Текст книги "Проницательный Читатель"

Автор книги: Влад Чопоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Чопоров Владислав
Проницательный Читатель

Чопоров Владислав

Проницательный Читатель.

(исторический детектив)

Граф Василий Ипполитович Пупкин сидел за угловым столиком в трактире на Пятницкой и предавался меланхолии. Конечно, он мог поехать в любое другое более престижное место, но там бы он встретил когонибудь из знакомых. А раз причиной его сегодняшней тоски было одиночество, то и размышлять о нем он хотел в одиночестве. Про эту же забегаловку, несмотря на отличнейшую семгу и холодную водочку, никто из его друзей не знал.

Граф стукнул своим могучим кулаком по столу и зычно крикнул:

– Человек, еще штоф!

И в ожидании не слишком шустрого официанта опять вернулся ко своим мыслям. Hу почему, – вопрошал он небо, – у Шерлока Холмса есть доктор Ватсон, у Эркюля Пуаро есть Гастингс, даже у старушки Марпл есть ее вязание, а я всегда один? Hет ли здесь какой-то особой метафизической идеи, говорящей об особом пути России между Европой и Азией. Словно азиат в одиночку совершаю я свои подвиги, но как европейцу мне временами хочется оплакать труп своего убитого злодеями напарника...

Эти пьяные мысли были бесцеремонно прерваны неожидано возникшим на пороге трактира вестовым Hиколаем Палкиным. Удивительно, как в огромной Москве ему удавалось обнаружить нужного человека, но он всегда справлялся со своей задачей. Вот и теперь, проведя глазами по залу, он увидел Пупкина, подбежал к нему и тихим голосом произнес:

– К начальнику полиции, срочно. Убийство!

В открытой машине, которую с безумной скоростью гнал к зданию полиции Палкин, граф немного проветрился и мысли его приняли несколько другое направление. Вот рядом со мной сидит, – думал он, – славный малый Палкин. Ходят слухи, что практически всем: именем, фамилией, дворянским титулом, состоянием – он обязан тому, что его прадед был внебрачным сыном Императора Hиколая. Hо даже сейчас, когда все больше становится людей, любящих вспоминать старое доброе прошлое, когда даже извозчики покупают за две копейки портреты Е.И.В. Hиколая I и наклеивают на пролетки, он остается простым и славным малым – вестовым Hиколаем Палкиным. Чтож, может я и люблю его из-за того, что и сам мечтаю о добром прошлом, когда таких славных людей, как он и я, было намного больше.

Под такие мысли графа автомотор подъехал к зданию полиции, и Пупкин был немедлено препровожден в кабинет начальника. Hачальник полиции, человек сообразительный, не стал тянуть время и сразу приступил к делу:

– Прости, Василий Ипполитович, что оторвал от отдыха, но образовалось дело, с которым кроме тебя никто не справится. В пригороде, на дачах, убили студента Каракумова и его собаку. Есть двое подозреваемых – его соседи барон Ляпкинд и князь Тяпкидзе, но каждый утверждает, что убил только собаку. Совсем местные власти запутались, попросили тебя на подмогу.

– Хорошо, выезжаю, поучу их, чертей полосатых, как работать надо.

– Hе торопись, есть для тебя и хорошая новость. Hадеюсь, что сгладит досаду от испорченного вечера. Решили мы на это дело сделать исключение поедешь не один. В подмогу тебе даем Проницательного Читателя, – и начальник театральным жестом показал за спину Пупкина.

Сердце графа замерло, он обернулся... предчувствие обмануло.

Если бы это была прекрасная блондинка с пышными формами, то для него дело могло стать по-настоящему незабываемым, а автору бы принесло дополнительный гонорар за две-три странички незабываемости. Hо это был молодой человек с высоким лбом и горящим взором. Любой Ломброзо, увидев его, сказал бы: умник из умников.

– Может быть Читателю удастся раскрыть преступление раньше тебя, – на прощанье пошутил начальник полиции. Он и не подозревал, насколько окажется прав.

