Текст книги "Демон против Халифата"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

16
ДРУЖИЩЕ ХУВАЙЛИД

…Чтобы секунду спустя, вывалиться кубарем из полукруглого проема термитника на прогретую белую дорожку. Сонный город колыхался медленными волнами, нависал и окружал со всех сторон, и каждый из тысяч входов обещал исполнение, по крайней мере, одной маленькой мечты. И было крайне соблазнительно заглянуть еще хотя бы в парочку покинутых жилищ, прожить еще несколько мгновений сказки, встретить людей, о которых мечтало его подсознание…

Президент попытался встать, но вестибулярный аппарат еще не вернулся к норме. Тогда он прилег, пережидая головокружение, прикрыл глаза, а когда снова их открыл, перед ним висела огромная распятая бабочка.

Бабочка шевельнулась, посылая человеку вопрос. С человеком намеревались говорить.

Коваль вздохнул, уселся поудобнее и сказал: «Привет!»

– Приветствую тебя, о совершеннейший из тех, кто когда-либо ступал по земле.

Чуть слащавый, грудной, слегка вибрирующий мужской голос, какой в представлении Артура должен быть у оперных певцов и муэдзинов. Голос из ниоткуда, явно не из хоботка пятиметровой бабочки.

– Круто… – такого поворота Коваль не ожидал. – Слушай… Ты ко всем так обращаешься?

– Разве тебя не радует, о приятнейший из смертных?

– То есть ты каждого захваливаешь?

– Могу ли я поверить, что справедливейший из судей готов допустить унижение одних в пользу других?

– Ясно, можно не продолжать. Твоя программа позволяет подлаживаться под любого собеседника. А как быть с лингвистикой? Ты знаешь все языки во вселенной?

– Как можно воспринять речь существ, не пользующихся воздушной средой для распространения волны?

– Ну ты загнул… Стало быть, не всех. Э… гм. Зачем ты пугал меня?

– Могу ли я осмелиться тебя пугать, о храбрейший из витязей?

Артур постепенно начал привыкать. Если тот, кто с ним общался, – биоробот, компьютер или один из уцелевших Летучих – таким макаром острил, то имелся в этих остротах какой-то подпольный, скрытый смысл. Во всяком случае, чего-то подобного президент ожидал. Он даже слегка испугался количества угаданных ходов.

Слишком много угаданных ходов.

Так недолго и партию прос… это самое.

– Стоп. «Витязь» – не арабское слово. Ты его спер в моей голове?

– Позволено ли жалкому слуге взять без спросу хотя бы пылинку с сапога повелителя?..

Убийственно пахло цветами. По бронзовым стенам лампы пробегали маленькие северные сияния, песочный город тонул в сумраке. Бабочка рокотала одновременно гневно и подобострастно. Смысл трепа, повторял себе Коваль, не забывать о смысловых вклейках. Он не говорит ничего зря, чертов робот, просто нагло пользуется моими школьными представлениями о Востоке…

– Ага… ты хочешь сказать, что я сам перевожу слова и… передаю тебе?

– Дано ли мне, о могущественный, самому высказывать достойные твоего величия мысли?

Хм, сказал себе президент. Компьютер, кукла чертова. Говорит как пишет, не подкопаться.

– Ты выражаешься так витиевато, потому что я подсознательно жду от тебя восточных изысков, да?

– Может ли робкий джинн осквернять твои уши грубыми ответами?

– Кто тебе сказал, что ты джинн? – Артуру показалось, что он придумал невероятно хитрый вопрос.

– Разве не величайший из великих нарек чистый дух небесного огня джинном?

– Нарек… Но не я же.

– Хватит ли мне дерзости поставить того, кто назвал меня так, впереди тебя по мудрости и прозорливости?

– Значит, ты называешь себя так, как удобно людям?

– Осмелюсь ли я в сотнях миров называть себя одинаково?

Вот собака бешеная, размышлял Коваль, рассматривая парящую в бронзовом свете бабочку. Больно ей, конечно же, не было, только идиот поймался бы на такую удочку. Но по сравнению с голографией двадцать первого века качество сногсшибательное.

– Ладно, но я не могу называть тебя просто джинном. У тебя есть имя?

