Текст книги "Золотоискатели в пустыне"
Автор книги: Владимир Обручев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ОБЫСК
Мафу вернулся домой около полуночи. Мальчики спали так крепко, что не слышали, как он вошел, засветил огонь, жадно поел обильные остатки ужина, потом с лампочкой в руках залез головой и плечами в топку кана и закопал глубоко в землю под слоем золы тряпку с золотом, отнятым у вора.
«Если не этой ночью, то завтра утром лое непременно сделает осмотр нашей шахты», – решил он за ужином и принял свои меры.
Проснулись, по обыкновению, рано. Пока мальчики варили завтрак, Мафу спустился в шахту, отобрал из руды, оставленной вором у забоя, все куски с видимым золотом, вынес их на поверхность и высыпал на пустыре, в стороне от отвода, в ямку, которую прикрыл разным мусором. Таким образом, и шахта была приготовлена для осмотра надзирателя: пусть теперь ищет, где богатая жила Лю Пи!
Некоторое беспокойство внушало Мафу то обстоятельство, что со времени последнего размола руды на мельнице они приготовили мало нового кварца – куча его во дворе была очень невелика. Ведь Лю Пи и он всю богатую руду толкли и промывали в шахте, а рудоносам оставалось очень немного для выноса на поверхность. Поэтому, вернувшись в шахту, Мафу с ожесточением начал бить свою обедневшую жилу, выламывая целые глыбы кварца, который, на его счастье, стал очень трещиноват. Мальчикам за это утро пришлось три раза спускаться за рудой и выносить корзины, наполненные доверху.
Они только что высыпали в третий раз свои корзины на заметно увеличившуюся кучу и собирались отдохнуть и покурить, как их внимание привлек необычайный шум на пустынной улице. Слышны были щелканье бича, звон колокольчиков и бубенчиков и протяжные крики «и-и-и-и-и», словно приближалась большая кавалькада. Мальчуганы мигом очутились на ограде и выглянули на улицу.
К ним приближалась скорым шагом кучка китайцев, среди которых на рослом ослике, увешанном колокольчиками и бубенчиками, ехал чиновник; его можно было узнать по черной шляпе с отворотами и синей кофте с вышитыми драконами. Рядом с ишаком, бежавшим легкой рысью, семенил запыхавшийся Ли Ю, поощрявший животное гортанными криками, а иногда и ударами плети. Впереди всадника, по бокам его и сзади шли солдаты, человек шесть или семь, с копьями в руках, с луками и колчанами за плечами; на их синих грязных и рваных куртках были нашиты на груди красные иероглифы, а головы повязаны по-бабьи синими платками. За солдатами шли любопытные, человек тридцать взрослых и подростков.
Процессия остановилась у калитки. Ли Ю открыл ее и под уздцы ввел ишака во двор; за ним последовали солдаты. Любопытные остались на улице, заглядывая поверх ограды. Пао и Хун, полураскрыв рты от удивления, смотрели, как два солдата, подхватив жирного чиновника под руки, бережно спускали его на землю, словно хрупкий сосуд с драгоценной влагой.
– Где хозяин отвода? – обратился он к мальчикам, пронизывая их хмурым взором своих косо прорезанных, заплывших жиром глаз.
– Лю Пи нету, а Мафу в шахте, – ответил Хун.
– Живо беги за ним, мальчик! – скомандовал надзиратель, и Пао не замедлил исчезнуть в черной дыре. – А ты останься, – сказал он Хуну, схватив его за косичку. – Где ваша руда?
– Вот она здесь на дворе! – Хун указал на белевшую кучу кварца.
– Что так мало? Куда еще носите?
– Никуда больше не носим.
– А золото где спрятано?
– Я не знаю… Золото у хозяина, у Лю Пи.
– Обыщите фанзу! – приказал надзиратель солдатам, – Ищите в мешках, в одежде, в сухарях.
Три солдата направились в фанзу. Остальные занялись осмотром двора, тыкали копьями в землю, где она казалась им взрытой.
Не выпуская из рук косички Хуна, надзиратель направился к фанзе и с трудом протиснулся в узкую дверь. В фанзе шел тщательный осмотр; один солдат, сидя на корточках на кане, разворачивал и вытряхивал одеяла и свернутую одежду, щупал и мял валики, набитые ватой и заменявшие подушки, отворачивал цыновки, покрывавшие лежанку. Другой рылся в мешках с провизией, третий концом копья тыкал твердо утоптанную землю пола.
