Текст книги "Тепловая шахта"

Автор книги: Владимир Обручев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

После свистка улица опять наполнялась гулом и говором, в многочисленных окнах загорались огни, но толпа не так спешила на ужин, и шум продолжался все время. После ужина черед открытые окна еще долго доносились разговоры, монотонные песни, звуки струнных инструментов, а на улице сновали, бродили, стояли или сидели на корточках люди, отдыхавшие после трудового дня.

В шахте работали исключительно горнорабочие, выписанные из Японии; они сменялись три раза в сутки – в 8 часов утра, в 4 часа дня и в полночь – и работали без перерывов. Им был отведен отдельный барак, возле которого всегда были люди из отдыхавших смен; но их было немного, и они не нарушали общей картины жизни улицы.

С другой стороны огороженной площади, по направлению к склону гор, были расположены бараки служащих и дома инженеров, также вытянувшиеся в улицу; здесь жизнь шла равномернее, видны были дети, женщины. Но утром, в обед и вечером, когда служащие шли на работу или возвращались домой, эта улица также значительно оживлялась. С третьей стороны площади находилась главная контора постройки и позади нее несколько больших складов. Здесь всегда было шумно и оживленно; приходили и уходили люди, привозили тюки и ящики, разгружали, нагружали, толпились нанимавшиеся или рассчитывавшиеся рабочие, сновали служащие, артельщики, подрядчики. В конторе щелкали счеты, стучали пишущие машинки, шли разговоры на различных языках.

Местность, еще в последних числах марта совершенно пустынная, в конце апреля, когда весна была в полном разгаре, представляла собой уже целое селение с несколькими тысячами жителей, росшее с каждым днем, по мере развития работ.

4. В чистилище

К середине мая шахта достигла уже 100 м глубины и врезалась на 50 м в скалу, залегавшую под толщей древних наносов речной террасы.

За каждые 20 м рабочим выдавалась премия, чтобы побудить их к наиболее интенсивному труду. Получив сведения, что сотый метр закончен, Ельников предложил Фролову спуститься вместе с ним в шахту. Последняя уже не была открытой зияющей ямой, как в начале работ. Она была скрыта под железным колпаком с тремя дверьми, открывавшимися в различные отделения – подъемных клетей, насосов и вентиляционное; в последнем были также лестницы. Рядом с колпаком расположилась, поблескивая гигантскими стальными шатунами, кривошипами и цилиндрами, огромная подъемная машина, установка которой только что была закончена. До сих пор подъем добытой из шахты породы производился посредством конного ворота, а люди спускались и поднимались по лестницам, что с увеличивавшейся глубиной становилось все более утомительным и отнимало часть рабочего времени. Ночью ворот был убран, подъемная клеть, в которой помещалось два вагончика, заменила железные бадья, и ждали только прибытия Ельникова, чтобы привести в движение части гиганта, покоившегося еще безмолвно на своем прочном фундаменте. Два стальных каната поднимались прямо вверх над колпаком шахты, перекидывались через большие шкивы, висевшие под крышей надшахтного здания, и спускались к огромному барабану, находившемуся в стороне, рядом с машиной; они навивались на барабан, словно кольца змей, блестевшие мелкой чешуей.

Ельников и Фролов осмотрели машину и затем, сопутствуемые дежурным инженером, направились к колпаку; перед ними открылась железная дверь, и они вступили на площадку клети, освещенную электрической лампочкой; вслед за ними рабочий вкатил по рельсам пустой вагончик, двери захлопнулись, инженер нажал кнопку звонка к машинисту, клеть слегка вздрогнула и стала падать вниз, бесшумно скользя по хорошо смазанным направляющим брусьям.

– Ух! – произнес Фролов, не привыкший спускаться в шахты и никогда не пользовавшийся лифтами из-за неприятного ощущения в сердце при стремительном движении вниз.

