Текст книги "Даг из клана Топоров"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Меня ждут в кузнице, – сказал Горм. – Мне надо точить мечи. Мне некогда тратить время на тебя одного. Но я могу дать тебе совет. Если хочешь научиться драться обеими руками, прекрати об этом думать. Представь, что копья – это твои длинные руки. И не сдавайся. Кидай каждый день сто раз. И еще сто раз!

– Это как? – опешил Даг, разглядывая свои ладони.

– Кидай копья, будто тянешься пальцами к мишени! Иначе работать за двоих не научиться, – отрубил Одноногий. – Можешь стать хорошим дренгом, но великим воином не станешь. Другие не могут, потому что сдались слишком быстро, вот так! Теперь иди, не мешай мне.

С того дня Даг стал один возвращаться на поляну по вечерам, после того как все уходили на ужин. Он наскоро проглатывал еду и прибегал к мишеням, пока солнце окончательно не спряталось за горизонтом.

Копья – продолжения рук!

Кидать и кидать, невзирая на промахи!

Непросто понять, но еще сложнее выполнить!

Мальчик брал короткие легкие палки и швырял их бессчетное число раз, а они упорно не желали попадать в цель. Затем младший Северянин подбирал легкие игрушечные мечи и пытался сшибать чурки с бревна, как это делал Горм. Одноногий скальд ухитрялся скидывать сосновые обрубки одновременно обоими мечами, ни разу не промахиваясь и не задевая само бревно. Даг за первые недели самостоятельных занятий сбил в кровь пальцы, сорвал ногти, но ничего толком не добился. Глаза следили либо за правой рукой, либо за левой. Парни хихикали, девчонки шептались между собой, что найденыш объелся дурных грибов, но упрямый Даг ни на кого не обращал внимания.

Успех пришел к нему неожиданно, когда парнишка почти потерял веру в себя. Это случилось ночью, уже после того, как на ферме заперли ворота и двери домов. Дага словно подкинуло, он выбрался из-под овчины, наспех натянул сапожки, шапку и отправился под дождь. Мать лениво окликнула его и велела плотнее запирать за собой. Кто-то из родичей сонно посетовал, что после вечерней каши у него тоже пучит живот…

К счастью, дождь почти прекратился, из-за туч выглянула луна. Хлюпая по лужам, Даг добрался до площадки между стогами, где Горм обычно тренировал мальчиков. Там юный Северянин установил мишень и взял оба маленьких копья. Почему-то ему показалось, что этой ночью все получится. Он даже не нуждался в свете. Вдруг оказалось совсем неважно, виден старый разбитый щит, подвешенный к угловому шесту сеновала, или нет.

Мальчик кинул оба копья не целясь. Словно две руки рывком вытянул навстречу мишени. Конечно, он кидал не так, как учитель, расстояние едва превышало пять шагов. Однако впервые оба острых наконечника звонко ударились о висящий щит.

Дага охватил азарт. Он повторил свой бросок семнадцать раз, отходя все дальше. Он попал всего лишь трижды, не хватало силы рук для броска. Но он попал! Он научился!

Тем временем снова полил дождь, луна скрылась, ферму Северянина освещали лишь отблески трех пастушьих костров.

– Буду кидать сто раз… – как заведенный, повторял Даг. – Не думать… Я стану великим воином… буду кидать…

Кое-как он во мраке подобрал и расставил на скользком бревне колобашки, специально вырезанные Гормом. Взвесил в руках свои привычные маленькие мечи… Даг почти ничего не видел во мраке, лишь смутно различал два громадных стога сена. Несмотря на пронизывающий ветер и ночную морось, мальчику было жарко. От него буквально валил пар, щеки горели, волчий след на темечке пульсировал.

Восемь чурок удалось сбить четырьмя одновременными ударами.

Совершенно мокрого Дага забрал с улицы и едва ли не насильно привел в дом один из родичей, вышедших по нужде. Мальчик то смеялся, то всхлипывал, пока его заворачивали в шкуры и укладывали возле очага.

– Мама, получилось! Я дрался двумя мечами! – заплетающимся языком доложил Даг. – Я работал за двоих! У меня получилось!

– Сил нет с этим бешеным волчонком! – грозно повторяла Хильда, поила сына горячим отваром, а сама втайне улыбалась.

– Свейн возьмет меня в хирд… – засыпая, повторял Даг. – Дядя Свейн теперь возьмет меня с собой…

Кто мог знать, что очень скоро Дагу Северянину предстоит присягнуть совсем другим знаменам?