– В топке посмотри! – скомандовал надзиратель. Солдат сунулся к топке; там горел огонек и на треноге в большом котле грелась вода для обеда. Солдат заглянул в глубь отверстия, просунул туда копье, потыкал в разных местах золу и сказал:
– Ничего нет, та-жень.
– Выгреби всю золу, посмотри в ней, – приказал надзиратель.
Солдат стал выгребать концом копья золу из топки; другой, кончивший безрезультатный осмотр ложа рудокопов, шарил в золе руками. Надзиратель, все еще придерживая Хуна за косичку, следил за этой работой.
В это время в фанзу вошел Мафу, за которым выглядывало недоумевающее лицо Пао.
Мафу при виде солдата, шарившего в топке, побледнел и, чтобы скрыть смущение, низко поклонился и пробормотал:
– Ты звал меня, та-жень, я пришел.
– Это рабочий, Мафу! – пояснил Ли Ю, стоявший у дверей.
– Где хозяин отвода? – резко спросил надзиратель, рассерженный тем, что обыск не дал еще результатов.
– Лю Пи ушел домой, на Манас ушел. Жена его очень заболела, умирать хочет, – заявил Мафу, следя глазами за солдатами, выгребавшими золу.
– Вот как! И много золота домой понес?
– Мало-мало понес, лое. Сколько у тебя после размола получили – все взял. Лечить надо, хоронить надо, если умрет.
– А ты что без него делаешь?
– Работаю в шахте, лое.
– И золота в жиле много попрежнему?
– Совсем мало стало, лое. Обманула нас жила; едва показалось хорошее золото и снова скрылось.
– Так я тебе и поверил, негодяй. Золото скрылось, да только где-нибудь здесь, а не в жиле.
– Если не веришь, лое, посмотри сам, своими глазами, – спокойно возразил Мафу, убедившись, что солдат выгреб только золу из топки и не собирался раскапывать в ней землю. – Вот на дворе наша руда, совсем бедная, посмотри сам. Спустись к нам в шахту, осмотри жилу – нет золота. Таких кусков, как мы приносили на мельницу, больше не попадается.
– И посмотрю, сам посмотрю, – крикнул надзиратель. – Ну, что, нашли что-нибудь в золе, в мешках, в кане? – обратился он к солдатам.
– Ничего нет, та-жень!
– А на дворе? Позовите тех, кто искал на дворе!
Вошли остальные солдаты. Один из них подал надзирателю тряпку с табаком и старую трубку мальчиков, найденные в одной из щелей ограды.
– Вот что нашли в ограде, та-жень! А больше ничего нет. Земля во дворе твердая, нигде не копаная. – Надзиратель быстро схватил тряпку в ожидании, что в ней завязано золото. Но уже легкий вес ее разочаровал его. Увидев в ней табак, он с сердцем бросил тряпку на кучу золы. Трубку, которую протягивал ему солдат, сердито отстранил рукой со словами:
– Можешь взять себе!
К великому огорчению Хуна, стоявшего попрежнему возле надзирателя, хотя тот при появлении Мафу уже выпустил его косичку, солдат сунул драгоценную трубку в свой карман. Табак высыпали в золу и вместе с ним несколько крупинок золота, единственный капитал бедных рудоносов.
Сердитый надзиратель двинулся к двери Ему, толстому и неповоротливому, было не под силу спускаться в шахту. Он хорошо знал, как это трудно, потому что пытался уже раз спуститься в шахту при подобном же обыске и чуть не сорвался.
– Ли Ю, возьми с собой двух солдат и спуститесь в шахту! – приказал он. – Осмотрите хорошенько жилу, выбей сам кусок руды из забоя, да поищите, не припрятаны ли где-нибудь золото или богатая руда.
– А мне итти с ними, та-жень, чтобы показать дорогу? – кланяясь, спросил Мафу у надзирателя.
Чиновнику показалось это подозрительным. Он не доверял ни Ли Ю, ни солдатам. Рудокоп мог сговориться с ними, подкупить их.
– Нет, ты останешься здесь. А дорогу пусть укажет мальчик. Эй, черномазый, где ты?
Хун остался в фанзе, чтобы скорее собрать драгоценный табак. На глаза надзирателю попался Пао, присевший в тени ограды.
