинам, за продуктами и шмотками. Всех женщин мужья встретили, а её нет. Пришлось мне её идти провожать. Она говорит, пошли ко мне и у меня дома заночуешь. Я согласилась. Мы навьюченные сумками и авоськами пошли вечером по тёмному городу. Денег на такси нет. Всё до копейки в Москве оставили. Проходя под тёмной аркой, нас вдруг встречают два омерзительных пьяных типа.

«Дайте говорят нам рубль или иначе вас от дрючим!»

Мы с пустыми карманами, но с тяжёлыми сумками бросились наутёк от них. А они даже и не думали нас догонять. К ней домой заходим, а её Игорёк, сидит перед трельяжем на стуле и играет на балалайке. Она на него с порога набросилась:

«Ты, почему Паганини недоделанный, встречать не пришёл меня к автобусу? А он ей отвечает, что не мог, так как у него завтра концерт, в клубе сапоговаляльной фабрики. Она ему: ах, говорит концерт у тебя. Нас с Симочкой, чуть не отстрогали на дороге сейчас за рубль. Там тогда и оставайся сапоги валять с вечным проживанием, – сказала она ему, – но дома тебя видеть не желаю!»

Он её слова принял за чистую монету и начал лебезить перед ней. Обтерев и почистив не только её обувь, но и мою. После он бархатным голосом спросил её, что ещё он может сделать, для своей трикотажной королевы, чтобы заслужить вечного прощения? Надо было видеть, как он унижался перед ней в этот вечер, я об этом говорить не хочу. А когда мы привели себя в порядок и сели за стол, он ей говорит:

«Натуся, мне скоро дипломную работу, нужно будет писать. Письменный стол для этого нужно купить?»

– Что там было, ты бы видал, – заразительно смеялась Симочка.

– А что там было? – Магистратов уловил её настроение и приготовился смеяться.

«Хрен тебе говорит большой в горло, – сказала она ему, – а не стол. Ленин на пеньку в шалаше революцию сделал, а тебе стол покупай. Перебьёшься кухонным столом. Сын пятёрки на нём получает, за выполнение домашних заданий».

После этого она об него дуршлаг новый сломала, что из Москвы привезла.

Анатолий весело рассмеялся от её слов.

– Вот такие два разных характера мучаются всю жизнь, – сказала Симочка, – она бы его давно бросила, но это преградит путь к её карьере. Её тогда заклюёт КПСС.

– Честно говоря, через стекло машины он произвёл на меня приятное впечатление на первый взгляд, – покривил душой Анатолий Романович.

– Взглядов будет ещё предостаточно, чтобы узнать его поближе, потом будете судить этого необыкновенного экземпляра, – встала из-за стола Симочка, – а сейчас нам пора заняться собой. Голодной женщине не терпится, ей хочется преклонить свою голову на колени повелителю сатаны!

Он улыбнулся на сказанную ей фразу и ничего, не говоря, отодвинул от себя недопитое им кофе, взял со стола папку и пошёл за ней.

«Вот Симочка и открылась перед ним, как женщина, – думал он, следуя, молча за ней. – И он готов прижать её обнажённое тело, к своей груди, слушая в экстазе её бранную речь, от которой приятный морозец по коже бежит». В прихожей её квартиры висело несколько картин, написанные акварелью. Он понял, что это её собственным творчеством украшены стены прихожей:

– Нравиться? – спросила она, заметив, что он внимательно рассматривает её картины.

– Я не силён в живописи, но хочу сказать тебе, что меня дилетанта твои картины в целом впечатляют! Красиво и понятливо!

– Это называется импрессионизм, – объяснила она.

– А Царица тоже такие картины пишет? – спросил он.

– Нет у неё сплошная абстракция и мне её картины не понятны, так же как и знаменитый Чёрный квадрат Казимира. Я писала всё это с натуры. Ездила в Вологодскую область, – в Пскове тоже была, и другие регионы посетила. Каждая картина – это моя географическая история.

– Никогда бы не подумал, что ты женщина, можно сказать складская богиня фабрики и вдруг творческая натура, – сказал он, особо подчеркнув слово, богиня. – А почему ты маслом не пишешь? – спросил он.

