355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Влада Ольховская » Девушка из Зазеркалья » Текст книги (страница 6)
Девушка из Зазеркалья
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:29

Текст книги "Девушка из Зазеркалья"


Автор книги: Влада Ольховская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 6

– Итак, его зовут Арсений Лермонтов, – объявила Вика.

– Поверить не могу, что они это упустили, – покачал головой Вадим, очевидно, ссылаясь на следователей. – Да что там они! Я тоже упустил… Мне бы это и в голову не пришло! Но теперь ты видишь, что решение привлечь Еву было правильным?

Вика так просто соглашаться не собиралась:

– Оно было опрометчивым, даже если правильным. Кроме того, сама Ева не утверждает, что это сделал именно он. Просто этот чувак – единственное, что было общего у трех жертв.

При этом ни одна из девушек не была знакома с Лермонтовым. Для них он был не человеком, а персоной из социальных сетей. Арсений активно использовал все бесплатные ресурсы для продвижения… ну, собственно себя. Каждый день он размещал в сети свои фотографии и «мудрые» мысли собственного сочинения.

Что любопытно, Лермонтов не был даже виртуальным «френдом» погибших. Просто все они были подписаны на страницы его авторства. Одна из страниц называлась просто «Арсений Лермонтов», ее просматривали Марина Белкина и Арина Агафонова. Вторую страницу мужчина нарек «Мир Арсения», на нее была подписана Олеся Чайка. Содержание всех страниц Арсения было абсолютно одинаковым – а страниц таких он только в одной сети завел пять штук. Должно быть, разные названия и смутили следователей, не дали им заметить этот общий фактор. Если до такой скрупулезной проверки вообще дошло дело!

– Зачем ему так много? – недоумевала Вика, когда этот факт только обнаружился. – Он же все равно размещает одни и те же картинки!

– Если вдруг забанят, – авторитетно поясняла Агния. – Судя по всему, этот тип периодически размещает то, что он сам называет «красивой эротикой», а модераторы сетей – сиськами и попами, я прошу прощения за мою вульгарность. В качестве штрафа его страницу могут закрыть для пользователей на определенный срок. А поскольку он, судя по всему, без своей интернет-популярности жить не может, он просто не размещает провокационную картинку на других страницах и все время штрафа они остаются открытыми. А значит, он может продолжить делиться собой, умным и прекрасным, с миром.

Заявление насчет умного и прекрасного могло восприниматься только как ирония. Вика уже успела просмотреть страницы Лермонтова, видела, какой тип материалов он размещает.

Особым талантом фотографа мужчина определенно не отличался. Он размещал то, что юные девы школьного возраста постоянно фотографируют: цветы, еду, закаты и рассветы, котят и песиков. Иногда он копировал чужие снимки, преимущественно эротического содержания, хотя до откровенной порнографии не опускался никогда.

Мысли от Арсения были под стать картинкам. Под фотографией персика он мог написать «Люблю сочненько. Нямочки!». Цветы комментировал: «Это мой подарок всему миру! Бусь-бусь». Иногда записывал мысли и без сопровождения иллюстрации: «Женщина – это лучшее, что есть на Земле. Арсений Лермонтов».

Одиночными высказываниями он не ограничивался. По настроению Арсений мог выдать довольно внушительный текст о том, как мужчина должен ухаживать за женщиной, чего она достойна, и чего не достойны жалкие представители сильной половины человечества.

Самым мудрым, что он размещал, были чужие цитаты, и все – о женщинах, их красоте, превосходстве. Чужие высказывания Арсений мог и не подписывать, но свои всегда помечал знаком авторского права. О себе он говорил только в третьем лице и не иначе как «господин Лермонтов».

На взгляд Вики, все это было полным бредом. Мысли уровня шестнадцатилетнего подростка, примитивные фотографии, кое-как обработанные фотошопом. Тут два вопроса: кому это надо и кто это будет делать?

Размышляя о втором вопросе, девушка представляла себе прыщавого тощего юнца… А потом Вадим принес его личное дело, составленное по приказу начальника охраны его людьми.

