Текст книги "Громовая стрела. Забытая палеонтологическая фантастика. Том VII"

Автор книги: Владимир Обручев

Соавторы: Николай Плавильщиков,Михаил Первухин,Павел Литвинов,Сергей Горбатов,Вадим Поздняков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Мегалозавр вскочил. Он взглянул на врага и снова бросился на него, снова запустил зубы ему в горло.

Он так рассвирепел, что даже неподвижность врага не могла ослабить его ярости. И он продолжал рвать, грызть и кусать врага, терзал его лапами и таскал по траве до тех пор, пока тело врага не превратилось в бесформенную груду красных и бурых лохмотьев.

Только теперь мегалозавр успокоился.

Он встал на задние ноги, уперся в землю хвостом и оглянулся. Вдали на лугу виднелись туши стегозавров.

Ярость сменилась голодом – мегалозавр помчался к стегозаврам.

Через час он доел и вторую тушу. Он был сыт; кровь, разогретая борьбой и солнцем, быстро текла по телу, сердце билось резко и часто. Подвижной и сильный, неуклюжий и в то же время ловкий, он большими прыжками понесся по лугу, поглядывая по сторонам и время от времени издавая негромкие хриплые звуки. И те, кто слышали этот хрип, оглядывались, приподнимали головы и поспешно бежали в сторону.

Лес и луг, болото и озеро знали мегалозавра. Это был страшный враг.

«Это – смерть», – могли бы сказать животные, если бы они умели говорить и знали, что есть на свете смерть. Они молчали, они были немы, они не знали слова «смерть». Но они бежали от мегалозавра со всей скоростью, на которую были способны. И этот безумный бег, этот ужас, который вселял в них рев мегалозавра, говорил лучше всяких слов:

«Мегалозавр – смерть».

«Вода – спасенье!»

Стадо игуанодонтов, спугнутых с опушки мегалозавром, помчалось по лугу. Они бежали долго, и едва остановились, как до них донесся двойной рев – на лугу началась драка между мегалозаврами. Снова помчались игуанодонты, прыгая через невысокие кусты и рытвины, огибая сплошные заросли папоротников.

Пробежав вдоль опушки леса цикадей, саговников и араукарий, они выбежали на окраину болота. Новый рев подогнал их, и они, перепуганные ревом и охваченные непреодолимым стремлением бежать, снова помчались вперед. Они бежали до тех пор, пока перед ними не засветилась вода болота, а под ногами не захлюпала грязь.

Ноги вязли, хвост тонул в грязи и не давал нужного для прыжка толчка. Болото и трясина остановили игуанодонтов.

И тут же они натолкнулись на молоденьких бронтозавров, со вчерашнего дня еще не покинувших болото.

Пригретые солнцем детеныши вперевалку бродили по трясине, скусывая траву, протягивая к воде шеи и кое-как вылавливая из воды водоросли. Они были совсем молоды – и звуки леса и луга, шум болота и озера еще не были им знакомы. Но громкий звук испугал их своей силой.

Услышав топот и хлюпанье, услышав прерывистое дыханье и хрип, они побежали к воде.

Они не знали воды, они не знали, что в воде – спасенье. Они побежали к ней потому, что шум шел сзади, а вода была впереди. Шум приближался, приближалась и вода. И вот впереди вода, а сзади – сзади все нарастал и нарастал шум.

Вдруг, как от резкого толчка, проснулся дремавший инстинкт.

«Вода – спасенье!»

Детеныши не остановились на берегу озера, вошли в воду. Побрели по воде, уходя все дальше и дальше от берега. Волны чуть плеснулись – бронтозавры были еще очень малы.

Игуанодонты не были врагами бронтозавров, но детеныши не знали этого. Они ничего еще не знали. Весь их житейский опыт пока сводился к одному: они умели кое-как жевать траву. И страшные чудовища, прыгавшие по болоту, перепугали их.

Бронтозавры замерли в воде. Они было попрятали под воду даже головы, но задохнулись и высунули их из воды. Зато шеи они опустили в воду до самого затылка.

А с трясины неслось хлюпанье, чмоканье грязи, слышался хрип и громкое сопенье. Один из игуанодонтов громко замычал. И тотчас же головки спрятались в воду и долго-долго не показывались оттуда.

