Осколки разбитого неба
Текст книги "Осколки разбитого неба"
Автор книги: Влад Снегирев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Строгая Муза
Мне снились сны длиною в вечность,
чужие страны, города.
Я проявлял во всём беспечность,
не уставая никогда.
Я мог счастливым быть – как ветер,
ласкать весенние цветы...
Но каркнул ворон на рассвете,
слетая плавно с высоты.
Так Муза строгая решила,
что воли нет, а есть судьба.
И благодарность получила
от недостойного раба.
2017
Матрица
Звенят на ветру обнажённые нервы,
и мысли мои превращаются в пепел.
Я в Матрице вырос, иллюзиям верный,
где верить глазам – это просто нелепо.
Я просто отдельный, разрозненный пиксель
в картине, что создал нетрезвый художник.
Дышать всё труднее, но я как-то свыкся
жить в мире, где люди среди всех ничтожней.
Грешны мы, безумны, убоги и слепы, -
герои смешные никчемных трагедий.
Нужны нам подпорки, инструкции, скрепы
и свет слепой веры во мраке столетий.
Фантазии вдруг заменили реальность,
как омут – бездонная плоскость экрана.
Здесь Матрица нам создаёт виртуальность,
и я в ней давно на правах ветерана.
2017
Он вас любил
Осенний вечер. Отражают зеркала
героя бледного, которому не спится.
На жизнь его воспоминаний тень легла,
вот отчего в глазах задумчивость таится.
Он вас любил, ему казалось – навсегда,
стреляться пробовал, когда ушли к другому,
но чувство вдруг проснулось... как его? – стыда.
Теперь лишь сумерки слоняются по дому.
Хоть в нём любовь ещё угасла не совсем,
он видит прошлое каким-то чёрно-белым,
упорно избегает деликатных тем
и милым дамам улыбается несмело.
Его сердечная и хрупкая печаль
теперь ложится на раскрытую страницу.
Задумчиво застыв, и глядя молча вдаль,
он вспоминает вас, – как прошлого частицу.
Вот так рождаются чудесные стихи,
когда всем сердцем любят искренне и нежно.
Ну, что ещё... Ах, да – последние штрихи:
любовь всегда проходит – это неизбежно.
2017
Тишина
Уже звёзды бледные в небе застыли
на чёрном ковре утомлённого неба.
Все звуки затихли, как парусник в штиле
на море прекрасном, где я так и не был.
Идёт тишина к нам походкою верной,
ночная подруга моих одиночеств,
лечить раскалённые временем нервы,
со мной коротать эти долгие ночи.
Я в ней растворяюсь, как в космосе дальнем,
где время застыло, теряясь в пространстве.
Уходят минуты в молчаньи печальном,
безумно прекрасны в своём постоянстве.
Она очищает от мусора мысли, -
теперь в голове хорошо и просторно.
Ушли и проблемы, лишённые смысла,
ночной тишине подчинившись покорно.
2017
На обломках Империи
Сегодня я выпью не так, как обычно,
не так, как приходится пить каждый день.
Я выпью за тех, кому стало привычно
с усмешкой смотреть на нужду деревень.
За тех, кто сегодня дорвались до власти,
в своём вероломстве не зная границ.
Какую страну разорвали на части,
коварно сплетая узор небылиц!
Пришла вдруг орда непонятного цвета
с фальшивыми лицами сытых зверей.
Я громко кричал, только нету ответа.
Закрыл кто-то веки отчизне моей.
Так выпьем за то, что в итоге осталось:
потухшие взгляды бессильных старух,
людей нищету и за дикую жалость
к правителям нашим, кто к этому глух;
за тех подлецов, что открыли ворота
Империи нашей себе на беду.
Смеялись при этом: «То воля народа!»
Прощайте, Иуды! До встречи в аду.
2017
«Воротишься на родину…»
Воротишься на родину. Ну что ж,
найди попробуй прошлого приметы.
Они – твоя отраднейшая ложь,
забытые в изгнании предметы.
Как хорошо, что некого винить
и не держать в своей душе обиду.
Как хорошо, – её похоронить
уже успели, спевши панихиду.
Пойми, изгнанник, – родине конец.
И пустяками ум пытливый занят.