– Лермонтову сорок девять лет. И его страницы чертовски популярны.

Это Вика уже успела заметить. На каждую страницу приходилось по несколько тысяч подписчиц, и все – женщины. Ни одного мужчины не было вообще! Хотелось бы верить, что это из чувства протеста и мужской гордости, но Вика прекрасно знала, что есть специфический тип мужчин, которые и на женских форумах завсегдатаями становятся. Чисто статистически кто-то из них должен был стать почитателем Арсения. А таковых не было!

– Почему так происходит – не знаю, – признал Вадим. – Это еще надо будет проверить. Но что бабы от него без ума – это факт.

– Не бабы, а женщины, – укоризненно посмотрела на него Агния.

– Извини, но его целевую аудиторию я вижу именно так.

Женщины действительно млели от творческих выбросов Арсения. Сначала Вика не могла этого понять вообще: кому нужен этот слащавый бред?! Но потом, преодолев собственную брезгливость и напомнив себе, что все люди разные, стала разбираться объективно. И вот тогда мозаика сложилась.

По большому счету, Арсений был воплощением Принца из сказок, которые читают совсем маленьким девочкам. Стереотипом, отложившимся в их сознании. Он постоянно «дарил» цветы, украшения и звезды с неба – пусть и только на фотографиях. Делал комплименты, которые с легкостью перешагивали границу с откровенной лестью. Он рассказывал о том, как преклоняется и восхищается женщинами. Иными словами, он делал все то, что соответствовало образу мужчины в неокрепшем девичьем сознании. Что же до эротических фотографий, то они помогали его подписчицам поверить, что достаточно быть эротичной и сексуальной – и у тебя будет весь мир.

Вроде бы все четко, но как-то не очень реалистично! Его подписчицами были женщины разных возрастов – от подростков до дам постбальзаковского возраста. И у этих как раз стереотип Принца должен был рухнуть, сменившись представлением о нормальных мужчинах!

Но не все оказалось так просто…

– Я просил знакомых психологов посмотреть на это, – сказал Вадим. – Ну, чтобы если там есть какие-то откровенные указания на то, что этот парень – псих, мы бы его сразу взяли. Но мне сказали, что он не псих. Он просто умеет играть на вере в сказку. Вроде как взрослея, мы должны умнеть и прекращать верить в фей и прочих Дедов Морозов. Но в случае клиентуры Лермонтова происходит обратный процесс. Это или девочки, которым хочется любви, комплиментов и розовых воздушных шариков, либо старые девы, всего этого не получившие, а потому мечтающие о том же, либо уже прошедшие через пару-тройку разводов дамы, либо одинокие по сути своей, даже если при мужчине.

Спорить с психологами Вика не могла, да и не хотела. Она видела, к чему они клонят. Максим уже рассказал ей о том, что узнал с помощью Евы. А раз он рассказал, то Ева разрешила – хотела, чтобы они узнали. Сейчас это было действительно важно.

Хоть Олеся, первая жертва, и не была одинокой, у нее всего лишь имелся постоянный сексуальный партнер. Вряд ли простой работяга Вася мог соловьем петь такие серенады, какие размещал Арсений. Возлюбленный Марины Белкиной тоже был юношей неразговорчивым. По свидетельствам общих друзей, он и цветы покупал только тогда, когда она просила. Не из-за недостатка денег или жадности, просто считал подобные подарки непрактичными. Арсений же пропагандировал идею о том, что на практичность можно наплевать, ведь Женщина сама по себе – подарок богов и достойна любых пожертвований и подношений.

С Ариной история была несколько иная, но не противоречащая двум другим. Ее привлекала в первую очередь идея о том, что женщина способна управлять кем угодно через секс. Имеешь красивое тело – тебе все дороги открыты. По крайней мере, такая картина складывалась на фоне того, какие публикации Лермонтова она отмечала как понравившиеся.