– Не люблю масло. Картина, написанная маслом, на глаза давит в маленьком помещении, а акварель живость придает и радует глаз. Я писала для своего удовольствия и раздаривала всем свои работы.

Она сняла с себя плащ и, повесив его на вешалку, прислонила свою ладонь к его спине.

– Ну, всё ознакомился с галерей? – спросила она, – теперь проходи в комнату, но не падай в обморок, когда посмотришь на потолок. Это не я делала, а Царица. Я не в восторге от её искусства, но менять потолок погожу. Не хочу, её обидеть. Хотя она ко мне уже две недели не заходила, ремонт можно было сделать за это время.

Он вошёл в комнату и обомлел. Увидав потолок, когда Симочка в зашторенной квартире включила свет, у него непроизвольно задёргался глаз от восторга. По белому потолку были нанесены коричневые квадраты, которые были больше похожи на тюремные решётки, а ближе к люстре сидели два золотистых голубя, отвернувшихся от ламп люстры. И создавалось впечатление, что эти птицы рвутся из этих решёток к свету, но яркий свет им слепит глаза.

– Странная тематика, – восхищённо сказал он, – но до того здорово выполнено. Вот это Наталья Дмитриевна, ну она дала. Не ожидал от неё такого порыва.

– Тебе нравится?

– Я просто поражён, что она способна творить такие вещи и у меня возник моментально к ней человеческий интерес. Наверняка она женщина загадка, как и ты, была для меня, пока я не отведал сегодня твоего пирога с осетриной.

– Не хочешь ли ты сказать, что я тебе уже не интересна?

– Что ты прелесть моя, я и подумать об этом не могу. Но волю своим чувствам я, кажется, сегодня дам до предела.

– Тогда присаживайся пока, а я пойду на кухню, приготовлю,

что– ни будь лёгкое.

Анатолий Романович снял пиджак с себя и галстук, расстегнув до середины пуговицы на рубашке, чтобы была видна его грудь.

«Этой женщине нужно обязательно счастье, – подумал он, – и я ей помогу в этом. Долго со своей подчинённой нельзя быть в близости иначе рухнет вся работа. Лучше надо, как можно быстрее подобраться к телу Царицы. Этот потолок говорит, что человек, писавший такое панно, не имеет свободы и пытается вырываться из решётки, но ему что – то обжигает глаза, как этим голубям. Явно в этом рисунке был спрятан грустный замысел автора, который выразил свою жизнь на потолке».

Симочка пришла с подносом, застав его изучающим потолок.

– Никак не налюбуешься этой галиматьёй? – спросила она, – смотри не просверли потолок своими ясными глазами.

– Это не галиматья, напрасно ты так говоришь. Этот шедевр я бы назвал отчаянным криком души, – определил он. – Как она, интересно голубя с голубкой писала на потолке?

– Это две голубки, подразумевают меня и Царицу и написаны они темперой на мольберте, затем были приклеены к потолку. Вот и всё искусство, – объяснила она, – а сейчас оторвись от потолка и откупорь шампанское, а я пойду, переоденусь. Он посмотрел на поднос, на нём лежали бутерброды с осетриной и пироги, которые он ел утром. «Натюрморт» этот ему нравился. По нему для себя он тут же сделал логическое заключение.

«Видать, она материально неплохо живёт, если пироги печёт из осетрины и квартирка у неё богатая, для одинокой женщины. Всё со вкусом без излишеств, но шикарно. А диван почти новый, не разработанный совсем. Ничего, скоро и дивану, и Симочке жару дам. У меня уже кровь вскипает, только от одной мысли».

Симочка вошла, как индианка в жёлтом сари. Не хватало на её лице только мушек:

– Ты меня Симочка поражаешь, каждую минуту. Выкладывай, что у тебя за душой ещё есть? Пали меня, как этих голубок на потолке, чтобы я в сознание не мог прийти.