Пао поднялся и пошел к шахте, сопровождаемый Ли Ю и солдатами. Один за другим все четверо скрылись в темной дыре. Надзиратель, велев подать себе низкий столик, который рудокопы ставили на кан для еды, важно расселся на нем возле кучи руды на дворе и стал рассматривать кусок за куском в надежде найти богатое золото и конфисковать его. Оставшиеся солдаты присели в тени фанзы на корточки и закурили трубки. Мафу стоял возле них, с улыбкой следя за действиями надзирателя. Ограда со стороны улицы попрежнему была унизана головами любопытных, перебрасывавшихся замечаниями. Ишак, привязанный в углу, спал, опустив голову; по временам только звякали его украшения, когда он вздрагиванием кожи или хлопаньем ушей сгонял назойливых мух.
В шахте спуск шел медленно. Хотя Пао добросовестно исполнял обязанности проводника, предупреждая лезшего за ним Ли Ю о каждой ступени и освещая ее лампочкой, но неопытные посетители часто скользили, проклинали надзирателя и шахту и ругались друг с другом, когда задний наступал на руки спускавшегося впереди или задевал его по лицу своей подошвой.
Вздохнули свободнее внизу, осмотрели оба забоя; Ли Ю выбил киркой несколько кусков руды и сунул их за пазуху; солдат с лампочкой в руках бегло освидетельствовал черные стены; полюбовались отражением огня в спокойной мутной воде ямы, на дне которой могли бы найти, если бы знали, в чем дело, немало истолченного и перемытого кварца и чугунную ступку. Вылезли наверх, запыхавшиеся и сердитые.
– Ничего особенного там нет, лое, – заявил Ли Ю, подавая надзирателю куски кварца. – Жила бедная, шахта – как шахта, лезть в нее шибко трудно и опасно.
Лое осмотрел принесенные куски кварца и презрительно бросил их в общую кучу.
– А вы хорошо искали? Ничего не припрятано? – обратился он к солдатам.
– Все осмотрели, та-жень. Темно, грязно, найдешь там что-нибудь! Богатой руды не видели, все такая же, как эта в куче.
– Едем домой, время кушать! – произнес лое, вставая. – Ну, твое счастье, Мафу, – обратился он к подошедшему рудокопу, – или у вас, действительно, богатая руда кончилась, или вы умеете ловко прятать ее от меня… А куда ты бегал вчера вечером? – попробовал он огорошить его неожиданным вопросом. – Золото понес прятать или продавать калмыкам, негодяй?
Но Мафу уже был подготовлен к этому вопросу; встреча с калмыками заставила его ждать обыска. Поэтому он ответил спокойно.
– Напрасно обижаешь бедного человека, та-жень! Вчера, когда мы были все в шахте, какой-то бродяга зашел к нам в фанзу и унес одеяло и мешок сухарей. Я и погнался по его следам с собачкой Ли Ю, вот спроси у него. Чтобы прятать или продавать золото, собака не нужна.
– Это правда, Ли Ю?
– Правда, лое. Так и сказал, когда просил дать ему собаку. Очень торопился догнать вора.
– Что же, догнал его?
– Догнал, та-жень! На Ангырты-речке он в кустах стрятался.
– Отчего ты не привел его ко мне?
– Как его приведешь, та-жень? Это разбойник, дунганин, с ружьем, а у меня с собой только ножик был.
– И здесь уже дунгане стали шататься! – озабоченно промолвил надзиратель.
– В Кульдже, говорят, большое восстание, город разграбили и сожгли, всех китайцев режут, – прибавил Мафу.
– У нас им нечего делать, народ бедный, – промолвил Ли Ю.
– А золото у лое? Этот вор, наверно, разведчик у них, ходит высматривает, – съехидствовал Мафу, чтобы лишить надзирателя покоя.
– Золото я отправляю в Чугучак каждую неделю, так и знайте и всем говорите, – заявил надзиратель и опять обратился к Мафу:
– Спрашивал он что-нибудь у тебя?
– Как же, спрашивал: богатые ли рудники, много ли золота надзиратель с рудокопов собирает…
– Что же ты сказал?
– Сказал, что совсем плохо стало, золота мало, жилы твердые. Что добудем – все у лавочника остается.
– Молодец, хорошо ответил! Пусть у лавочника ищут, если придут.