В общем, все трое по той или иной причине восхищались Арсением. А значит, он мог без труда заманить любую из них в ловушку. В целом неплохая версия, в которую Вадим явно не верил:

– Мне психологи сказали, что не тянет он на маньяка, и я им верю. Да и история у него чистая. Никаких жестоких отчимов, избивавших его в детстве, никаких периодов бедности и отчаяния. Человек довольно счастливый во всех отношениях.

– А если подробней? – полюбопытствовала Агния.

– Я тебя предупреждаю, сильно подробно не будет, у меня было мало времени, да и своих людей я ориентировал в основном на проверку его страниц, а не на биографии. Но кое-что имеется. Хоть он иногда и намекает на то, что приходится родственником Михаилу Лермонтову, на практике это не так. Однофамилец. Его дед с семьей бежал во Францию во время Второй мировой, Арсений родился в эмиграции, но родители оба русские. Живет то в Москве, то в Париже, недвижимость имеет и там и там. Владеет парой модных бутиков, вроде бы ему принадлежит еще какое-то производство, но он это не афиширует. Значит, там что-то негламурное. Пару раз устраивал выставки своих фотографий, выпустил книгу, которая, как та страница в сети, называется «Мир Арсения». Все это было сделано на его собственные средства и особого восторга у зрителей и читателей не имело.

– Это потому что его основная целевая аудитория не слишком платежеспособна, – усмехнулась Вика. – Да и зачем им покупать то, что они и так имеют бесплатно?

– Тоже верно. Финансово Лермонтову это никак не навредило, но самолюбие было уязвлено, о чем он неоднократно писал на своих страницах. Точнее, писал в ключе «мир слишком глуп, чтобы понять меня». Подписчицы ему с готовностью вторили, но книгу все равно не покупали. Вот такие дела.

– А что с семьей? Этому доморощенному романтику вроде бы уже полтос, – заметила Агния.

– Сорок девять, я сказал. Женат он никогда не был, детей нет.

– Не странно ли для такого возраста?

– Абсолютно нет. Не он первый, не он последний. Какие-то там его любовницы в деле указаны, да и сейчас, думаю, на недостаток женского внимания он не жалуется. Ведь для большинства своих поклонниц он действительно идеал мужчины! А что жениться не хочется и потомством обзаводиться… Он ведь, как и его читательницы, во многом инфантилен. А зачем ребенку другой ребенок? Тогда ведь вниманием придется делиться!

– Тоже верно…

Вика все ждала, когда Ева решит поучаствовать в беседе. Они втроем сидели в плетеных креслах, расположенных под навесом на заднем дворе, а девушка играла с Табатой. При этом Вика не сомневалась, что Ева все прекрасно слышит.

Вопросов и комментариев с ее стороны до сих пор не было. Как это воспринимать – Вика пока не решила.

– Короче, наш господин Лермонтов никак не подходит на роль подозреваемого, – подытожила Агния. – Если судить по нему самому. Но если судить по имеющимся жертвам… Какой из этого напрашивается вывод?

– Никакой, – отозвался Вадим. – Предлагаю с выводами не торопиться. Для начала нужно побеседовать с этим Лермонтовым, посмотреть, что он собой представляет вне социальных сетей.

– А какие у нас для этого основания есть? – изумилась Вика. – То, что жертвы были подписаны на его страницы, – еще не повод для обвинений.

– Кто вообще говорит об обвинениях? Мы не полиция, если кто-то не забыл. Ну а повод встретиться с ним я всегда найду, не переживай!

Относительно этого Вика как раз и не переживала. Она думала о том, что еще чуть-чуть, и все это зайдет слишком далеко. Расследование будет во многом зависеть от них, и тогда ни она, ни Ева никуда не уедут, пока все не закончится.

* * *

Нужно бежать сейчас, раз не сбежала тогда. Эта мысль время от времени возвращалась, но Валя самой себе казалась слишком утомленной и измученной, чтобы решиться на что-то подобное. Все изменилось, когда речь зашла о второй операции.

Дни в этой комнате без окон перестали существовать вообще, время слилось в однородную массу. Девушка то засыпала, то просыпалась, и сон сейчас был ей милее бодрствования. Она не могла пошевелиться, потому что там, куда были вставлены имплантаты, тут же просыпалась дикая боль.