– Ты очень скор мой друг, всё сразу узнаешь обо мне, тогда всякий интерес потеряешь к моей персоне. Это сари мне подарили в городе Малегаон три года назад, когда мы с Царицей были в Индии по обмену опытом. Там очень развита хлопчатобумажная промышленность и ручное производство одежды. У неё, кстати, в точности такое же сари есть, но она его никогда не одевает, а я часто дома ношу и заглядываю на себя в зеркало. Подумаю, вот она я красивая, но никому не нужная и дошла до того, что бросила заниматься своими картинами. Подумала, что причина моего одиночества – это моё творчество. Существует расхожее мнение в народе, что люди искусства все испробовали пыльного мешка по голове, особенно поэты и художники. Вот я и поставила жирный крест на своём хобби.

– Так судят, только безграмотные и недалёкие люди, – привлёк он её к себе на колени, – а с тобой мне кажется, ни одному мужчине тоскливо не может быть. Давай мы с тобой, и выпьем за это?

– Опять меня посетил этот неукротимый прилив, – вытерла она мелкие росинки со лба, – пойду, принесу полотенце.

– Никуда не ходи? – не отпускал он её из своих рук, а взял салфетку со стола и вытер Симочке лоб, после чего поцеловал её в губы и вложил в руку бокал с шампанским.

Она одной рукой делала маленькие глотки, а второй рукой залезла к нему в брюки и, усевшись поудобней, стала рукой нежно ласкать его возбужденного «дружка», смотря своими искушающими васильковыми глазами ему в лицо. От чего Толику стало невозможно приятно. Ему казалось, что его мужское достоинство уже отделилось от его тела и находиться в её пухлом ротике. И на него нахлынули сразу приятные мгновения, подаренные в машине когда-то Машей, смуглой красавицы в красном. Ему стало не по себе, и он закрыл глаза, облизнув кончиком языка свою губу. Не смотря, что он только оросил свой рот шампанским, там было сухо. Он приспустил свои брюки до колен и слегка расслабил свои ноги, обняв её одной рукой за плечо, массируя пальцами нежную кожу Симочки при этом без лишнего напора постепенно начал её голову пригибать к низу. Она, понятливо не сопротивляясь, поддавалась ему и шла к цели, которую он ей условно наметил. Толик ощутил дыхание внизу, – словно из топки обдавал его теплом рот Симочки. И вот оно это безумное наслаждение настало. Симочка, взяла «дружка» в рот и начала с ним творить что-то неописуемое. Она окутала ласками его всего, после чего он повалился на спину, и открыл глаза, встретившись взглядом с двумя немеркнущими золотистыми голубками. Он вновь закрыл глаза, и приятная палитра бело-красного и золотистого цвета проплыла перед его глазами. После чего его тело взметнулось и он, схватив её руками за голову, громко застонал. Он на мгновение отключился и только почувствовал, как она снимает с него до конца брюки и расстегивает последние пуговицы на рубашке.

– Это моя квартира, – сказала она, – и позволь мне самой поухаживать за тобой и творить необдуманные поступки, которые бы мне запомнились на всю жизнь. Потому, что я знаю, что ты мне никогда принадлежать не будешь. Я не нагольная дура и смотрю на эти вещи реально. Ты только не думай, что я тварь и б – -дь не обузданная. Я просто спешу жить или иначе мне трындец наступит скоро, как женщине. Я это поняла после твоих напутствий. Ты не думай, я не скулю, как бездомная собака, я себя так подогреваю, чтобы отдать тебе себя всю.

– Симочка ты прелесть! В необдуманных поступках зарыта красота твоих действий, – не открывая глаз, прошептал он. – Продолжай и дальше так же поступать? А всё остальное мы обсудим с тобой во время перекура.

– А ты не устал? – Отчего уставать, я же ещё ничего не делал, – ответил он.

– Сегодня я тебя мой неистовый, никуда не отпущу, – сказала она, взяв «дружка» в руку. – Я буду всё делать, что ты пожелаешь, и за ухом тебе щекотать и целовать его до посинения.

Она села к нему на ноги и стала водить им по своему клитору. Его вновь сковала приятная истома, он всё принимал, что она делала с ним. Ему хотелось, чтобы она сама вошла в него. Но, чувствуя, как обильная влага обдала его теплым ручьём, она воскликнула:

– Я сейчас сойду с ума.

