Текст книги "Комар в смоле"

Автор книги: Влад Галущенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

4. Трехактный водевиль

Летом в подвалах многоэтажек неимоверная вонь и духота. Но я, лежа на брошенных бомжами шмотках под трубами канализации, решил, что это все равно лучше, чем в набитых под завязку тюремных камерах. Утром, переодевшись бомжихой, подобрал в парке газету. Ходить, согнувшись с клюкой, при моем двухметровом росте трудновато, но я справился. Себя на фото первой полосы узнал с трудом, так как напечатали старый снимок из личного дела, когда я еще был уважаемым следаком и походил на Мэгре без усов. Мундир они, правда, зачернили, чтобы свой не запятнать.

Крупный заголовок не оставлял сомнений в моих преступных деяниях: «Разыскивается маньяк и убийца». Вот так. Кого я там убил? «Задушен своим телохранителем из корыстных побуждений в собственной квартире почетный гражданин района Аарон Макдауэлл. Убийца вынес из квартиры замечательную коллекцию икон, которую уважаемый коллекционер завещал местной церкви».

Вот, значит, как повернулось. Никого я не убивал. Икон не крал. Да, охранником работал, шефу помогал в его, мягко говоря, не совсем богоугодном деле. А началось все с обычного совещания у владельца самого крупного ломбарда на Рублевке.

* * *

Аарон так потирал руки, будто хотел добыть огонь. Не от них ли в этом бункере так жарко? Я поднялся и приоткрыл решетку на окне стационарного кондиционера.

– Стасик, ну, что, еще раз пройдемся по пунктикам?

– Как скажешь, Арон, план твой, деньги твои, как скажешь, так и станцуем.

– Стасик, сколько раз тебе говорить – Аарон. Аарон я, дубина ты ментовская. Не глумись над святым библейским именем. Ароны на базаре семечками торгуют, а я – Аарон Макдауэлл, а это тебе не фунт какашек.

– Да знаю я, шеф, сорвалось, извини.

– Ты меня еще крестным отцом обзови. Не надо из меня бандита делать! Я себе в убыток содержу огромный ломбард, помогаю бедным людям. Не надо из меня главаря шайки лепить. Я, можно сказать, российский Робин Гуд, а не Квазиморда какой-то.

Это он зря сказал насчет ментовской дубины. Обидел кровно. Долго такое терпеть не буду. Я хоть и не кот, но скоро и у меня будет масленица. Из-за него же меня из органов выперли, когда прикрыл дело о скупке в ломбарде ворованных драгоценностей. И насчет шайки он погорячился.

Хоть нас в деле всего трое, и организованной группировкой назвать трудно, но банда – точно.

Третьей с нами была певичка из китайского ресторана Лилия Ландышева, в девичестве Лизка Козлова. Она сидела у стола в глубоком кресле, широко расставив ноги, и игралась с полами кружевного пеньюара. Подарок шефа на сегодняшний вечер. Без подарка хрен бы она осталась на ночь с этим лысым пеньком. Нет, в свои шестьдесят Аарон неплохо сохранился, трухлявым его не назовешь, конечно. Да и насчет соображалки у него полный порядок. До моего опыта следака ему далеко, но в финансах – гений. Деньги делает прям из воздуха, вот как в теперешней афере.

– Итак, раз вы не против, повторю диспозицию на завтрашнем представлении.

– Оперы, – подала писклявую реплику Лили.

– Скорее, это будет авантюрный водевиль. Главные партии в нем споем мы, – шеф никогда с нами не соглашался, дабы не ронять авторитет.

Лили подмигнула мне. Мы-то с ней знали, что давно уже никакого авторитета не было, да и сотрудничали только до первой удачной сделки. Были у нас с Лили свои планы на будущее. Я нашел в аферах шефа несколько трещинок, через которые, если хорошо потрясти, выпадет не один миллион.

– Стасик, вернись на землю, вытри слюни и смотри на меня, а не на Лилькины прелести.

Вот, опять обидел, как всегда. Я и не смотрел, просто задумался.

– Да слушаю я, слушаю.

– Итак, завтра в моем бункере будет произведен грандиозный обмен.

– Обман? – Лили опять решила поюморить, и, как всегда, неудачно.