Она уже успела понять, что это имплантаты, но такие, назначение которых она ни понять, ни объяснить не могла. Валя даже не слышала о подобном! Эти странные бугорки со временем становились все больше. Данный процесс она заметила не сразу, потому что происходил он очень медленно, а болели они и вовсе постоянно. Но когда Валя приходила в себя после особенно долгого периода сна, вызванного наверняка медикаментами, она с ужасом замечала, что еще сантиметр в диаметре они прибавили.

К настоящему моменту они достигли размера яблок и почти касались друг друга. Чего добивается этот псих, Валя не представляла. Он хочет, чтобы они лопнули в ней? Чтобы она сама взорвалась? Прекращать он явно не собирался! А она… что она могла? Девушка почти привыкла к тупой ноющей боли во всем теле, сжилась с ней. Как будто забыла, каково это – жить без боли!

Она все еще могла освобождать руки и ноги, каким-то чудом ее похититель проглядел этот момент. Однако Валя не решалась пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы встать. Ей казалось, что если она попробует подняться, то эти штуки порвут ее кожу! Да и боль… боль при движении возрастала в разы, белой вспышкой проникала в мозг и парализовала. Валя никогда не отличалась высоким болевым порогом, да и тут не смогла переломить себя. Она лишь тихо плакала, ожидая, когда же ее наконец спасут.

Почему ее не находят так долго – она не представляла. Можно же было отследить! Как это в голливудских фильмах все время так быстро делают? Или это только в Голливуде, а российская полиция так не может? Они должны ее найти, давно уже обязаны!

Но воя полицейских сирен она так ни разу и не услышала. А похититель приходил к ней каждый день. Он больше не выключал свет, но всегда приказывал Вале закрыть глаза. Девушка не смела ослушаться, потому что убедилась: он настоящий безумец. Если он смог что-то вживить ей под кожу, то и глаза вырежет безжалостно.

Так что она старательно жмурилась, пока он ходил рядом с ее кроватью. Мужчина каждый раз осматривал имплантаты, обрабатывал небольшие ранки, образовавшиеся возле уходящих под кожу трубок, иногда делал ей уколы.

– Ты у меня молодчинка, – говорил он. – Хорошо, что не дергаешься. Раны очень чистые, гноя нет, только сукровица. Твой организм справляется замечательно!

Хотелось высказать ему все, что она о нем думает. Никого в своей не слишком долгой жизни Валя не ненавидела так сильно, как этого человека. И жалко, что мыслями никому не навредишь! Если бы она могла, она бы его испепелила. А еще лучше – сделала бы с ним то же, что он сделал с ней!

Но Валя не могла ничего. Поэтому она бессильно лежала на кровати, и время от времени сквозь сжатые веки девушки прорывались ручейки слез.

– Тише-тише, не плачь, ты же у меня умная девочка. Знаешь, что если сорвешься на рыдание, то дыхание станет учащенным. А учащенное дыхание задействует мышцы живота. Тебе будет больно.

О, вот это она как раз хорошо знала! Потому что испытывала уже неоднократно. От этого становилось только хуже: получается, он отнял у нее даже способность плакать!

Но самым худшим и унизительным были даже не медицинские осмотры. Кормление и необходимость ходить в туалет – вот чего Валя боялась больше всего. Казалось бы, банальные вещи, на которые в повседневной жизни никто внимания не обращает. Здесь же они превращались в худший вариант пытки.

Потому что к боли она еще более-менее привыкла, насколько это вообще возможно. А эти процедуры… в такие моменты он был близко, сидел рядом с ней, касался ее, пусть и в резиновых перчатках. А у Вали по телу пробегала дрожь отвращения, приводившая лишь к новой боли.

Она бы и рада была не есть, отказаться от всего, но он заставлял ее. Он умел быть убедительным. Мужчина так спокойно и подробно описывал, что сделает с ней, если она откажется, что девушка ломалась, не выдерживала. Несмотря ни на что, она еще верила, что сумеет выжить. А иначе зачем он оставил ее в живых?