После чего она вновь припадала ртом к его дружку. И тогда он заорал словно подстреленный дикий зверь.

– Ты бесподобна Симочка! – еле двигая языком, сказал он ей. – У меня никогда ни с кем ничего подобного не было. Твой горячий ключ, словно гейзер, обдавал меня влагой, а нежный и безбрежный ротик привёл меня в неистовство.

– В такую бесцеремонную б – -дь ты меня превратил за один день, и я рада этому. Ты мне компенсировал, капельку невостребованных мною сексуальных удовольствий. Я поняла давно, что всю жизнь кощунственно относилась к себе. Он привстал, облокотившись на локоть, и посмотрел на Симочку. Она, не выпуская «дружка» из своей руки, смотрела на него со знаком восклицания! Он снял с себя рубашку и бросил её на пол:

– Теперь иди ко мне? Пришла пора и мне расточать на тебе свои силы, – потянул он её за руки.

Он вошёл в неё сразу, и отпустил её из своих объятий, когда на улице стало смеркаться. И когда на излёте полового акта Симочка выдала почти весь непристойный словарь Баркова.

– Неужели ты уйдёшь от меня сейчас? – спросила она, – как я этого не хочу. Я скоро кончусь одна в этих стенах.

– Мне дома непременно сегодня надо быть, – сказал он, гладя её волосы. – Нельзя в дом нести раздор и недоверие. У меня жена и так очень ревнивая.

– А я глупая тебя уже ревную сейчас ко всем, зная, что ты желанный мужчина, но не мой. И я думаю, что, когда ни – будь, Царица распознает в тебе истинного мужчину и обязательно соблазнит, как это было раньше с двумя моими гражданскими мужьями. Она разбирается неплохо в людях и многих просто насквозь видит.

– Это она тебе такую подлянку кинула, а ты её боготворишь? – спросил он, закуривая сигарету.

– Ничего она не кидала мне, я сама себе намеренно портила жизнь. Первый муж у меня был преподаватель по математике. Она мне сказала:

– «Симочка не верь ему он бабник. Ты с ним никогда счастлива не будешь. Если ты не веришь мне, давай я его соблазню. А ты меня накроешь вместе с ним и убедишься, что я была права». – У меня сердце колотилось, когда он думал, что я сплю пьяная в свой день рождения. А они были в ванной в это время, где я их застала в интересной позе. Я этого кобла тут же выперла из дома, собрав ему все его вещи в ящик для мусора. Мне страшно было, тогда. Всё-таки года я уже начинала считать. Боязнь остаться одной приводило меня в панику. А Наталье по барабану, у неё хоть и неполноценный, но всё же муж имеется. По утрам она подымала его при помощи неаккуратно сложенных брюк. Он у неё сонливый и тяжёлый на ногу был по утрам. Эта слабость у него пожизненно и осталась. И думаю, она до сих пор для подъёма использует его брюки. Она считала себя с этим мужем одинокой и терпела его только ради карьеры и сына. Царица тогда закройщицей работала, одевалась лучше всех. За, что её нарекли так величаво. И кроила она меня под себя, опекая от всякой мрази. А три года, назад в нашей индийской делегации был технолог с чулочной фабрики из Смоленска. Он меня на шесть лет был старше. Прохода нигде не давал. Сумел меня заманить в свои сети. Она меня ещё в поездке на обратном пути отговаривала от союза с ним. Но я не согласилась с ней. В общем, Царица через неделю после нашей совместной жизни уговорила меня повторить эксперимент на измену. До секса я не дала им дойти, но мне было достаточно повода, чтобы и ему собрать вещи и незамедлительно выставить его за дверь. Я тогда ужасно расплакалась. Она домой тогда не пошла, боялась меня в таком состоянии оставить одну. Мы с ней напились в тот вечер, и она легла спать со мной на этот диван. С ней в тот день мы в первый и последний раз обменялась прямыми контактными ласками.

– Ну и как тебе эти ощущения? – спросил Толик.

