Текст книги "А было это так… Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС"

Автор книги: Виталий Воротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Виталий Воротников
А было это так… Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС

© Воротников В.И., наследники, 2020

© «Центрполиграф», 2020

От издательства

Виталий Иванович Воротников родился в 1926 г. в рабочей семье. В 16 лет пошел работать на завод. Был рабочим сначала в Воронеже, а затем в Куйбышеве, занимал ряд инженерно-технических должностей, избирался секретарем парткома Куйбышевского авиационного завода. В 1954 г. закончил вечернее отделение авиационного института.

С 1960 г. – на партийной и государственной работе: заведующий отделом, секретарь и второй секретарь Куйбышевского обкома КПСС, председатель облисполкома, первый секретарь Воронежского обкома партии, первый заместитель Председателя Совета Министров РСФСР, посол СССР в Республике Куба, первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС.

В 1983 г. В.И. Воротников назначается Председателем Совета Министров РСФСР, а в октябре 1988 г. избирается Председателем Президиума Верховного Совета РСФСР. В мае 1990 г. он уходит в отставку.

В.И. Воротников с 1971 г. был членом ЦК КПСС, а с 1983 по июль 1990 г. – членом Политбюро ЦК. Избирался депутатом Верховных Советов СССР и РСФСР ряда созывов.

Близкий товарищ и соратник М.С. Горбачева на первом этапе перестройки, он был одним из активных ее участников. Однако затем у них возникают серьезные разногласия относительно принципов и тактики проведения экономических и особенно политических реформ. К концу 1989 г. происходит фактический разрыв в их отношениях.

В основу книги В.И. Воротникова легли дневниковые записи автора, в которых раскрывается повседневная деятельность Политбюро ЦК, высшего государственного руководства. Рассказывая о важнейших партийных постановлениях, автор, пожалуй, впервые столь подробно показывает механизм принятия решений, закулисную сторону деятельности Политбюро, пленумов ЦК, лидеров партии. Вся книга строго документальна: помимо дневниковых записей приводится множество выдержек из постановлений, записок, речей и бесед.

В центре дневников – фигура М.С. Горбачева. Отдавая должное Генсеку, автор шаг за шагом прослеживает, как выхолащивались и подвергались деформации идеи перестройки, а сам Горбачев перерождался в политического двурушника, для которого собственные амбиции и личное благополучие в конечном счете возобладали над судьбой партии и государства.

В.И. Воротниов не старается делать вид, что ему с самого начала преобразований было ясно, куда они могут завести и на какое коварство способен Генсек. Он был среди тех членов руководства партии, кто искренне верил в перестройку и чистоту помыслов ее инициаторов. Прозрение, к сожалению, наступило слишком поздно. И в этом автор видит собственную вину.

Достоинство книги состоит в том, что автор не ограничивается объективным изложением событий, а дает им свою оценку, делает выводы, соотносит каждое принятое решение с интересами государства и народа, с прежним и нынешним видением ситуации.

Со страниц книги предстает незаурядная личность автора – русского патриота и убежденного коммуниста, для которого нет ничего выше служения Отечеству. Книга привлекает серьезностью, глубиной анализа и самокритичностью, ей чужды авторские амбиции и менторский тон, столь характерные для многих других трудов такого рода.

Вступление

На протяжении многих лет я вел служебный дневник, в котором фиксировал факты и содержание деловых встреч, бесед, телефонных переговоров. Записывал, о чем договаривались, кому и что поручалось сделать. Заносил в дневник и то, что обсуждали и решали на заседаниях, собраниях, сессиях, пленумах. Нередко давал на его страницах свои краткие комментарии. Дневник имел сугубо практическую цель – помогать в организации текущей работы. Естественно, предназначался он только для одного читателя, мне и в голову никогда не приходила мысль, что эти записи могут быть опубликованы.

Но вот жизнь наша круто изменилась. То, что делалось руководством страны, партии в недавнем прошлом, подверглось тотальному пересмотру и самими лидерами – идеологами и организаторами перестройки, и теми, кто затем пришел к власти. В обстановке всеобщей дезориентации начали активно распространяться лживые представления о том, чем на самом деле занималась и какую роль в общественной жизни играла партия, весьма вольно стала трактоваться деятельность государственных и партийных руководителей. Одних неоправданно возвеличивают, других – принижают.