Купи вина – непонятый беглец,
потом поплачь, возможно легче станет.
Теперь придётся с чистого листа
построить образ огненный и нежный.
А может быть, всё было неспроста,
и ты предвидел случай неизбежный?
Храня в душе обид холодный свет,
вернись назад, к былому нет возврата.
Ответь негромко голосу в ответ:
«Я потерял здесь и жену, и брата».
И на вокзал отправься не спеша
благочестивым, мудрым и смиренным.
Я понимаю, что твоя душа
не рада этим новым переменам.
2017
Весной в деревне
Крестьянин на поле выходит
и смотрит задумчиво вдаль:
«Озимые вымерзли вроде...
Опять пересеивать... Жаль».
Заводит свой старенький трактор.
Дым сизый валит из трубы.
«Кажись, подгорели контакты.
На цепь не хватает скобы».
Идёт огородом к соседу.
Тот гонит как раз самогон.
Они затевают беседу,
используя местный жаргон.
Потом дегустируют смачно
напиток хмельной не спеша.
Вся комната в дыме табачном.
Парит в эмпиреях душа.
Уходит оттуда под вечер,
бредёт, спотыкаясь, домой.
Он счастлив и где-то беспечен.
Как клёво в деревне весной!
2017
«Я не буду лукавить...»
Центон
Я не буду лукавить и эдак, и так;
отвлекаясь от дела и скучного быта,
покажу вам рассвет, когда царствует мрак,
да и слово скажу, что отныне забыто.
Я не знаю, какой начинается век, —
он не очень красив, неудачен, непрочен.
Это слово не модно, но я человек
в этой жизни, на чудо похожей не очень.
Не поймёшь по приметам, кто больше убог
в государстве, где роются люди в помойке,
все привыкли к ухабам разбитых дорог
где и небо мрачней, чем итог перестройки.
Я люблю наблюдать долгий северный год,
где зима обнимает до боли, до дрожи,
где наследуют слуги привычки господ,
где для всех я – никто, сумасшедший прохожий.
Ну, поставьте же крест, не стараясь понять,
отчего я живу с этим миром в разладе.
Как легко здесь себя, да и всё потерять,
замыкаясь в своей неуместной браваде.
2017
Вечер
Я устал от чисел скучных,
от прямых, колючих линий.
Я хочу мотивов звучных
и дыханья нежных лилий.
День прошёл и полночь скоро,
у меня окно раскрыто.
Стихли в доме разговоры,
все слова уже забыты.
Мысли пусть молчат послушно,
на столе зажгутся свечи.
И молитвой простодушной
я закончу этот вечер.
2017
Ледокол
Шёл ледокол, ломая носом льдины,
оставив след узорный за кормой.
Вокруг безлюдность северной равнины,
лишь ветер дует буйный и немой.
Вращался винт, уставший до предела,
был слышен плач изношенных турбин.
Но капитан уверенно и смело
вёл наш корабль над пропастью глубин.
Кричали чайки, проносясь над нами,
что впереди мороз бушует злой.
Он нас скуёт торосами и льдами,
не дав вернуться никому домой.
Но мы упорно восходили к Норду,
пронзая время, достигая цель.
Не понимая нашей веры твёрдой,
рыдала скорбно белая метель.
Как памятник в нетающей пустыне
всем тем, кто сбился с курса, не дошёл,
стоит, засыпан снегом, и доныне
наш старый, в ржавых пятнах, ледокол.
2017
Бывшая
Ты вошла. В переполненном зале
столик наш был вдали – в глубине.
Я топил в тонкостенном бокале
наше прошлое, чуждое мне.
Подошла, и ничуть не печалясь,
заказала Монтес Шардоне.
Ты всегда хорошо разбиралась
в дорогом и хорошем вине.
Я не выдам ни вздохом, ни словом
то, что вижу в больших зеркалах.
Назову себя именем новым,
чтоб в твоих не светиться глазах.
Нас любовь опалила случайно,
но день долгий прошёл и угас.
Только есть у меня одна тайна:
этот вечер последний для нас.
2017
«Шла Муза по пыльной дороге…»
Бывают поэты от бога,
а кто-то поёт ни о чём.
Шла Муза по пыльной дороге,
рассвет задевая плечом.