– Молчите и слушайте до мине. Я вас умоляю. Мои нерьвы уже поют фальцетом, – Аарон, когда его доставали, всегда переходил на одесский диалект. – Я имею выразить вам свое фе! Не мните мою душу! Я вас прошу покорно и имею выразить недовольство. Ша, детки. Слухайте, что говорит вам папа.

Шеф вытер рукавом дорогой рубашки пот со лба и сделал нам страшные глаза. Не знал он, что мы давно уже его не боялись.

– Повторяю. Уважаемый дядя Соломон, как обычно, придет выкупать месячную партию бриллиантов за наличные. Эти наличные в самых крупных купюрах мы передаем господину Кубалидзе, согласившегося продать свою знаменитую икону.

– Стыренную в грузинском музее, – противный голосок певички ввел шефа в ступор.

– Лизавета! – заревел он, с трудом выдохнув нахлынувшую ненависть. – Чтобы я больше не слышал непотребных слов в моем приличном доме!

Квартира его, занимавшая весь третий этаж элитного дома на Рублевке и в самом деле стоила приличную сумму. Видимо, эту приличность шеф имел в виду. Второй этаж занимал владелец всех Рублевских ресторанов Меликян, бывший чемпион по греко-римской борьбе. На первом этаже в десяти квартирах скучковалась местная чиновничья шелупонь.

Шеф жил в так называемом бункере – комнате без окон с двухметровыми бетонными стенами посреди квартиры. Ниже у Меликяна была точно такая же. Оба этажа делали по единому проекту. В остальных тридцати комнатах он устроил экспозицию икон, пропавших из музеев нескольких стран. Жемчужиной в его коллекции должна стать мозаичная икона Богородицы, которую Кубалидзе умыкнул из своей страны, пользуясь военной неразберихой.

Если дядя Соломон для надежного вложения капитала предпочитал только бриллианты, то Аарон был повернут на редких иконах. Это позволяло ему возвышаться в глазах местного бомонда, где он мог часами болтать на богословские темы.

Кубалидзе даже не подозревал истинной ценности иконы и продавал ее за крохи, что бесконечно радовало Аарона, которого вначале смутило требование наличных. Вот почему он решил совместить две сделки в одну. Мало того – шеф цинично решил моими руками убрать вора, чтобы оборвать ниточку, ведущую к иконе.

– Еще раз повторяю для тупых. Вот на этот столик все три уважаемые стороны выкладывают свой товар. Его проверяют три эксперта: ты, Стасик, будешь экспертом по наличности, а Лили – специалистом по древним иконам. Да подберите себе костюмы поприличнее. Смотри, Лизавета, не припрись на сделку в ночнушке.

– Да знаю я, отстаньте.

– Все вы знаете, а как до дела доходит, так прокол. Тут помню, там забыл. Дядя Соломон, к сожалению, опять приведет своего эксперта по бриллиантам. Вот здесь – повнимательнее.

Главное – соблюсти порядок выхода из бункера. Пока я гостей буду развлекать фуршетом, вы тяните до последнего, пока соломонов прихвостень не закончит осматривать наши камешки. Я выложу лед покрупнее, чтобы он быстрее управился. Когда эксперт пойдет докладывать Соломону, ты, Стасик, выходишь вторым и говоришь мне, что наличка чистая. Я веду Соломона в бункер, вручаю ему мешочек со льдом и провожаю на выход. В это время, ты, Лизавета, выглядываешь из двери и зовешь Кубалидзе в бункер, якобы, для показа царапин на иконе. Есть там две штуки. Ты Стасик, заходишь следом и захлопываешь дверь. Как ты его будешь гасить – это твои проблемы. Только постарайся тихо, быстро и без крови. Закатаешь его в брезент и вывезешь на болото. Есть сведения, что ищут уже его. Надеюсь, не найдут. Всем все понятно? Или еще раз повторить?

– Ясно, ясно, я уже мозги твоими повторами натерла. Аарончик, а где шампунька? Обещал французским угостить перед делом.

– Будет тебе и шампанское, и какао с чаем. Стасик, до завтра свободен, – хозяин бросил на стол парик и стал стягивать пропотевшую рубашку, не отрывая взгляда от распахнутого пеньюара.