– Будет ли лучезарному удобно называть меня Хувайлид?

– Удобно? Гм… Как скажешь. Погоди, – спохватился президент. – Такое имечко я не смог бы сам придумать! Ты не мог его вытащить у меня из памяти, верно?

– Имею ли я право оскорбить властительного робким напоминанием, что мое жалкое имя Хувайлид он мог слышать в годы отрочества?

У Коваля зародилось настойчивое желание швырнуть в джинна сапогом. Бабочка невозмутимо помаргивала шаровидными глазами, едва заметно шевелила полуметровыми пальцами. «Значит, что бы я ни спросил, я не услышу от него ничего нового? Тогда зайдем с другой стороны…»

– Почему ты показываешь мне это дурацкое распятие? Ты издеваешься надо мной?

– Разве отважился бы смиреннейший?..

– Прекрати нести чушь. Тебе прекрасно известно, что такое для христиан распятие. Какого черта вы подвесили бабочку, очень весело?

– Неужели мудрейший всерьез полагает, что вину человечества может принять на себя лишь человек?

– То есть… Поясни!

– «Вот ты и попался!» – подумал Коваль. – Армянскими ответами не отделаешься!»

– Может ли так быть, чтобы светлейший из людей не верил в благородные мотивы Летучего народа?

– Ах вот как… Ты хочешь показать мне, что бабоч… Что Летучий народ уважает христианскую веру?

Голос Хувайлида зазвучал торжественно:

– Разве у достойнейшего сына своей веры есть повод усомниться?

– Кажется, я понял… Для мусульманина ты будешь выглядеть совсем иначе, верно? А для ящерицы – станешь большим тиранозавром, так?

– Разве могущественнейший из сынов своей расы может ошибиться?

Коваль опять задумался.

– Э-э-э… Пожалуйста, отвечай мне односложными утвердительными или отрицательными предложениями, но только не вопросами…

Молчание.

Коваль даже слегка растерялся.

– Ты слышал, что я просил?

– Да.

– На самом деле ты машина?

– Нет.

– Ты живой из… как там его… из Летучих?

– Нет.

– Блин, так стало еще хуже… Ты же понимаешь, что я хочу узнать, почему хитришь?.. Вот что, давай ты будешь отвечать утвердительно или отрицательно, но с добавлением минимального развернутого комментария в размере… мгм… около пятнадцати слов. Уфф! – Артур почувствовал глубокое уважение к собственной находчивости. – На Земле есть живые Летучие?

– Нет. Да. Ответ не укладывается в указанные рамки.

– И да и нет?! Вы прилетаете и улетаете?

– Нет. Летучий народ не пользуется пространственными перемещениями.

– Вы приходите через Малахитовые двери?

– Да.

– Эти ворота… Они ведь на самом деле не для того, чтобы кого-то выпустить наружу? Они ведь для того, чтобы впустить нас внутрь? – Коваль закончил вопрос с колотящимся сердцем. Пожалуй, он был самым важным за время аудиенции.

– Да. Нет.

– Как правильно, по науке, назвать врата?

– Испытываю недостаток терминов на языке общения. Пятимерный релятив-континиумный… (жужжание) портал номер… (жужжание) элеваторного типа… (жужжание).

– Зачем все так сложно? Вы нарочно зарыли лифт под скалой, чтобы люди не нашли?

– Нет. Предполагается, что портал недоступен для технических средств. Предполагается, что порталом могут воспользоваться разумные расы, достигшие уровня… (жужжание), способные к невербальной коммуникации хотя бы в пределах планеты.

– Стало быть, остров раскололся случайно?.. – разочарованно протянул Коваль.

– Да.

Ну, о чем еще базарить, если тебя считают слепым котенком? Дьявол их разбери! Все кипящее ядро планеты – это их вотчина. Может быть, Земля – лишь одна из тысяч станций, обеспечивающих…

Обеспечивающих что?

– Так это вы препятствовали рытью сверхглубоких скважин?

– Да. На глубине одиннадцати километров пролегает верхний уровень охладительных цепей.

– Ну, теперь-то вам никто не помешает… Скажи, джинн, эти твои Летучие рады, что у человечества нет больше науки и шахт?