В этой встрече бронтозавров с игуанодонтами была хорошая сторона – детеныши пошли в воду. Им понравилось в воде, они уже не вышли в тот день на берег. И на ночь они остались в озере, подняв над водой – подобно взрослым – головы, и всю ночь простояли, опершись на длинные хвосты.

IV. ОЗЕРО ВЫСОХЛО

Они растут

Много кругов на небе описала луна.

Много раз показывалось на востоке, катилось по небу и пряталось на западе солнце.

Много раз на смену длинным дням и коротким ночам приходили короткие дни и длинные ночи.

Много раз сменили свои ван папоротники, и много раз роняли араукарии одряхлевшие иглы.

Много раз линяла саламандра, и много раз над озером кружились в воздухе только что появившиеся на свет мухи и комары.

Прошло несколько лет. Лет однообразных и монотонных, без белых хлопьев зимы, без радостной весны и мутной осени. Не было и лета. Только разница в длине дней говорила о смене времен года.

Детеныши бронтозавра понемножку росли.

Быть может, они росли бы скорее, если бы ели побольше. Но озеро, на котором они жили, было для них слишком глубоко. Только у самого берега они могли бродить в воде и кормиться.

Они ели подряд все – водоросли, траву, нежные побеги молодых хвощей. Сначала они съедали то, что было повкуснее, потом начинали есть более грубые побеги. Но и этих побегов становилось все меньше, все больше приходилось бродить вдоль берегов, чтобы найти еду. Трава, росшая на трясине возле озера, была редка. Детеныши ели так много, что взамен съеденной и вытоптанной травы не успевала вырастать новая.

Иногда, когда голод особенно сильно мучил их, они пытались уйти подальше от озера, уйти за ту трясину, которая подходила к озеру. Но далеко уйти им ни разу не удалось. Стоило им отойти на сотню-другую шагов от озера, как их кто-нибудь пугал. То доносился рев из соседних рощ и лесов, то слышался топот, то – это случалось всего чаще – они пугались, сами не зная чего. И всегда они поспешно шли к озеру, залезали в воду по самые головы и часами стояли так, уставившись на берег.

Страх не отпускал детенышей от озера. Голод гнал их от него.

«Прощай, озеро!»

Вдруг озеро начало мелеть. Там, в земной коре, глубоко под дном озера, что-то произошло. Вода начала уходить из озера. Оно мелело с необычайной скоростью, берега все дальше отступали от трясины. С каждым днем, с каждым часом озеро становилось все мельче и мельче.

Наконец озеро так обмелело, что взрослые бронтозавры его покинули. Молодым бронтозаврам теперь было доступно все озеро – они могли свободно бродить даже по его середине. Еды было много, и они ели, ели, ели. Они так наедались, что нередко уже среди дня едва могли ходить. Их животы низко провисали между толстевшими с каждым днем ногами, спины округлились, а бока выпятились. Исчезли складки кожи – она была туго натянута слоем подкожного жира.

Еды было много. Но озеро продолжало мелеть.

С каждым кругом луны по небу, с каждым кругом солнца, оно мелело. Оно покрылось множеством островков и отмелей, оно превратилось в ряд больших луж.

Несколько мелких луж, вода которых не закрывала бронтозаврам живота, – вот все, что осталось от озера.

Начался голод.

Водяные растения быстро гибли, только совсем небольшие водоросли могли жить и расти в таких лужах. Но и они исчезали с каждым днем – солнце выпивало воду, и водоросли бурели, сохли и превращались в тонкий слой буроватого войлока на дне высохших луж.

Голод гнал детенышей с озера. Страх удерживал их на месте, но в конце концов голод пересилил страх.

Детеныши ушли с озера.

Топь, по которой несколько лет назад бродили детеныши, исчезла, исчезли лужи, мох высох, и голые кочки торчали между ям и рытвин.

Впереди показались отдельные высокие цикадеи. Прямые, покрытые словно войлоком стволы несли наверху венцы длинных перистых листьев. Молодые ветви высоко поднимались в небо; старые бессильно свисали вдоль стволов, а иные – валялись на земле и гнили.