Надзиратель поднялся и велел подать своего ишака. Мафу, довольный исходом обыска, бросился к мирно дремавшему животному и подвел его к лое. При помощи солдат лое взгромоздился на седло, и незваные гости торжественно удалились, сопровождаемые частью любопытных, тогда как остальные зашли теперь во двор и обступили Мафу с расспросами.
ЗАМЫСЛЫ ХУНА
Мальчики прибрали разбросанное по фанзе имущество, опять развели огонь и поставили на него котел, уже успевший остыть.
Им удалось собрать частицу своего табаку. Но потеря трубки и золота казалась им непоправимой бедой – Хун после долгого раздумья сказал:
– Я видел, как Мафу сегодня унес корзину с рудой на пустырь.
– Верно выбросил негодную руду, – сказал Пао.
– Нет, не выбросил, а припрятал, и я знаю где. Он, видно, ожидал, что придет лое с солдатами искать у нас золото, и унес из шахты самую лучшую руду.
– Пожалуй, что так. Но теперь он возьмет ее назад в шахту и там истолчет.
– А мы раньше утащим кусочек. Самый махонький – он и не заметит.
– Ну, нахалы, скоро ли обед? – весело крикнул Мафу, вваливаясь а дверь фанзы. – А вы уж прибрали после гостей, я вижу.
– Обед еще не скоро, Мафу, – заявил Хун. – Солдаты сняли котел, потушили огонь, пришлось начинать варку сначала.
– Сходи-ка за мясом, Хун, – приказал Мафу, подсаживаясь к огню, чтобы закурить трубку. – Сварим побольше, сегодня у нас праздник по случаю почетных гостей. А после обеда можете итти гулять, куда хотите, в шахту больше не придется лезть за рудой. Завтра вернется Лю Пи, и мы переберемся на другой рудник.
Хун побежал за мясом, но, пользуясь тем, что Мафу остался в фанзе, он прежде всего сбегал на пустырь, быстро нашел ямку, засыпанную мусором, и извлек из-под него наугад кусок кварца, в котором оказалось видимое золото. Спрятав его во дворе, он спустился в шахту.
Когда Хун вернулся в фанзу, Мафу, наказав мальчикам позвать его, как только будет готов обед, отправился в свою очередь на пустырь с корзиной, откопал руду и унес ее в шахту, где принялся за толчение.
Он хотел к вечеру покончить с этим делом, а полученное золото скрыть от Лю Пи, возвращения которого ожидал с часу на час.
Хун и Пао, приготовляя обед, тихо, но оживленно разговаривали.
– После обеда, – сказал Хун, – мы пойдем искать хуан-янгов, охотиться на них.
– А ружье где возьмем?
– А вот оно висит.
– Мафу не даст нам его.
– А мы сами возьмем. Он уйдет в шахту, а мы – на охоту и вернемся раньше его. Он сегодня долго будет на шахте спрятанную руду толочь и промывать. Я уже нашел ее и кусок припрятал, – похвастался Хун, – с хорошим золотом. Теперь у нас и табак будет. Пожалуй, и новенькую трубку купим!
Возбужденные событиями дня и перспективой охоты, мальчики торопились с обедом и позвали Мафу, прежде чем мясо вполне сварилось. Но рудокоп после ночной прогулки и утренних волнений был очень голоден и ничего не заметил. После обеда он лег спать, поручив мальчикам разбудить его пораньше. Это вполне соответствовало их намерениям, и они дали Мафу спать не больше получаса, а во время сна приготовили провизию и корзины для задуманной прогулки.
Едва только рудокоп исчез в шахте, как Хун снял со стены ружье, пороховницу и мешочек с пулями и надел на себя.
– Тяжелое, однако! – заявил он смотревшему на него с завистью Пао.
– Как же ты возьмешь еще корзину?
– Знаешь, нам довольно одной корзины; положим в нее все – сухари, воду, чайник. Мы будем меняться.
Нагрузившись, мальчики вышли на пустырь и направились к пустынным холмам, на юго-восток от поселка, где они, собирая топливо, не раз встречали антилоп.
Закончив толчение и промывку руды, которая дала около десяти цынов золота, Мафу вылез из шахты уже после заката, усталый, голодный, но довольный. Он поднялся по уступам, мечтая об ужине, который, по его мнению, должен был уже ждать его, и, насвистывая песню пастухов, подошел к фанзе. Открыл дверь – и остановился, пораженный темнотой и тишиной.