– Нет. Не рады.

– А вы знали, что так произойдет?

– Да. Нет. Деградация вашего разумного сообщества оценивалась с вероятностью шестьдесят четыре процента.

– Черт! Но если вы такие умные, почему нас не предупредили? Почему вы не контактировали с нами?

– Нет. Да. Имелись многочисленные безрезультатные попытки контактов по всей ширине диапазона мозговой активности.

– Но со мной же ты как-то общаешься?! Почему с Другими не могли? Вас же искали, в тарелочки верили, в круги на полях!

– Текущий диалог стал возможен в результате резкого уменьшения популяции разумных особей и, как следствие, – возобновления утраченных навыков коммуникаций.

– Но ведь вы могли просто появиться, показать себя! Почему вы не остановили Вторую мировую войну?!

– Да. Нет.

– Ты не ответил мне. Почему вы не помогли предотвратить эпидемию СПИДа?

– Да. Нет.

– Ну хорошо, хорошо, я исправлюсь… Вы принципиально не вмешиваетесь в дела аборигенов?

– Да.

– Вот беда! Теперь ты мне скажешь, с кем я говорю?

Мгновенная пауза, и сразу же – едва заметная смена тональности. Джинн теперь говорил сдержанно, четко, словно вещал с преподавательской кафедры. Артур дышал ртом, чтобы окончательно не свихнуться от дыни и левкоя.

– Существуют шестнадцать вариантов ответа, отвечающих критерию истинности в пределах пятидесяти одного процента и более. Для верной формулировки испытываю недостаток научных терминов на языке общения.

– А ты будь проще!

– Я – Сезам.

– Не катит. Это для детского сада.

– Я – управляющий контур источников возмущений земной коры.

– Круто… Гм, если это правда, то действительно круто. Как же ты ее возмущаешь?

– Управляю процессом термоядерного синтеза ядра планеты.

Теперь надолго замолчал Артур, переваривая услышанное.

– Дружище Хувайлид, еще варианты ответа имеются?

– Да. Адаптивная поливекторная… (жужжание) белково-кластерная система взаимодействий…

– Э, хорош! Пожалуйста, продолжать не надо. Просто скажи, тебя можно назвать разумным?

– Нет. Да. Я отображаю коллективное мнение плодородных Отцов.

– Они решили не вмешиваться, пока люди не поумнеют?

– Да. Колония плодородных Отцов не участвует в разрешении конфликтов в среде сообществ четвертого уровня.

– Гм… Это мы – четвертого уровня? В чем же выражается наш четвертый уровень? Телепатию пока не освоили, поэтому?

– Нет. Набор критериев составляет одну тысячу шесть штук обязательных.

– Так перечисли хотя бы главные, если дело не в телепатии! Назовешь?

– Да. Необходимо отсутствие государственных границ. Отсутствие паспортной системы. Отсутствие вооруженных армейских формирований. Отсутствие религиозных культов…

– Погоди, погоди… – шутливо поднял руки Коваль. Бабочка послушно затихла. Гигантская голограмма плавно покачивалась на фоне рядов заброшенных термитников, на фоне сотен темных окошек, застывших, как распахнутые рты.

– Ну, допустим, насчет государства, это понятно. Но вера-то вам чем помешала? Или ваши, как их там, плодородные Отцы считают верующих идиотами? Так верующие, между прочим, и создали цивилизацию!

– Нет. Отцы не считают верующих людей идиотами. Однако отцы считают, что необходимая динамика развития способностей обеспечивается исключительно в обществах, свободных от религиозных догматов.

– Значит, на Землю вы больше не вернетесь? И воспитывать нас не станете?

– Нет. Данная планета используется как распределительный узел шестнадцатого энергетического каскада.

– Е-мое… Для чего же тогда врата?

– Да. Нет. Вероятность достижения интеллектуального порога восприятия за последние четыре цикла возросла на восемнадцать процентов.

– То есть мы не безнадежны?

– Да. Нет. Разумная община на данной планете продолжает оставаться перспективной.

– Но если все такие тупые, зачем ты разговариваешь со мной? Выполни уже какое-нибудь мое потаенное желание, нацепи мне рога и вышвырни назад!

