Текст книги "Правило буравчика (СИ)"

Автор книги: Влад Костромин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Правило буравчика

«Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха…

Папы этого ответ помещаю в книжке…»

Как все люди со светлыми волосами, к тому же отягощенный нарушенной пигментацией кожи, я легко обгораю на солнце. Есть такое – чего уж отрицать. Когда я был маленький, то однажды обгорел под живительными лучами Солнца. Обгорел, да и всё тут. Ан нет. Чуткая мать наша была активной поборницей гомеопатии, самолечения и военно-полевой хирургии. Находясь в стадии повышенной заботы, она решила врачевать сию травму. К методам пластической хирургии обращаться не стала, за что нельзя не поблагодарить Бога, а прибегла к менее радикальным методам, ограничившись народными средствами. Щедро намазала мне болевшую кожу головы сметаной, приговаривая:

– Ну, когда ты уже сдохнешь? Сплошные расходы от тебя. У других дети как дети, а ты расстройство для родителей.

– Я же не специально, – попытался оправдаться я. – Пока огород пропалывал…

– Это Бог тебя наказал, за то, что родителей не слушаешься и носишься сломя голову. Шляпу надо носить, а то ходишь как Аноха!

– Ничего я не ношусь. И где мне шляпу взять?

– Вот когда ты с поломанной ногой дома лежал, то никогда не обгорал, – сделала мать неожиданный вывод. – Зато у меня тогда душа не болела, и я знала, где ты находишься. А шляпу можно было и самому сделать, если бы ты не был урод безрукий, как батя твой. Взял бы и из газеты сложил себе кепку. Мы в детстве так всегда делали.

– А газету где я возьму?

– Ты что пререкаешься опять?

Я замолчал потрясенный глубиной обобщения и молчал во время всей процедуры. А то мало ли, вдруг решит ногу мне сломать, чтобы не носился. Если ей нравилось, что сын год пролежал в гипсе, а потом долго ходил с костылями, то от нее всего можно было ожидать. Да, надо заметить, боль сия лечебная процедура слегка уменьшает.

Вот только посреди ночи я проснулся от того, что мою голову облизывали наши кошки. Хорошо хоть, что войдя в раж грызть меня не стали. Но сметану слизали начисто, вызвав поутру немалое удивление матери, которая никак не могла поверить, что такое большое количество молочной продукции могло бесследно впитаться под кожу.

– Вить, а Вить, ты ночью не вставал? – даже спросила она у папаши, подозревая в случившемся его бездонную утробу.

– Какого лешего я вставать буду? – недовольно пробурчал папа, по еврейской привычке ответив вопросом на вопрос. – Мне что делать больше нечего?

– А куда сметана пропала с Влада?

– А я откуда знаю? Может, испарилась? Ночью то жарко было, вот сметана и испарилась, – выдал неожиданное физическое толкование феномена папаша, гулко шлепая босыми ногами к холодильнику.

– Прямо таки вся и испарилась? – не поверила мать.

– А что тут такого? Поверхностное натяжение воды и правило буравчика вспомни, – продолжал по привычке витийствовать он, – Между прочим, медицине подобные случаи давно известны. Какая же ты у меня темная. Только и способна. Что глупые вопросы задавать. Если бы не я, так и сидела бы в своей деревне.

– Я бы и сама человеком стала, – начала заводиться мать. – А вот ты бы без меня спился уже или фанфароном стал.

– Стала ты человеком, – скептически пробурчал Витя, смешивая извлеченную из холодильника сметану с молоком. – Это я тебя бухгалтером сделал, а то так бы мотала провода на своей фабрике.

На шум спора вышел из своей комнаты мой заспанный младший брат Пашка и, проходя мимо стола поинтересовался:

– Пап, а в чем напряжение измеряется в сети?

Он накануне, как обычно, сидел, спрятавшись под столом, и подслушивал разговор матери с ее закадычной подругой Зиночкой. Среди живо обсуждаемых тем фигурировала и зловещая тема смерти деревенских электриков. Пашка ни Уренгоя в этом разговоре не понял, но теперь с опаской посматривал на розетки. Он вообще был великим путаником. Например, подберезовики называл подбородовиками, а рынду гондой.

– Напряжение? В сети? – переспросил отец, укладывая ломоть сала на кусок хлеба и щедро поливая бутерброд горчицей, сметаной и хреном.

– Да, в лектросети.

– В герцах, конечно, – напрягши морщины на лбу, выдал папаша.

– В герцах? – недоуменно переспросил я, включаясь в разговор и радуясь подвернувшейся возможности перевести разговор с исчезнувшей сметаны и того, «как папа сделал маму человеком» на нейтральную тему.

– Конечно в герцах, – уверенно ответствовал папаша, который помимо двух высших образований был обогащен еще и опытом работы электриком в совхозе. Хоть и на полставки, но все же. – Слушай отца, дундук! Правило буравчика вспомни и не будешь больше таких дурацких вопросов задавать! Я вот в детстве слушал отца и стал человеком, а вы, бестолочи, так и останетесь мелкими надоедалами. Все в маму пошли!

– Вот ты только так можешь! – набросилась на него мать. – Понадаешь детям гаюшек каких-нибудь ржавых из ведра, и потом они матку родную не слушают!

Мать постоянно ревновала к тому, что мы проводим время в мастерской и гараже отца, норовя прихватить оттуда что-нибудь полезное.