– Ах, нахалы! – крикнул он. – Завалились спать, а огонь потух и ужин простыл.
Сбросив в угол кайлу, молот и клинья, которые он вынес наверх в твердом убеждении, что с этой шахтой все счеты покончены, Мафу подошел к кану и протянул руки, чтобы схватить мальчишек за ноги. Но его пальцы нащупали только гладкую цыновку.
– Куда вы запропастились, негодяи?! – крикнул он еще громче, нагнувшись всем туловищем над каном и шаря поближе к изголовью. Потом он достал огниво и трут, высек огонь и зажег масляную лампочку, всегда стоявшую слева у стены на краю кана. Фанза была пуста. Мафу заглянул в топку – ни признаков Огня или ужина; пусты и тренога и опрокинутый на земле котел.
– Эти негодяи еще не вернулись, и я должен голодный теперь разводить огонь и варить для них ужин. Еще бы, стану я возиться! Будь они прокляты, бездельники! Сварю чай, поем сухарей, да холодного мяса от обеда и лягу спать. Пусть они тоже останутся без ужина, когда вернутся. А завтра отдеру их за уши.
Мафу развел огонь и стал искать чайник. Но его нигде не было. Пришлось вскипятить воду в котле. Рудокоп сел на кан и принялся за еду, но все время смотрел на дверь, ожидая, что она откроется и в фанзу войдут бездельники. Уж и устроит он им прием! Одного за уши, другого за уши и лбами друг о друга! А потом – пошли на кан спать, ни ужина, ни чаю для вас нет!
Но один ломоть мяса за другим исчезали за крупными белыми зубами Мафу, кучка сухарей таяла, а мальчики не появлялись. Выпил несколько чашек чаю – их все еще нет. Выкурил трубку, другую, стало клонить ко сну.
Желание дождаться и наказать мальчиков постепенно слабело под влиянием усталости и непреодолимой дремоты. Поборовшись некоторое время со сном, он в конце концов залез на кан и улегся спать.
Солнце поднялось уже высоко, когда Мафу откинул, наконец, одеяло, присел, зевнул, протер глаза – и увидел, что он в фанзе один. Одеяла мальчиков лежали свернутые на своем месте, в лампочке выгорело все масло, пустой котел стоял на полу.
«До сих пор не вернулись, нахалы!» – подумал рудокоп и почувствовал некоторую тревогу. Посмотрел недоумевающими глазами на пустой кан, и вдруг взгляд упал на стену над изголовьем, где всегда висело его ружье. Стена была пуста: ни ружья, ни пороховницы, ни мешочка с пулями!
Ой, не побывал ли здесь вор вчера, когда никого не было дома? Уж не сделал ли Цзинь Тай третий визит в шахту и украл в отместку самое ценное, да еще увел мальчиков и убил их?
Быстро одевшись, Мафу вышел из фанзы, подошел к шахте, посмотрел в ее черную бездну, словно она могла дать ответ на его недоуменные вопросы, потом поглядел через ограду в одну, другую и третью сторону в надежде увидеть возвращающихся мальчиков. Но пустынная долина, уже разогретая солнцем, расстилалась без каких-либо признаков жизни от подножия угрюмой стены Кату на севере, до плоских холмов на востоке и юге. Воздух над ее поверхностью уже струился от зноя, и холмы по временам казались стоящими позади широкого светлого озера.
– Хоть бы Лю Па скорее вернулся! – пробормотал рудокоп, возвращаясь в фанзу, чтобы приняться за приготовление еды. – Я не знаю, что делать, где искать мальчишек, пустыня так велика!..
Он развел огонь, поставил воду в котле, спустился в шахту за мясом и приготовил все для сытного обеда.
Перед самым полуднем, когда Мафу уже собирался сесть в одиночестве за трапезу, в фанзу вошел Лю Пи.
– Вот хорошо, что ты вернулся! – воскликнул рудокоп. – Обед у меня как раз готов.
– А где же мальчики? – спросил Лю Пи, освободившись от своей ноши.
– Гуляют где-то. Сядем кушать, и я расскажу тебе, что случилось здесь во время твоего отсутствия. – Уплетая суп и мясо, Мафу подробно рассказал об истощении богатой жилы и охоте на архаров, о воровстве руды и о своей погоне за похитителем, об обыске и, наконец, об исчезновении мальчиков.