Поэтому она оставляла глаза закрытыми и ела ту густую дрянь, которой он ее кормил. Это было нечто похожее на кисель по консистенции, почти безвкусное, да и запаха лишенное. Кормление проходило два раза в день – Валя судила по длине промежутков между его приходами. Только так и можно было уследить за временем, если очень постараться.

Эти два раза были обильными, под конец она практически давилась, но похититель заставлял ее съесть все до конца. Это давало плоды: то ли из-за этого, то ли от отсутствия движений она начала набирать вес. Вале казалось, что это не совпадение, похититель намеренно «откармливает» ее. Зачем ему это нужно – не хотелось даже думать. А может, и не откармливает вовсе? Он лишь хочет, чтобы она выздоровела, а набор веса – побочный эффект.

Воду в чистом виде Валя не получала, однако руку девушки не покидала игла, соединенная с массивной капельницей. Валя подозревала, что это физраствор.

Мужчина помогал ей во всем, обтирал влажными салфетками, делал массаж, чтобы не онемели мышцы. Никогда не повышал на нее голос, да и в целом общался с ней как заботливая сиделка. Но обмануться Валя себе не позволяла: рядом с ним ее не покидало то ощущение, что возникало в зоопарке, перед клеткой с хищником…

И вот однажды он сказал:

– Все очень хорошо зажило, и процесс наполнения почти завершен. Скоро вторая операция. Отдыхай, моя девочка!

Он ушел, а она была далека от отдыха. Валя смотрела на потолок широко распахнутыми глазами, на которых закипали свежие слезы.

Вторая операция? Еще большие мучения и новое уродство?! Что он вообще собирается с ней делать, остановится ли когда-нибудь?!

Она больше не могла лежать здесь и ждать, пока ее спасут. Потому что когда это случится, – если это случится! – она уже перестанет походить на человека. Да и потом, Валя сомневалась, что выдержит еще больше боли и унижения.

Она сама виновата, что не сбежала, когда была еще здорова… относительно здорова. Она должна исправить эту ошибку прямо сейчас!

Страх, злость и решимость стали зажигательной смесью, придавшей ей сил. Они заглушили боль, позволив девушке подняться. Она сделала то, что хотелось сделать давно, – вырвала наконец из тела все проклятые иглы.

Из трубочек брызнула мутная прозрачная жижа, лишенная какого-либо запаха. Из ран она с таким же напором не хлестнула, значит, имплантаты, которые вживил ей похититель, были сделаны так, чтобы закрыться при потере источника питания. От одной мысли об этом Валю тошнило.

Но сдаваться сейчас нельзя, нельзя даже паузу делать, чтобы обдумать то, что с ней происходит. Ей нужна помощь, это однозначно. И чем быстрее она доберется до людей, тем лучше!

Валя сомневалась, что ноги, ставшие вялыми и какими-то дряблым, удержат ее, но она себя недооценила. Конечно, она не была такой же ловкой и быстрой, как раньше, до похищения, но это уже что-то.

Девушка больше не прислушивалась, не шарахалась от каждого шороха. У нее на это не было ни права, ни времени. Она пробыла здесь достаточно долго, чтобы усвоить: он приходит дважды в день, на кормления, тогда же занимается ее ранами и прочими процедурами. Сейчас его тут нет, а помощь… в помощь она перестала верить.

Она не сможет успокоиться, пока у нее из-под кожи не достанут эту дрянь, а значит, каждая секунда на счету. Валя чувствовала, как имплантаты шевелятся внутри ее, но запрещала себе впадать в панику. Она уже побыла слабой, хватит!

Она использовала одну из игл, чтобы вскрыть замок. За дверью скрывался темный узкий коридор, вдоль него находились деревянные двери. Валя не представляла, что за ними, не знала, где включается свет. Ей приходилось обходиться без всего этого, она просто двигалась.

Нужен выход. Все остальное не имеет значения.

Входная дверь отличалась от всех остальных, она была металлической. Естественно, похититель запер ее, но замок здесь относился к тем, которые всегда можно открыть изнутри и без ключа. Именно это Валя и сделала.