Сквозь сон мальчишка услышал ворчливый голос отца:

– Через пару месяцев Сверкер хочет посвататься к дочери Грима Большеухого. Если ты не убьешь мать своими проделками, мы поедем все вместе…

Глава шестнадцатая

В нем Даг уступает дорогу конунгу, принимает сторону свободных бондов и знакомится со славным городом Биркой

Вздымая фонтанчики ледяных брызг, шестеро всадников рысью подскакали к переправе. Их разогретые кони выдыхали пар, нетерпеливо били копытами о мокрую гальку. Однако паром оказался занят – через реку переправляли треллей, видимо, вели их на рынок. Ворот натужно скрипел, волы неторопливо наматывали канат, так же неторопливо погонял их мальчишка в плаще, обшитом грязными лисьими хвостами.

Первый из всадников, широкоплечий, длиннорукий, с ворчанием осадил коня. Светлые волнистые волосы всадник убрал под ленту. Его суровое, задубевшее лицо покрывали точечки окалины. Паромщик издалека поклонился, извиняясь, указал на очередь. Он узнал кузнеца Олава Северянина, которому много лет переправлял телеги с железной рудой. Рядом с Олавом сидел в седле его младший брат Сверкер, позади – двое верных хускарлов, в кольчугах и нарядных плащах, и двое холопов с поклажей.

– Кто купил столько треллей? – удивился Северянин.

– Их гонят по приказу ярла, продали в Ютландию, – охотно отвечал паромщик. – Говорят, даны задумали на юге строить очередную крепость, нужны сотни людей, чтобы рыть ямы…

Даг трясся вместе с отцом в седле и сверху вниз глядел на колонну рабов. Ободранных мужчин сгоняли с паромного плота, строили в две шеренги и связывали за шеи деревянными колодками. Среди рабов встречались старые и молодые, совсем бедно одетые и сохранившие ошметки праздничных одежд. Распоряжались живой силой дренги ландрмана Торстейна, крепкие молодцы в лосиных куртках, с одинаковыми желто-красными щитами и такими же вымпелами на древках копий.

– Доброго дня тебе, Северянин! – Кряжистый паромщик закрепил рычаг, последним соскочил с плота на берег.

– И тебе – доброго дня, – протянул руку Олав. – Мы спешим в усадьбу к Гриму Большеухому. Перевезешь нас на тот берег?

– Заводите коней!

– Смотри туда, – когда скрипучий трясущийся плот тронулся, паромщик большим пальцем ткнул за спину. На противоположном берегу студеной речки собиралась очередная партия рабов. – Обратно лучше поезжайте через Ласточкин брод. Я не могу нарушить приказ ландрмана. Вначале всех должен перевезти, а платят – смешные деньги… Ты слышал, что творится в Старой Упсале?

– А что творится? – Олав оторвал кусок пахучей овсяной лепешки, сунул Дагу. Тот сразу яростно заработал челюстями.

– Конунг-жрец разослал стрелу, собирает всех сборщиков податей. Мудрые люди говорят, что добром не пахнет. Каждый ландрман будет теперь содержать не по тридцать дружинников, как раньше, а по пятьдесят…

– По пятьдесят? – изумился Сверкер. – Но на каждого конунг тратит кучу серебра! Где мы наберем столько денег?!

– Наш Торстейн платит дренгу марку серебра в месяц, – подтвердил Олав. – Я знаю точно, они ко мне приходят за мечами.

– А я о чем говорю? – поддакнул паромщик. – Мало того, что с каждого сюсла требуют выставлять воинов в ополчение, мало конунгу своей дружины, так придумали еще снаряжать войско и для ландрмана, и даже для судьи!

– Но в этом году снова плохой урожай, – вздохнул Олав. – И в прошлом году мало собрали…

– Верно, я тебе об том и говорю! – Паромщик в разговоре плевался, шепелявил беззубым ртом. – У вас мало собрали, а на севере – вообще беда. Говорят, конунг-жрец повелел этой зимой поднести асам двойную человеческую жертву…

– Он думает, что Одину мало жертвенных быков? – очень серьезно спросил кузнец.

– Бондам надо собраться и напомнить конунгу… – угрожающе пробасил Сверкер.

Даг слушал взрослых вполуха, но на всякий случай сочувствовал отцу. Во всех вопросах, где замешаны интересы семьи, двух мнений быть не могло. Это малыш усвоил с первых шагов – Свеаланд всегда был и будет крепок семейной порукой. Если кто-то намерен посягнуть на пашни, скотину или людей из клана Северянина, Даг будет с ними биться!