Ночь без одеяла

Солнце спускалось все ниже. Бронтозавры забеспокоились. Они привыкли проводить ночь в воде, закутавшись в нее по ноздри, как человек кутается в холодные ночи в одеяло. Теперь «одеяла» не было.

Беспокойство росло. Они вытягивали шеи и озирались по сторонам. Они подставляли ветру то один бок, то другой. То брели вперед, то поворачивали назад. То толклись на месте, обходя группу цикадей, то шли прямо, не сворачивая ни на шаг в сторону. Они искали.

Вода, озеро – вот, чего не хватало бронтозаврам.

А солнце опускалось и опускалось, заканчивая свой дневной круг. Впереди – круг луны…

Прохладнее и прохладнее становилось в воздухе, длиннее и длиннее ложились тени от деревьев.

Темнота несла с собой страх. Прохлада несла с собой оцепенение.

Бронтозавры шли меж деревьев, но теперь их походка была медленнее. Они часто останавливались, как бы засыпая на месте. Потом – толчок, и животное подвигалось вперед. Победит оцепенение, победит прохлада – они замрут на месте. Потом напоминал о себе страх, и они делали десяток-другой шагов.

Борьба была неравной.

Все реже становились толчки страха, все чаще бронтозавры останавливались. Все короче и короче становились промежутки между остановками.

Наконец, бронтозавры остановилась и больше уже не сдвинулись с места.

Это случилось на опушке небольшой рощи, в которой перемешались колючие ветви араукарий с плакучими ветвями гингко, а перистые цикадеи чередовались с древовидными папоротниками.

Свисавшие почти до самой земли тонкие ветви гингко образовали настоящую палатку. Под сквозным навесом листвы было темней, но теплее. Лес еще дышал накопленным за день теплом, и из него чуть тянуло теплым ветерком.

Солнце скрылось. Тени побледнели и растаяли. Красный закат чуть горел вдали, но под навесом ветвей было уже совсем темно. С равнины потянуло прохладой.

Бронтозавры сбились в кучу. Чуть заметное облачко пара поднялось над их головами. Глаза закрылись, длинные шеи легли на спины. Донесшийся издали рев заставил бронтозавров на миг приоткрыть глаза. У них уже не было сил подняться, вытянуть шеи, окинуть взглядом окрестность. Они не могли бежать, не могли идти.

Победило оцепенение. Прохлада ночи была сильнее страха.

Охотник утренней зари

Когда на утренней заре мегалозавр вышел на охоту, он вскоре встретился с грудой оцепеневших тел. Он жил в этом лесу, этот лес и соседние рощи и луга были местами его охотничьих приключений. Мегалозавр заметил странную груду под ветвями гингко и тотчас же запрыгал к ней. Его скачки – уродливые и громкие – будили лес. Хриплое дыхание смешалось с шорохом ветвей и листьев, хвост прижимал траву, и она, выпрямляясь, шелестела. Но никто не слышал прыжков, шелеста травы и шороха ветвей и листьев: оцепенелые бронтозавры еще не успели отогреться.

Мегалозавр на несколько мгновений остановился перед навесом ветвей.

Его обоняние было очень слабо, и он не мог различить запаха бронтозавров. Его зрение было остро, но – мегалозавр привык к тому, что добыча шевелится, двигается. А здесь – темные лоснившиеся груды были неподвижны. Что-то знакомое было в цвете кожи бронтозавров, что-то давно известное напоминали темные груды. Но воспоминания были так смутны и неясны. К тому же – и это главное – груды были неподвижны.

Неподвижность смутила мегалозавра.

Вместо того, чтобы быстрыми прыжками броситься на добычу, – как он делал обычно, – мегалозавр медленно и осторожно подобрался к завесе ветвей и листьев. Приподнявшись на задние лапы, он вытянул вперед голову и пристально поглядел на груды темных тел.

Бронтозавры не шевелились. Солнце еще не прогрело воздуха, роса крупными каплями лежала на траве.

Мегалозавр смотрел. Он чуть заметными шажками подвигался все ближе и ближе к бронтозаврам. Они и манили его и смущали. Манили знакомым цветом и очертаниями, смущали неподвижностью.