Вот так всегда. Надеюсь недолго осталось. Перед уходом осмотрелся, хотя в бункере, кроме жесткой софы, которую Лили называла сексодромом, и трех кресел вокруг стеклянного столика, абсолютно ничего не было. Голые бетонные стены гадкого розового цвета. Идеальное место для занятий любовью и деловых встреч. Ничего не отвлекает.

Я вышел из квартиры, громко хлопнув двойной металлической дверью. Дома лег на кушетку и стал сравнивать свой план с планом этого плешивого менялы, который возомнил себя Наполеоном.

Всего в одном пункте было различие. Я заметил, где Аарон хранит черные бархатные мешочки для бриллиантов, и один прихватил на память. Купил дешевых колечек и наковырял полный мешочек блестящих стекляшек. Когда буду выходить вторым из бункера, мешочки поменяю. Перехвачу перед дверью в бункер Кубалидзе и попрошу половину налички за жизнь. Потом с бриллиантами и наличкой иду к выходу. Говорю шефу, тьфу, пеньку плешивому, что его в бункер зовет Кубалидзе. А дальше – быстренько мотаем с Лилькой за бугор.

Гладко было в мозгах шефа. На деле все пошло кувырком.

Собрались все участники сделки ровно в девять вечера. Долго лобызались и отвешивали глупые комплименты, типа: «Господин Кубалидзе – вы самый известный в своем деле мастер!». Да, с таким пожеланием место в тюряге обеспечено.

Потом Аарон увел гостей в зал на фуршет. Старикашка-эксперт работал не покладая глаз, буквально вгрызаясь взглядом в каждый камешек. Он подсвечивал их каким-то странным фонариком со сменными цветными стеклами.

Наконец, понес опись с расценками дяде Соломону. Меня поразила подсмотренная итоговая цифра с шестью нулями внизу листа. Хороший улов, однако.

Я встал и прошелся по бункеру, разминая ноги. Взял листок с кровати шефа и снова сел за столик. Весело подмигнул Лили.

– Крошка, ты бы хоть для вида что-нибудь на листке накорябала. Типа – заключение эксперта, – я захохотал.

– Бумаги нет, Стасик.

– Как нет, вон шеф на софе пачку положил, – этот момент я предусмотрел.

Лили встала. Как только она оказалась ко мне спиной, я подменил мешочки. Ей про лед знать не надо. Мы обговорили с ней только наличку.

Я тоже черкнул на своем листке пару цифр и пошел в зал.

Там никого не было. Странно. Я свернул в коридор и увидел, что три туалета из пяти заняты. Оттуда доносились характерные звуки. Что за черт? Первым выскочил шеф с покрасневшим от напряга лицом.

– Стасик, живот прихватило. Не идут мне эти соки фруктовые, а спиртное нельзя.

Это точно. Олигархи свое дело знали туго, и к спиртному не притрагивались, когда дело касалось больших денег.

– Эти тоже? – я кивнул на две хрюкающие кабинки.

– Жара, Стасик, жара. Вот все и колобродит. Ты Лизавете скажи, чтобы на следующий раз только минералку ставила. Ну их, эти соки. Красиво, конечно, но здоровье – дороже.

– Скажу. Какие поправки будут? – я опять кивнул на туалеты.

– Никаких, выйдут и все по плану.

Подошел к столикам с закусками, опасливо косясь на огромные потные фужеры с соками. Что-то тут не так. Явно – постаралась Лизка, подсыпав слабительного. Но зачем?

Наконец, шеф потащил под руку ослабевшего от неимоверных трудов дядю Соломона в бункер. Я через открытую дверь видел, как они подошли к столику. Аарон запихнул мой мешочек дяде в карман и повел к выходу. Так, первая часть плана прошла успешно. Я пошел к туалету, где Кубалидзе продолжал пугать унитаз.

На него, позеленевшего, трясущегося, было больно смотреть. Ноги тряслись в такт со щеками.

– Человек! – я не сразу сообразил, что это зовут меня. – Помоги.

Я буквально донес его до бункера и мешком свалил в свободное кресло. Лизка с круглыми от страха глазами ждала, когда я его начну убивать.

По мере того, как до бедного грузина доходил смысл приготовленной ему участи, его скулы твердели, а пальцы крепче сжимались в кулаки. Что значит горный мужчина!