Листая записи 80–90-х гг., я увидел, что передо мной своеобразная хроника перестройки. Из череды ежедневных фактов вырисовывалась общая картина событий и прояснялись пути, по которым мы шли к тем или иным решениям. В том числе и к таким, которые были рождены за кулисами политической сцены. Обозначились позиции отдельных действующих лиц, причем в динамике, на протяжении десятилетия.

Некоторые факты, фрагменты неопубликованных документов позволяют более объективно, а иногда и в неожиданном свете представить происшедшие события и поступки. Таким образом, я оказался владельцем материалов, которые, как мне представляется, могут быть интересными широкому кругу читателей.

Предлагая вниманию читателя свои записи, я хочу оговориться: это не литературный труд, не мемуары, это служебные дневники, и касаются они в основном одной грани моей трудовой жизни – работы в составе Политбюро ЦК, в Верховном Совете СССР и РСФСР. Понятно, в записках особенно часто речь идет о делах РСФСР, так как в высших партийных и государственных органах я представлял эту республику – как Председатель ее Совета Министров, а затем Президиума Верховного Совета.

Дневниковые записи не претендуют на абсолютную точность и полноту. В сущности, здесь лишь те факты и суждения, которые вытекают из моего личного видения происходивших в стране процессов. Это конспекты, сделанные по горячим следам, через несколько минут или часов, самое позднее – на следующий день.

Конечно, готовя записи к публикации, я должен был несколько систематизировать их, очистить от второстепенных деталей. Не мог удержаться и от того, чтобы сделать кое-какие отступления, дать свои комментарии к отдельным событиям, характеристики некоторым известным политическим деятелям, с которыми мне довелось близко сталкиваться. Оказалось весьма интересным сопоставить оценки, высказанные в момент того или иного события, с теми, которых они, на мой взгляд, заслуживают сегодня. Все это и составляет, так сказать, «записи на полях» дневника. Без них, боюсь, его строгая хронологическая фактура не всегда будет понятной читателю. Но, естественно, никоим образом не хочу навязывать ему свое мнение, каждый волен делать собственные выводы.

Читая сегодня публикации некоторых бывших коллег по Политбюро, слушая их выступления, интервью, в которых речь идет о событиях более или менее далекого прошлого, нередко ловлю себя на мысли, что дело-то было не совсем так или совсем не так. Кто же из нас не прав, кто и зачем лукавит? Что это – «прозрение» после глубочайших «заблуждений» или проявление истинных взглядов, тщательно замаскированных до поры до времени?

Конечно, смотреть на прошлое из настоящего просто, хотя иногда и больно. Естественно и то, что, обращаясь к прошлому, мы смотрим на него глазами сегодняшнего дня, применяем для его оценки сегодняшние критерии. И поневоле хочется этим обогащенным опытом зрением вооружить того, кто остался там, за пеленой прошедших лет. Увы, это общая и, как мне кажется, неизбежная беда всех, кто берется за воспоминания. Вот с таким соблазном я и борюсь, пытаясь призвать в соавторы, насколько смогу, свою совесть и память, чтобы ответить себе и людям на вопрос – что же представляют собой перестройка, реформы той поры? Как все это виделось мне тогда, что и как я отстаивал, что поддерживал, чего не понимал или не воспринимал? Когда и почему стали происходить сбои, а потом и резкий поворот в сторону от первоначально намеченного пути? Что тому было причиной и кто виноват?

Готовя книгу к печати, полагал важным дать лишь те дневниковые записи, которые касаются действий руководства страны, связанных с планированием и осуществлением перестроечных реформ. Речь шла о том, как рассматривались политические, экономические, социальные, нравственные проблемы на заседаниях Политбюро и Секретариата ЦК, в правительстве, в Верховном Совете на различных совещаниях, в комиссиях с моим участием; как они обсуждались неофициально, в узком кругу и т. д. Основное внимание уделялось идеям, словам и действиям М.С. Горбачева. Ну и, естественно, излагались моя позиция, отношение к нему и другим членам советского руководства.