Долго приглядывался к бронтозаврам хищник. Потом нерешительно повернул и запрыгал в сторону.

Как их разбудили

Лучи солнца проникли наконец и под ветви гингко. Солнечные пятна кружевом легли на темные спины и бока. Бронтозавры начали отогреваться.

Мегалозавр прыгал по опушке, поглядывая по сторонам. Один из бронтозавров пошевелился. Мегалозавр насторожился, взглянул и уже не спускал глаз с темной груды.

Солнце катилось по небу, забираясь все выше и выше. Розовые облака постепенно белели, а побелев – исчезали в синеве неба. Роса высохла, туман рассеялся. Воздух теплел с каждой минутой.

Бронтозавр зашевелился, переступил ногами…

Мегалозавр бросился вперед. Прыжок, и он врезался в середину темной груды. Сильные короткие лапы охватили шею бронтозавра, острые клыки впились в горло.

Груда рассыпалась, перемешались громоздкие тела, переплелись длинные шеи, перепутались хвосты. Бронтозавры сбросили с себя оцепенение – толчок страха был слишком силен. В паническом ужасе громоздкие тела заворочались на влажной земле. Они пытались приподняться, сбивали друг друга с ног, наступали один другому на хвост.

Мегалозавр не обращал внимания на ворочавшихся вокруг него бронтозавров, а продолжал грызть горло добыче. И только когда перегрызенная шея вдруг исчезла – передняя часть ее просто упала на землю, и зубы мегалозавра куснули воздух, – он оторвался от добычи и оглянулся.

Бронтозавры с треском и грохотом ломились сквозь лесную чащу. Они проложили широкую дорогу среди зарослей, и эта дорога издали показывала направление, в котором ушла добыча. Мегалозавру незачем было их преследовать – перед ним лежала большая туша, целая гора свежего мяса. И он принялся за еду.

Солнце катилось по небу все дальше и дальше. Оно осветило бронтозавров, безостановочно шедших через заросли. Они были так напуганы неожиданным нападением, что даже на ходу не срывали ветвей или травы, но шли, шли и шли. Вытянув вперед шеи, ломились напрямки через заросли, сметая в стороны кусты и молодые деревья, натыкались на старые толстые деревья, обдирая об их жесткую кору бока и грудь, царапали хвосты об острые края пней, и – шли, шли, шли.

Там, позади, остался страшный враг. Инстинкт кричал теперь: «Вода – спасенье!» Они шли и искали эту воду. Воды не было.

Солнце докатилось до зенита. Уже много часов шли бронтозавры. Голод все сильнее и сильнее мучил их. Они начали понемногу замедлять шаги, останавливаться, срывать то ветку, то кустик травы. Они жевали еще на ходу, но с каждым шагом шли все медленнее и скоро остановились совсем.

В лесу

Косые лучи солнца побежали по лесу. Среди узких и длинных теней деревьев легла короткая тень. Это была тень мегалозавра.

Он догнал по следам ушедших бронтозавров. Его инстинкт хищника требовал еще добычи, мегалозавр не мог уйти, отказавшись от охоты. Он был сыт, но разве охотник бьет дичь только из-за голода? Охотничьи инстинкты заставили мегалозавра преследовать бронтозавров. Ему нетрудно было найти их след, нетрудно было мчаться большими прыжками по широкой дороге, проложенной громоздкими ящерами в лесной чаще.

Он догнал бронтозавров.

Раздался громкий рев, треск сучьев и ветвей. Тени запрыгали, перемешались.

Мегалозавр прыгнул…

В момент прыжка ему под ногу подвернулся обломок ствола. Хищник поскользнулся и хотя и прыгнул, но не туда, куда хотел.

Вместо одного бронтозавра он наскочил на другого. Он прыгнул ему не на спину, не на бок, а на – хвост.

Раскрытая пасть закрылась, клыки лязгнули, впились. Но только кончик хвоста остался в страшных челюстях.