Ее приветствовала прохлада и абсолютная темнота. Никаких фонарей здесь не было, единственным источником света служили звезды в ночном небе, но и их едва хватало из-за облаков. Поэтому у девушки не было ни шанса понять, где она находится, она лишь видела вокруг себя очертания странных высоких холмов.

Да и плевать ей, где она! Чувство, охватившее Валю, – восторг, граничащий с эйфорией. Оно мешало думать, частично блокировало чувства. Абсолютная радость – тоже опасное состояние. Но девушка об этом не задумывалась. Она просто бежала вперед.

Больше никаких страхов и сомнений, все это лишь довело ее до беды. Двигаться вперед по единственной дороге, пока она не доберется до людей!

На фоне эйфории боль отступила, но приглушились и остальные чувства. Валя лишь отдаленно воспринимала, что наступает на что-то острое, впивающееся в босые ноги, что ей трудно дышать и почему-то кружится голова. Она решила, что все это – следствие радости и стресса, который она пережила.

Но головокружение не проходило, оно усиливалось. Разбираться с этим уже не было времени, однако Валя успела испугаться, остановилась… и это было ее ошибкой.

Смена бега на неподвижность вызвала новую вспышку боли. Пропало ощущение мира: она не понимала, где небо, а где земля, не чувствовала свое тело даже через боль. И это тоже было новым, необъяснимым, помутняющим и без того ограниченное зрение.

Она не могла проиграть, только не сейчас! Она же выбралась, и этого урода нет рядом, разве недостаточно?!

Валя попробовала сделать шаг вперед, и – мир, потерявший очертания, словно закружился вокруг нее. Она сама и не заметила тот момент, когда все куда-то исчезло…

* * *

– Тебе ведь это не нужно, – устало заметил Андрей.

– Это нужно нашему ребенку! Это очень важный этап, особенно в моем возрасте!

– В каком «твоем возрасте», Женя?

– Ну, мне уже не двадцать пять!

– И что? После двадцати пяти начинается глубокая старость?

– Так, все! Мне это надо, и я это сделаю!

Спорить с ней было бесполезно. Жин-Жин в принципе отличалась редкой упертостью, а беременность каким-то образом подняла это качество на новые высоты. Если она уже вбила что-то в голову, ее не переубедишь. Не очень-то и хотелось, в принципе.

Жин-Жин решила, что ей обязательно нужно пройти полное медицинское обследование. Несмотря на то что у врача она уже была и он заверил ее, что ни в каком сохранении она не нуждается, молодая женщина отказывалась этому верить. Поэтому она уже оплатила неделю пребывания в частной клинике, куда теперь и направлялась.

Андрей спорил не из-за денег, их ему как раз было не жалко. Он не хотел, чтобы супруга накручивала себя по пустякам, беспокоилась из-за проблем со здоровьем, которых на самом деле нет и не было. А еще… ему не хотелось на целую неделю оставаться дома одному.

Он никому не признался бы в этом, но одиночество с недавних пор пугало его. Когда рядом находились люди, здоровые, нормальные, он мог держаться за них как за спасательный круг. А в одиночестве наваливались тоска по прошлому и опасения перед будущим. Никакое онемение, вызванное лекарствами, не могло полностью заглушить их.

Если бы он признался в этом беременной жене, то просто уважать бы себя перестал! Поэтому Андрей твердо решил, что справится самостоятельно. Утром он лично отвез Жин-Жин в больницу и сразу отправился в офис. Сидел там до позднего вечера, выполнял даже ту работу, которая не относилась к его обязанностям, по двадцать раз пересматривал документы. На него не обращали внимания, подходить не решались: то ли побаивались, то ли не привыкли еще. Андрею было все равно, он нуждался не в задушевных разговорах, а в присутствии людей рядом с ним.

Остаться на ночь в офисе не получилось бы, да и глупо это было. Он поужинал в ресторане; чувства голода давно не было, он уже и забыл, каково это – наслаждаться пищей. Все эти завтраки, обеды и ужины были скорее традицией и необходимостью. А сегодня еще и способом убить время.