Прежде чем приступить к изложению и комментированию материалов дневника, относящихся к периоду перестройки, считал необходимым кратко остановиться на некоторых моментах его предыстории.

1982. Возвращение в Союз – вновь «на круги своя»

В течение трех с лишним лет (с апреля 1979 по июль 1982 г.) я был послом СССР в Республике Куба. На Кубе у меня наладились хорошие, доверительные отношения с руководством страны. Довольно быстро я вошел в курс вопросов советско-кубинского сотрудничества. Много ездил по стране, установил контакты с местными властями, представительствами различных советских организаций.

Это был важный, сложный, интересный и полезный для меня этап жизни. Впечатления он оставил неизгладимые – о Кубе, ее народе, о Фиделе Кастро. Но была одна помеха, которая сделала этот период не столь продолжительным, каким он мог быть, – тропический климат. Я переносил его плохо. Не буду скрывать, что тяготила меня и специфика самой дипломатической деятельности – многочисленные дежурные визиты, однообразные приемы, протокольные церемонии и т. п.

Будучи осенью 1981 г. в Москве, я поставил вопрос о возвращении на работу в Союз. Разговор об этом был с А.А. Громыко, К.В. Русаковым и К.У. Черненко. Они отнеслись к моим доводам с сочувствием. Сказали примерно так: просьбу принимаем, но для решения необходимо время. Работай, в 1982 г. уведомим. Поделился своими проблемами и с М.С. Горбачевым (тогда секретарем ЦК КПСС), с которым уже многие годы был в товарищеских отношениях.

9 мая прилетел из Гаваны в Москву, в отпуск. Через несколько дней побывал в ЦК КПСС. Здесь у Капитонова, Русакова, Горбачева пошла речь о том, где бы я хотел работать по возвращении. Назвал ряд вариантов: возвращение на прежнюю работу в Совмин РСФСР, на какую-либо другую работу в государственных органах по специальности или на партийную работу в одной из областей РСФСР. Меня переспросили: согласен на работу не в Москве? Разумеется, если там, куда пошлют, меня примут. Предложение о переводе послом в одну из европейских стран я вежливо отклонил.

13 мая был приглашен к К.У. Черненко. Он сообщил, что сегодня Политбюро приняло официальное решение о моем отзыве с Кубы. Сказал доверительно, что на мое место предполагается рекомендовать К.Ф. Катушева.

В тот же день зашел к М.С. Горбачеву. Он рассказал, что на Политбюро была доброжелательная атмосфера. «Громыко хорошо отозвался о твоей работе. А вообще лучше бы было взять тебя в ЦК. Здесь будет укрепляться экономический блок партийного аппарата. И твой опыт был бы очень полезен». Я ответил: «Вряд ли мне подойдет аппаратная работа. Давай не будем предопределять ход событий». (В ноябре 1982 г. на Пленуме ЦК был организован Экономический отдел и его заведующим – секретарем ЦК утвердили Н.И. Рыжкова. Я тогда уже работал в Краснодаре.)

Побывал у А.А. Громыко. Состоялась очень подробная, откровенная беседа о Кубе. Андрей Андреевич стал вспоминать наших послов в этой стране, давал им характеристики, в том числе одному из них – «вел себя, как мраморная статуя». Говорил неторопливо, четкими фразами. Не скрою, некоторые были обо мне: «Вы быстро освоили не только принципы, но и многие частности внешнеполитической деятельности. Это не всегда удается непрофессионалам. Мне импонировали ваша сдержанность, взвешенность оценок. Оперативность информации. Во время моего визита на Кубу в сентябре 1980 г. убедился, что у вас сложились хорошие отношения с Фиделем Кастро и с Раулем Кастро, другими кубинскими руководителями. Сожалею о вашем уходе, но коль скоро иначе нельзя…» Я поблагодарил Андрея Андреевича за добрые слова и понимание.