Он глядел на перекаты реки, слушал воду под гнилыми бревнами, гудение натянутых конопляных канатов. Где-то недалеко, за краем лохматых елей, по деревянному настилу скакало много всадников. Но они не сулили кровь. Даг чуял их грозную силу, но опасности эти невидимые люди не несли.

– Где столько вейцла набрать на такое войско? – Олав недовольно поскреб в бороде. – У моего брата Свейна в хирде есть двое, раньше ходили в дружинниках Торстейна. Ушли от него. Прежде платили мало, к тому же норовили заплатить не германскими динариями, а мелковесными монетками.

– А, это я слыхал, – презрительно сплюнул паромщик. – Конунг повелел в Бирке снова чеканить монету, привезли мастеров из Гамбурга, да только мало веры той монете…

– Зато нынче дружинникам платят больше, чем честным ландбу, – проворчал Сверкер. – Они сытые, от каши нос воротят…

Даг жевал хлеб и изучал мир. Никогда еще он не уезжал так далеко от дома. Вначале тянулись ухоженные поля, затем – семейные погребальные курганы Северян. Потом проехали лесопилку и груды бревен, долго скакали вдоль озера, где холопы тетушки Ингрид смолили лодки. Заночевали в усадьбе Торгольда Черноглазого. У Черноглазого коров и свиней было мало, зато очень много овец, наверное – тысяча овец. Торгольд Черноглазый поставлял на рынки больше всех шерсти и готовой ткани, а его копченую баранину брали в походы все викинги. Утром поднялись рано, перекусили и поехали через лес. Дорога почти кончилась, зато возникла река, и переправа – чрезвычайно интересное место!

Даг слышал разговоры отца со Сверкером и достаточно четко представлял, для чего его взяли с собой. Они ехали к Гриму Большеухому, потому что Сверкеру очень нравилась его дочка Туве. А Туве, когда была «невестой» Фрейра, рассказала отцу о малыше с волчьей меткой на макушке, и всем не терпелось с ним познакомиться. Даг не возражал против знакомства, лишь бы не копались в голове, не трепали за уши и не пытались поднять под мышки. Всех, кто хватал его без спроса, Даг беспощадно лупил руками и ногами и вдобавок кусал. Иногда эффект был не слишком приятный – его роняли в грязь. Но лучше шлепнуться в грязь, чем позволить всяким незнакомцам разглядывать тебя, как ягненка на ярмарке!

– Приедешь на весенний тинг, Северянин? – на прощание спросил паромщик, когда плот причалил.

– Приеду и непременно поддержу тебя, – заявил кузнец. – Мы не позволим конунгу собирать подати для двух армий сразу!

На этой стороне реки, к удивлению Дага, начиналась самая настоящая деревянная дорога! Так вот откуда он слышал грохот копыт! Обструганные доски были прибиты одна к другой очень плотно и уложены в несколько рядов. Очевидно, по мере того, как нижние доски подгнивали в болотистой почве, сверху настилали новые.

Таким образом, у кромки пологого берега, где деревянная «улица» обрывалась, можно было насчитать с десяток слоев. А в ширину на дороге могли разминуться четыре всадника.

– Отсюда хорошая дорога до самой Бирки, – удовлетворенно произнес отец. – Здесь каждый сюсл отвечает за свой кусок, очень умно придумали.

Низкое осеннее солнышко едва выползло над дымным горизонтом, когда Сверкер Северянин круто осадил коня. Следом за братом Олав тоже потеснился к обочине. Хускарлы и трелли послушно рванули следом, заехали в самую грязь. Даг вывернул шею, пытаясь разглядеть тех, кто мешается на дороге. Впрочем, Олав Северянин не слишком испугался, уважение он проявил в последнюю секунду. С коня не соскочил, но слегка поклонился и прижал руку к груди, когда головной всадник со знаменем и блестящим диском на груди проскакал мимо.

Вереница богато украшенных всадников растянулась на дороге. Никогда еще Даг не встречал такого сияющего великолепия. Закрытые шлемы с серебряной и золотой насечкой, со сложной чеканкой и крылышками по сторонам, с острыми гребнями, украшенными пушистыми хвостами зверей. Могучие породистые кони, гораздо лучше, чем кони бонда Северянина, несли прекрасных воинов. На мужчинах развевались багряные плащи с куньим и песцовым подбоем. Обвитые серебряной проволокой мечи висели не на поясах, а по старинке – на золоченых перевязях. Поверх дорогих рубашек позвякивали кольчуги тончайшего арабского плетения…

– Кто это, отец?