– Зато станут людьми, если будут батьку слушаться, – самодовольно заявил он, всовывая в рот бутерброд и по-акульи отхватывая сразу половину. – А ты их разве можешь жизни научить?

– Как он может человеком стать, если шапку не носит? – патетически указала рукой на меня мать. – Еще и на Пашку плохо влияет.

– А у меня есть шапка? – огрызнулся я, присаживаясь к столу в надежде, что что-нибудь из съестного, оставшегося после завтрака отца, перепадет и мне. – Надоели вы уже этой шапкой!

– То, что у тебя шапки нет – это еще не повод ее не носить, – веско изрекла мать. – Витя скажи ему!

– Не пререкайся с матерью, – не менее веско проронил отец, дожевавший бутерброд и подкрепил свой завет увесистым подзатыльником. – Запомни, Маугли, шапку носить нужно. Ты же не в джунглях. Родителей надо уважать, даже таких как мама твоя.

– И ты тоже не пререкайся, Винт Раздолбайло, а то строптивый стал, – следующий подзатыльник достался молчащему Пашке. – Что ты нахохлился как инфузория? И нечего отцу в рот смотреть – это неприлично. Сделай лучше доброе дело.

– Какое? – настороженно поинтересовался Пашка, жалобно блеснув очками со скрепленной синей изолентой дужкой.

– Возьми пакет с сигаретами и просуши на солнце. Только следи, чтобы дождя не было!

Отец тогда «Астру» смолил с усердием, достойным лучшего применения. Это когда свои сигареты курил. А если «стрелял» у окружающих, то курил любые, не обращая принципиального внимания на марку и производителя. Хотя, признаться, в то время в деревнях особого выбора табачного ассортимента не было.

Проглотив еще один неприлично толстый бутерброд, безудержный дымосос тяжеловесно встал из-за стола и выдал Пашке пакет с купленными по дешевке сигаретами.

– Только смотри дождь не проморгай, – напутствовал его папаша. – Следи по барометру за грядущими изменениями погоды.

– Смородина перед дождем начинает сильно пахнуть, – опять вставила «свои пять копеек» мать.

– И фиалки цветки закрывают, – поделился с братом знаниями я.

– Только попробуй в палисадник полезть, урод косолапый! – отреагировала на это мать. – Ноги повырываю!

– Да не полезу я никуда. Я за сигаретами следить буду! – Пашка, несказанно гордый важным поручением, отправился во двор, где разложил пачки на сиденье мотоблока и стал сушить.

Весь день вокруг этих пачек крутился с важным видом, как швейцар в гостинице для иностранцев. Даже обедать не пошел.

– Три белых коня, три белых коня: горчица, сметана и хрен… – немелодично напевая к вечеру вернулся домой отец.

– СтаршОй, Пашка где? – просунул он лысую голову в Пашкину комнату, где я паял очередной блок питания.

– Сигареты сушит.

– Молодец! Зови его, – усаживаясь за стол в прихожей, велел отец. – Пущай волокет сигареты.

Я вышел на крыльцо и прокричал:

– Паш, батя пришел. Неси сигареты.

Минут через пять в дверь прихожей робко протиснулся Пашка и начал пританцовывать на пороге как впервые попавший в метро деревенский житель, не знающий где тут можно справить давно назревшую малую нужду.

– Ну что ты мнешься как коржик в тумане? Где сигареты? – дружелюбно поинтересовался внимательно изучающий сквозь стекло баночки горчицу отец.

Пашка молча выгрузил из спрятанного за спиной пакета размокшие сигаретные пачки. Папа вытаращился на него как бизон, впервые встретивший бегемота. Раздались гневные обвинения вскочившего со стула отца, стучащего пальцем по украденному в Москве барометру:

– Баран слепой, дождя же не было! Почему сигареты мокрые?

– Дождя не было, но был сильный ветер! – логично ответил Пашка.

– А ветер тут при чем? – не понял отец, отвешивая ему мощную оплеуху и начиная извлекать из брюк ремень. – Сейчас ты узнаешь, ротозей, почем пуд лиха!

– Ну, там же это как его… – бледнея, глядел на ремень Пашка. – Правило Буравчика и поверхностное натяжение…

– Какое натяжение?

– Воды!

– Какой воды? Самый умный, да? Умнее батьки стал, дебил безмозглый?

– Нет, не умнее, – в ужасе открестился от этой крамольной мысли несчастный ребенок. – Ты умнее! Ты самый умный в деревне!

– Ты мне тут зубы заговариваешь? Откуда там вода взялась?

– Там лужа возле мотоблока, а в ней поверхностное натяжение…

– Какое … натяжение? Какой на ... буравчик? Ты что издеваешься, дундук? – рассвирепел любящий отец.

– Ве-ве-тер в-в лу-лу-жу с-с-с-дул, – начал заикаться от страха Пашка. – А та-а-а-м натяжение… Во-во-во-ды…

– Что ты там мямлишь? Что, говно на зуб попало – прожевать не можешь? Умнее батьки стал? Я тебя научу родителей любить! На всю жизнь запомнишь, кто тебя кормит! Дуралей! Как можно быть таким разгильдяем?

За проступок несчастный ребенок, папашей, перешедшим на полностью нецензурные выражения, был нещадно выпорот ремнем. Впредь папа Витя столь ответственных поручений ему больше не давал.