– Сколько хочешь за мою жизнь? – он кивнул на стол с пачками денег.

– Половину.

– Бери все.

Лизка метнулась к столу и стала запихивать пачки в свою сумочку. Оставшиеся четыре я рассовал по карманам. И только тут заметил, что на столе нет драгоценной иконы.

– Человек, скажи своему хозяину, что я его тут жду. Идите, – Кубалидзе снова плюхнулся в кресло.

– Где икона, Лиз? – я на ходу продолжал думать о своем.

– Потом, Стасик. Давай сначала выберемся отсюда. Дождись Аарона здесь, на лестнице. Встретимся возле моего ресторана, – Лили свернула за угол.

– Все, Стасик, дело сделано. Я свою партию сыграл на отлично, а ты? – шеф, напевая, шел к бункеру.

– Я тоже отстрелялся и все почистил. Можете любоваться своей иконой, – улыбка у меня вышла кривоватая.

И мы разошлись. Навсегда. Я свернул к лестнице, а он, поправляя парик, пошлепал к бункеру.

Лили так и не пришла, хотя я ждал ее в подъезде напротив до полуночи. Потом спустился в подвал, где обитаю до сих пор.

* * *

Увидел я ее только через месяц в машине Меликяна, владельца местных ресторанов. Вон оно значит как! Жди меня, я не вернусь, только очень жди. Вот и дождался. Гнусная предательница.

Конечно, душу грел мешочек с бриллиантами, но сердце жег пепел разочарования. Не выходила из головы и таинственно исчезнувшая икона.

Долгими вечерами я прокручивал в голове события рокового вечера, но разгадки найти не удавалось. Решил уже было отступиться и уехать подальше от суетливой столицы. Понимал, что на новом месте потребуются большие расходы, поэтому решил обменять десяток камней.

Работая охранником, знал всех скупщиков и перекупщиков драгоценных камней. К мелким идти побоялся – сдадут. Выбрал Бандершу, здоровенную бабищу, родом с Украины. Она скупала все, даже вонючее тряпье бомжей. Потом им же его и продавала.

– Петровна, помнишь меня? – я заявился ближе к ночи.

– Как не помнить. За что хозяина завалил?

– Брехня это все. Неужто – поверила?

– Так некому больше.

– Тебе откроюсь, как на духу. Не я убил. Кто, пока сказать не могу. Только намекну, что заказал Аарон человека, тот его и убил. Бриллиантов немного отсыпал себе, это было.

– А святые иконы почто взял?

– Опять же не я. В подвале живу, на что мне иконы? Да и нехристь я. Тот, кто убил, тот и иконы увез.

– Ладно. Вижу, что обнищал. Показывай лед.

Я выложил десяток камней помельче на стол.

Бандерша покосилась на них.

– Я тебе про лед говорю, а не про стекло.

И тут меня шарахнула дикая мысль. А ведь не только я такой вумный! Проклятая Лизка! Быстро вывернул весь мешочек на стол.

– И это стекло?

– Конечно, – я твердо знал, что меня, да еще после таких страстей, Бандерша побоится обмануть.

С пустым мешочком я кинулся к дому на Рублевке. Мысли, то сплетались узлом, то расплывались жидким киселем. Одно я знал твердо – найду и убью.

Хотя, кроме Лизки никто не мог лишить меня сокровищ, решил сначала найти веские доказательства, чтобы кинуть их в наглую морду.

Ночью по толстым корявым веткам дикого винограда забрался на балкон третьего этажа. В опечатанном доме было тихо и душно. Свет решил не включать, нашел на кухне газовую зажигалку с фонариком. Прихватил с собой и кухонный топорик.

Стеклянный столик просвечивался насквозь, а вот кресла я не пожалел, размолотив их на мелкие куски. Ничего. Разодрал в клочья софу. Тоже пусто. Кроме голых стен больше ничего не было.

За час простучал буквально каждый сантиметр сначала стен, потом пола. Опять ничего. Ни тайников, ни даже маленьких трещин.

Сидя на столе еще раз внимательно просканировал комнату. Я твердо уверен, что Лизка из бункера не выходила, значит, икона должна быть здесь. Где? Где можно в пустой комнате спрятать икону размером метр на шестьдесят. Помню, эти цифры были написаны на доске с обратной стороны.