24 мая состоялся Пленум ЦК. Я, как член ЦК КПСС, принимал участие в его работе. Вместо М.А. Суслова (скончавшегося в январе) секретарем ЦК был избран Ю.В. Андропов.

С докладом «О продовольственной программе СССР» выступил Л.И. Брежнев. Говорил он коротко, минут сорок. Меня, как и других, поразил его болезненный вид. Речь была неразборчивой, он комкал, проглатывал окончания слов. Но сам доклад был важным, раскрывал содержание крупной стратегической задачи партии. Это подчеркивали все выступавшие.

Л.И. Брежнев информировал, что Политбюро утвердило назначение В.В. Федорчука Председателем КГБ. Эта фамилия была неизвестна многим членам ЦК, поэтому в кулуарах оживленно уточняли – кто он, откуда? С Украины, председатель республиканского КГБ.

23 июня меня позвал к себе Горбачев. Рассказал о беседах с Андроповым и Черненко. «Есть наметки относительно твоей работы». (Какие – не сказал.) Стал говорить об обстановке в Краснодарском крае. О поведении Медунова – «совсем обнаглел». Затем, без перехода, спросил: «Насколько ты знаком с машиностроением и оборонным комплексом? Какие отношения с Д.Ф. Устиновым?» Я объяснил: «Машиностроение и оборонка и есть моя основная профессия, с 1942 по 1960 г. работал на Куйбышевском авиационном заводе, а с 1961 г., как заведующий отделом и секретарь обкома партии, курировал оборонные отрасли промышленности. С Дмитрием Федоровичем знаком давно, с 1957 г. Встречались часто, последний раз – буквально несколько дней назад по кубинским делам». Горбачев выслушал меня молча. Затем пошла беседа на другую тему.

Здесь мне представляется нужным сделать небольшое отступление от хронологического изложения событий.

Знакомы мы с М.С. Горбачевым были примерно с середины 1970 г. По окончании сессии Верховного Совета СССР вместе пошли в ЦК КПСС обычным маршрутом от Кремля до Старой площади. Между нами, как это и бывает в подобных ситуациях, завязался разговор о хозяйственных заботах, видах на урожай. Потом пошли другие привычные темы – бюрократизм аппарата Госплана, Госснаба, беготня по министерствам. Говорили о заносчивых московских руководителях.

Были встречи и короткие беседы с Горбачевым и позже.

В феврале 1971 г. меня направили на работу в Воронеж, где я был избран первым секретарем Воронежского обкома КПСС. Поехал с большим желанием, хотя и понимал, что трудности ожидают немалые. Воронеж – город, в котором я родился и который покинул военным летом 1942 г. буквально за несколько дней до того, как его правобережную часть заняли немецко-фашистские войска. Дальше Воронежа немцы продвинуться не смогли. Затяжные бои за город продолжались более 200 дней, а 25 января 1943 г. Воронеж был освобожден. Из числа беженцев в прифронтовой полосе формировались эшелоны для отправки вглубь страны, и я с мамой тоже был эвакуирован в сентябре в Куйбышев, куда ранее (осенью 1941 г.) перебазировался воронежский авиационный завод. На этот завод 2 октября 1942 г. я и определился работать.

И вот возвращение – спустя почти три десятилетия. Едва я приступил к работе в Воронеже, одним из первых позвонил мне Горбачев. Поздравил с избранием, поинтересовался первыми впечатлениями. Сказал, что мой предшественник Н.М. Мирошниченко работал пассивно, сторонился соседей и т. п. Выяснилось, что мы с Горбачевым почти что земляки. Его дед – выходец из Воронежской губернии, перекочевал в свое время в Ставрополье в поисках лучшей жизни, там и закрепился. Договорились держать связь, наладить деловые контакты, помогать друг другу по мере необходимости. Учитывая мою многолетнюю «привязанность» из-за язвы желудка к курортам Минвод (Ессентуки и Железноводск), условились, что в очередной мой приезд увидимся на ставропольской земле. С того времени стали более частыми наши встречи. На XXIV съезде КПСС нас одновременно избрали членами ЦК партии.