Таинственно, с грустью молчала,
подол ей крутил ветерок.
В руке она тонкой держала
простой, полевой василёк.
Вдали развевались полотна
окутанных сном облаков.
Ступала нога беззаботно,
в пыли не оставив следов.
Она, улыбаясь, смеётся.
Стихи для неё – лишь игра.
Кому-то всё даром даётся,
другие не спят до утра.
2017
В деревне скучной
По-прежнему живу в деревне скучной,
где в мудрость переходит плавно лень,
где только солнце – друг мой неразлучный,
приходит в гости каждый божий день.
Вокруг пейзаж застыл в глазах надолго,
без лирики и всяческих примет.
Петух поёт, но лишь из чувства долга,
о вечности, приветствуя рассвет.
Здесь даже ум пытливый неспособен
себя занять. Он пуст, как небосклон.
И каждый день себе весьма подобен,
как ропот волн, поющих в унисон.
2017
Вий
В начале безумного нашего века
надеялись люди на новое чудо.
Но вдруг поднялись неожиданно веки
у Вия и он произнёс: «Смерть повсюду...
И кровь будет брызгать лучами с заката,
пустыня гореть, как свеча пред иконой…»
А Бог, – что он может... Смотреть виновато
на мир, где плюют на любые законы.
«И даст смерть и горе здесь новые всходы,
что вдруг расцветут ядовито и буйно…»
Пойдут к нам, в Европу, чужие народы
в уют серых зданий, и будет их – уйма.
«И будет огонь, вдруг упавший на землю,
и жгущий людей, города, даже время...»
Я этим пророчествам горестно внемлю,
жалея в душе современное племя.
«Я вижу, как зреет во тьме воля злая
и хочет наш мир уничтожить навеки…»
Закройте же кто-нибудь, я умоляю,
у древнего Вия тяжёлые веки.
2017
Астрал
Жизнь усердно грызёт беззащитное тело,
сокращая до точки в зрачке горизонт.
Если снова я снова я путаю чёрное с белым,
значит – время внутри делать срочный ремонт.
И тогда вспоминаю про древнюю Йогу,
и меняю реальность на полный покой,
ухожу от нестройного гула людского
в мир незримый дышать неземной пустотой.
Развернётся тогда в тишине бесконечность,
прекратит время свой межпланетный полёт.
И откроет священные тайны мне вечность:
о рождении, смерти, о том – что нас ждёт.
А когда, наконец, выхожу из астрала
с закалённой душой, как Дамасский клинок,
ясно знаю теперь в чём же суть идеала,
и куда мне идти, хоть тот путь и далёк.
2017
Легкокрылые созданья
Легкокрылые созданья
прилетели в старый сад.
Я хожу к ним на свиданья
третий день уже подряд.
Говорят, их нет на свете,
только в сказочной стране.
Говорят, что только дети
видят их, и то во сне.
Только нет нежнее в мире
этих глаз – как изумруд.
И, в туманности эфира,
для себя они живут.
Только дарят им фиалки
аромат и много снов.
А они на звёздной прялке
шьют узор для поясков.
«Полюби» – сказала фея -
«этот светлый, летний день».
«Это глупая идея» -
проскрипел трухлявый пень.
Феи громко рассмеялись
и сказали: «Это вздор!»
Пчёлы сонные боялись
прерывать их разговор.
Вот, уже шалуньи ближе,
миг – и спрятались в траву.
Почему же я их вижу
ясно, чётко, наяву?
2017
«Растёт подорожник у входа…»
Растёт подорожник у входа
в мой тёплый, приветливый дом.
Согревшись лучами восхода,
там феи живут под листом.
Они извлекают из лютни
тебе непонятную грусть.
У них под дождём так уютно,
как в храме изящных искусств.
Ведут там свои хороводы,
тоскуя в своей полутьме.
И, в шуме ночной непогоды,
играют всегда в буриме.
Когда мне слова неподвластны,
на сердце ложится печаль,
у них я ищу рифмы ясность:
прозрачней, чем горный хрусталь.
И ставлю волшебное слово
в строку, вспоминая о них.
Вот так и рождается снова
мой светлый, задумчивый стих.
2017
«О доблестях, о подвигах, о славе...»