Раненый бронтозавр взмахнул хвостом, ударил им мегалозавра по голове, попал ему по глазам. Хищник на миг зажмурился…

Когда мегалозавр открыл глаза, он увидел впереди нескольких уходивших бронтозавров. Яростно заревев, он прыгнул и сбил одного из них…

Раненый бронтозавр ломился сквозь чащу. Боль в хвосте так подгоняла его, что он ни на миг не остановился, чтобы передохнуть. Он прошел без остановки весь лес, прошел заросли папоротников и хвощей, прошел низкорослые кустарники и вышел на большую равнину.

Далеко впереди виднелись темные зубцы. До них – равнина, однообразная и унылая, поросшая редкой травой и низенькими кустиками папоротников, жестких и побуревших. Направо темные зубцы незаметно переходили в полосу леса. Налево они тянулись вдаль и скрывались на горизонте.

Бронтозавр пошел по равнине. Вскоре он остановился, оглянулся. Позади никого не было… Из лесу не доносилось ни звука. И все же… Бронтозавр зашагал вперед.

Он шел все дальше и дальше от леса, вглубь равнины, к тем темным зубцам, что виднелись далеко на горизонте. Шел потому, что оттуда временами налетал легкий ветерок, в котором чуялось дыхание влаги.

V. КРЫЛАТЫЙ ЯЩЕР

Куча лохмотьев

Там, где кончался лес, громоздились буро-желтые скалы. Их острые зубцы врезались в небо, а глубокие ущелья и пропасти были черны и из них несло холодом.

На уступах скал виднелись неподвижные темные массы. Они казались большими кучами лохмотьев.

Солнце сверкало на утесах, пробегало по кучам лохмотьев, и в этих кучах что-то играло и переливалось всеми цветами радуги. Но стоило набежать облаку и скрыть солнце, как куча становилась мертвой и тусклой, грязной и чуть заметной на серо-буром фоне уступа.

Одна из куч вдруг зашевелилась. Она сделалась ниже и шире, потом приподнялась и поползла. Она не была теперь темной и мрачной, а стала яркой и пестрой.

Птеродактиль медленно пополз по скале, цепляясь за нее когтистыми пальцами. Он выбрасывал далеко вперед передние ноги, цеплялся когтями за трещинки и уступы и подтягивал вперед свое тело, окутанное, словно плащом, огромной кожистой перепонкой.

Он медленно всполз на уступ, сел здесь и, высоко приподнявшись, вытянул шею. Большая голова с ярко-красным гребнем и длинными челюстями, похожими на чудовищный клюв, повернулась в сторону моря. В полураскрытой пасти виднелось множество длинных и острых зубов – словно зубья большой пилы. Маленькие глазки тускло смотрели вдаль.

Далеко позади тянулась равнина, кое-где поросшая папоротниками. На самом горизонте мутно переливался туман – там было большое болото. Впереди сверкали и шумели волны моря. Ничего живого не было видно, ни один крик не нарушал тишины, ни одно движение не привлекало взгляда. Кругом было мертво и пустынно. Так, по крайней мере, казалось.

Приподняв голову и широко раскрыв пасть, крылатый ящер издал громкий скрипучий звук. И словно в ответ на этот зов, зашевелилась еще одна куча лохмотьев. Вскоре на соседнем уступе показалась фигура второго ящера. Раскрыв пасть, он глядел на первого.

Оба ящера неподвижно сидели на скалах. Они смотрели друг на друга, то закрывая, то раскрывая пасти, и грелись в лучах солнца. И чем дольше грелись ящеры, тем ярче сверкали их глаза, тем чаще раскрывались и закрывались пасти, и тем чаще из этих пастей вырывались скрипучие звуки.

Крик, другой – и кожистые перепонки расправились. Они засверкали всеми цветами радуги; тут смешались красный и синий цвета, зеленые и оранжевые полосы, желтые и черные пятна. Перепонки были очень пестры, и когда, взмахнув ими, ящер поднялся, то казалось, что летит сказочный ковер-самолет, расшитый ярким рисунком.

Ящер был очень велик – между его крыльями было не меньше трех метров. Поднявшись над скалой, он взмахнул перепонками и плавно полетел вдаль.

Рыболов

Птеродактиль летел очень легко, так легко, как будто он не был очень большим животным. И действительно, он был очень легок. При своих чудовищных размерах он весил всего несколько килограммов. Его кости были пусты внутри, а стенки этих костей-трубок были так тонки, словно их сделали из папиросной бумаги. Скелет этого гиганта весил чуть больше скелета ястреба.