– Что, сердце обрывается? – засмеялся Ельников. – А между тем нас спускают со скоростью не более 2 м в секунду. Когда шахта достигнет 1000 м глубины, придется увеличить скорость до 5 – 6 м в секунду, чтобы не тратить слишком много времени на спуск и подъем.

– А что если клеть оборвется?

– На этот случай у нее есть автоматические тормоза, которые впиваются в направляющие брусья и останавливают клеть на протяжении 1 – 2 м. Но толчок, конечно, будет чувствительный. Впрочем, при правильном уходе и тщательном надзоре за исправностью канатов это не может случиться.

Между тем клеть летела вниз, и через густую сетку, окружавшую ее и не позволявшую высунуть даже палец, можно было различить, как с одной стороны мелькают кольца чугунной крепи шахты, а с другой – листы обшивки вентиляционного отделения. Во избежание пожара, грозившего самыми пагубными последствиями и для людей и для успеха работы, внутри шахты совершенно не было дерева, за исключением обшивки направляющих брусьев, где оно было необходимо для успешного действия тормозов клети.

По мере спуска глухой шум, доносившийся снизу, становился все сильнее и наконец достиг таких размеров, что Фролов, хотевший что-то спросить, не расслышал собственного голоса.

– Мы прибыли! – прокричал ему на ухо Ельников. – Спуск продолжался ровно одну минуту.

Инженер отворил дверцы клети. Одновременно открылись двери железного ящика, внутри которого клеть остановилась.

– С благополучным прибытием! – поздравил штейгер, показываясь в дверях.

Все трое вышли и очутились на железной платформе, подвешенной на высоте 6 м над дном шахты; она играла роль щита, защищавшего клети, обшивку шахты и ее отделений от повреждения осколками камня, которые взлетали при взрывах со дна. По мере углубления шахты она опускалась вниз, а над ней наращивали крепь, насосные и вентиляционные трубы, так что работа шла одновременно и на дне шахты и над платформой. Возле люка в платформе стояла лебедка, посредством которой глыбы камня, добытые на дне шахты, поднимали вверх и нагружали в вагончики клети. Дуговой фонарь ярко освещал платформу и поднимавшиеся вверх брусья направляющих, которые вскоре, впрочем, исчезали во мраке ствола шахты. Вдоль стен два десятка слесарей заканчивали сборку звеньев недавно поставленного кольца крепи, соединяя их болтами.

Толстый резиновый шланг насоса и вентиляционная труба проходили сквозь пол платформы вниз. Лебедка вертелась взад и вперед, и то и дело в люке возле нее появлялись небольшие железные бадьи, из которых щебень и глыбы горной породы высыпались прямо в вагончик.

Когда поданный вагончик был заполнен и отведен в клеть, инженер нажал кнопку, и клеть поднялась на два метра: в уровень с платформой стало нижнее отделение ее, в котором также помещался вагончик. По заполнении его кнопку нажали два раза, клеть быстро взвилась вверх и исчезла в темноте, унося свой первый груз из недр земли на поверхность.

Фролов хотел было посетовать, что пуск в ход новой машины не был обставлен более торжественно; он любил званые обеды и тосты. Но не было никакой возможности объясниться с Ельниковым, потому что грохот, раздававшийся из-под платформы, заглушал не только слова, но и стук камней, сыпавшихся в вагончик, визг лебедки и лязганье ее цепей.

Проводив взглядом клеть, уносившуюся вверх, Ельников сделал какой-то знак инженеру, а последний – рабочему у вагончика. Тот нагнулся и поднял крышку второго люка, в отверстии которого оказалась лестница, ведшая на дно шахты. Инженеры один за другим спустились вниз.