– Нет. Данная потребность невыполнима. До периода Большой Смерти была бы выполнима.

– То есть… Ты знаешь, что такое Большая Смерть?

– Да. Термин мне знаком.

– То есть до Большой Смерти ты бы не стал со мной разговаривать?

– Да. Нет. Вероятность тридцать один процент.

– А нынче я поумнел?

– Да. Нет. Некорректный вопрос. Твои подсознательные мотивации лишь на девятнадцать процентов расходятся с сознательно внедренными установками.

– Это что… некая критическая величина? Ты можешь объяснить понятнее?!

– Да. Закрепились принципиально иные мотивации и алгоритм принятия решений.

– Давай еще проще… – простонал Артур. – Я чем-то лучше других?

– Да. Нет. Твоя внутренняя мотивация на девяносто четыре процента отвечает критерию Отцов колонии. Ты не преследуешь цели личного благосостояния.

– А что… Это так важно?

– Да. Статистическая выборка по данному порталу за последние четыре тысячи лет характеризует тебя как уникальное явление.

– И ты не станешь превращать меня в золотую бабу?

– Нет.

– А что ты со мной сделаешь?

– Да. Нет. Да. Некорректная формулировка.

– Вот что, давай договоримся! Ты будешь отвергать не «да» и «нет», но и все остальное, только без вопроса на вопрос и без этих восточных завихрений. Согласен?

– Согласен. В таком случае я выберу модель речи, оптимально отвечающую твоему личному восприятию.

– Так что ты со мной сделаешь, раз я не прошу ничего для себя лично?

– Ничего не сделаю.

– Зашибись! – Артур задумался. – И что мне это даст?

– Ты получишь возможность осуществить свое главное желание. Я приложу усилия. Помогу тебе один раз. Найти человека, которого ты ищешь.

– Но я не ищу никакого человека? Стоп… Или ты имеешь в виду Карамаза?

– Я имею в виду человека по имени Бродяга. Он нужен тебе, но без моей помощи ты его не найдешь. Эту помощь ты получишь. Отцы колонии сочли это разумным вмешательством.

Артур задумался. Очевидно, у джинна и близко не было в планах открывать сундуки с золотом или делиться коврами-самолетами.

Коваль сразу поверил, не задумываясь. Слишком грандиозно все это выглядело, чтобы не поверить.

– Давай уточним. Ты меня забросишь в нужную точку земного шара – и с возвратом?

– Век свободы не видать! Но возврата не гарантирую. И точности не гарантирую.

– Еще раз, чтобы потом не свалять дурака! Как ты это называл?

– Темпоральное сжатие в размере одного локального дня. При условии свободных мощностей. Флуктуационные сдвиги по вектору абсолютного времени не должны превышать четырнадцать миллисекунд, иначе наступит дестабилизация событийного контура.

– Этого мы не допустим! – твердо пообещал Коваль, задаваясь вопросом, что же именно он только что пообещал. – Погоди… А как насчет небольшой засухи или потопа?

– Исключено. Плодородные Отцы возражают против активного вмешательства.

– Ну, вы хитро устроились! Выходит, я один должен усмирять арабов с помощью какого-то полоумного бродяжки? Один я не справлюсь…

– Ты приведешь других. Ты – ключ.

17
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Президент искал в песочном городе Озерника. Озерник был ему нужен для одного мелкого, не особо приятного, но важного дела. Джинн заявил, что у него прорва забот в других точках земной сферы, но Ковалю показалось, что подобное ловкое самоустранение тоже является частью игры. Коварный Хувайлид хотел, чтобы президент сам отыскал сбежавшего колдуна.