Второй птеродактиль неподвижно сидел на утесе. Он следил за первым, и когда тот, сделав поворот, понесся над морем, повернул голову, как бы не желая выпускать из поля зрения летавшего ящера.

Птеродактиль летел над морем. Он медленно махал крыльями и несся над водой, словно какой-то странный летательный аппарат.

Мизинец его передних ног был вытянут в длинную и тонкую кость. И от этой кости шла перепонка, тянувшаяся вдоль всего бока ящера и переходившая на задние ноги. Остальные пальцы передних ног были свободны, свободны были и пальцы задних ног. Бесхвостое туловище придавало ему сходство с летучей мышью.

Новый крик донесся с моря, и оставшийся на скале ящер приподнялся, взмахнул крыльями-перепонками и полетел. Теперь над морем сверкали в солнечных лучах два ящера.

Сверку хорошо было видно, как в морской воде проплывали рыбы, как сверкала серебристая чешуя, когда рыба делала резкий поворот, как мелькали темные спинки. Ящер зорко присматривался к воде, паря над самыми волнами. Он летал так низко, что волны обдавали его брызгами.

Долго кружились над волнами птеродактили. Их тени прыгали по воде и спугивали рыб, быстро уходивших в глубину.

Вот один из них ринулся книзу, схватил рыбу и взмыл над волнами. И сейчас же второй ящер, быстро замахав перепонками, подлетел к нему, раскрыл пасть и издал громкий крик. Этот крик не был приветствием, не был поздравлением с удачной охотой. Услышав его, птеродактиль кинулся в сторону, плотнее сжал челюсти и быстрей замахал перепонками. Крик был сигналом нападения. Это было требование – «Отдай!»

Грабитель

Счастливый рыболов изо всех сил спешил к берегу. Он с такой быстротой махал перепонками, что они слились в одно сплошное серое пятно. Пойманную рыбу он крепко зажал в челюстях, и отдельные чешуйки ее падали вниз, кружась и сверкая, словно капельки жемчужного дождя.

В нескольких метрах от рыболова несся преследователь. Он не сжимал челюстей – они были пусты. Его пасть была широко раскрыта, и из нее вырывались скрипучие звуки.

«Отдай! Отдай!»

И всякий раз, как раздавался крик, еще сильнее махал перепонками рыболов. Еще крепче он сжимал челюсти, и новый дождь жемчужинок сверкал на солнце и исчезал в пенистых волнах.

Берег смутно вырисовывался вдали, когда грабитель нагнал рыболова.

Он напал на него сзади, ударил на лету, не удержался и тяжело перевернулся в воздухе. Чуть коснувшись воды, он выровнялся и снова взмыл кверху. Но рыболов уже успел улететь вперед и теперь летел еще быстрее. Вид ускользавшей добычи разгорячил грабителя. Он громко вскрикнул, с удвоенной силой замахал перепонками, и не успел рыболов опомниться, как новый удар показал ему, что враг рядом.

Тяжело обернувшись, ящер на лету ткнул врага сжатыми челюстями. Тот увернулся от удара, метнулся в сторону, залетел вперед. Рыболов поднялся кверху, но грабитель не отставал и упорно держался между ним и берегом.

Воздушный бой

Они кружились один возле другого, то поднимаясь, то опускаясь почти к самым гребням волн. Но все время между рыболовом и берегом был грабитель. Рыба, зажатая в челюстях, не позволяла рыболову пустить в ход это страшное оружие. Он мог только увертываться и пытаться оттолкнуть врага сжатыми челюстями.

Челюсти врага были свободны, и он наносил удар за ударом. Он не мог подлететь к противнику вплотную – мешали паруса перепонки. В этом было некоторое спасение для ящера-рыболова: страшные удары челюстей врага не достигали его тела, они только рвали края перепонок. Прошло с четверть часа, и перепонки ящера превратились по краям в вырезанную причудливыми фестонами бахрому. Но рыболов не сдавался, и хоть лететь становилось все труднее, по-прежнему крепко сжимал челюсти и старался прорваться к берегу.