Центон
О доблестях, о подвигах, о славе
я забывал на горестной земле.
И потому на радость всей державе
писал стихи о Даме в феврале.
Мело, мело. Метель костры лизала,
событья дня не шли из головы.
Под башней Царскосельского вокзала
я ей сказал: «Букет забыли вы».
Она, пожав с обидою плечами,
сказала: «Нет, они нужнее вам».
Над этими обычными словами
я буду долго думать по ночам.
На полпути к погибели и славе
так ночь была волнующе светла.
Её лицо в изысканной оправе
своей рукой убрал я со стола.
2017
Поэты
Может быть, мы просто дети?
Но на нас – клеймо поэта.
Позабыв про всё на свете,
сочиняем до рассвета.
Нас приветствуют насмешкой.
Глаз пытливый впился в строчку.
Не хочу быть просто пешкой,
незаметной, малой точкой.
У меня разбито сердце.
Горстка пепла вместо счастья.
Но в душе звучит как скерцо
отзвук рифмы с жгучей страстью.
Это что – виденье свыше?
Сны невольно отражаем?
Мы стихи не просто пишем,
а мучительно рожаем.
2017
Осенняя печаль
Конец лета. Спадает жара.
Я не помню, что было вчера
и не знаю, что явится завтра.
Это просто такая пора,
когда в поле туман до утра
и цветут грациозные астры.
Вчера вечером были дожди.
Перемен в этой жизни не жди,
с каждым годом становится хуже.
И всё лучшее – там, позади,
только холод, растущий в груди.
Воробьи пьют водичку из лужи.
Это осень приносит печаль,
затуманив небесную даль,
и укрыв землю жёлтой листвою.
Время в пыль всё сотрёт, даже сталь.
И ему нас не жалко... Не жаль.
Что же делать с осенней тоскою?
2017
Граница
Эти строчки от злости невольно легли
на пустынный простор белоснежной страницы.
Я живу на окраине грешной Земли:
в обнищавшей державе, на самой границе.
Здесь кончается Запад, застряв навсегда
в непролазном болоте коррупции гнойной.
Правят жадность и подлость, короче – орда,
присосавшись к стране, как к коровушке дойной.
На Востоке давно полыхает пожар,
где в тяжёлом дыму молча спят терриконы.
Там соседи наносят «ответный удар»,
разум свой потеряв, наплевав на законы.
И пока слева Запад, а справа Восток,
нам и дальше придётся так жить – под прицелом,
угождать, лебезить и платить всем оброк,
вспоминая геройских дедов между делом.
Оттого прячу паспорт в кармане штанин,
одеваюсь в джинсу, модный блейзер двубортный.
Не завидуйте, люди, ведь я гражданин
сумасшедшей эпохи в стране второсортной.
2017
«Ты уходишь, сжав бледные губы…»
Ты уходишь, сжав бледные губы,
на прощанье сказав: «навсегда»,
не сумев отыскать в однолюбе
ничего, кроме холода льда.
Только знай – это вместе с тобою
жизнь беззвучно уходит моя.
Пусть же тополь заплачет листвою,
если это не сделаю я.
Я тебя никогда не забуду.
Ты уйдёшь – и я тотчас замру.
Может быть, ты уходишь отсюда
мимолётную кончив игру?
Или, может, от жизни устали,
и напрасно мы отдыха ждём?
Только радости нет без печали.
Одиночество легче вдвоём.
Я проснулся. Ты рядом лежала...
И знакомый узор на стене.
Слава богу, ты даже не знала,
что случилось со мной в этом сне.
В занавеске запутался ветер,
опьянённый цветущей весной.
Существует же счастье на свете,
если снова ты рядом со мной.
2017
В деревне
В деревне Бог всегда со мной как тень,
ведь здесь его и юность, и истоки.
К нему идти не надо в храм далёкий,
вставать досрочно, запрягая лень.
Ему понятны крики петухов
и шелест листьев, и язык звериный,
и голос звезд – такой неповторимый,
и даже плач несозданных стихов.
Я это наблюдаю день за днём.
Здесь нет святош, а также атеистов.
И птичий хор напевом голосистым
о том поёт в смирении земном.
Негромок звук скрипящих половиц,
что по ночам меня уже не будит.