Здесь также было светло и сравнительно просторно. Кругом поднимались стены шахты, еще свободные от крепи и состоявшие из чередующихся толстых и тонких пластов различных песчаников красно-бурого и грязно-зеленого цвета, лежавших горизонтально друг на друге, словно гигантские листы разноцветного картона. Местами их пронизывали белые жилки известкового шпата и кварца, то разбегавшиеся сетью, то сливавшиеся в одно целое. По стенам каплями и целыми струйками стекала вода, блестевшая, словно кристаллы алмаза, под лучами электрического фонаря, подвешенного к платформе. На дне шахты в трех местах стояли какие-то железные ящики, к которым сверху спускались провода электрического тока. Это были буры, неустанно сверлившие горную породу дна своими стальными наконечниками, выдалбливая в камне глубокие скважины "шпуры" для закладки динамитных патронов, взрывавших затем скалу. Вот эти-то три бура и производили тот ужасающий стук, который заглушал все остальные звуки в шахте.

Возле каждого ящика стояли двое рабочих и следили за работой бура: время от времени останавливали его, вынимали стержень и заменяли иступившийся наконечник новым. Между ящиками валялись груды обломков, которые рабочие лопатами или руками нагружали в бадью лебедки для подъема наверх. Вдоль стен шахты несколько человек зубилами и молотками отбивали выдающиеся углы скалы, выравнивая ее до установленного диаметра. Вода, стекавшая со стен, сбегала в большую яму, откуда ее высасывал шланг насоса, спускавшийся сверху, словно поперечно-кольчатое туловище исполинской змеи. В другой шланг, не доходивший до пола, со свистом всасывался испорченный воздух, тогда как свежий поступал пока через люк лебедки прямо из ствола шахты. Со временем, при дальнейшем углублении шахты и повышении температуры горных пород, предполагалось нагнетать и свежий холодный воздух по трубе, которая устанавливалась рядом с высасывающей.

Углубление шахты подвигалось с точностью хорошо налаженного механизма. Каждая смена начинала с уборки породы, раздробленной предшествовавшими взрывами; когда рабочие спускались на дно шахты, оно представляло собой груды набросанных друг на друга крупных и мелких обломков, между которыми зияли ямы, отчасти заполненные водой. В течение первых двух часов все эти груды исчезали, поднятые лебедкой наверх, дно шахты становилось более или менее ровным, и на нем устанавливались перфораторы, которые в течение остального времени выбуривали необходимое количество шпуров, пока остальные рабочие доканчивали уборку обломков и выравнивание стен. Затем перфораторы поднимались на платформу, шпуры заряжались динамитом, и рабочие, закончив свою смену, выходили из шахты. В это время патроны взрывали посредством электричества, и когда следующая смена спускалась на дно шахты, густой дым от взрывов был уже высосан, воздух очищен, и все повторялось сначала. Каждая смена углублялась приблизительно на метр, так что в сутки шахта становилась глубже на 3 м.

Ельников и инженер Киото, ближайший руководитель по работам в шахте, обошли мастеров, стоявших у буров, и обменялись с ними рукопожатием; это было молчаливое поздравление с окончанием сотого метра, который был отмечен белой краской на песчанике стены.

Понаблюдав работу перфораторов, посетители опять поднялись на платформу, вошли в клеть подъемника, где уже стоял вагончик с породой, и в одну минуту очутились на поверхности.

– Ух, как хорошо наверху! – воскликнул Фролов, выходя из надшахтного здания и вдыхая полной грудью теплый весенний воздух. – После грохота в шахте мне кажется, что здесь могильная тишина. Там настоящий ад!

– Пока еще далеко до ада! – рассмеялся Ельников. – Это только чистилище, если хотите. Вот когда внизу будет 50 – 60° тепла и вода станет горячей – тогда это будет настоящий ад, и придется сменять рабочих каждый час.

– Но как у них не лопается барабанная перепонка от стука этих проклятых машин? Мне кажется, что я уже наполовину оглох, хотя пробыл там только не больше десяти минут.

– Привыкают! Кроме того, уши у них забиты ватой. Конечно, в конце концов слух у них притупляется.

– Кстати, я хотел спросить, почему вы не обставили более торжественно пуск подъемной машины?

– Что вы, Семен Петрович! Если мы будем праздновать все подобные случаи, которых будет еще много, мы не поспеем к сроку. Мы ведь чуть не каждый день пускаем в ход какую-нибудь машину или закладываем новое здание. Все наше время проходило бы в молебнах и тостах! Вот когда выстроим первую очередь зданий или когда пройдем первую тысячу метров в шахте – тогда можно и отдохнуть денек и попировать. А сегодня старший механик и инженер, который сопровождал нас в шахту, будут у нас обедать – вот и все торжество.

5. Первые неприятности

В начале июня сооружением города Безмятежного был занят уже полный штат инженеров, техников и рабочих, и прибывавшим еще из Китая и Кореи приходилось отказывать. Появилась возможность делать выбор.

К середине месяца город уже значительно изменил свой облик; большая часть деревянных домов подводилась под крышу, а в каменных заканчивался второй этаж. Здания росли на глазах, и правильные, широкие улицы города уже не выглядели только просеками в лесу, как месяц тому назад; среди зелени оставленных деревьев и кустов повсюду желтели, краснели, серели или чернели дома.

На песчаной косе в устье реки уже поднимался временный деревянный маяк, а рядом возводился постоянный – из железа и бетона. Этой работой и улучшением фарватера заведовал инженер, производивший также наблюдения над приливом и отливом. Он жил в маленьком домике на берегу моря, возле которого стояла также станция радиотелеграфа для сношений с Японией.

Шахта в середине июня достигла уже 200 м глубины, и работа в ней шла тем же темпом. Температура на дне ее достигала 20° С, что оправдывало предположения Ельникова, выбравшего эту местность, и позволяло надеяться, что глубина шахты, необходимая для достижения температуры кипения воды, окажется не более 2000 м.

Еще в начале июня было получено известие, что из столицы выезжают два члена правления акционерного общества, сооружавшего город, и комиссия из нескольких акционеров, выбранная общим собранием, чтобы убедиться, что город действительно существует, а не является грандиозным блефом в американском стиле, на что намекали некоторые газеты, пытавшиеся дискредитировать эту затею.

Хотя акционеры общества и не читали этих газет, но слухи доползали до их ушей и несколько встревожили одних, поколебали доверие других. И чтобы положить раз навсегда конец сомнениям, директора правления предложили собранию акционеров выбрать комиссию и послать ее на место работ. Выбрали трех человек, к которым из членов правления присоединились сам Путилин, как главный организатор предприятия, и Баранов – первоначальный противник его и вообще большой скептик, желавший увидеть все своими глазами.

В середине июня комиссия прибыла на пароходе из Владивостока, уже подготовленная к тому, что на Тумень-уле она увидит не пустое место, а нечто чрезвычайное. По мере того, как комиссия продвигалась по Сибири, рассказы о волшебном городе, растущем со сказочной быстротой, становились все более определенными; конечно, в них было много неверного, фантастического, нараставшего по мере передачи рассказов из уст в уста. Поэтому члены комиссии относились с известным недоверием к этим рассказам, сильно возбуждавшим их любопытство, и стремились узнать, наконец, истину.

Во Владивостоке Путилин купил географическое описание края и с этой книгой в руках вышел на палубу, когда пароход подплывал к устью Тумень-улы. Комиссия не сообщила о дне своего приезда, чтобы нагрянуть неожиданно и увидеть город в качестве простых туристов, а затем уже показаться в конторе. Поэтому пароход никем не был встречен и причалил к пристани, как любой грузовой.