Но в итоге он все равно вернулся в пустой дом. Над коттеджным поселком висела теплая летняя ночь, судя по темным окошкам, все соседи спали. Счастливые! Андрей уже предчувствовал бессонницу, которая наверняка продлится до утра.

Он скинул пиджак и галстук, привычно сковывавшие движения, снял рубашку, а потом остановился. В зеркале, встроенном в стенной шкаф, отражалась татуировка. Нет, естественно, отражался он полностью, но именно татуировка привлекла его внимание.

При взгляде на нее боль сильнее ныла в груди. Это как шрам, напоминающий о ране, которую хотелось бы забыть.

Теперь уже нужно забывать навсегда. Потому что он скоро станет отцом, а прошлое… оно прошлым и останется.

– Ты знаешь, что татуировка – она как медаль: две стороны имеет?

Голос прозвучал тихо, ровно, но все равно заставил Андрея шарахнуться в сторону. Здесь не должно быть никакого источника голоса, он в доме один! Однако, повернувшись в сторону двери, он увидел, что это не так.

Девушка стояла неподалеку от входа, прислонившись к стене. Она была в черном: обтягивающие джинсы, майка и толстовка с капюшоном, и в ночной темноте все это наверняка сделало бы ее невидимой. А здесь, при свете, только подчеркивало воздушную тонкость фигуры.

Светло-голубые глаза смотрели на него внимательно, словно изучали. Они, неморгающие, казались Андрею неживыми.

Оправившись от первого шока, он нахмурился:

– Что ты здесь делаешь?

– Я пришла к тебе.

– Зачем?

Эта девушка была последней, кого Андрей хотел видеть в своем доме! Даже мимолетная встреча с ней напомнила ему о былом безумии. Разговор, да еще в такое время… этого ему хотелось бы избежать.

– Мне кажется, ты запутался, – пояснила она. – Но ты не ответил на мой вопрос о татуировке.

У него по-прежнему не было желания говорить с ней, как и тогда, и все же что-то мешало Андрею выставить ее за дверь.

– Нет… Я такого не знал.

– Но это правда. Я считаю, что правда. Татуировка – это не украшение. Она может показать, кто ты есть. Но она может и изменить тебя. Поэтому не следует наносить ее, не подумав.

– Я свою не сам наносил, – заметил Андрей, опустив взгляд к полоскам, покрывавшим его руки.

– Я знаю. Я расспросила о тебе. Твои друзья не скрывают ничего. При этом они считают, что они понимают тебя. Но они не понимают.

В принципе, то, что она говорила, могла бы сказать любая другая девчонка, настолько зацикленная на себе, что весь остальной мир для нее не существует. Хотелось бы посмеяться, но мешали ее льдистые глаза. Их выражение было таким, какого у «любой другой девчонки» быть не может. И смеяться над этим Андрей не мог, потому что…

Его собственные глаза были такими несколько лет назад.

– А ты меня понимаешь? – поинтересовался Андрей.

– Не больше, чем ты сам. И не меньше. Мне мешает недостаток знаний. Тебе – неумение понимать себя.

– У меня в жизни все прекрасно, – с вызовом отозвался мужчина.

– Конечно. Поэтому ты увеличиваешь дозу успокоительных. И будешь увеличивать. Потом умрешь от передозировки.

– Откуда ты знаешь, что я увеличиваю дозу?!

Он разозлился. Она усмехнулась.

– Не бойся. Я не слежу за тобой. Я просто знаю, что ты можешь делать. Я думаю о том, что бы я делала, если бы запуталась. И так я понимаю тебя.

– Но ты не запуталась?

– Нет. Да и для тебя еще есть возможность вернуться. Ты неокончательно испортил свою жизнь.

Он не нуждался во всем этом – ее поучениях и советах… почему она просто не может уйти?! Повышать голос на эту малолетку было бы унизительно, поэтому Андрей старался держаться с иронией:

– Чем же я порчу свою жизнь?