В 1975 г. я был переведен на работу в Москву – первым заместителем Председателя Совета Министров РСФСР. В мои функции помимо других входили и вопросы финансов, материальных ресурсов, различных фондов, лимитов (зарплаты, штатов, капиталовложений и т. п.). Наплыв просьб из областей и краев РСФСР по этим проблемам был немалый. В эту пору наши отношения с Горбачевым заметно укрепились, стали более доверительными, товарищескими, почти дружескими. Он бывал у меня в Совмине, мы общались во время моих поездок в отпуск на лечение в Железноводск.

По-человечески Михаил Сергеевич мне импонировал. В нем привлекали общительность, можно сказать, какая-то открытость товариществу, дружбе, умение быстро установить контакт, найти тему для беседы, чувство юмора. Эмоционально воспринимал как успехи, так и неудачи. Короче, это был энергичный, задорный, неунывающий человек, интересный собеседник. Привлекал и его критический настрой по отношению к нашим проблемам, недостаткам. Он возмущался тем, сколько у нас безобразий, головотяпства в организации сельского хозяйства, как трудно пробить какую-нибудь новую идею, как в трясине бюрократизма гибнут интересные, экономически выгодные начинания. Разделывал под орех чиновников, окопавшихся в Госплане, Госснабе, Минфине. Не скрывал недовольства тем, как пассивно наше высшее руководство. Многое из того, о чем говорил Горбачев, разделял и я. Был солидарен с ним в том, что надо вести дела по-иному, пробивать рутину и косность.

Горбачев был больше, чем я, вхож к высшему руководству (Кулакову, Суслову, Брежневу) и часто полунамеками подчеркивал свою информированность. Если делился какими-либо наблюдениями сугубо деликатного свойства, то даже критика в его устах оставалась лояльной. Во всяком случае, высказывался так, что это его ни к чему не обязывало: просто констатация, понимай, как хочешь. При желании его мысль можно было трактовать по-разному, повернуть в любую сторону – и он бы не возражал. Но в нужный момент мог сделать ход назад.

Со временем эта гибкость, двусмысленность, изворотливость развились, заматерели в нем. Он отличался непревзойденным умением балансировать, когда вопрос стоял или – или, и был неподражаемо твердым, уверенным, убежденным, когда в исходе дела и в том, на чью сторону выгодно стать, не было никакого сомнения.

В 1978 г. скончался Ф.Д. Кулаков, член Политбюро, секретарь ЦК, ведавший вопросами сельского хозяйства (до этого он несколько лет был первым секретарем Ставропольского крайкома). Его преемником, секретарем ЦК, был избран на Пленуме ЦК в ноябре 1978 г. М.С. Горбачев. Насколько оправданным было такое назначение? Ясно, что на этом посту желательно было иметь опытного партийного работника, специалиста сельского хозяйства. Горбачев в определенной мере соответствовал этим критериям. Были и другие претенденты – И.А. Бондаренко, Г.С. Золотухин, В.А. Карлов, В.К. Месяц. Но избрание Горбачева было воспринято как должное. В те несколько месяцев, после его перехода в ЦК, когда мы оба работали в Москве, наши отношения еще более упрочились, хотя в них и стал проявляться налет покровительства с его стороны.

Мы продолжали поддерживать связи и в период моей работы на Кубе. Приезжая в Москву в отпуск или командировки, я непременно бывал в ЦК. Встречался с рядом секретарей ЦК, заходил и к Горбачеву.

Наши беседы были, как я воспринимал их тогда, искренними, товарищескими. Нам было что рассказать друг другу. Я находился под впечатлением от Кубы, от ее людей, от того, как постепенно страна идет вперед, от искреннего, братского их отношения к нам. Правда, рассказ приходилось постоянно перемежать с «впечатлениями» от родной Москвы, от встреч с нашими твердокаменными бюрократами, консерваторами, которые упрямо затягивали выполнение решенных, многократно согласованных экономических вопросов советско-кубинского сотрудничества. Я видел, что у нас не совсем понимают некоторые вещи, связанные со спецификой, традициями кубинцев, особым политическим весом Кубы в той расстановке сил, которая сложилась на международной арене.