– Не помню, но приятное, что – то было, иногда меня посещают мысли пригласить её к себе и повторить процедуру. Но после того дня, она сдержанней стала ко мне относиться и даже как – то отчуждённо на меня смотрит иногда. Правда, секретничать мы с ней не перестаём. А может мне только кажется, что мы отстранились с ней. Она очень поглощена работой, а ещё на её плечах общественная работа висит.

– Это вернее всего, – согласился с ней Анатолий. – Ты со мной так откровенна была сегодня, что разбудила интерес к нашей Царице.

– Видишь, какая я дура, дала рекламу ей, а сама теперь одна буду куковать. Я и так ужасно одинока. Ты ещё от меня не ушёл, а уже метишь попасть к ней в постель.

– Ты, что милая Симочка, разве, я сказал тебе, что хочу Брюсову?

– Вначале женщиной интересуются, потом страстно желают её, так всегда бывает, – произнесла она.

Он притянул её к себе и нежно поцеловал.

– Ей с тобой не сравнится никогда, она об орденах мечтает и о карьере, а ты о замужестве. И я думаю, ты скоро овладеешь своим счастьем. Я тебе обязательно помогу в этом деле. А на меня серьёзных видов никаких не надо иметь, я человек целеустремлённый и фиксаторы во мне отсутствуют. А точнее сказать, я могу быть безнравственным по женской части. До конца могу оставаться близким другом женщины, с которой испивал чашу любви, но всегда во всём был честен. Я иногда думаю, что это образ жизни у меня такой. У меня есть старший брат, он тоже утопает в женских ласках. Работает в женском коллективе в Харькове, до сих пор в холостяках пребывает. Мы с ним как-то пришли к выводу, что такое биологическое направление, нам не родители дали, а природа. Симочка поджала под себя ноги и положив ему голову на колени, грустно произнесла:

– Не понимаю, о чём ты говоришь? Но я хочу верить, что ты не будешь меня огорчать. И если я нужна тебе, буду для утехи или чего-то другого я всегда приду к тебе.

Он покинул её квартиру, когда сумерки совсем окутали город. Он шёл по безлюдной улице удовлетворённый собой. Приятный осадок сладких мгновений не покидал его, и запоздалый приход домой лежал у него в папке, которую он нёс в руке. Ольга встретила его уставшим, но спокойным:

– Ты так поздно никогда не возвращался, – сказала она, – по лицу вижу, что сегодня тебя работа вымотала до изнеможения.

– Как всегда ты права, но чувство удовлетворения, что я добился положительных результатов в работе, у меня осталось. Я подписал все бумаги у поставщика. Наша Царица уехала в командировку и мне дала оперативное задание, чтобы я перехватил поставку материала на вторую фабрику и всё забрал нам. Неприятная миссия, но я с ней справился. Возможно, придётся одного человека в ресторан сводить за оказанную помощь мне.

– А к папе ты постеснялся обратиться? – спросила она.

– Оленька, я Адольфу Карловичу вчера звонил, по одному вопросу. Сегодня, что прикажешь мне по другому вопросу к нему обращаться? Он, что работать за меня будет? Я сам в силе решить многие вопросы без посторонней помощи. Просто ты должна привыкнуть к моим поздним возвращениям домой. У меня сейчас ненормированный рабочий день и выходные у меня условные. Вот когда я превращусь в коммерческого зубра, тогда все вопросы буду решать при помощи телефона.

– Ты им обязательно будешь Толик. В тебе есть коммерческая жилка и внешность у тебя соответствующая.

– Как тебя понимать прикажешь?

– Очень просто, есть твои коллеги, которые имеют жалостливый и плачущий вид, а у тебя лицо уверенное и требовательное, такому человеку трудно в чём-то отказать.

– Спасибо дорогая, я приму это к сведению, – ответил он жене, – а то я не знал, что обладаю такими драгоценными для коммерсанта качествами.

– Ты, что иронизируешь?

– А, что может сказать любимая жена, любимому мужу, только утешительные слова. Вот когда я это услышу от посторонних подобные слова, тогда я оценю твои алмазные глаза. А сейчас я ополоснусь под душем, и спать лягу. С ног валюсь от усталости. Данил, наверное, спит давно?