Уже увидев маяк в устье реки, землечерпалку, пыхтевшую на баре, фарватер, обставленный белыми и красными бакенами, члены комиссии поняли, что после диких и пустынных уссурийских берегов они приблизились к культурному центру. Затем перед ними развернулась грандиозная картина пристаней с их лихорадочной деятельностью, с разгружаемыми судами, огромными штабелями леса, кирпича, угля, ящиков, бочек, с плотами, лесопилками, складами. Город, раскинувшийся на высокой террасе, не был виден с берега реки, и путешественники, оставив багаж на пароходе, возбужденные всем виденным, поспешили наверх вместе с другими пассажирами. Они побродили по улицам, вскоре заблудились и увидели, что без проводника им не обойтись. Но все, что они успели рассмотреть, совершенно успокоило их, и они поспешили к конторе, чтобы заявить о своем приезде.

Они застали только Фролова. Ельников был вызван в шахту, где в этот день случилось несчастье: после взрывов в промежутке между двумя сменами насосы внезапно перестали работать и шахту затопило.

– Но я уверен, что скоро все будет исправлено и Аркадий Егорович вернется. Здесь его ждут спешные вопросы и люди, приехавшие из Владивостока по делам, – прибавил Фролов, приглашая прибывших в приготовленное для них помещение.

– А не сходим ли мы к шахте, господа? – предложил Баранов не без ехидной мысли застать главного директора в затруднительную минуту и понаблюдать его распорядительность.

Хотя все были утомлены переездом по морю и ходьбой по городу, желание увидеть знаменитую шахту перевесило усталость, и вся комиссия в сопровождении Фролова направилась через площадь к надшахтному зданию, которое прибывшие приняли было за балаган цирка. Возле здания толпились рабочие смены, не спустившейся из-за воды, и любопытные; все оживленно обсуждали происшествие.

– Аркадий Егорович в шахте, – доложил дежурный машинист. – Мы пытались уже пустить в ход запасный насос, но он работает впустую и воду не подает, хотя на днях еще был исправен.

– А зачем же директор спустился в шахту? – спросил Баранов. – Это ведь дело слесарей починить насосы.

– Аркадий Егорович там вместе с инженером Киото. Сами пожелали узнать, в чем дело, потому что слесаря не понимают, где порча, – ответил машинист.

– Странно! – заметил Фролов. – Но как же он спустился, если шахту затопило?

– Платформа еще не затоплена, Семен Петрович, вода поднимается медленно.

– Не желаете ли спуститься, господа?– спросил Фролов. – Увидите, кстати, шахту в спокойную минуту, когда там нет адского шума, от которого можно оглохнуть.

– А это не опасно? – спросил один из акционеров.

– Думаю, что нет. Впрочем, можно спросить самого Аркадия Егоровича.

Фролов подошел к телефону, соединявшему надшахтное здание с платформой, и позвонил; некоторое время ответа не было, но затем послышался звонок, Семен Петрович задал вопрос и получил ответ.

– Аркадий Егорович сообщает, что можно спуститься, но только немедленно, потому что вода поднимается и скоро затопит платформу, – сказал Фролов, возвратившись к остальным. – Он просит спустить вместе с нами два новых шланга для насосов, – обратился он к машинисту.

Последний отдал приказ принести запасные шланги и пустить машину, чтобы поднять клети, находившиеся внизу. Плавно заработали шатуны, завертелись кривошипы, стальной канат побежал, наматываясь на барабан, и через минуту верхнее отделение клети появилось над колпаком шахты. Открыли дверцу, и из нижнего отделения вышел инженер Киото в брезентовой куртке, запачканной грязью и смазочным маслом Фролов представил его посетителям.

– Ну, как дела? Что там случилось?– обратился к нему Путилин.

– Мы уже вскрыли камеры обоих насосов, – ответил Киото. – Они исправны, и единственное объяснение несчастия – внезапное засорение шлангов; поэтому мы хотим переменить их.

– Как же они могли засориться оба сразу! – вскрикнул Фролов. – Ведь запасный насос не работал.

– Это-то и непонятно! Понимаете ли, не подают ни капли воды.

В это время рабочие притащили два толстых шланга и сложили их в клеть.