В голове что-то щелкнуло. Доска! Но ведь таких огромных досок не бывает. Значит, икона была собрана из нескольких досок. И тут всплыли слова шефа о царапинах на иконе.

Вот! Это вовсе не царапины, а швы, образующиеся при сборке иконы.

Вывод – икона разборная! И если она из трех досок, то ширина каждой – двадцать сантиметров.

Стоп. А ведь такое отверстие есть в бункере. Это решетка калорифера. Сам он стоит в подвале, а по пластиковым трубам горячий или холодный воздух подается в комнаты.

Включил фонарик и спичечным коробком замерил решетку. Ровно пять длинных сторон, а это двадцать пять сантиметров. И тут увидел сдвижной поводок. Решетка открывается. С обратной стороны меня сразу привлекла привязанная толстая леска, уходящая вниз по коробу.

Вытянул и тоже измерил. Три метра. Достает как раз до второго этажа. И Лизка теперь живет на втором этаже. С чемпионом по борьбе. Что ж, это ее выбор. И ее, теперь уже третий план, сработал лучше наших двух.

У меня в голове все шарики легли в сои ячейки. Ясно представил, как на самом деле развивались события по Лизкиному сценарию.

Подготовилась к встрече она значительно лучше нас всех. Во-первых, не только я знал, где хранятся черные бархатные мешочки.

Кстати, надо проверить. Я открыл нижний ящик кухонного серванта. Так и есть. Одного не хватало.

Наковырять камней из бижутерии и для нее не составило труда. Но она заменила мешочек, когда я пошел за листом бумаги, чуть раньше меня, так что воровал я уже стекляшки.

Ей нужно было время для разборки иконы, поэтому она заранее насыпала во все соки слабительное. Пока олигархи и вор-международник пугали унитазы, а я их дожидался у туалетов, сочувственно крякая, она разобрала икону на доски, привязала их к леске и спустила по коробу вниз.

А как ловко она провела меня с наличкой, оставив мне жалких четыре пачки. Да, это все, что мне досталось от куша с шестью нулями.

Последнее, оставшееся для меня неясным – как давно она снюхалась со своим борцом, и был ли он в курсе ее планов? Хотя… Вряд ли такая продувная бестия кому-то доверяла.

Но скоро и этот вопрос притупился. Надо было выстраивать новую жизнь на бескрайних просторах Сибири.

5. Алмаз в сердце

1. Лихо на Лихого

Жора Лиховец, известный в определенных кругах как Лихой, не поверил глазам: рукояти ножей в захудалом районном музее украшали настоящие бриллианты.

В этом уральском городке Суходольске Жора отсиживался после перехвата большой партии «льда» у крупного бриллиантового нувориша Льва Сундукова, по прозвищу Сундук. Курьера, а вернее, курьершу, Лихой вычислил, получив маляву от старого друга по ремеслу: «лед несут первый день без тары».

Для непосвященных сущая абракадабра, но для Жоры в записке было море информации. Льдом называли необработанные драгоценные камни. Первый день, это, конечно, день выдачи зарплаты. Слова «без тары» означали отсутствие разных сумочек, кейсов или мешочков для перевозки камней.

Бабенку крестьянской внешности Лихой наколол как курьера по китайскому пуховику до колен. Его догадку подтвердили два шустроглазых паренька в потертых тулупчиках, которые неотступно следовали за женщиной до самой железнодорожной станции. Это была местная охрана, только, чтобы убедиться в успешной отправке товара.

Уже в очереди за билетом Лихой, пристроившись за пуховичком, осторожно его прощупал. Вклеенных камней было больше, чем синтетического пуха. Билет, естественно, взял в одно купе с курьершей. Свое пальтишко на рыбьем меху повесил поверх драгоценного пуховичка.

Глубокой ночью Жора выскочил из вагона, когда поезд сбавил ход перед остановкой. До Суходольска Лихой почти километр шел пешком. Зато никто не скажет, что видел, как он сошел на станции.

Искать его начнут, конечно, только утром, когда обнаружится пропажа. То, что люди Сундука опросят всех проводниц поезда, Лихой не сомневался. Все равно гоняться будут за старичком с бородой, как на фото оставленного в пальто паспорта. Дедок этот давно помер, так что никого не найдут.