– Тем, что пытаешься быть правильным. Это очень плохой мир на самом деле. Сломанный. Есть определенные стандарты, к которым стремятся все. Они учат тебя, что хорошо, что плохо. И ты постепенно забываешь, что было хорошо раньше. Начинаешь верить им. Веришь так старательно, что в итоге убеждаешь себя. И ты правильный. Но ты уже не ты. Многие так живут и достигают счастья. Знаешь, в чем твоя проблема?

– В чем же? – прошептал он.

– В том, что ты когда-то был свободен. В отличие от многих. Ты отдал эту свободу, чтобы быть правильным. Тебе плохо без нее.

Она попала в точку. Это было то самое определение проблемы, от которого Андрей старался убежать. Потому что когда знаешь суть, можешь что-то исправить. А он не имеет права исправлять, не должен!

Ведь безумие – это не свобода, это то, чего он должен стыдиться… Но она-то не стыдится и ей хорошо!

Андрей устало опустился на кровать, обхватил голову руками. Девушка осталась там же, где и стояла.

– Я не понимаю, зачем ты поддаешься, – констатировала она. – Ты не обязан. Ты жил в гармонии с собой. И с миром. Ты умеешь чувствовать. Ты похож на зрячего, который притворяется слепым. Ты страдаешь сейчас и будешь страдать дальше. Таблетки не помогут. Они уже не помогают.

– Я не хочу снова становиться сумасшедшим!

– Свобода – это не всегда сумасшествие, – тихо рассмеялась она. Он никогда раньше не слышал, как она смеется, но он ведь и не знал ее толком! – Иногда – да. Для меня, например. Для тебя немножко тоже. Но иногда не обязательно терять рассудок. Нужно находить себя. Быть тем, кем тебе хочется. Отказаться от лжи. Наплевать, что о тебе думают другие. Звучит просто? Это сложно. Но если нет… Будет плохо. Ты будешь иметь все, что они называют компонентами счастья. Но ты будешь несчастен. Ты не поймешь себя. Почему? Вот ведь – все! Деньги, любовь, секс, власть. То, что в цене. И только тебя уже нет. Все есть, а тебя нет. Вот твоя ловушка. Цена правильности.

– То, чем я хочу стать… это опасно, – покачал головой Андрей. – Ты не понимаешь… Я ведь буду знать, что это не норма, что я причиняю боль близким людям!

– Смешной. Глупый. Если люди тебе близкие, твое несчастье доставит им боль. Они уже видят это, но не понимают почему. Как они поймут, если ты не понимаешь? Быть свободным для тебя – не значит быть опасным для них. Да, ты будешь опасным. Но для кого-то другого. Того, кто заслуживает эту опасность. Просто снова найти себя. Тигр… он ведь жил в тебе. Ты заглушил его таблетками. Усыпил, может, убил. Поэтому тебе больно. Вместе с ним ты убил себя. Без него ты не будешь собой. Он был твоей свободой. Ты знал об этом.

– Я боялся, что не смогу контролировать его…

Никому другому Андрей не сказал бы такого, вообще не смог бы завести такой разговор. Но с ней было можно, она понимала.

Девушка кивнула:

– Ты решил не верить ему. Ты поверил врачам, таблеткам и стандартам. Принял их норму, отказавшись от своей. Он был твоей нормой. От тебя осталась тень. От него не осталось ничего. А ты все думаешь, что вот-вот оживешь. Нечему оживать. Путь в никуда, как рельсы, обрывающиеся над пропастью. До горизонта ты не дойдешь. Без него.

– Не суди меня по себе. Ты… я ведь тоже узнавал о тебе. Немного, но достаточно, после той вечеринки… Ты родилась такой, поэтому тебе проще!

– Проще? – задумалась она. – Не знаю. Я видела, как страдает моя мать. Тогда я еще не знала себя. Но я видела, что почему-то заставляю ее страдать. Я была этому не рада. И я видела путь изменить себя так, чтобы она была рада. Но тогда страдать начала бы я. Поэтому я продолжила искать себя. Думаю, нашла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю