Текст книги "Где живет единорог"
Автор книги: Виталий Танасийчук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Лягушка с карманом на брюхе
О девочке, которая любила рисовать насекомых
Жила на свете девочка, и звали её Мария Сибилла Мериан. Она была дочкой немецкого художника, поэтому в её доме было много картин и книг с картинками. Мария Сибилла любила разглядывать рисунки с заморскими странами и диковинными зверями. Особенно она любила рисунок, на котором художник изобразил тропический лес. По его деревьям бегали обезьяны, в чаще прятались леопарды, а обнажённые темнокожие люди стреляли в них из луков.
«Вот вырасту, – думала она, – и увижу всё это своими глазами. И нарисую ещё лучше».
Вокруг дома Марии Сибиллы было множество цветов, а ещё здесь росли шелковичные деревья. Девочка часто залезала на них, чтобы полакомиться сочными ягодами. Рядом, в просторном сарае, её мать разводила шелковичных червей – так называют гусеницу бескрылой бабочки, тутового шелкопряда.
Каждое утро девочка срезала охапку листьев шелковицы и раскладывала их на полках, где ползало множество гусениц. Весь сарай наполнялся странным хрустящим звуком – это тысячи гусениц грызли листья. Девочка чистила полки, сортировала гусениц по размеру и собирала в корзинку их белые продолговатые коконы, сплетённые из тончайших нитей. Из этих нитей её мать ткала шёлковую материю, на которой вышивала изображения людей, животных, а чаще всего цветов. Мария Сибилла быстро научилась этому мастерству и могла вышивать не хуже матери, но ей больше нравилось сидеть в саду – рисовать цветы и насекомых. Она изображала их так же тщательно, как вышивала, – самыми тоненькими кисточками на плотной белой бумаге. Насекомых в то время не любили, нередко называли «омерзительными тварями», но маленькая Мария Сибилла могла часами любоваться жуками и их блестящими панцирями, длинноногими кузнечиками и причудливо окрашенными гусеницами, неторопливо ползущими по листьям. Порой она дразнила гусениц, трогая их соломинкой, – одни падали на землю, сворачиваясь пушистым клубочком, другие изгибались и выпускали длинные извивающиеся нити, похожие на жала, чтобы напугать врага.
В саду, на лугах, в кустарнике у стен старой крепости она находила самых разных гусениц и выкармливала их. Потом они окукливались, сплетая шелковистый кокон или просто прицепляясь к веточке.
Сколько раз Мария Сибилла любовалась маленьким чудом, когда куколка, похожая на спелёнатого ребёнка, лопалась и из неё осторожно, понемножку выбиралась бабочка – сперва нескладная, почти бесформенная. Посидит, соберётся с силами – и вдруг разворачивает крылья, будто ярко раскрашенные паруса.
Девочка выросла и стала художницей. Она научилась наносить рисунок на медную дощечку тончайшим стальным резцом, а потом печатать с неё гравюры – точные копии рисунка. Правда, они получались чёрно-белыми. Зато с одной дощечки можно было сделать много отпечатков и потом раскрасить их. Гравюры можно было переплетать, как книги, и стоили такие издания недёшево. А ведь Марии Сибилле надо было зарабатывать на жизнь. Она сделала несколько таких книг с гравюрами цветов. Их стали покупать. И тогда художница напечатала «Книгу гусениц» с множеством великолепных рисунков. На них были и растения, на которых живут гусеницы, и куколки, и вылетающие из них бабочки. Не забыла она нарисовать и яйца, отложенные бабочками на листьях.
Надо сказать, что в те времена если художники и рисовали бабочек и других насекомых, то обычно брали мёртвых, засушенных, не очень похожих на живых. И главное – никто тогда ещё не умел наблюдать за их жизнью.
Поэтому, когда «Книга гусениц» появилась в книжных лавках, о ней сразу заговорили. Художники восхищались изяществом и тонкостью рисунка, красотой крыльев бабочек. А учёные были ошеломлены – ведь эта женщина, не учившаяся ни в каких университетах, смогла изучить и показать всему свету удивительное явление – превращение насекомых.
Учёные любят называть новые открытия слонами, взятыми из древних языков. По-гречески «превращение» – «метаморфозис». Так назвали преображение гусеницы в куколку, а затем в бабочку. Мария Сибилла не была первым человеком, обнаружившим это явление, его заметил ещё Аристотель. Зато она наблюдала превращения десятков бабочек и показала их всем на своих рисунках.
Мария Сибилла Мериан была тихой, спокойной женщиной, и жизнь её текла спокойно и тихо. Она переехала из Германии в Голландию – страну, где особенно любят цветы и где за её рисунки и вышивки платили немалые деньги. Она растила дочерей. Продолжала рисовать насекомых. Марии Сибилле исполнилось пятьдесят два года, и казалось, всё самое интересное в её жизни было уже позади. Но сама она думала совсем иначе.
Рассматривая разные диковины, привезённые из далёких стран купцами и путешественниками, она любовалась огромными бабочками, поразительно яркими жуками, причудливыми богомолами. Но все они были мёртвые, высушенные, с обтрёпанными крыльями и сломанными ногами. Как красивы они должны быть у себя на родине, среди экзотических цветов и плодов, как интересно было бы наблюдать их превращения!
И вот однажды на небольшом торговом судне Мария Сибилла с младшей дочерью, тоже художницей, отправились в далёкую Южную Америку, в голландскую колонию Суринам. Когда они сошли на берег, Мария Сибилла растерялась. Она не знала, на что смотреть – на огромные стаи алых, как заря, птиц ибисов, на сонных крокодилов кайманов, спокойно лежащих по берегам рек, или на бабочек морфо, чьи громадные крылья при каждом взмахе вспыхивали синим пламенем. Она поняла, что начинаются самые счастливые годы в её жизни.
По утрам, когда насекомые были вялыми и сонными после ночной прохлады, Мария Сибилла с дочерью шли их собирать. Вот по дереву медленно движется огромный, пёстрый, с вытянутыми вперёд ногами жук арлекин. В коробку его! Неподалёку – цикада фонарница с огромным выростом на спине, а под отставшей корой – жук златка, сияющий, как золотой слиток; и для них находится место в коробках и банках.
Днём к Марии Сибилле приходили индейцы с разрисованными лицами, украшенные яркими перьями и ожерельями из ракушек. Они подолгу смотрели, как под её кисточками на бумаге возникают изображения цветов, бабочек, ящериц. Индейцы приносили ей змей и жуков, ручных обезьян и птиц, свежую зелень для гусениц.
Однажды они принесли несколько десятков жуков, завёрнутых в пальмовый лист. Мария Сибилла высыпала их в стеклянную банку и ушла на весь день. Когда поздно вечером она вернулась, то решила, что в комнате пожар – так ярко она была освещена. Это светились в банке жуки-светляки.
Иногда Мария Сибилла странствовала с индейцами на долблёной лодочке-пироге по узким речкам в самой чаще тропического леса. Листва нависавших над водой деревьев не пропускала даже лучика солнца – в полдень здесь было темно, как в сумерках. За каждым поворотом речки можно было увидеть какого-нибудь зверя. Это мог быть тапир – огромный, размером с лошадь, зверь со смешным коротким хоботом – или пришедший напиться ягуар. А однажды Мария Сибилла увидела скользящую в зелёной воде громадную анаконду, самую крупную змею на свете.
Два года провела она в Суринаме, а когда вернулась, то привезла целые сундуки с насекомыми и всевозможными животными, а самое главное – множество рисунков.
В честь её возвращения столицу Голландии Амстердам украсили флагами, а в самом большом зале города была устроена огромная выставка рисунков и множества диковин, привезённых ею из Южной Америки. Все восхищались мужеством этой немолодой женщины, её огромными знаниями и мастерством художника. Ведь в то время женщин-учёных было очень мало, а женщин-путешественниц, женщин-исследователей не было вообще.
Тем временем Мария Сибилла уже писала новую книгу – «Метаморфозы суринамских насекомых». Она была огромной – каждая страница в газетный лист, и её украшали великолепные гравюры с изображениями насекомых и других животных.
О книгах Мериан знали во всех концах Европы, слышали о них и в России. Поэтому, когда царь Пётр Первый приехал в Амстердам, он пошёл в дом к Мериан. Художницы уже не было в живых, но Пётр приказал купить несколько сотен её рисунков и пригласил работать в Россию её дочь, ту самую, что побывала с Марией Сибиллой в Суринаме.
О России тогда рассказывали страшные сказки, говорили – по улицам русской столицы ходят белые медведи. Но дочь Марии Сибиллы была отважна, как и её мать. Вместе с мужем, тоже художником, она приехала в Петербург и прожила там много лет, обучая русских художников.
Два с половиной века русские музеи берегли рисунки Марии Сибиллы как великую ценность. В конце концов, уже в наши дни, они были напечатаны снова.
Карл Линней, князь ботаников
На самом севере Европы, там, где зимняя ночь длится месяцами, а летом солнце не заходит, лежит суровая и красивая страна Лапландия. Там по гористой тундре бродят стада северных оленей, на берегах бесчисленных озёр гнездится множество лебедей, гусей, уток, а на болотах растёт душистая и вкусная ягода морошка. А ещё, говорят, именно там живёт Дед Мороз – тот самый, что в новогоднюю ночь приносит детям подарки.
По этой стране жарким летним днём, отмахиваясь веткой от комаров и мошкары, шёл светловолосый молодой человек. На нём была одежда для дальней дороги – суконная куртка с кожаным воротником, кожаные штаны и высокие сапоги. В мешке за плечами он нёс связку книг, маленький микроскоп, толстую пачку мягкой бумаги и совсем немного еды. Молодой человек то и дело останавливался, разглядывая какие-то травки, и иногда клал их в сумку, висевшую на боку. Вечером он аккуратно разложит эти растения между листами бумаги; там они высохнут, чтобы сохраниться на долгие годы.
Молодой человек был студентом из шведского города Упсала, и звали его Карл Линней. Он изучал природу и особенно любил ботанику – науку о растениях. Он уже четвёртый месяц странствовал по Лапландии, ночуя у оленьих пастухов, питаясь рыбой, олениной и сыром из оленьего молока. И всюду, на берегах рек и в горных долинах, на болотах и в низкорослых полярных лесах, Линней собирал растения, чтобы потом написать о них книгу. Каждый день ему встречались никому не знакомые цветы и травы. Собирал он и насекомых: жуков, шмелей, мух, бабочек, часами рассматривая в микроскоп их причудливые усики, переливчатые крылья и цепкие, покрытые щетинками лапки. А когда Линней отдыхал на какой-нибудь высокой скале, где ветер отгонял комаров, он думал об одном и том же – как найти порядок в бесконечном разнообразии природы.
Учёные предполагали, что такой порядок должен быть. Его искал ещё Аристотель. Во времена Линнея открыть его пытались многие исследователи природы. Но смог это сделать только Линней.
Сначала, сравнивая друг с другом собранные растения и рассматривая их под микроскопом, он вдруг увидел, что больше всего они отличаются своими цветами. А потом заметил, что у растений с похожими цветами похожи и листья, и плоды. Значит, они родственники! Следовательно, можно разделить все растения на группы. Линней назвал эти группы родами. Потом он понял, что животных тоже можно разделить на роды – тогда разобраться в этом многообразии будет гораздо проще.
И тогда Линней придумал замечательную вещь. Он решил, что каждое растение или животное должно иметь название только из двух слов. Одно слово – это имя рода, к которому он принадлежит. Например, «яблоня» или «воробей». А так как на свете не одна яблоня и много разных воробьёв, то к этому слову нужно добавить другое, которое будет обозначать вид: «яблоня домашняя» или «яблоня лесная», «воробей домовый» или «воробей полевой» и так далее.
Этот простой способ был очень похож на то, как называют людей – по фамилии и имени.
Линней вернулся из путешествия с обветренным, обожжённым солнцем лицом, в рваной одежде и без гроша в кармане. Зато теперь не было никого, кто бы лучше знал природу Лапландии, да и всей Швеции. Его двойной способ называния растений и животных был очень прост и удобен, но до полного порядка в науке было далеко. И тогда Линней отправился в другие страны, чтобы работать в ботанических садах и больших музеях, где хранятся коллекции растений и животных. По всей Европе ходила слава о молодом учёном из северной страны, который знает природу лучше самых опытных профессоров.