– Пожалуйте! – предложил Киото. – Но поторопимся, иначе придется вам промочить ноги, – прибавил он, заметив нерешительность столичных гостей, никогда не бывавших под землей.

Фролов, подавая пример, вошел в клеть, за ним последовали другие. Инженер запер дверцу, нажал кнопку, и клеть понеслась вниз.

– Работает, как хороший лифт! – заметил Путилин. – А какая глубина достигнута?

– Вчера, кажется, прошли сто девяносто пятый метр, – сказал Фролов.

– Вы не совсем в курсе дела! – улыбнулся Киото. – Если бы не случилась неприятность с насосами, мы сегодня к вечеру отпраздновали бы вторую сотню. Вчера было уже 198,5 м.

– Они идут так быстро, что трудно уследить за ними. Каждые сутки прибавляют 3 м, – пояснил Фролов.

– Иногда немного меньше, часто больше, в зависимости от твердости породы, – сказал Киото. – Вчера с утра начался очень рыхлый песчаник, и мы подвинулись почти на 6 м. Но зато и воды прибавилось и, может быть, рыхлостью песчаника и прослойками глины в нем объясняется быстрое засорение насосов. [...]

Остановка клети прервала беседу. Ельников встретил их вопросом:

– Привезли шланги? Вода уже вышла на платформу. Каждая минута дорога.

Все поторопились выйти из клети, и слесари вытащили шланги.

– Старые уже отвинчены и утонули, – заметил Ельников, обмениваясь торопливым рукопожатием с гостями. – Их нельзя было вытащить – вероятно, придавило породой. Если новые не помогут – будет большая задержка. Шахту сильно затопит, прежде чем мы установим новый насос на более высоком уровне. Вы приехали в трудную минуту. Извините, что я не мог встретить вас наверху.

– Какие тут извинения! – прервал его Путилин. – Но я очень рад, что представители акционеров собственными глазами увидят, с какими затруднениями вам приходится бороться. Я надеюсь, что шахта не погибнет?

– Конечно, нет! С водой всегда можно справиться. Вся неприятность в задержке. До сих пор все шло как по маслу.

Ельников говорил отрывистыми фразами, как всегда в минуты волнения.

– Вода прибывает быстро! – сказал Фролов, указывая на окраины платформы, несколько выпуклой к середине; по краям под лучами фонаря уже широкой полосой блестела мутная вода; с каждой минутой полоса расширялась. В отделении насосов слышалась возня и сдавленные голоса, но когда они замолкали, в шахте водворялась жуткая тишина, так что слышно было зловещее журчание воды по стенкам за крепью.

– Один шланг привинтили! – раздался голос слесаря.

– Спустите сопло под платформу! – скомандовал Ельников, подошел к телефону и дал сигнал наверх.

– Пустите запасный насос! – прокричал он в телефон, когда конец шланга, окруженный густой сеткой, препятствовавшей проникновению обломков породы и грубого сора внутрь, был просунут в отверстие платформы. В отделении насосов что-то загудело, и все взоры в трепетном ожидании стали следить за краем полосы воды – будет ли он наступать по-прежнему или остановится.

– Берет, берет! – послышалось из насосной.

Действительно, прибыль воды прекратилась и полоса вскоре стала отступать, медленно, но неизменно.

– Ну, слава богу! – сказал Фролов, а Ельников облегченно вздохнул, опасность затопления была устранена.

– Навинчивайте-ка новый шланг на второй насос! – распорядился он. Нужно пустить и его, чтобы поскорее откачать всю воду и возобновить работу. И так уже два часа потеряли, – прибавил он, взглянув на часы.

– А сколько времени продолжится откачка? – спросил Путилин.

– Около получаса, я думаю. А до тех пор нам здесь делать нечего, господа, – обратился Ельников к посетителям. – Поднимемся наверх, и пока я вам покажу машины и объясню все.

– Когда откачаете воду, выдайте старые шланги наверх, мы там расследуем порчу, – прибавил он, обращаясь к Киото, который остался руководить работой, тогда как остальные вошли в клеть.