Олав не расслышал. Дробно грохотали подковы, выбивая мелкую щепу из деревянных настилов. Вплотную к первому знаменосцу проскакал второй, у того на полосатом бахромчатом стяге виднелись какие-то символы, но Даг не разбирался в геральдике. В окружении плотного строя мускулистых молодцов проехали двое – наверняка главные, – о чем-то оживленно беседуя. Даг решил, что эти двое и были самыми важными персонами, раз их со всех сторон окружали. И кто окружал!

Заросшие до бровей викинги в кожаных штанах и меховых безрукавках! Они не носили кольчуг и закрытых шлемов, зато правая рука каждого была от кисти и до плеча укрыта гибкими бронзовыми наручами. Вместо изящных мечей они таскали за седлом тяжелые обоюдоострые секиры, а на крепких шеях – ожерелья из зубов.

– Дьявол… Эйрик снова нанял бьорсьерков, – зашептались рабы Северянина. – Он обещал тингу… нарушил обещание… гнилые времена пришли…

– А ну, заткнитесь, – не повышая голоса, осадил слуг Северянин.

Те примолкли. Двое видных красивых мужчин в глубине строя на мгновение прервали беседу и ответили на приветствие бонда, вскинули вверх правые руки. За группой нелюдимых бородачей-бьорсьерков потянулись нарядные конные дружинники, по четверо в ряд, в тяжелом вооружении, у каждого – рука на рукояти меча, у каждого – превосходный лук и копье с насаженным лисьим черепом. Один ряд, три, пять… Между рядами проехала телега со сложенным шатром, полевой кухней и запертым железным сундуком. Скоро от кавалькады остался лишь далекий перестук и чужой необычный запах. Даг изо всех сил втягивал в себя воздух, но, к его удивлению, на память приходила только мама Хильда. Это от нее пахло похоже, и то не всегда, а только по праздникам…

Ну конечно же! Так пахли редкие, баснословно дорогие масла и притирания, которые хранились у матери в потайном сундучке! Неужели есть такие мужчины, которые капают себе на волосы и руки сирийские масла?!

– Кто это был? Отец, кто это был?

– Оба стяга, да, ты видел, Сверкер? – обратился Олав к брату.

– Да, брат, они оба тут. Наверняка поскакали в Упсалу.

– Кто это был, папа? – не унимался Даг.

– Значит, паромщик прав, – помрачнел старший Северянин. – С ними больше сотни дренгов. Неслыханно, таскать за собой такую ораву!

– Ты видел, брат? Они наняли норвежских бьорсьерков… Это опасно, брат. Представь, что будет, если такая толпа захочет погостить в твоей усадьбе?

– Медведей я не пустил бы, – мрачно отозвался Северянин. – Их нельзя пускать на порог. Наш братец Свейн Волчья Пасть имел с ними дела на море. Он проклял минуту, когда нанял их для охраны своих кнорров. Где-то в Бьярме они сцепились со стражниками тамошнего ярла. Свейну потом пришлось платить виру за шестерых убитых…

Даг уже отчаялся получить ответ на свои вопросы, когда отец пришпорил коня:

– Это наш конунг и его сын. Это конунг всего Свеаланда, сынок. Они гостили в чьей-то усадьбе, теперь, наверное, скачут в Упсалу. Там принесут малую жертву в честь прихода зимы. Затем поедут дальше по стране. Всю зиму они будут пьянствовать по чужим усадьбам, а к весне начнут собирать флот для похода…

– Ты их боишься, папа? – Спустя время Даг спросил о том, что волновало его больше всего.

– Я ничего не боюсь, кроме гнева богов, – сердито ответил кузнец, но мальчишка заметил растерянность в его голосе. Он слишком хорошо знал все оттенки отцовского настроения, чтобы пропустить фальшь. – Я не боюсь конунга, сынок, но… Я боюсь, что-то неладное творится. Ты еще мал, ты не поймешь.

– Я не мал, мне уже вон сколько лет! – Даг вытянул растопыренную ладошку.

– Хорошо же, слушай, маленький негодяй!.. – Олав пришпорил коня, делая вид, что сердится. Заговорил тихо и быстро, чтобы не могли слышать слуги: – Наши хавдинги копили богатства много лет. Самые богатые и достойные выбирали лучшего и делали его конунгом. Потому они и правят страной. Но не всегда было так, как нынче. В древние времена свободные люди слушали только верхнего жреца из Старой Упсалы. Он смотрел на печень, на огонь, на птиц и говорил, как поступать. Люди слушались его, и в стране повсюду жили в мире. Если на Свеаланд нападал враг, верхнего жреца выбирали господином флота. Он рассылал из Упсалы ратную стрелу во все ланды, и никто не смел выступить против конунга-жреца. Быстро собирался ледунг на суше и боевые корабли со всех фюльков!..