Выяснилось, что и Михаилу Сергеевичу работается в Москве непросто. Он возмущался, что хорошие идеи вязнут в косности и рутине. Причем больше напирал при этом на союзный Совмин, где уже работал председателем Н.А. Тихонов. «Поверь, – сетовал он, – ведь главная беда заключается в том, что знаю, могу, разработал четкую и эффективную программу вывода села из кризиса, но пробить, реализовать эти идеи невозможно. Круговая порука, стремление ничего не менять повязали всех накрепко. Юрий Владимирович стал расшевеливать эту заводь, хотя и ему пока приходится трудно».

Возвратившись в Гавану 5 июля, я уже 6-го вечером получил телеграмму от А.А. Громыко: «Принято решение о назначении т. Катушева К.Ф. послом СССР в Республике Куба и освобождении вас от этих обязанностей в связи с переходом на другую работу. Посетите министра иностранных дел Кубы и запросите агреман на т. Катушева, сообщив следующие данные… Исполнение телеграфируйте». На какую «другую работу» – мне было не ясно.

На следующий день утром я посетил МИД (И. Мальмиерку). Затем был принят Фиделем Кастро во Дворце Революции. В начале беседы информировал Ф. Кастро о содержании послания Л.И. Брежнева президенту США Р. Рейгану. В нем шла речь о событиях в Ливане. Высказывалась обеспокоенность агрессивными намерениями Израиля. Изложил суть недавней беседы А.А. Громыко с А. Хейгом в Нью-Йорке. Обсудили с Фиделем некоторые практические вопросы советско-кубинского сотрудничества.

Завершая деловую часть беседы, я сообщил о принятом в Москве решении направить послом СССР на Кубу К.Ф. Катушева. (Фидель Кастро знал о предстоящей замене. У меня были с ним и с Раулем Кастро беседы по этому поводу. Они с пониманием отнеслись к моей просьбе о возвращении в Союз и, хотя высказывали сожаления, считали причину отъезда – отрицательное влияние на здоровье тропического климата – обоснованной. Однако кубинцев интересовало – кто придет взамен?)

Ф. Кастро несколько раз переспросил, тот ли это Катушев, который занимается в правительстве страны внешнеэкономическими вопросами. Я подтвердил – да, тот. «Ну что ж, – рассуждал Фидель, – мы хорошо знаем Катушева. Такое решение советского руководства престижно для Кубы. Однако мы все же сожалеем о вашем отъезде. Но опять-таки, у нас как было, так и остается два друга – в Москве и Гаване».

Затем Ф. Кастро спросил о моей предстоящей работе. Я ответил, что пока не знаю, но только не на дипломатическом поприще. Он советовал не торопиться с отъездом, посетить всех кубинских товарищей из руководства, с которыми я сотрудничал.

Возвратившись в посольство, доложил в Москву о беседе с Ф. Кастро и стал составлять программу завершения работы, положенных в подобных случаях протокольных мероприятий (визитов, приемов и т. д.).

Начиная с 12 июля приступил к делу. Нанес прощальные визиты дуайену дипкорпуса, руководству МИД Кубы. Однако уже 17 июля утром позвонил Г.М. Корниенко, затем, через 30 минут, К.В. Русаков. Оба сказали – в понедельник 19-го быть в Москве.

Прибыв в Москву, утром 19 июля зашел сначала к Г.М. Корниенко (А.А. Громыко не было в Москве). Он сообщил, что вызван по поручению Ю.В. Андропова. Надо быть у него в ЦК КПСС в 15:00.

Приехав в ЦК, направился к И.В. Капитонову. Спросил его, о чем пойдет речь. Говорит – не знаю. И вместе пошли к Ю.В. Андропову.