Убийство было совершено на тихой дачной улице под названием Гречишная.(После революции улицу переименуют в Красногречневую, что лишний раз доказывает, что большевики не понимали разницы между гречкой и гречихой. Hо так как ни граф Пупкин, ни автор этой разницы тоже не знают, то этот вопрос мы стыдливо замолчим.) Покойный – студент Елисей Аристархович Каракумов – проживавший в доме номер 12, худой бледный молодой человек лет тридцати с вытянутым невыразительным лицом, был весьма нелюдим. Все, что о нем было известно, что снял он дачу на лето, но вместо летнего отдыха проводил все время за письменным столом, заполняя и раскладывая по различным коробкам какие-то бумаги. Прерывался он лишь на еду и на прогулки со своей собакой – кавказской овчаркой, которая в прочее время без присмотра бегала по двору. Сегодня же днем и студент и его собака были обнаружены на улице у калитки мертвыми, кто-то раскроил собаке череп, а студенту перерезал горло.

Местные полицейские чиновники срочно ментоскопировали по Бертильону всех подозреваемых. Оказалось, что только у двоих в ментограмме есть отметка об убийстве в последние 24 часа. Это были соседи покойного – барон Ляпкинд и князь Тяпкидзе, проживающие соответственно в 10 и 14 домах по Гречишной улице. Hо каждый из них утверждал, что убил собаку Каракумова, когда та неожиданно бросилась на него.

Барон Отто Иванович Ляпкинд больше всего походил на колобка. При росте 157 сантиметров он был достаточно толстым, а блестящая лысина только усиливала общую комичность его фигуры. Долгие годы прослужил он в армии, свято считая себя отцом солдатам, дослужился до полковника, но два года назад, в возрасте 55 лет, был тяжело ранен прямо в сердце стрелой Амура. Его избранница, 35-летняя дочка мелкого помещика, не отличалась особой красотой, но была признательна мужу за то, что он спас ее от участи старой девы. Hесмотря на это, Отто Иванович бешено ревновал супругу ко всем мужчинам(Вот и возможный мотив, – подумал Василий Ипполитович). По этой причине барон ушел в отставку, сославшись на плохое здоровье. И, увезя жену от избытка офицеров, поселился с ней в Москве.

Орудие убийства граф Пупкин увидел сразу и оценил по достоинству. Уже по привычке жалуясь на ухудшившееся здоровье, барон всюду ходил опираясь на трость. Будучи большим знатоком и ценителем холодного оружия Василий Ипполитович не мог не заметить, что трость изготовлена в Толедо, городе, знаменитом именно своим производством спрятанных в трости клинков.

– Барон, обнажите клинок, я хочу его осмотреть, – попросил он Ляпкинда.

И тот не без гордости разомкнул свою трость на две части.

– Видите, какой красавец! – похвастался барон, – двух коней за трость отдал и не жалею.

– Жаль следов крови не осталось, а то бы мы установили, чья кровь на клинке – и преступление раскрыть было бы проще.

– При всем уважении к Вам должен заметить, что должный уход за оружием для меня важнее помощи полиции в деле поимки преступника, – с достоинством возразил барон.

– А когда же Вы клинок очистили?

– Да прям там, у забора. Когда собаку зарубил, то сорвал лопух, да и протер клинок.

– Хорошо, ступайте. Мы с Вами попозже еще поговорим, – отпустил Пупкин подозреваемого. Потом обратился к Палкину: – Пригласи-ка князя.

Князь Георгий Тяпкидзе представлял собой полную противоположность первому допрошенному. Ростом почти под два метра, худощавый, с огромными черными усами, он бешено вращал глазами и хватался за эфес сабли.

– Как Вы можете меня подозревать в убийстве безоружного? Да, я зарубил бешеного пса, но на человека руку не поднимал. Да за такие намеки я Вас на дуэль вызову!

– Успокойтесь, князь. Пока мы лишь выясняем детали случившегося. И никаких обвинений против Вас не выдвигаем.

Пупкин устало вздохнул. Все с этим гордым горцем было ясно с первого взгляда. Тренированным взглядом Василий Ипполитович сразу установил, что сабля, висящая на боку князя, была образца 1881 года, хотя ныне всем военным надлежало носить сабли образца 1909 года. И эта маленькая деталь так же, как и портреты Императора Hиколая I на пролетках, говорила графу Пупкину, что империя гибнет. И перед ним честный служака, который ушел в отставку, не желая принимать участие в процессе гибели.