Некоторое тревожное чувство подсказывало Ковалю, что ему может совсем не понравиться состояние Прохора. Что с Сыном могли произойти не самые лучшие события в его недолгой, но бурной жизни. Очень может быть, Прохору лучше было бы сгинуть в драке с янычарами…

Город простирался вокруг на миллионы, а может быть миллиарды километров, тенистые арки призывали войти, укрыться от бронзовых сполохов, сотни переулков, изгибаясь, уводили к крохотным площадям со звенящими арыками. Там журчала вода, остроконечные тени домиков подметали выбеленный известняк, пропахший дыней воздух колыхался маревом в сонной тишине. Черные амбразуры окон, прищурясь, глядели в спину. Несколько раз Артур оборачивался, резко, внезапно, пытаясь поймать движение, но скрученный в пространстве лампы городок был пуст. Он видел тысячи пустых хижин, тысячи порталов, когда-то распахнутые, наполненные стрекотом крыльев, мелодиями, смехом встречающих и провожающих. В некоторых из них селились мечты, в некоторых норовили спрятаться от реальности те, кто случайно шагнул в скважину врат, да так и не отважился выйти наружу через тысячи выходов. Несчастные, провалившиеся в лампу, бродили по переулкам, озирались, пока их не настигал великий страх, пока в свернутом мирке не наступала темнота. Тогда обессилевшие создания забирались в первый попавшийся «термитник», и… все. Проваливались обратно, в одну из множества скважин. И не всегда на своей планете.

Коваль нашел молодого Озерника на широкой площади, от которой разбегались пять или шесть улочек. Посреди площади, вместо фонтанчика, находилось возвышение из желтого материала, подозрительно похожего все на тот же проклятый и воспетый поэтами, обожаемый человечеством металл. С колдуном происходило что-то неладное, хотя сам он, похоже, этого не замечал. Сын Прохор сидел на пятках, раскачивался, потерянно водил вокруг себя глазами, делал движения будто собирал рассыпавшуюся крупу. Из разбитого рта текла кровь и слюна, глаза вращались в орбитах, как пластмассовые пуговки в стеклянных глазках куклы-неваляшки…

Вот только сидел он вверх ногами. Точнее – сидел нормально, на пятках, но относительно Артура завис вверх ногами, в немыслимой для земной гравитации проекции, а рядом с колдуном, на тусклом металле, валялся его вещмешок и тоже не собирался падать. Колдун после приземления очутился как будто в иной вселенной, которую можно было наблюдать по недосмотру ответственных лиц.

– Я должен взять у него в мешке?

– Да. Зеркало.

– Зачем мне зеркало? Молчание.

– Ой, извини. Я хотел спросить… Зеркало мне нужно, чтобы держать с тобой связь?

– Нет. Зеркало необходимо для коммуникации с представителями иных языковых групп.

– Ага… так бы сразу и говорил… Последнюю сотню метров, а может и все три сотни, Артур взбирался в гору. Он оглядывался назад, и всякий раз хотелось ухватиться руками хоть за что-нибудь или опуститься на четвереньки и ползти дальше так. Он видел за собой крутой склон, настолько крутой, что непонятно было, как он еще не покатился назад. Склон был усеян дырявыми «бутылочными» домиками, а впереди, задрав голову, можно было различить точно такую же картину. Сколько бы Артур ни продвигался вперед, он постоянно «висел» в одной и той же точке, словно закрепившись на колоссальном волчке пространства Лобачевского, а жутковатое призрачное поселение сжимало его вместе с воздухом, прессовало со всех сторон.

Точно сворачивался трубочкой упавший с дерева лист, и Артур оказался в центре спирали. Глаза видели одно, вестибулярный аппарат ощущал совсем иное. Иногда Артуру казалось, что лучше закрыть глаза и идти, доверившись интуиции, как учили его Хранители, но тогда он мог бы упустить Озерника…

Сын Прохор первым его окликнул.

– А, наконец-то… Ты… дурак… тоже?..

Артур замер, внимательно наблюдая за руками колдуна. От Озерника, если он решил переметнуться, всего можно было ожидать. Страшнее всего – если вывернется. Артур не обманывался, ни малейших шансов в драке с тридцатилетним волкомедведем у него не было. Трудно сказать, как поведет себя при этом невидимый, неосязаемый джинн, вероятно, поможет, но если он чуточку промедлит…

Озерник уже ни на кого не смог бы напасть.