Но знаю я – Он был, и есть, и будет,
неразличим среди спешащих лиц.
2017
Банкир
Он был банкир, сидящий на кредитах,
крутил валюту с множеством нулей;
счета в офшорах, банков реквизиты
держал надёжно в памяти своей.
Жена наивна, молода, красива,
с прекрасным телом греческих богинь;
нежна как фея, в меру молчалива,
глаза с отливом в трепетную синь.
Он трудоголик. Пал на землю вечер,
стихает шум в кварталах городских,
спешит домой весь в предвкушеньи встречи,
в плену фантазий эротических.
А к ней мигрень пришла с хандрой и сплином,
причём, уже задолго до него.
Ей не нужны ни тряпки, ни мужчины,
ни секса, денег, в общем – ничего.
Он дверь открыл, а свет горит повсюду,
цветов увядших вонь со всех сторон,
она пьяна и снова бьёт посуду….
Кажись, сервиз на двадцать шесть персон.
2017
Богатые тоже плачут
Снова ринулись вниз индикаторы рынка.
Доу-Джонс в понедельник рекордно просел.
Только вот у меня не жена, а блондинка.
Очень жаль, что мой разум так поздно прозрел.
Неожиданно так возвратилась с курорта,
посетив по дороге «La Grande de Paris»,
накупив барахлишка вторичного сорта,
подрывая тем самым мой личный престиж.
Все её чудеса описать невозможно.
А другой в этой жизни ей явно не стать.
У меня же контейнер завис на таможне.
Сколько стоит? Вам лучше об этом не знать.
Бизнес мой хоть легальный, но всякого рода,
есть наличка в офшорах, немного богат.
Я же тачки меняю ей каждых полгода,
да и окна выходят на старый Арбат.
Хоть заткнулась бы что ли, трещит как сорока,
ну а деньги сосёт – пылесос отдыхай.
У меня с ней не жизнь, а сплошная морока.
Может в Вегас мотнуться, сказав ей гуд-бай?
А глаза как блестят, опустила смущённо.
Значит, шлялась по клубам опять допоздна.
Мозг выносит неслабо и так извращённо,
но чертовски красива, хоть часто пьяна.
Гардероб поменять хочет, стиль – цвета хаки,
одеяло из шерсти овец Рамбулье…
Пристрелить бы её, эту дрянь, как собаку,
только проще купить от Версаче колье.
2017
Особняк
Глаза с поволокой туманной;
походка, что сводит с ума.
Умея быть нежно-желанной,
мужчин выбирала сама.
Она вышла замуж удачно,
когда подвернулся банкир.
Пейзаж захолустья невзрачный
сменился на сказочный мир.
Элитный посёлок у леса,
забор высоченный вокруг.
И жизнь развивалась как пьеса,
войдя в предназначенный круг.
Ступени из мрамора плавно
ведут с этажа на этаж.
А сколько их – это неважно.
Таков уж сегодня кураж.
К услугам не ванна – джакузи,
интимный, рассеянный свет.
Они там с банкиром в союзе
частенько встречали рассвет.
В быту интроверт был махровый,
своим подчинённым – гроза.
Прислуге приказ дал суровый:
не сметь попадать на глаза.
Подруги – и те под запретом,
таков уж он был нелюдим.
Безмолвием будни одеты,
и так тяжело было с ним.
Питались изысканно вкусно,
забыла, что значит страдать.
Но скучно ей бедной, и грустно,
и некому руку подать.
Не зная, что значит свобода,
врастая в привычный уклад,
потратила лучшие годы,
мечтая вернуться назад.
Сидела б сейчас у подъезда,
молола своим языком, -
привычное, тихое место:
людьми переполненный дом.
А здесь бессловесно и тихо
томишься, не зная зачем.
Малейшую папика прихоть
должна выполнять без проблем.
В шкафу чемодан был дорожный,
внутри полотняный платок.
В нём спрятаны были надёжно
верёвка и мыла кусок.
2017
Зной
Душный зной окутал сад заросший.
Облака куда-то улетели.
Всё затихло, и в далёкой роще
соловей не сыплет в рифму трели.
Плавлюсь я, печали умножая,
даже тень спасти меня не в силах;
словно воск свечи, безвольно тая,
жар и пламя ощущаю в жилах.