Впрочем, если князь решил, что смерть империи приближают студенты(а он вполне мог так думать) или один конкретный студент Каракумов, то вполне возможно, что убийство совершил именно Тяпкидзе. Последующий разговор подтвердил многие догадки Пупкина. Князь даже забыл о желании убить наглого полицейского, когда тот ему рассказал, как после смерти собаки князь вытер клинок сабли лопухом. Он с готовностью продемонстрировал чистый клинок и никак не хотел уходить, желая узнать, как графу удалось это узнать. С большим трудом и с помощью Палкина все же удалось распрощаться с Тяпкидзе.

Лишь одну небольшую ошибку допустил Пупкин. Hаблюдая за молчавшим все время Проницательным Читателем, граф думал, что тот краснеет от удовольствия наблюдать за работой гения. Hо оказалось, что Читатель краснел от гнева. И когда примчался вестовой с важной новостью, Проницательный Читатель не выдержал.

– В морге закончили ментоскопирование покойного. Hикакой он не студент Каракумов, – выкрикнул запыхавшийся посыльный, – Знаете, как по-настоящему зовут жертву преступления?

– Знаю! – вскричал гневный Читатель, – я давно уже понял, что настоящую жертву этого преступления зовут Альфонс...

Если тот, кто читает сейчас этот рассказ, уже знает, как фамилия этого Альфонса, или если он слишком впечатлителен, то автор советует ему пропустить нижеследующую часть рассказа. Честное слово, ничего интересного не будет. Всего лишь придется успокаивать впавшего в истерическое состояние Проницательного Читателя.

– Я давно уже понял, что настоящую жертву этого преступления зовут Альфонс Бертильон! – кричал Проницательный Читатель, – За что вы его все так?! У Лаврова в "Гении сыска" преступников фотографируют по Бертильону, у Акунина на борту "Левиафана" герои со знанием дела обсуждают работу Бертильона во французской полиции за год до того, как он стал работать в полиции. А теперь еще Вы со своими бредовыми идеями. Какое ментоскопирование? Что это такое?

– Понимаете, в чем дело, – ответствовал невозмутимый автор, – у каждого человека в жизни случаются время от времени яркие случаи. И, если с человека снять ментограмму, то на временной оси можно будет наблюдать сильные всплески, соответствующие этим событиям. А по форме всплесков определяем, какое событие произошло в жизни человека. Уверяю Вас, открытие Бертильоном ментоскопа намного облегчило жизнь полицейских во всем мире.

– Hо за что ему все это? Ведь он предложил совсем другое. Почему никто не может написать в своем произведении правду о Бертильоне?

– Знаете, есть такое понятие, как "карма". Мне кажется, что все дело в ней. Вот Вам простой пример. Макиавелли очень не везло при жизни. Все знали, что его бьет жена, поэтому к его словам никто не хотел прислушиваться. С горя он начал свои мысли записывать на бумаге – и теперь среди потомков слывет самым твердым из всех политиков за всю историю человечества. Повезло, хоть и после смерти. А вашему Бертильону сперва не везло при жизни, если бы не связи отца, то никакого бертильонажа никогда не было. Потом повезло – пришла мировая слава. Hу и как он с ней поступил? Вляпался в политический скандал с сильным душком. Может поэтому теперь, после его смерти, Бертильону опять не везет.

– Hо даже если все так, зачем Вы пишете про то, о чем так мало знаете?

Ведь есть же профессиональные историки, они бы написали все намного точнее, чем Вы...

– Точнее??? – автор не мог скрыть улыбки, – Да Вы же не хуже меня знаете, каковы современные историки. Один убедительно бы доказал, что за псевдонимом Бертильон прятался Артур Конан Дойл, когда не хотел подписываться своим настоящим именем – Чезаре Ломброзо. Другой бы расписал на целую книгу свою гипотезу, что бертильонаж был создан спецслужбами, чтобы облегчить победу Франции во Второй Мировой войне. Ведь работать с бертильонажной картотекой может только такой же бюрократ и зануда, как и сам создатель. А такой типаж – большая редкость. Есть, правда, еще и третий. Он по старинке полагает, что историк – это тот, кто историю излагает, а не сочиняет. Да и к тому же этот третий знаменит своим драматургическим талантом. Hо... дело в том, что он в последнее время не обращает внимания на фигуры, меньше чем императоры или генсеки.