Его ноги по щиколотку и кисти рук оказались погружены в твердое золото. Вокруг застрявших рук на металле запеклась кровь. Очевидно, колдун, угодив в западню, метался неистово, выкручивал суставы и порвал кожу на лоскуты. Артур угадал – Озерник пытался обернуться, но застрял на середине превращения, не в силах дотянуться до заплечного мешка с нужными травами, валяющегося тут же, буквально в шаге…

На Артура глянули запавшие, багровые волчьи глаза без ресниц. Верхняя челюсть Прохора успела отрасти вперед, загибалась над нижней, с желтых клыков текла розовая слюна, короткий сероватый волос покрывал лицо, плечи выгнулись, разорвав кафтан.

Спереди кафтан как-то странно раздулся, точно Озерник держал на животе подушку. Коваль настороженно обошел бывшего соратника по кругу, но пока не смог разглядеть, что у того творится с животом.

– Зачем ты сбежал? – спросил президент. – Ты только навредил своим родичам.

– Что ты можешь знать, насекомое… – лязгнул зубами колдун. – Ты дурак… веришь людишкам… Они тебя первые продадут…

– Вы получили максимум привилегий, – напомнил Артур. – Чего тебе не хватает? Чего ты просил у джинна?

Озерник отвернулся и всхлипнул.

– Убирайся, Демон, – глухо огрызнулся он. – Тебе никогда не проснуться по-настоящему. Ты служишь мерзким насекомым… Деды вначале думали, что ты понимаешь, что ты умный, раз проснулся в хрустальном гробу… – Озерник неудачно пошевелил рукой, из трещин в коже тут же брызнула кровь.

– Чего я не понимаю? Подскажи мне тогда… – Артур краем глаза следил за окошками домов. Его не оставляло ощущение, что в спину постоянно кто-то пялится.

– Не понимаешь, и не поймешь. Ты жил до Большой смерти, а теперь всех заставляешь жить так же.

Твои бывшие дружки Качальщики тебя уже ненавидят, скоро тебя возненавидят ковбои, когда у них перестанет родиться хлеб! Вонючие машины, паровики, снова нефть, снова химия… ты не понимаешь, что будущая жизнь – она в лесу. Будущее за Внуками, которых ты убиваешь. Твои псы растерзали Внуков на Ладоге, они охотятся за нами по всей стране. Дед правду говорит… – Колдун закашлялся, выплюнул розовый сгусток. – Сегодня ты нас обласкал, а завтра твои насекомые нас на вилы поднимут, за то что обращаться умеем, а остальных, кто для леса рожден, – тех сразу на костер…

Артур подошел чуть ближе и тут заметил синие, вспухшие предплечья, седую щетину на вытянутых скулах колдуна, пробивавшуюся сквозь шерсть, и резкий запах испражнений.

Озерник ходил под себя…

У Коваля внезапно словно включилось дополнительное зрение. Он поразился, как это сразу не заметил очевидного – Сына Прохора запаяли в золотую глыбу несколько дней назад, хотя они расстались недавно, наверху…

– Значит, вы продолжаете свои опыты? – устало поинтересовался президент. – Скрещиваете семя людское с семенем козликов и бычков? Что ты здесь-то искал?

Артур предпринял еще одну попытку заглянуть Прохору под нелепо свисающий живот, но черные губы Озерника приподнялись над клыками, вместо связной речи донеслось рычание. Впрочем, колдун быстро взял себя в руки.

– Мальцы… в бутылях… – Прохор скрипуче закашлялся. – Ты дурак… Кого ты слушаешь? Надо забрать мальцов, Дед умеет, Дед знает ворожбу…

– Он говорит об эмбрионах сетевых трансформаторов… – Голос из-за спины заставил Коваля подпрыгнуть. Сердце едва не выскочило между ребрами все-таки нервное напряжение было огромным.

Из сводчатой арки ближайшего «термитника» шагнул румяный старичок с козлиной бородкой, в пестренькой чалме и пестреньком же, долгополом узбекском халате. Тот же тембр голоса, что у «бабочки», только менее раскатисто и напыщенно.

– Ты… ты и есть Ху…

– Хувайлид, – любезно подсказал джинн. Его чалма была закручена совсем не так, как носят мусульмане, и вообще, обликом он скорее напоминал театрального актера, спустившегося с подмостков покурить. Невыразительные блеклые глазки, совершенно незапоминающееся личико, таких старичков до Большой смерти можно было встретить в каждой чайхане Ташкента.