Когда они поднялись, был пущен второй насос. Немного погодя все смогли убедиться, что и из второй трубы широкой мутной струей полилась вода.

– Сердечно поздравляю! – сказал Путилин, пожимая руку Ельникова.

– Благодарю! Теперь я могу спокойно объяснить вам, что засорение насоса случалось и ранее. На то и поставлен второй, чтобы откачка воды не прерывалась. Вся опасность этого случая состояла в том, что и второй неожиданно отказал.

Он повел посетителей по надшахтному зданию, объясняя им устройство подъемной машины, насосов и вентилятора. Рядом с последним шла установка огромного компрессора, новой машины, которая должна была вскоре заменить вентиляторы и нагнетать в шахту охлажденный воздух, чтобы понижать температуру. Затем посетили соседнюю мастерскую, где подготовляли звенья кольцевой чугунной крепи, тщательно подгоняя их друг к другу, чтобы внизу оставалось только ставить их на место и соединять болтами. Здесь визжали электрические напильники и сверла, стучали молотки; клещи небольшого крана подхватывали готовые звенья и складывали на вагончики, которые должны были везти их к клети.

Незаметно минул назначенный срок, и когда посетители вернулись к шахте, из клети как раз вытаскивали старые шланги.

– Откачали воду? – спросил Ельников подошедшего Киото.

– Не совсем. Но очередная смена уже спустилась и начала уборку породы. Теперь подаем крепь.

Действительно, к клети уже подкатывали два вагончика со звеньями крепи. Один насос был уже остановлен, а из второго вода лилась небольшой струей откачка кончалась.

– Ну-ка, исследуем шланги! – распорядился Ельников.

Рабочие отвязали сетки с сопл – в них было только немного мелкого сора, который не мог препятствовать воде подниматься в камеру насоса. Отвинтили и внутренние стенки – и здесь ничего. Шланги казались исправными.

– Что за черт! – воскликнул Ельников. – Принесите-ка длинный прут. Нет ли чего-нибудь внутри шланга? Я начинаю подозревать злой умысел, – прибавил он вполголоса, обращаясь к Фролову.

Шланги растянули на полу и стали вводить в них железный прут. Недалеко от верхнего конца шланга он наткнулся на препятствие.

– Там что-то твердое, гладкое, вроде камня! – сказал рабочий.

– А ну, попробуйте вытащить его рукой, он близко, – приказал Киото.

Рабочий засунул руку в шланг.

– Не поддается, должно быть, круглый валун, застрял крепко, – говорил он, стараясь вытащить препятствие.

– Теперь все ясно! – воскликнул Ельников. – Естественным путем такой камень не мог попасть в шланг ни снизу через сопло, ни сверху из камеры насоса. Кто-то нарочно засунул его туда. Очевидно, и в другом шланге будет то же.

Прут и во втором шланге нащупал препятствие. Рабочий с трудом вытащил круглый валун, хорошо подобранный по диаметру трубы и загнанный в нее не без усилий. Злой умысел становился несомненным.

– Негодяй мог засунуть камень в шланг действовавшего насоса только сегодня во время взрывов породы, когда шланг поднимают и насос минут десять не работает. Запасный насос могли испортить и ночью, – сказал возмущенный Киото.

– Злоумышленник был не один, – заметил Ельников, побледневший от гнева. – Нужно по крайней мере два человека, чтобы отвинтить шланг и, придерживая эту тяжесть, забить туда валун. Они надеялись, что мы не сразу спохватимся переменить шланги, так что вода успеет затопить камеры насосов и проделка будет открыта спустя много часов, в течение которых они успеют скрыться.

– Так, так! – подтвердил Киото.

– Шланги еще и порезаны! – воскликнул Фролов, указывая на незаметные на первый взгляд разрезы, сделанные, очевидно, острым ножом в нескольких местах обоих шлангов.