– Неужели он ждать будет папу до двенадцати ночи, да и не маленький уже у нас Данил. На следующий год в институт пойдёт. Медиком хочет быть, как и я. – Она взяла Анатолия за руку и пощупала пульс, – пульс, как всегда, в норме, а тёплый душ принять обязательно надо. От тебя, потом пахнет. И непременно выпей перед сном из холодильника стакан сока.

– Медик – это хорошо, но больно хило, они жить стали, – сказал он в ответ.

***

На следующий день он запоздал на работу, – подвозил Данилу в школу. Когда зашёл в кабинет, то обнаружил на столе в вазе одну красную розу и бутерброды с осетриной, покрытые бязью. При виде розы сразу перед глазами встала смуглая Маша, которую он вспоминал регулярно с необыкновенной нежностью, несмотря, что она исчезла давно из его жизни.

«Надо пригласить Симочку на чай, – подумал он, – не буду же я один поглощать эту кучу бутербродов».

Она прибежала безоговорочно и с ходу плюхнулась в кресло. В этот раз на ней не было халата. Она была в юбке и элегантной чёрной кофточке, поверх которой свисал золотой кулон, напоминающий бивень слона:

– Ругать будешь за розу и бутерброды? – спросила она осторожно. – Не думай, меня никто не видел. Мне первой открыл двери вахтёр. А ключ от твоего кабинета у меня давно имеется.

– Симочка спасибо дорогая! Напротив, мне приятно всё это, – развёл он руки, но чрезмерное внимание ко мне со стороны женщин всегда ставит меня в неловкое положение. Мы нашли способ, как проявлять друг к другу внимание. На него и будем опираться, а вызвал я тебя для того, чтобы чаю с тобой попить. Я же не могу один гору бутербродов поглотить.

Она заулыбалась и сказала:

– Буквально три дня назад, я и не смотрела в твою сторону, а сегодня я счастлива, что ты работаешь в нашей сфере.

– Я тоже рад, нашему сближению. Вчерашний день принёс мне неизгладимые впечатления. И когда у тебя будет муж, я всегда буду тосковать и хотеть тебя. Так я устроен.

– Ты так говоришь, будто отыскал мне уже мужа? А ты не спеши его искать, тосковать меньше будешь. Я тебе вчера еще сказала. Можешь меня в любое время брать, какой бы муж у меня золотой не был, – во, что я с трудом верю. Когда ты ушёл от меня, я долго не могла уснуть. Размышляла над твоими словами о непостоянстве с женщинами. Только ты мне правду скажи, я женщина не глупая и пойму тебя.

Она вперила в него свои васильковые глаза, и без тени смущения спросила:

– Ты хочешь взять Царицу?

Толик ожидал от неё такого вопроса, но не здесь у себя в кабинете и готов был к ответу:

– Глупые женщины длительное время на такой должности не состоят, – изрёк он, – и таких изумительных картин, которые висят у тебя в квартире, не пишут. Врать я тебе не намерен. Да у меня возникло вчера желание поиметь её, но не для того, чтобы тебе сделать больно, а для того, чтобы сравнить тебя с ней. И после обрадовать тебя, что ты во стократ прекрасней её в постели. И вообще лучше тебя никого нет! Я думал таким методом вселить в тебя надежду и уверенность, что помогло бы коренным образом изменить твою жизнь в лучшую сторону. Я понимаю, какой ты ущемлённой была в последние годы, а доброе слово порой делает с женщиной сказочные вещи. И напрасно ты боготворишь Царицу, именно она виновата в твоём одиночестве. Она использовала тебя, как свою личную вещь. Пойми одно, нет таких мужчин, которые не изменяют своим жёнам. Есть только ненормальные и импотенты. Она сама спровоцировала для тебя все измены. Это были происки лукавой. А мужья твои оказались нормальными людьми, они не посмели её оттолкнуть, – он замолчал и нежно заглянул ей в глаза. – А сейчас я её не хочу, я и так знаю, что ты самая сексуальная женщина на свете!

– Спасибо тебе милый за правду! Я примерно тоже так раньше размышляла. Но для неё я всегда находила оправдания. Теперь я понимаю, что во мне говорил голос холопского преклонения перед ней. Сейчас я хочу, чтобы ты её всё – таки проверил, как женщину. Она будет на седьмом небе от тебя! А потом ты её должен обязательно оттолкнуть. Не грубо, а тактично, чтобы она поняла, что и Царицам не всё принадлежит на земле. Я уверена, что она обязательно посекретничает передо мной сначала своей новой победой, а потом печалью. Вот, чего я ужасно желаю милый!

Симочка встала с кресла и приложила свою руку, чуть выше своей поясницы:

– Здесь у неё самая эрогенная зона, как дотронешься сюда, считай она твоя. И она безумно любит, когда ей целуют мочки ушей.

– Интересные ты факты мне осветила, – удивился он. – Она, что всегда рассказывает тебе про своих половых партнёров?

– Она не рассказывает, а делится радостью. «Царица может в какое-то время быть охотницей и последовательно воплощать свой сексуальный план, – сказала Симочка, – а иногда она просто на них смотреть не может». Говорит, что на неё напал синдром усталости.

– И подобные радости, вероятно, она выискивает в горкоме партии, или исполкоме? – спросил Толик.

– Нет что ты, там она себя ведёт как целомудренная дева, у неё чаще бывают партнёры из изостудии, пропахшие краской художники. Сейчас, например она встречается с пятидесяти пятилетним Тиграном Давидовичем, – армянином русского происхождения. Он в архитектуре города работает и у него есть своя художественная мастерская в станции юный техник, но работают они над картинами у меня дома. У них совместный творческий союз. Все их работы лежат у меня под диваном. Готовят выставку. Раз в месяц Наталья берёт у меня ключ от квартиры в рабочее время, для встреч с ним. Набивает мне холодильник разными деликатесами, осетриной, к примеру, или дорогой колбасой с всевозможными сырами, чего короче в магазинах свободно не купишь. И мне, конечно, этих припасов вполне хватает до следующего месяца. А на работников партийного аппарата, она смотрит, как на подсобный и ручной материал, для роста своей карьеры. Она высокопоставленных мужей близко к себе не подпускает. Знает, что они на виду у народа, а ей лишние разговоры не нужны. Но слепить из них что угодно может.

– То, что она умная женщина, я понял это при нашей первой встрече, – промолвил Магистратов. – А как она относится к исландским консервам? – спросил он.

– Ты сладкий мой уже и про это пронюхал? – удивилась она, – да ты опасный человек. С тобой непорочной женщине нужно держать ухо востро.

Магистратов улыбнулся и опустил голову вниз, делая вид, что ищет глазами что – то на столе:

– Звонил Адольф Карлович, – мой тесть. Просил ей передать, что на той неделе, у него будет возможность изыскать такой деликатес.

– Она бредит этими консервами как наркоманка. Ещё она любит красный чай, отварное сердце, ряженку и французские булочки. А за исландские консервы ты её можешь обломать, как ветку рябины и рассказать ей сказку на ночь про опытного сотрудника фабрики, который дал обет перед богом, обходить стороной весь персонал, включая и швей, – засмеялась она.

Анатолию стало весело от её сказанных слов, и он тоже засмеялся:

– Симочка, ты бы какой портрет на меня смогла нарисовать?

– Подумать надо, а вот дружеский шарж я бы на тебя оригинальный написала. Ты в образе племенного быка в середине полотна, обмотанный оборванными нитками, которые держат множество цветных бабочек.

– Почему нитки то оборванные? – спросил он.

– Бабочки удержать тебя не могут, потому что твои гормоны оказались намного сильнее, той паутины. Каждой бабочке я нанесу на крылышко капельку твоей спермы. Естественной, конечно, а не акварельной краски.

– И ты эту картину отвезёшь в Голландию на выставку сексуальной живописи? – спросил он.

– Нет, повешу у тебя в кабинете, чтобы женщины, не верили чужим словам. А воочию могли убедиться в этом кресле, на котором я сижу, что ты цепкий и буйный в сексе, как тот бык.