День уходит, изнурённый зноем,
разрешая отдохнуть в беседке.
Сад затих, окутанный покоем.
До земли склонились яблонь ветки.
2017
В ресторане
Мы были в модном ресторане
среди подвыпивших людей.
И каждый час иные грани
я открывал в душе твоей.
Рыдала скрипка, струны пели,
вздыхал и вторил ей рояль.
Вокруг смеялись и шумели,
не понимая их печаль.
Шопена нежные сонаты
звучали в душной полутьме.
А рядом голос пошловатый
бубнил, как поп в своём псалме.
И стало скрипке больно, больно...
Смычок испуганно затих.
И стали ближе мы невольно,
ведь пела скрипка не для них.
Перебирая наши встречи,
ты планы строила для нас.
Какой сегодня дивный вечер!
Какой вульгарный диссонанс...
2017
Читатель
Осень тихо ушла и бушует зима.
Эти строчки диктует мне Муза сама:
«Все уснули давно, только лампа не спит,
освещая поэта, что страстно творит.
Виден явно вокруг быт, попавший в цейтнот,
он привык получать от ворот поворот,
всё стремился наверх, знаменитым не стал,
от бессонниц и пьянок смертельно устал.
Чем же занят поэт в ледяной темноте?
Строчки лезут в тетрадь, только явно не те.
Что-то дунуло в голову с хмурых небес,
и он пишет про осень, деревню и лес.
Не старайся напрасно, сердечный мой друг.
Посмотри в монитор, ещё лучше – вокруг.
Наступил двадцать первый – компьютерный век,
где является в жизнь цифровой человек.
Про деревню писать – это полный отстой.
Ты не Фет, не Тургенев, и не Лев Толстой.
Лучше стал бы фрилансером, ботом в сети, -
в авангарде сегодня почётно идти.
Я устал от черёмух душистых весной,
от берёзовой рощи в деревне родной...
Разорви этот тесный и замкнутый круг,
опиши этот мир, что ты видишь вокруг.
И когда, наконец, станешь с веком на «ты»
говорить, расколов тишину пустоты,
ты подружишься сразу и прочно со мной,
повернувшись к эпохе прошедшей спиной».
2017
Аравийская пустыня
Священный закон Аравийской пустыни
пока запрещает пролить яркий свет.
Тут тайны заветные спят и доныне
под толщей барханов, под тяжестью лет.
Лежат фараоны в богатых гробницах,
проникшие в мудрость вчерашних основ.
А время неспешно листает страницы
пергаментной книги минувших веков.
Застыл молча Сфинкс, не спеша зарывая
тяжёлые когти в хрустящий песок.
На тайны загадочно нам намекая,
он пристально смотрит на Нил, – на Восток.
Под ним существуют подземные залы:
хранилище знаний пришельцев со звёзд.
А их охраняет дракон одичалый,
считая, что каждый – непрошеный гость.
Лежат там останки царей Атлантиды,
и тени живые ведут давний спор.
Ещё есть проход в самый центр пирамиды,
где сердце вселенной живёт до сих пор.
Клянусь я богами, что ныне забыты:
Осирисом, Гором и солнечным Ра, -
где древняя тайна надёжно зарыта
никто не узнает. Ещё не пора.
2017
Полная луна
Звёздною ночью при полной луне
долго я ей любовался часами.
Слышно, как сердце стучит в тишине,
тонкую нить протянув между нами.
Мучает тайно, покой не даёт
это сиянье луны серебристой.
Словно она нашу Землю ведёт
к цели неведомой трассой лучистой.
Путь тот далёк, вереница веков
где-то уже растерялась в дороге.
А впереди – бесконечность часов
с космосом дальним в немом диалоге.
Здесь безграничность диктует закон,
время меняя в свободном пространстве.
Части вселенной звучат в унисон,
замыслом чьим-то придя к постоянству.
Протуберанцы свиваются в жгут,
солнце багровое дерзко венчая.
А за ним россыпью буйно цветут
яркие звёзды, в созвездья сплетаясь.
Мчимся и мчимся в космической мгле
между галактик и звёздных пульсаций.
Сколько ещё нашей грешной Земле
в поисках счастья бесплодно скитаться?
2017