– Я думаю, что они взяли мое ружье и пошли на охоту. Но только куда: в Кату за архарами или на холмы за хуан-янгами?
– Скорее всего, что так, – сказал Лю Пи, – и они, наверно, заблудились. Только не нашалили бы они с ружьем! А то еще могли столкнуться с волками.
– Без собаки не обойтись!
– Само собой. После обеда я немного отдохну, а ты сбегай к Ли Ю и попроси у него собаку. Искать пойдем вместе. Может придется нести одного из них или обоих.
Хотя Лю Пи отмахал в этот день уже более сорока ли, но исчезновение детей очень встревожило его, и он позволил себе только самый короткий послеобеденный сон, пока Мафу ходил за собакой на мельницу. Как только он вернулся, оба рудокопа, захватив с собой сухарей, сушеного мяса, чайник Лю Пи, запас воды во фляге и вооружившись ножами и топором, отправились на поиски. Собака повела их к холмам на юго-восток от поселка.
ПАО И ХУН НА ОХОТЕ
Накануне по этому же пути по хорошо протоптанной тропе, пролегавшей в долине между брошенными отводами и развалинами фанз, расположенных вдоль давно отработанных жил, прошли Хун и Пао. В километре от поселка тропа пошла по невысоким холмам, усыпанным щебнем сланца и покрытым «лаком пустыни» – черным, как смола, и, как смола же, блестевшим под лучами высоко стоявшего солнца.
Холмы тянулись далеко на юг от долины Чий Чу, все одинаково черные, усыпанные щебнем, похожие на плоские котлы, опрокинутые вверх дном и покрытые шероховатой копотью от долговременного употребления. Изредка это однообразие нарушалось небольшим утесом на вершине пли на склоне какого-либо холма, но таким же черным, как и все остальные, или более широкой долинкой с сухим руслом, вырытым дождевым потоком и поросшим несколько более крупными кустами с серо-зеленой листвой.
Кое-где внимательный наблюдатель открыл бы маленькие пучки засохшей травы, росшие в ложбинах и рытвинах холмов и привлекавшие в эту мрачную пустыню хуан-ян-гов. Среди однообразных холмов, редко посещаемых людьми, четвероногие мирно паслись, пощипывая траву, обгрызая полынь и эфедру, чутко прислушиваясь к шорохам. Люди тревожили их очень редко; гораздо больше страдали они от волков, которые ухитрялись иногда отбить от стада животное, окружить его в котловине и зарезать, поэтому на черном фоне щебня местами белели то кости, то череп с волнистыми рожками.
Кроме антилоп, в более широких долинах можно было встретить мелкого бурого зайца, довольствовавшегося той же скудной пищей. Иногда по кустам порхали маленькие пташки, а между щебнем мелькала проворная ящерица. Но часто можно было пройти час-другой, не встретив ни одного живого существа. Чтобы выбраться из этих однообразных безжизненных холмов, следовало итти прямо на юг, где на расстоянии хорошего дневного перехода в скалистой, глубоко врезанной долине протекала маловодная речка Дарбуты, окаймленная зелеными рощами и зарослями камыша, в которых ютились зайцы, водились кабаны и фазаны, гнездились долгоносые утки. Но если, забравшись на холмы, повернуть на восток, пришлось бы итти несколько дней, не встретив ни воды, ни признаков жизни, пока, вместе с самим Джаиром, не кончилась бы эта пустыня.
Хун и Пао бывали на этих холмах, собирая на топливо скудные кусты и аргал. Но они никогда не уходили далеко в глубь и, поднявшись на вершину любого холма, могли различить на севере широкую долину Чий Чу, а за ней стену Кату, указывавшую им обратный путь.
Но в этот раз они пошли на охоту, и нужно было непременно найти антилоп. Тропа, которая привела их к холмам, скоро стала ветвиться, и каждая ветвь постепенно становилась все менее ясной, теряясь, наконец, в какой-нибудь котловине. Мальчики шли между холмами, переходя из одной котловины в другую по низким седловинам или по коротким долинкам. Они не обращали внимания на то, куда ведет та или другая долина, и постепенно уклонялись все больше и больше на восток.