Ельников отвел Киото в сторону и спросил у него тихо:

– Кого можно заподозрить в этой пакости? Это, скорее всего, кто-нибудь из слесарей при насосах, понимающих дело.

– Не думаю, слесари у меня надежные... А вот что! Вчера рассчитаны два крепильщика – Федорин и Долганов. Они раньше были при насосах, но переведены за небрежность и грубость на менее ответственную работу. Но сегодня в шахте я их уже не видел.

– Они могли спуститься по лестницам и притаиться в отделении насосов, пока все рабочие смены не ушли.

– А обратно тоже по лестницам? Почти 200 м! Впрочем, это возможно для молодых людей. И скрыться могли во время начавшейся суматохи.

– Сообщите полиции, чтобы их поискали по городу. И чтобы допросили рабочих второй смены, не видел ли кто-нибудь этих молодчиков сегодня возле шахты. А затем последите за слесарями. При малейшем подозрении, неаккуратности – переведите из шахты на другую работу. В шахте должен быть народ абсолютно надежный. Иначе мы можем жестоко поплатиться. Пусть сегодняшний случай, кончившийся благополучно, послужит нам предостережением.

Во время этого разговора из первого шланга удалось, наконец, вытащить не один, а два валуна, которые оказались обмазанными каким-то липким веществом. Очевидно, это был шланг запасного насоса, над порчей которого злоумышленники могли поработать без помехи подольше. У Ельникова мелькнула мысль, что проделка была слишком хорошо задумана и что если уволенные рабочие и явились исполнителями, то руководил ими кто-то другой. Если эта догадка была верна, то можно было ожидать в будущем новых неприятностей и приходилось все время быть настороже. Поэтому он сказал Киото, прощаясь с ним:

– Обратите также внимание на мастеров, занятых в шахте, на штейгеров. Даже на инженеров, ваших помощников. Нет ли среди них человека, желающего вредить нам исподтишка? Я боюсь, что инициатива сегодняшнего случая исходила не от уволенных слесарей.

Киото кивнул головой и направился к клети. Ельников, Фролов и гости покинули место происшествия после того, как первый распорядился отправить шланги и вынутые из них валуны в контору.

Комиссия провела целую неделю в городе Безмятежном и детально познакомилась со всем, побывала вторично в шахте во время работы, посетила пристани, склады, даже маяк и радиостанцию. Ее вполне благоприятное заключение было передано в Петербург и положило конец кривотолкам.

К середине июля шахта достигла уже 300 м глубины, и температура на ее дне дошла до 26° С. Это было уже довольно тепло, и пришлось пустить в ход компрессор, вдувавший свежий воздух, который понижал температуру рабочего пространства до 18°. На глубине 298 м свита песчаников, которую проходили все время после древних речных насосов террасы, кончилась, и под ней, совершенно неожиданно для Ельникова, оказался твердый базальт. Суточное углубление в нем сразу понизилось с 3 – 4 до 2 м. Чтобы поднять его хотя бы до 3 м, пришлось разделить сутки вместо трех на четыре смены, по шесть часов каждая; этим достигалась большая интенсивность труда. Зато базальт оказался не водоносным; вода проникала сверху, из свиты песчаников, только в верхние слои базальта, а через 4 м порода стала почти сухой. Поэтому, пройдя еще 4 м в сухом базальте, на этом пространстве плотно забетонировали промежуток между железной крепью шахты и ее базальтовыми стенками, чтобы остановить приток воды сверху из свиты песчаников. После этого в шахте стало почти сухо – вода просачивалась только кое-где через незаметные скважины в крепи, и насос работал не более четверти часа в каждую смену.

Глыбы базальта, вынутого из шахты, обтесывались тут же на площади, так как они должны были пойти на постройку больших домов, предназначенных для служебного персонала города, и для общественных зданий. Но к постройке их, первоначально предполагавшейся зимой, пришлось приступить немедленно. [...]