Уезжать в период интенсивных поисков было опасно на любом виде транспорта, поэтому Жора решил отсидеться в этом богом забытом районном центре не меньше недели. Снял комнату у одинокой старушки на окраине городка и целыми днями развлекался просмотром двух центральных телеканалов.

На пятый день вышел прогуляться до станции, чтобы проверить отсутствие людей Сундука. Первым делом выкинул в мусорку изрезанный на мелкие кусочки пуховик. Перемазанные клейстером мелкие камни он спрятал в накладной кожаный животик, а крупные зашил за подкладку в бурки.

Убедившись, что на вокзале и в единственной гостинице подозрительных личностей нет, Лихой заскочил погреться в местный музей. Выставки, распродажи и аукционы были любимыми его местами отдыха и работы. Здесь он просто наслаждался ароматом близкого богатства. Музеи он любил намного больше затхлых гостиничных номеров.

В этом было всего две привлекшие его экспозиции: личные вещи местного уроженца боевого генерала Кадышева и коллекция уральских самоцветов.

Полудрагоценные килограммовые камни он только погладил взглядом, а вот коллекцию ножей и кинжалов генерала Жора разглядывал долго и внимательно. Лихой, крупнейший специалист по драгоценностям, не мог ошибиться: в рукоятки были вставлены настоящие цветные бриллианты. Огромные, до двух сантиметров в диаметре цветные камни, своими лучами буквально пронзали его мозг.

И тут до него дошло, почему коллекция лежит под тонким стеклом и даже без сигнализации: именно величина и яркие цвета камней не позволяли местным музейным работникам, привыкших к огромности дешевых самоцветов, поверить в подлинность бриллиантов.

Лихой смахнул выступившие предательские капли пота со лба и по привычке оглядел потолок: ни одной видеокамеры. Да что там говорить о сигнализации, когда у местного музея не было денег даже на стальную дверь: хлипкую дужку навесного замочка Лихой легко свернул бы двумя пальцами.

Брать музей Жора решил в ночь отъезда. Купив билет, он не спеша перешел привокзальную площадь. Отверткой легко открыл замок и юркнул в холодный коридорчик. При слабом свете уличных фонарей отыскал стенд с ножами и той же отверткой отогнул крепления стекла. Поставив его у стены, ножом стал выковыривать бриллианты из рукоятей ножей и кинжалов. Рассовал крупные по карманам, но еще оставалась целая груда камней помельче. Их он решил ссыпать в лежавший рядом большой серебряный портсигар. Портсигар не открывался. Жора быстро ощупал его тренированными пальцами в поисках потайной кнопки. Только две дырки по бокам. Он решил, что в одну сигареты вставляются, а выскакивают они по одной из другой.

Несколько камней легко пролезли в отверстие побольше.

Лихой снова ощупал бока портсигара. Кнопочка была, но она не утапливалась, а сдвигалась.

Жора ее и сдвинул.

Ему показалось, что его с оглушительным треском ударил копытом в живот огромный конь, отбросив к двери. Лихой быстро ощупал себя трясущимися руками. Крови не было, но не было и накладного животика, только жалкие лохмотья кожи свисали по бокам.

Решил смываться, поняв, что, пока он будет собирать разбросанные по всему полу камешки, могут прибежать на грохот охранники из соседних магазинов.

Лихой выскочил из музея и, прячась в тени длинного забора, ринулся к вокзалу.

2. В поисках благодетеля

Ксения Ивановна, техничка музея, долго шарила в кармане шубейки в поисках ключа от входной двери, пока не замерла от пронзившей ее мысли, что открывать-то и нечего: замок валялся на верхней ступеньке. Она потерянно икнула и двумя пальцами, как дохлую крысу, брезгливо подняла замок за свернутую набок дужку.

Держа его перед собой, медленно зашла в комнату с экспонатами. Через минуту с криком: «Помогите, люди добрые, грабют!», выбежала на крыльцо, чуть не опрокинув шагнувшего ей навстречу степенного заведующего музеем, бывшего учителя истории Дыбенко Ивана Ильича.

– Что случилось? – он схватил техничку за руки и встряхнул.