Однажды во Франции знаменитый ботаник показывал студентам только что присланные ему растения.
– Вот этот цветок не видел ещё никто из учёных. Отгадайте, где он вырос?
Никто не заметил, как в комнату вошёл светловолосый человек с глазами живыми и внимательными. Он бросил взгляд на цветок и сказал:
– Это американское растение.
– Если ты мог это угадать, значит, ты – Линней, – сказал старый учёный. – Недаром тебя прозвали князем ботаников!
В конце концов Линней нашёл тот порядок в природе, который искал. Он написал о нём книгу, которая называется «Система природы». Слово «система» на древнегреческом языке означает «порядок». О чём же написано в этой книге? Она включала в себя перечень всех известных Линнею растений, животных и камней, которые он разделил по их свойствам на большие группы – классы. В один класс он собрал, например, всех животных, которые рождают живых детёнышей, выкармливают их молоком, а сами имеют тёплую и красную кровь. Этот класс учёный назвал млекопитающими. К другому классу он причислил птиц – они откладывают яйца и не кормят птенцов молоком. В третьем Линней собрал ящериц, змей, крокодилов, лягушек – всех, кто имеет холодную кровь и дышит лёгкими. Их он назвал гадами. Теперь их разделяют на два класса – пресмыкающиеся и земноводные. Для класса рыб он нашёл очень точные признаки: все рыбы дышат жабрами и имеют холодную кровь. Ещё он выделил классы насекомых и червей. Это деление животных было таким простым и чётким, что сразу позволило исправить много ошибок, накопившихся в науке. Например, кита раньше считали рыбой, но Линней без колебаний отнёс его к млекопитающим. Ведь киты имеют тёплую кровь, рождают детёнышей и кормят их молоком!
Классы он разделил на более мелкие части – отряды. Например, всех обезьян он собрал в одном отряде под названием «приматы», что значит «первые», «главные». И Линней не испугался сделать то, на что до него не рискнул пойти ни один учёный. Он написал, что к приматам, то есть обезьянам, относится и человек.
Растения он тоже разделил на классы и отряды – прежде всего, конечно, по строению их цветов.
Возник строгий и чёткий порядок, разобраться в котором было очень несложно. Вот, например, какое место в нём нашёл воробей:
класс – птицы;
отряд – воробьинообразные;
род – воробей;
вид – домовый воробей.
Система, найденная Линнеем, стала «волшебной палочкой» для исследователей природы. Теперь они могли не только определять место каждого растения или животного среди множества других, но и отыскивать их общие свойства, находить их родственников. А от этого было недалеко до вопроса, который интересовал учёных: как же возникли все эти бесчисленные виды живых существ?
Правда, ответа на этот вопрос пришлось ждать целое столетие.
В первый раз книга «Система природы» была напечатана совсем небольшой – всего тринадцать страниц. Зато сколько споров вызвали эти страницы! А Линней несколько лет снова и снова печатал «Систему природы», каждый раз добавляя в неё новые сведения. При жизни Линнея она издавалась тринадцать раз!
Самым знаменитым стало десятое издание, в котором было уже больше восьмисот страниц. В нём Линней дал двойные названия всем животным и растениям, которые ему были известны. В этой книге говорилось о восьми тысячах растений и более чем четырёх тысячах животных, причём немалую их часть впервые открыл и исследовал сам Линней.
Сейчас о системе Линнея знают даже школьники, и она по-прежнему служит науке. Конечно, она изменилась – стала шире, подробнее, точнее, но основа её осталась прежней. И учёные всего мира с благодарностью вспоминают о светловолосом юноше, который когда-то, шагая по горам и болотам Лапландии, захотел найти порядок в природе.
Неутомимый Паллас
Издавна славилась Русская земля обилием разных животных. В лесах и степях водилось несметное количество зверя, реки были полны рыбы, на озёрах и болотах гнездилось множество птиц. Заморские купцы приезжали к нам за мехами. Для русских людей охота была и важным делом, и развлечением.