Так прошло часа два. Они видели мельком зайца, выкатившегося ша, ром из-под куста и сейчас же скрывшегося за склоном; видели кости антилоп и два черепа их, на которые Хун с торжеством указал Пао. Наконец, при выходе в более обширную котловину они обнаружили совсем близко, не более чем в пятидесяти шагах, целый десяток антилоп; одни паслись, другие лежали на щебне, подогнув под себя ноги, как козы, и поворачивая головы то в одну, то в другую сторону.
Мальчики замерли и некоторое время любовались красивыми животными, не заметившими приближения охотников. Опомнившись, Хун стал снимать ружье, висевшее у него за спиной; оставалось поставить его на сошки, взвести курок, подсыпать свежего пороху на полку. Для этой операции он присел за более крупным кустом, а Пао остался на месте, глядя на животных поверх куста.
Но щелканье курка встревожило чутких антилоп. Они быстро подняли головы, заметили врагов и большими прыжками понеслись прочь, поднимаясь на холмы.
Хун испустил проклятие, а Пао со вздохом сказал:
– Ну, ничего не вышло из охоты!
– Выйдет еще! – уверенно ответил Хун. – Они убегут недалеко, и мы подойдем к ним из-за холма с ружьем наготове.
Он вскинул ружье на плечо и побежал вперед, Пао за ним. Дойдя до места, где паслись антилопы, мальчики скоро нашли их следы – маленькие впадины в почве котловины – и пустились в погоню. Следы поднялись на холм, спустились в следующую котловину, опять поднялись на холм.
– Теперь осторожнее, – сказал Хун. – Они, верно, сейчас за этим холмом. Я пойду вперед, а ты немного отстань.
Подражая приемам Мафу, мальчик согнулся и почти пополз вверх по склону; не доходя вершины, он даже лег и пополз на животе. На вершине он замер, обозревая открывшуюся перед ним котловину. Но антилоп нигде не было видно.
Поманив рукою Пао, ожидавшего ниже на склоне, Хун встал, спустился в котловину, не теряя следов, и на следующем холме повторил тот же прием… и с таким же результатом. То же было и на двух других холмах. Только с пятого он увидел, наконец, антилоп, которые остановились в небольшой котловине и опять паслись.
Хун отполз немного назад, приготовил ружье и, готовый к выстрелу, стал ползком подниматься наверх. Достигнув гребня, он прицелился в ближайшую антилопу и нажал пальцем на собачку. Грянул выстрел, и молодой охот-пик с жалобным криком упал навзничь, а ружье, взмахнув сошками в воздухе, перелетело через его голову и покатилось по щебню.
Пао, оставшийся в двадцати шагах позади, испустил вопль, полагая, что его товарищ убит.
– Ой, Хун, ой, ой, Хун!
Но Хун вдруг вскочил, бросился на гребень и исчез. Пао побежал за ним и с гребня увидел, что тот ходит по котловине, разглядывая землю.
– Я подумал, что ружье застрелило тебя, – сказал Пао, подбегая к товарищу.
– Ружье стреляет вперед, а не назад, – ответил Хун. – Оно только ударило меня в плечо, и я упал.
Мальчик не имел понятия об отдаче при выстреле и не прижал приклада к плечу, почему и получил очень чувствительный удар.
– Ты не подстрелил хуан-янга?
– Не знаю, может и попал. Только незаметно, куда бежало раненое животное.
Они долго ходили взад и вперед, ища следов крови, но не нашли ничего.
– А где ружье? – спохватился Пао.
– Ой, я его оставил там на вершине, – пробормотал сконфуженно Хун.
Вокруг котловины поднималось несколько холмов, похожих друг на друга, как близнецы, и мальчики не могли теперь вспомнить, с какой стороны они спустились вниз. Пришлось забираться по очереди на каждый холм, пока на склоне одного из них не наткнулись на ружье, лежавшее сошками вверх среди щебня.
Хун поднял его, осмотрел и сказал:
– Как будто не сломалось. Нужно опять зарядить, чтобы быть наготове.
Пао присел на щебень, поглядел кругом и сказал:
– До заката остается один только час, Хун. Идем домой, а то мы не успеем приготовить ужин для Мафу.
Пока Хун заряжал ружье, Пао достал из корзины флягу с водой, напился, потом стал жевать сухари, поглядывая с недоумением на солнце, которое стало совершенно красным.