– Грабют, Иван Ильич, как есть – грабют.

– Где? – сурово спросил заведующий и нашарил в кармане перочинный нож.

– Там, – Ксения Ивановна ткнула пальцем в темноту коридора.

Иван Ильич не спеша открыл ножик, зачем-то попробовал лезвие пальцем на остроту, и решительно шагнул внутрь.

– Не грабят, Ивановна, видишь, никого нет. Не надо меня с толку сбивать.

– Так как же… – техничка растерянно огляделась и ткнула пальцем в пол. – Вот и стекло разбито.

– Крыса, – спокойно сказал, немного подумав, заведующий. – Прыгнула на стенд и разбила. Хотя… Надо проверить. Дай мне опись. Так, ножей восемнадцать. Восемнадцать. Кинжалов двадцать пять. Двадцать пять. Папаха одна. Одна. Рубаха одна. Одна.

Штаны с лампасами. Одни. Портсигар один. Один. Все на месте, как в аптеке, – довольным голосом заключил он, протирая запотевшие от усердного чтения очки.

– А стекло? – тонко взвизгнула Ксения Ивановна.

– Крыса, говорю тебе – коротко оборвал ее Иван Ильич. – А если все на месте, значит, Ксения, никакого ограбления не было.

– А замок? – техничка подняла открытое доказательство грабежа.

– Что – замок?

– Открытый он на ступенях валялся.

– Точно? А помнишь, как неделю назад ты вообще забыла музей закрыть?

Техничка смущенно уставилась в пол.

– Иван Ильич, может, Кузмича, участкового вызовем?

– Чтобы он тебе стекла помог с пола собрать? Ты вон лучше норы крысиные в углах заделай, прям аж ветер из них свистит.

– Я тряпками затыкала, а они их утаскивают.

– Не тряпками надо, а цементом со стеклом. Возьми цемент в кладовке, а стекло… вон с пола смети и смешай. Крысы стекло точно грызть не станут. Поняла?

Техничка вздохнула и пошла за веником и ведром. Иван Ильич в кабинете почти час корпел над очередным отчетом в область. Как всегда приложил к нему жалобное письмо с просьбой выделить денег на ремонт музея. Упаковал все в большой желтый конверт и направился на почту.

Проходя мимо стенда с ножами, бросил на него взгляд и, вздрогнув, остановился.

– Ксения!

– Я в кладовке, цемент замешиваю, Иван Ильич.

– Иди сюда. Ты, Ксения, откуда стекло на стенд взяла? Из подвала?

– Нет. Оно туточки, у стены стояло. Я его вставила в крышку и крючки назад загнула.

– А осколки?

– Осколки я смела в ведро. Почти полведра там.

Заведующий зачем-то заглянул за стенд, потом зыркнул по углам. В каждом красовалось по огромной дыре. Успокоенно кивнув, он продолжил путь на почту.

3. В поисках гадалки.

Четыре учительские семьи жили в одном двухэтажном доме прямо напротив городской школы. Иван Ильич после работы, как всегда, зашел к Кузьме Петровичу Градову, ведущему в школе «выживалку», как называли школьники уроки Основ безопасности жизнедеятельности. Бывший участковый передал сыну уютное протертое кресло вместе с безмятежным существованием и занялся суетливым учительским трудом.

– По Толстому живу, – каждый раз говорил он при встрече Ильичу, – беспокойно. Раньше в кобуре семечки носил и смело по улицам ходил. А теперь по коридорам школьным бегаю и оглядываюсь – всё пулю в спину жду.

Петрович и на этот раз обрадовался приходу соседа.

– Проходи, я чайку с травкой поставил. Не знаю, что за трава, но так дерет, прямо жить хочется. И даже не один раз.

– Я вот по делу к тебе, Кузя…

– Потом, потом. Сначала хлебнем по маленькой с коньячком, потом уже твои сканворды будем решать, мать иху в качель.

– Да не сканворды я принес, похуже.

– Кроссворды? Из старых «Огоньков»? Да, там одним моим умом не совладать. Придется Пашку звать. Тот сможет.

– А где, кстати, он, Кузьма? Дежурит?

– Хуже. Приехали люди из области по розыску какого-то маньяка. Так он с фоткой сутки уже на вокзале торчит.