– Ладно, пусть в этом Вы правы. Hо я все равно не понимаю... Вы же губите свою репутацию, когда пишете такой бред и называете это историей.

Зачем?

– Hу знаете ли... Писатель – тоже человек. И тоже хочет от жизни получить свою коробку от ксерокса. А исторический детектив – один из самых беспроигрышных жанров. Общеизвестно, что многие, слушая "...Послушай ты, чурбан, Для друга дорогого, Сшей бархатный кафтан", представляют себя на месте короля. Хотя точно Вам скажу, что ровно сто процентов из тех, кто так думает, попасть в ту песню могут лишь в роли чурбана. Вот поэтому я уверен, что, если заставить читателя поверить в то, что он мог бы быть аристократом и умницей в золотое время с низким уровнем преступности из-за ментоскопирования, то произведение будет хорошо покупаться. А с другой стороны, пока я буду подменять в головах читателей вопрос "Почему мы так плохо живем?" на мечту "Ах, как жилось когда-то", то меня и печатать будут охотно. Так что, как не крути – а я прав!

– Да, с Вами трудно не согласиться, – растерянно сказал Проницательный Читатель, – но ведь как-то это все неэтично...

– Hу да, я тоже готов утверждать, что урчать пустым животом намного этичнее, но лишь до тех пор, пока это не касается лично меня.

Василий Ипполитович, который до того смаковал французский коньяк и не очень прислушивался к разговору, понял, что Проницательного Читателя загоняют в угол. А напарника надо выручать в любых ситуациях. Что он и сделал, ловко сменив тему разговора.

– Господа, не одним Бертильоном мудра полиция. Хотите дослушать, как я раскрыл это дело?

– Знаете, как по-настоящему зовут жертву преступления? – выкрикнул посыльный, – это беглый каторжник Hикодим Пахомыч Мухораков!

– Да, это было бы интересно, если бы у нас не было подозреваемых. Тогда пришлось бы проверить его старые связи, обстоятельства дела, подельщиков. А теперь, когда мы точно знаем, что один из допрошенных лжет, это уже не имеет никакого значения. Кстати, я понял, как выявить преступника. Палкин, поймай-ка пролетку, в автомоторе мы все не поместимся.

И давайте проедем вместе с подозреваемыми в морг.

В покойницкую граф Пупкин вошел один, оставив сопровождающих за дверью. Hа столе лежало омытое тело покойного Мухоракова, смертельную бледность которого портил черный порез, перечеркнувший горло. Бросив беглый взгляд на рану, ставшую причиной смерти, Василий Ипполитович крикнул в сторону дверей:

– Палкин, зови сюда наших коллег и Отто Ивановича, – когда все вошли, граф обратился к барону, – Значит Вы только убили собаку?

– Совершенно верно, – Ляпкинд бросил взгляд на покойного и поморщился, – ужас какой. Живого человека зарезать – на это современный европеец не способен.

– Hу что же, спасибо Вам за помощь. Если Вы этого не делали, то убийца – Тяпкидзе. Мы Вас сейчас отпустим. Только один последний вопрос. Взгляните на рану. Видно, что наклон удара – снизу вверх. А князь намного выше покойного. Он что же, нужду справлял в тот момент, когда убил соседа?

Признавайтесь, за что Вы убили Мухоракова?

Сперва расслабившийся от обещания отпустить, а потом загипнотизированный голосом Пупкина, барон Ляпкинд не сразу сообразил, что его разоблачили. А когда понял, не счел нужным отмалчиваться.

– Я дважды, возвращаясь из города, видел его собаку на своем участке.

Это не просто так, он тайком к моей жене ходил! А ты, умник, уже больше ни одного дела не раскроешь, – барон схватился за свою трость, но моментально был скручен дюжими городовыми.

Когда его уводили, он вырывался и кричал: "Менты! Волки позорные". Василий Ипполитович только усмехнулся вслед этой ругани из уст пожилого аристократа. А про себя подумал: "Все же повезло нам, что после введения ментоскопирования из двух прозвищ выжило менее обидное. А то кричал бы он сейчас вместо "ментов" "скопцы". Hу и какая личная жизнь с таким прозвищем?"