Киевский великий князь Владимир Мономах писал своим детям: «Своими руками в густых лесах ловил я диких коней сразу по нескольку. Два раза тур поднимал меня на рогах, олень бодал, медведь прокусил седло. Лютый зверь однажды бросился и свалил коня вместе со мной».
Тур – это огромный дикий бык, теперь уже вымерший во всём мире, а вот кто такой «лютый зверь», который мог свалить коня вместе с наездником, учёные спорят до сих пор. Некоторые думают, что это был лев, который водился в давние времена в Европе.
Охотники хорошо знали животных, обитающих в их краях, и давали им очень выразительные имена. Лося, например, называли сохатым, потому что его рога напоминали деревянную соху. Ядовитую змею в сердцах прозвали гадюкой – от слова «гадкий», да и вообще всех змей и ящериц – гадами. Это название потом долго держалось и в научном языке. Ну, а как возникло слово «медведь», всем понятно: это тот, кто ведает, знает, где можно поживиться мёдом.
Научное изучение животных в России началось лет двести пятьдесят назад.
По весенней распутице, по размокшей грязи от города к городу, от деревни к деревне двигался странный обоз. Впереди карета, запряжённая четвёркой лошадей, за ней несколько крытых повозок-кибиток и, наконец, подводы с ящиками, мешками, баулами. Встречные крестьяне снимали шапки, кланялись едущим в карете, а потом спрашивали у возчиков:
– Кто это едет? Небось генерал?
– Что там генерал, бери выше! Академик едет, по указу царицы Екатерины, все русские земли смотреть да описывать.
– А что это за чин такой – академик?
– Это значит самый учёный человек. Всё знает!
Академику Петру Симону Палласу было всего двадцать шесть лет. Невысокий, худой, подвижный, он всегда спешил увидеть и узнать как можно больше. В своих путевых дневниках Паллас описывал одежду народов, по землям которых проезжал, перечислял товары, которые приводят купцы, рассказывал о встреченных древних развалинах. Он удивлялся тому, что рыбаки на Волге вместо стёкол затягивают окна кожей сома, а самого сома не едят, думают – несъедобен. Не ели они и сельдь, которую стали там солить только много лет спустя.
Паллас интересовался всем, но больше всего – животными. Он расспрашивал у рыбаков и охотников, какие обитают здесь птицы, рыбы и звери, как их называют, какие у них повадки.
Ехал молодой академик не один, а с целой научной экспедицией. С ним были несколько студентов, рисовальщик, то есть художник, егерь и, наконец, опытный чучельник, который должен был снимать шкурки с убитых птиц и зверей и надёжно сохранять их.
Целых пять таких экспедиций отправились из Петербурга изучать природу России и её богатства. В них участвовали десятки людей, а руководили ими молодые, но уже известные учёные Самуил Гмелин, Иван Лепёхин и другие академики и профессора.
Но самое дальнее и самое удачное путешествие совершил Паллас.
В его экспедиции работа шла от зари до зари и в будни, и в воскресенья. Паллас не давал покоя своим спутникам, посылая их собирать растения, искать редкие камни, стрелять птиц, ловить насекомых. Они уставали, не высыпались, но не были в обиде, потому что сам академик работал больше всех.
Путь был неблизкий – на Волгу, через степи к Уралу и дальше в Сибирь, за огромное, как море, озеро Байкал, к китайской границе. Лишь на два-три месяца останавливалась экспедиция на зимовку, но и тут Паллас не знал отдыха – он писал книгу о своём путешествии.
Эту книгу и сейчас интересно читать – так много в ней рассказов об удивительных находках Палласа. Он первым из учёных подробно и точно описал сайгака – антилопу со вздутой, как будто горбатой, мордой и похожим на небольшой хобот носом. Только недавно учёные узнали, зачем сайгаку такой нос. Когда огромное стадо сайгаков мчится по степи, оно поднимает столько пыли, что впору задохнуться. Но сайгаку хоть бы что. Ведь почти половина его морды – это огромная носовая полость, устроенная так, что при дыхании вся попавшая туда пыль выдувается.