Над морем раздавались громкие крики борьбы. Эти крики донеслись до скал. И скоро над скалами поднялся еще один птеродактиль.

Теперь ящер-рыболов должен был увертываться от ударов, посыпавшихся сразу с двух сторон, – прилетевший ящер присоединился к нападавшему. Один из ящеров поднялся над рыболовом и ударил его в спину, другой, в это же время, ударил его сбоку. Рыболов перевернулся и начал медленно спускаться на воду. Кружась, он падал вниз, а один из ящеров летал вокруг него и пытался вырвать рыбу из крепко сжатых челюстей побежденного рыболова.

Челюсти разжались. Не успела рыба упасть, как ее подхватил враг.

Другой ящер не сразу заметил пропажу рыбы и продолжал налетать на падавшего рыболова, ударяя его челюстями. Но едва он увидел, что к берегу летит ящер с рыбой, как резко вскрикнул и пустился в погоню.

Ящер-рыболов падал все ниже и ниже. Он не мог уже управлять перепонками, они обвисли по бокам его тела. Ящер не коснулся воды – из волн на миг показалась небольшая голова на длинной шее, сверкнули зубы, и ящер исчез.

«Моя рыба!»

Берег был совсем близко. Еще десяток взмахов, и грабитель опустился на скалу. Но не успел он положить на нее рыбу, как – второй ящер догнал его.

Вытянув шею, подняв голову и скрежеща челюстями, ящер пытался отстоять добычу. Его маленькие глазки налились кровью и ярко сверкали зеленым огнем. Красный гребень, словно шлем, прикрывавший голову, стал еще краснее. Голая складчатая шея раздулась.

Грабитель прикрыл рыбу перепонками и, выставляя навстречу врагу челюсти, не подпускал его к себе. Нападавший, не рассчитав удара, опустился слишком низко. И тотчас же – распластался на скале: сильный удар в голову сшиб его. Он не мог взлететь, но борьбы не оставил. Ползком, кое-как цепляясь за трещины и уступы, он приближался к ящеру, торопливо рвавшему рыбу на части.

Они схватились на скале. Страшные челюсти – теперь свободные – громко стучали, сверкали длинные зубы, змеиное шипение вырывалось из широко раскрытых пастей. Длинные шеи извивались, увертываясь от зубов противника, – каждый из ящеров старался перегрызть шею врага.

Из разорванной кожи разбойника вытекали крупные капли темной крови. Он хрипел и задыхался, его когти судорожно цеплялись за скалу, а одна из перепонок, смятая и разорванная, волочилась по скале. Длинная кость, поддерживавшая ее, была перебита сильным ударом челюстей, и конец этой кости торчал наружу, цеплялся за перепонку, рвал ее на разноцветные клочья.

Удар в голову… Ящер подогнув шею, свалился на бок. Его пасть широко раскрылась, глаза закатились и чуть мерцали. Пальцы задних ног впились в трещину скалы, а передние – царапали камень.

Последний удар…

Побежденный ящер затих. Только шея чуть вздрагивала, да дергалась задняя нога.

Победитель доел рыбу, расправил перепонки, сильно потрепанные в борьбе, потянулся и медленно пополз со скалы. Он спустился в расщелину, добрался до уступа, ярко освещенного солнцем, и, закутавшись в широкий плащ перепонок, затих. Он был утомлен борьбой и был сыт. Оставалось одно – греться на солнце и дремать.

«Куда я попал?»

В то время, как птеродактили сражались из-за рыбы, бронтозавр-детеныш шел через поросшую папоротниками равнину. Он никак не мог остановиться – мегалозавр, так напугавший его, словно мерещился ему там, позади. И он спешил все вперед и вперед. Казалось, он хотел убежать как можно дальше от страшного ящера-хищника.

Скоро впереди показались утесы. Они громоздились на горизонте, закрывая собой небо. Здесь бронтозавр никогда еще не был. Он никогда не видал утесов. Издали они походили на лес – темная зубчатая полоса. Но чем ближе подходил бронтозавр к этому «лесу», тем резче вырисовывались пики и зубцы скал. Влажный ветерок подул ему навстречу, но он не принес с собой запаха преющей листвы и гнили. Ветер нес с собой запах моря.