– Слушай, ночью, кажется, будет хый-фын.
– Да, похоже на то, – сказал Хун, в свою очередь посмотрев на солнце.
– А в какую сторону нам теперь нужно итти?
– Конечно, туда, где видны горы Кату. Наша долина у подножия их.
– А где же Кату, я что-то не вижу.
– Ах, ты… – сердито начал Хун, но внезапно оборвал и с недоумением обвел взглядом горизонт. Зубчатая стена Кату, которую видно было с любого высокого холма этой местности, исчезла.
– Это пыль скрыла горы, как всегда бывает перед хый-фыном, – задумчиво проговорил он.
– Что же мы теперь будем делать? – со слезами в голосе воскликнул Пао. – Как мы попадем домой, если Кату не покажет дорогу?
– Ну, уже разнюнился, плакса! – прикрикнул на него Хун, хотя в его душу тоже закралась тревога. – Мы пойдем в сторону заката; солнце летом садится левее Кату.
Он не был в этом вполне уверен; во время преследования хуан-янгов солнце светило то в спину, то в бок, то в лицо. Кату был более надежным маяком; по положению хорошо знакомых им вершин и ущелий его они уже не раз ориентировались при возвращении домой из экскурсий за топливом.
Утолив слегка голод и жажду, мальчики скорым шагом, несмотря на усталость, направились на запад, прямо в сторону солнца, которое становилось все краснее по мере того, как спускалось за пыльную завесу. Но скоро оно уже чуть светило и, наконец, исчезло, не достигнув гребня высокого Джаира.
Держаться направления той точки неба, где скрылось солнце, оказалось очень трудно. Холмы так походили один на другой, ложбины и долины между ними так часто изгибались, ветвились, опять соединялись, что итти прямо было совершенно невозможно. Мальчики шли между холмами, отклоняясь постепенно то в одну, то в другую сторону. Кроме того, они сразу взяли неверное направление, так как из дома шли на юго-восток, а во время преследования хуан-янгов уклонились на юг, теперь же по солнцу выбрали путь на запад и потому двигались параллельно окраине холмов и долине Чий Чу. Хотя они приближались к дому, но должны были пройти мимо него на значительном расстоянии.
Так прошло больше часа. Стало смеркаться. Хун все чаще поглядывал на небо, начинавшее уже принимать фиолетовый оттенок. Пао угрюмо молчал, с трудом передвигая ноги. Наконец, он не выдержал.
– Я не могу больше итти, Хун, я ужасно устал.
– Ну, присядь, а я сбегаю на вершину и посмотрю, не видно ли нашу долину.
Пао опустился на щебень возле ружья, снятого Хуном, и сразу заснул. Хун стал взбираться на соседний холм в надежде, что с его вершины увидит впереди долину Чий Чу и ряды серых фанз рудничного поселка. Он тоже сильно устал и с трудом доплелся до вершины. Но ни долины, ни поселка не было видно. До серого, пыльного горизонта продолжались те же холмы, точно внезапно застывшие волны унылого черного моря. Хун посмотрел вправо и влево, оглянулся назад – везде одно и то же. Кое-где удручающее однообразие мрачных горбов нарушалось несколько более высокой, но такой же черной и круглой вершиной.
«Мы заблудились», – со страхом подумал Хун. Но мальчик не потерял присутствия духа.
«Переночуем здесь, – решил он, спускаясь с вершины. – Вода и сухари у нас есть, сварим чай. Волков отгонит огонь, да и ружье у нас есть. А завтра видно будет Кату, и мы узнаем, куда итти».
Только мысль, что Мафу останется без ужина и обнаружит исчезновение ружья, несколько тревожила его.
Внизу он застал Пао крепко спящим, и никакие толчки и оклики не смогли его разбудить. Между тем нужно было использовать немногие минуты, оставшиеся до наступления темноты, чтоб набрать побольше топлива на ночь. И Хун, не теряя времени, принялся за дело. Котловина, в которой они остановились, оказалась довольно богатой кустами, и мальчик, не жалея рук, ломал и вырывал с корнем все, что могло служить пищей для огня, стаскивая охапки хвороста к тому месту, где безмятежно спал Пао. При этом он отдал предпочтение окраинам котловины, считая, что кусты, ближайшие к месту ночлега, можно будет ломать и позже, при свете костра.