А в степях за Байкалом Паллас увидел около чьих-то норок множество стожков сена, по колено человеку, порой аккуратно придавленных камешком. Интересно, кто их собрал? И вот, неподвижно сидя около нор, он увидел, как из них выходят небольшие жёлто-коричневые зверьки с круглыми ушами. Посвистывая, как будто щебеча, они разбегаются по лугу, своими острыми зубами срезают самые нежные и сочные травинки и сносят их в стожки – заготовляют себе корм на зиму. Местные жители, буряты, называют их «оготона», и научное название им дали такое же – «охотона». По-русски этих зверьков зовут пищухами, или сеноставками, и есть среди них сеноставка Палласа, названная в честь неутомимого исследователя.
Очень интересно он пишет о хомячках, которые роют под степными травами свои норы-коридоры с каморками, в которые собирают съедобные коренья на зиму. А осенью, когда хомячки наполнят свои амбары, люди ходят по степи и отыскивают эти кладовые. Но они, по крайней мере, не трогают хомячков. А вот кабаны, отыскав такой склад, съедают его вместе с хозяином.
На Байкале Паллас первым из учёных увидел странную рыбу голомянку – бледно-розовую, почти прозрачную и удивительно жирную. Жаришь, а на сковородке одни кости и жир – причём не простой, а целебный.
В Иркутске ему принесли голову и две ноги какого-то огромного животного, найденного в вечной мерзлоте далеко на Севере. Паллас не поверил своим глазам – голова была носорожья! Правда, рога не было, но было заметно место, где он находился. Так был открыт ископаемый носорог, некогда обитавший и в Европе и в Азии. Он покрыт густой шерстью, поэтому его называют шерстистым. После Палласа учёные не раз находили кости этого животного и даже целые скелеты. Отыскались и огромные, больше метра в длину, рога.
Всё собранное в пути Паллас отправлял в Петербург. В аккуратно завязанных тюках и ящиках на санях везли шкуры, скелеты животных, папки с образцами растений, редкие камни и даже живых зверей. Так в первый раз в столичный зверинец попало несколько сайгаков.
Он умудрился переслать даже найденную возле Красноярска огромную, весившую сорок пудов – больше шестисот килограммов! – глыбу железа. Странная находка оказалась метеоритом, в незапамятные времена упавшим на землю. Учёные назвали его «Палласовым железом».
Паллас казался своим спутникам неутомимым, и только он один знал, как ему было трудно. От ветра и пыли постоянно воспалялись глаза, от плохого питания заболел желудок. Болели и его спутники, моложе и крепче его. Чучельник Шумский заболел цингой и умер.
Но упорный академик продолжал свой путь. Из Сибири он направился обратно к Уралу и Волге, в Заволжские степи, и, лишь обследовав их, повернул назад. Шесть лет длилось путешествие, полное неустанного груда.
А когда Паллас наконец вернулся в Петербург, друзья не узнали его. В тридцать три года он стал седым, как старик.
Возвращались из странствий и другие экспедиции. С богатыми коллекциями вернулся Иван Иванович Лепёхин. А Гмелину не повезло: на Кавказе он был захвачен в плен местным князьком, который потребовал за него громадный выкуп – тридцать тысяч рублей. Дождаться освобождения учёному не пришлось. Ом заболел и умер. Было ему всего двадцать девять лет. Но умирал он со спокойной душой: его коллекции удалось спасти, уцелели и рукописи.
Привезённые экспедициями материалы были огромны. Их описания выходили несколько десятилетий. Сотни животных открыл для науки Паллас. Немец по рождению, он прославился как первый великий русский зоолог. Немало сделал для науки и его друг Лепёхин. Собранная Гмелиным богатейшая коллекция растений как драгоценность хранится в гербарии Ботанического института в Петербурге.
Имена этих троих учёных часто вспоминают вместе, когда говорят о первых исследователях природы России. Рядом они и на географических картах. Когда едешь поездом из Астрахани 15 Саратов, среди жёлтой пустынной степи вдруг появляется зелень деревьев, белые стены домов.
Поезд останавливается, и на здании станции ты читаешь надпись: «Палласовка». Следующая станция будет Гмелинка, потом Лепёхинка, а там и Волга недалеко…