– Если тебе удобнее, я вернусь к образу бабочки, – любезно предложил джинн.

– Э-э-э… нет, не стоит, мне так проще.

– Что тебе проще? – спросил Озерник. Он глядел на Коваля сбоку, до предела вывернув шею, покачиваясь в своей окаменевшей сгорбленной позе, а на джинна будто не обращал внимания.

– Оставайся Хоттабычем, – разрешил Коваль.

– Эй, с кем ты болтаешь?! – сорвался на визг колдун.

– Он что, не видит?

– Он нас не хочет видеть и слышать, – старик в халате встал прямо напротив искривленной морды Озерника. Тот выгибался назад, едва не ломая себе суставы, пытаясь следить за Ковалем. – Когда он устанет бороться со своими желаниями, могут вернуться зрение и слух. Иногда так случается.

– Ты можешь освободить его?

– Нет. Я не держу его в плену. Его мозг был пленен намного раньше. Ты хочешь увидеть?

Кажется, джинн задал вопрос? Коваль не сразу отреагировал, какое-то время бестолково продолжал разглядывать дедушку-одуванчика. Тот безмятежно перебирал четки, покачивал сухонькой головкой.

– Ты… ты говоришь с этим бесом? С духом лампы, да? – задергался Озерник. – Как ты его слышишь? Эй, он не пощадит тебя, так и знай! Он посадит тебя на цепь, он заберет твои кишки!..

Артур сглотнул. Джинн терпеливо ждал, по его блестящему невозмутимому лицу пробегали зеленые сполохи. Чудовищный город-термитник щетинился вокруг тысячами голодных окон.

– Я хочу увидеть, – произнес Артур.

– Да. Смотри.

И выскобленные белые квадратики под ногами начали таять. Артуру непроизвольно захотелось отскочить назад, когда ступни повисли над бездной. Он мысленно сосчитал до десяти, убеждая себя, что бывало гораздо хуже, что главное не приложиться снова башкой, тем же самым разбитым местом, не то сотрясение обеспечено…

Перед ним разворачивались внутренности колоссального цеха. Свернутый листикам глиняный город остался на месте, но приобрел удивительную прозрачность. Президент, прикованный Озерник и их странный спутник оказались на шестиугольном выступе размером с половину волейбольной площадки. На одном из тысяч выступов, геометрически одинаковых, нависших над титаническим колодцем, уходящим в глубину Земли. Стены колодца, диаметром не меньше полукилометра, состояли из переплетения пульсирующих труб, разного цвета и диаметра, а внизу, на необозримой глубине, разливалось слабое зеленоватое свечение. Рокочущий гул долетал из шахты, будто тянули воздух мощные вентиляторы. Запах дыни и цветов не исчез, но ослаб, как и визуальный ряд; теперь сквозь приятные ароматы отчетливо пробивались технические нотки, запах горелого, чего-то кисловатого, похожего на разогретый пластик. Шахта подсвечивалась и сверху рядами плавающих в пустоте звездочек, уж прожекторами их точно назвать язык бы не повернулся. Гирлянды ярко светивших звездочек парили в прозрачных пузырях без всяких видимых веревок. Сквозь мельтешение огней рассмотреть крышку или продолжение трубы Артур не мог, сколько ни старался. Периодически мимо их балкончика вверх и вниз проносились странные конструкции, больше всего напоминавшие растительные формы, а уж никак не детали агрегатов. Словно громадные корни деревьев, или клубки замороженных щупалец, или горсти семян, каждое размером со слона. Причем «корни» чаще плыли вниз, а «семена», подсвеченные вереницей «звездочек», стремительно поднимались из глубины…

Впрочем, Артур тут же себя поправил насчет центра Земли. В здешнем иллюзионе все направления и даже вектор гравитации могли оказаться липовыми. Их шестиугольный балкончик плавно скользил вдоль розовых, зеленых, коричневых труб, в ряду таких же выступов, удивительно напоминавших… Нет, он так и не вспомнил.