Но потом пришли се-конунги, морские воры из Рудена. Они скопили много богатств и не желали делиться с храмом в Упсале. Им не нравилось, что конунг-жрец советуется с «большими людьми», с самыми могучими бондами. Морские конунги стали уговаривать жрецов Упсалы, что бондам дано слишком много свободы, и это неправильно.

Так было, Даг, в лучшие времена! Мой прадед имел много свободы. Он собирался на войну, когда сам хотел. Когда он получал ратную стрелу, он сам решал, сколько людей оставить на хозяйстве, а сколько – взять с собой.

И сам командовал своими данниками, холопами и малыми людьми. Никто из больших людей не мог его заставить. Сынок, еще мой дед ездил на тинг, тогда на тинге никто не выкрикивал слов, которые не положено произносить мужчинам. Все вели себя достойно и тихо. Никто не мог лишить бонда его земли. Никто не мог отнять наших прав. Мы сами избирали судей в сюсле, жрецов, звонаря, сборщика казны и прочих.

Мой дед говорил конунгу в Упсале все, что хотел, и трижды становился соприсяжником при разборе сложных дел… Мой дед на тинге в Упсале голосовал за конунга своим оружием. Дед Хильды тоже выбирал конунга, как все свободные бонды Свеаланда. Когда конунг повел себя плохо, дед Хильды зарубил его, и все его друзья одобрили это. И так было от начала времен, от правления самого Одина, с той поры как бонды получили землю в этой стране. А нынче грядут дурные перемены, нас хотят сделать холопами…

Кузнец примолк, когда работники догнали его на узкой тропе.

– Кажется, наши могучие бонды боятся сказать на тинге правду? – ехидно спросил у старшего брата Сверкер. – Кажется, никто не замечает, что скоро мы станем лизать зады жрецам, как саксы лижут зад своего кейсара? Или никто не замечает, что сыновья бондов предпочитают теперь не свободный викинг, а службу в хирде?!

– Тише, не при слугах, – одернул брата Олав.

Еще день и еще ночь пробирались Северяне по разбитым дорогам между фермами, пока перед ними вновь не распахнулась широкая голубая гладь.

– Смотри, сын, это озеро Мелар, а на острове – славный город Бирка. Сюда твой дядя Свейн Волчья Пасть привозит свои товары.

До сих пор для Дага слово «город» было ничем, пустым звуком. В лучшем случае он представлял много одинаковых землянок, укрытых торфом, и много лошадей у коновязи. Но действительность превзошла все ожидания. То, что мальчик принял за противоположный берег Мелара, оказалось островом. Почти все свободное пространство острова освоили люди и превратили в колоссальный торговый порт. Вода в озере светилась, это отражались костры на сигнальных маяках. Стражники на башнях поддерживали костры даже днем. Башни маяков располагались через каждые сто шагов вдоль пологого берега. Пространство между ними защищала высокая стена из неровных камней. За стеной угадывались крыши высоких домов, десятки дымков тянулись к небу. Тучи птиц кружили над рыбачьими сетями, сотни лодок подвозили грузы. Из узких протоков, едва не зачерпывая бортами воду, неторопливо выплывали плоскодонные кнорры, под завязку набитые тюками. Слева и справа от себя Даг видел сразу две реки, из обеих тянулись бесконечные караваны торговцев.

– Большие драккары не проходят по мелководью, – объяснил Сверкер. – Твой дядя Свейн, когда идет в Бирку, тоже перегружается на плоскодонки тетушки Ингрид. Она всегда берет с него недорого.

– Мы поплывем в город? – Ноздри Дага раздувались. Он впитывал в себя десятки новых запахов. Что-то горело, где-то запекали рыбу, где-то просыпали пряности. А еще – разливали благовония, ворошили сырые шкуры и, конечно же, ковали металл…

– Мы поплывем с перевозчиками, – Олав указал на длинный плот, сколоченный из цельных сосновых стволов. На плоту стоял шатер с флажком. Возле шатра, у походного медного котелка грелись бородатые мужчины в остроконечных войлочных шапках. – В городе, сын мой, веди себя достойно. Помни – мы не дикие саамы или лапотники-гауты. Пусть другие поджимают хвост при встрече с ярлом. Мы – свободные бонды, и мы – хозяева этой земли!