Все же бронтозавр не остановился. Влажный ветер – признак болота, озера. И он пошел навстречу этому ветру, несшему такой странный запах.

Птеродактили давно заметили неуклюжее животное, медленно продвигавшееся по равнине. Хорошие летуны, они мало боялись врагов, – кто мог догнать их в воздухе?

Даже сам мегалозавр не смог бы справиться с ними. Но все же они насторожились. Недавняя драка сильно раздражила их, они и теперь еще то и дело угрожающе щелкали челюстями и шипели друг на друга. Дралось только двое, но раздражены были все: много птеродактилей было свидетелями драки, и если они не приняли в ней участия, то только потому, что драка кончилась слишком скоро. Но возбуждение, вызванное видом драки и запахом крови, не улеглось.

Бронтозавр подошел к скалам. Идя вдоль их гребня, он то и дело высоко вытягивал шею и, задирая кверху голову, старался заглянуть за скалы, точно так же, как он глядел через кусты в зарослях.

Эти движения раздражили птеродактилей. В голове бронтозавра они видели скрытую угрозу. В длинной шее его было странное сходство с исконным врагом птеродактилей. Этот страшный враг скрывался в морской глубине, они никогда не видели его целиком и знали только его длинную шею с маленькой головой на конце. Эта голова вдруг высовывалась из морских волн, пасть раскрывалась, хватала зазевавшегося птеродактиля и утаскивала его в воду.

Испуг, вызванный таким сходством, быстро прошел – ведь шея высовывалась не из воды. Но вместо испуга появилось раздражение, а раздражение перешло в ярость.

Один за другим снялись со скал и утесов летающие ящеры и закружились над бронтозавром. Тот от неожиданности замер на месте – появление в воздухе странных существ сильно его смутило. Но вскоре он успокоился – криков не было, ящеры летали молча. А только крики и боль могли вывести бронтозавра из состояния того невозмутимого спокойствия, в котором он обычно находился. Бронтозавр пошел вперед, продолжая вытягивать шею и заглядывать через вершины утесов.

Новые враги

На одной из невысоких скал был уступ. На нем сидело несколько детенышей птеродактилей. Они уже умели кое-как летать, но делали это очень неуклюже, а потому и проводили большую часть своего времени на скале. Уступ был невысоко над землей, и бронтозавр, вьггянув шею, достал до него головой и ткнулся мордой в птеродактиля, дремавшего под своими перепонками.

Птеродактиль резко вскрикнул.

И тотчас же воздух наполнился резкими звуками и скрежетом челюстей. Словно сотни ржавых петель заскрипели над скалами, словно тысячи пил врезались в сталь. Туча птеродактилей взвилась над утесами. Разъяренные криками, раздраженные беспрестанным мельканием соседей, толчками и ударами перепонок, они свирепели с каждой минутой. Крики становились все громче. Тут и там поднялись драки между столкнувшимися в воздухе ящерами.

Бронтозавр остановился. Он вытянул было шею вперед, но сейчас же пригнул ее к самой земле, так что кончик его носа уперся в камни: резкий удар показал ему, что кругом – враги. Бронтозавр не пытался бежать, словно знал, что ему не спастись бегством от подвижных летунов. Он замер, протянув шею к земле. Спрятать голову и раненый хвост он не мог, и на них посыпались удар за ударом.

Хвост взметнулся, сшиб птеродактиля. С широко раскрытой пастью, тот бился на земле – одно из крыльев было разбито, летать ящер уже не мог.

И тут же на упавшего наскочили несколько ящеров и принялись рвать его острыми зубами.

Для птеродактилей не было своих и чужих. Все слабое – добыча. Ящер на земле, ящер с разбитыми перепонками, ящер, не имеющий возможности защищаться – добыча. И они дрались над еще живым куском мяса, дрались ожесточенно и свирепо. И вскоре еще несколько птеродактилей корчились на земле, ползали, волоча за собой лохмотья перепонок, лежали на боку, раненые, умирающие, но свирепые и хищные. А над ними шла борьба за новые и новые куски мяса.