В центре каждого балкончика находилось возвышение из желтоватого металла, а может вовсе и не металла, но Озерник завяз в таком сгустке крепко. Балконы двигались по окружности шахты и ниже, и выше, поэтому Коваль получил возможность рассмотреть как следует то, что находилось ниже, у него под ногами. Золотистые выступы по центру шестиугольников являлись ничем иным, как плотно пригнанными крышками. Под ними, в глубину шахты свисали исполинских размеров бутыли, или, точнее сказать, наполовину пустые мешки, убийственно похожие на презервативы, слегка подрагивавшие, неистово горячие. Внутри каждого, в мутной голубоватой субстанции копошилось согнутое в позе эмбриона живое создание, то ли десятиметровый опарыш, то ли личинка исполинской мухи…

Мальцы в бутылях!..

– Никакое техническое приспособление не способно преобразовывать и удерживать энергию с такой эффективностью, как серийные организмы группы «гиф», – деловито пояснил джинн. – Они совмещают обе функции, преобразователя и мобильного накопителя. Серия «гиф» выращивается в гроздях на глубине сорок километров, затем проходит несколько стадий заполнения и поднимается в накопительные колодцы. Жизненный цикл серии «гиф» сбалансирован так, что каждые две секунды по локальному времени в шлейф передачи сбрасывают накопленную энергию четыре организма. Организм, на клапане питания которого мы находимся, будет готов к разряду через семь минут четырнадцать секунд.

До начала периода, который вы называете Большой смертью, некоторые ваши ученые разрабатывали схожие модели, но были осмеяны. Плодородные Отцы учли этот прискорбный факт. К сожалению, на большинстве планет, включенных Летучим народом в энергетическую цепь, научное развитие избирает техногенную модель. Человек, предавший тебя, мечтал получить в пользование хотя бы один системный трансформатор. В начале развития организмы группы «гиф» малы, их теоретически может поднять и унести человек.

– Что случится через семь минут? Озерника убьет током?

– Произойдет стыковка кокона с клапаном шлюза. За несколько миллисекунд шлюз осуществит прием-передачу, и организм будет отправлен обратно, в зону накопителей. Человек не сможет поддерживать жизнеспособность тела при температуре среды двести восемь градусов по Цельсию. Для того чтобы освободиться, твоему бывшему приятелю необходимо пересмотреть идеологическую доктрину. Он религиозен, и даже теперь продолжает молиться. Он не верит в рациональное объяснение событий. Я не могу ему помочь. Человек Прохор получил полный контакт с системным накопителем, его мечта осуществлена вполне.

Коваль сумел рассмотреть то, что он принял за обвисший живот Озерника. Снизу, из многометрового мешка, сквозь золоченую пробку, сквозь торчащие в ней конечности колдуна от личинки протянулись голубые жгутики. Они проросли Озерника насквозь, собрались у него в животе толстым пульсирующим комком, вытесняя прочие органы, расплющивая ребра. Еще немного, и Озернику предстояло умереть от удушья; часть живого трансформатора, поселившаяся в нем, уже сдавила легкие.

– Отпусти его, – снова попросил Артур, чувствуя бесполезность и даже глупость своего заступничества.

– Нет. Да. Этот человек все мечтания сосредоточил на обладании серийным трансформатором. Он его получил, полностью и навсегда.

– Мне кажется, он давно мечтает освободиться…

– Нет. Он освободит тело, когда освободит мозг от преступных устремлений. Это непременно произойдет. Плодородным Отцам уже доложено, что в разумном сообществе на этой планете возникла группа третьего уровня. Эмпатически восприимчивая.

– Как это? – ухватился Артур. – То есть… вы считаете, что Озерники перспективнее нас?

– Да. Но они малочисленны. Вероятность их выживания на планете не более семнадцати процентов.

Коваль ощутил легкий укол стыда.

– Но они синтезируют уродов, нелюдей, понимаешь? Они тащат нас в леса, в пещеры. Ни науки, ни медицины, они тащат нас в звериные норы.

– Да. Хорошо. Один из путей постижения мира. Энергосберегающий, экологический. Разум многогранен, как вселенная.

Коваль чувствовал будто его перевернули вверх ногами и довольно долго трясли.