– Что за маньяк?

– Пашка сказал, что этот урод по поездам женщин богатых ловит и насилует. Потом догола раздевает и шубы на вокзалах продает. Говорят, с последней снял пуховик китайский. Дорогой, видать. Не заметил, случаем, похожий в городе?

– Заметил, сейчас полгорода в этих китайских пуховиках ходят.

– Вот и я говорю, – Кузьма Петрович стал разливать ядовито-зеленую жидкость по стаканам.

Откинувшись в глубоком кресле после третьей порции коньячно-чайного напитка, бывший участковый вытер пот с лысой головы платком, напоминающим солдатскую портянку.

– Говори, чего от моего детективного ума надо? Все разжую. К гадалке не ходи. У нас, у участковых, за время службы в уме образуется криминальный наклон – любое воровство видим насквозь.

– Ты хотел сказать – дедуктивный наклон?

– Нет, Ильич. В этом вся соль отличия сыщика от участкового. Да, у сыщика должна быть дедукция, он, как собака, бежит по следу, от одной улики к другой, чисто логическим путем делает выводы и заключения из накопанных фактов. Потом по логике составляет цепочку умозаключений. Это и есть дедукция. А у меня, Ильич, наоборот – индукция.

– Как это – наоборот? Без размышлений?

– Вот. И все так об нас, участковых, неблагодарно говорят. Потому что не ведают, что дедукция – это скорее догадка, собирательство улик и фактов, хотьба по ним от общего к частному, тогда как мы используем всю мощь индукции – от частного к общему, то есть используем силу интуиции, я ее еще называю – чуйка. Там, где сдается логика – начинается настоящая работа индукторов, мастеров чувственных методов мышления. Поэтому компутеры нам пофигу – они у нас здесь, – он звонко постучал по лысине.

– Такое дело, Петрович. Мне все равно, в какую сторону у тебя шарики в голове крутятся. Ты, главное, помоги мне. Такое чувство у меня, что из меня кто-то дурака делает.

– Кто?

– Похоже, крысы.

Кузьма Петрович дернулся и приподнялся в кресле на локтях.

– Повтори с этого места.

– Крысы.

– Ага, понял. Самоцветы пропадают? Это они любят. Крысы тянут все, что блестит. Характер у них такой. Воровской. Жить без этого не могут. И много утащили?

– Ничего не утащили. Стекло только разбили на стенде. Вдребезги.

– Вот. Я ж говорил, все, что блестит – в нору… Разбили? А как вынули? Оно же…

– Вот и я о том же. Как они крепления отогнули и аккуратно у стены поставили? И главное – зачем? Ни одного кинжала из коллекции не пропало.

– Стоп. Вспомнил. Это ты не про стенд генерала Кадышева говоришь? Помню. Еще, когда при власти был, хотел его серебряный портсигар примастырить, но потом прикинул – в него пачки четыре сигарет надо. Разориться можно. Его, что ль крысы унесли?

– Нет, портсигар на месте. Ты мне объясни, откуда второе стекло взялось?

– Которое? У стены?

– Нет, которое на полу разбитое. Ксения говорит, что стекло разбито. А оно и не разбито. Хотя на полу полно осколков. Мелких таких.

– И все? И ничего не пропало?

– Ничего. Все по описи сверил. Все ножи и кинжалы в целости.

– Мистика.

– Вот и я так думаю, что здесь даже твоя индукция не справится. Кому надо было среди ночи притащить в музей огромное свое стекло и разбить его, сохранив музейное. Зачем делать имитацию ограбления, ничего не взяв?

– Дай подумать, – Петрович прикрыл глаза, воткнул указательный палец в лоб и вскоре аппетитно захрапел.

Иван Ильич твердо решил дождаться его пробуждения. Кто их знает, этих индукторных участковых, может они во сне преступления расследуют?

4. Дикая собака Динго

Единственная дочка технички Ксении очень любила, когда ее называли не Дина, не Диана, и даже не Динка, а именно романтическим именем Динго.

С малолетства Дина старалась походить на задиристого мальчишку и даже сейчас, в выпускном классе, коротко стригла рыжие космы и носила потертые джинсы. Единственной ее девичьей слабостью было шелковое французское белье. За него она могла отдать последнюю копейку.