У Андропова находился и Горбачев. Беседа была без предисловий, сразу о деле. «Речь идет о рекомендации вас первым секретарем Краснодарского крайкома партии. Медунова мы отзываем в Москву – 17 июля был с ним разговор. В крае сложилась пренеприятная ситуация. (Андропов кратко обрисовал обстановку.) Медунов наконец понял, что дальше там оставаться ему нельзя. Взяточничество, коррупция среди ряда работников различных сфер, в том числе среди партийного актива. Арестованы и находятся под следствием более 200 человек. Понятно, вина и ответственность за такую обстановку в крае ложатся и на первого секретаря крайкома. Об этом и шла речь на Секретариате ЦК, где решался вопрос об освобождении С.Ф. Медунова от работы.

Вашу кандидатуру поддержали Л.И. Брежнев и К.У. Черненко. Отзывы о прежней вашей работе в Куйбышеве и Воронеже положительные. Был обмен мнениями и на Секретариате ЦК. Вот и все».

Я ответил, что поручение неожиданное, очень ответственное. Откровенно говоря, рассчитывал по возвращении в Союз немного подлечиться. Но я понимаю обстановку. Если требуется, то готов работать и буду делать все, чтобы оправдать доверие.

Андропов: «Хорошо. Практически не надо тянуть. Буквально на этой неделе, можно в четверг или в пятницу, провести в Краснодаре пленум. Так что готовьтесь. До свидания».

На другой день меня опять пригласил Ю.В. Андропов. Говорит: «Рассказал о нашей беседе Леониду Ильичу. Сказал ему, что Воротников воспринял предложение без энтузиазма». Я, конечно, выразил удивление. «Не переживай, это я так. А серьезно, пришлось объяснить Л.И. Брежневу ситуацию. Надо сейчас в Краснодаре активно поработать. У тебя еще все впереди». Моя реакция: «Что впереди, Юрий Владимирович? Ведь мне уже 57 лет». Он засмеялся. И стал расспрашивать об обстановке на Кубе, о Фиделе Кастро. Я рассказывал.

В 16:00 – Секретариат ЦК. Вел Ю.В. Андропов.

Сказал: «Как решили – Медунова отзываем в распоряжение ЦК. В крае выявлены многочисленные факты нарушения законности. Взяточничество среди руководящих работников, даже среди партийного актива. В Сочи, Геленджике, Краснодаре. Арестовано 152, под следствием 99 человек. Медунову неоднократно указывали на эти факты, однако он не реагировал, не воспринимал советов и критики, сам создавал трудности для следствия.

Предложение: рекомендовать первым секретарем Краснодарского крайкома В.И. Воротникова. Вы его знаете – имеет большой опыт партийной, производственной, государственной работы: Куйбышев, Воронеж, Москва, Куба. Это то, что нам нужно. Секретариат по сути ранее согласовал этот вопрос». Дали мне слово. Я поблагодарил за доверие. Юрий Владимирович пожелал мне успехов.

22 июля. Вылетели с И.В. Капитоновым и Е.З. Разумовым в Краснодар. В 17 часов в крайкоме – заседание бюро. Капитонов сообщил о решении Секретариата ЦК – Медунова отозвать в распоряжение ЦК. «Причина вам известна. ЦК КПСС рекомендует избрать первым секретарем Краснодарского крайкома В.И. Воротникова». Кратко изложил мою биографию. Вопросов ни к Медунову, ни ко мне не было. Члены бюро крайкома партии согласились с рекомендациями ЦК.

Вечером беседа один на один с С.Ф. Медуновым. Он держал себя довольно уверенно. Внешне никак не выдавал переживаний, не высказал и несогласия с решениями ЦК. В основном говорил о специфике края, его проблемах. Дал оценку некоторым работникам крайкома.

23 июля состоялся пленум крайкома. Освободили С.Ф. Медунова от работы. Меня избрали первым секретарем Краснодарского крайкома КПСС.

Итак, начался очередной этап моей работы.

О работе на Кубани следует рассказывать отдельно. Этот период моей жизни был напряженным, сложным, но одновременно, думаю, и плодотворным. Работалось в охотку. В крае я встретил понимание и поддержку скупых на похвалу кубанцев.

10 ноября в 21:20 мне на квартиру позвонил начальник краевого управления КГБ Г.И. Василенко. Срочное сообщение, прошу принять на квартире. Приехал. Сказал, что получил телеграмму – скончался Л.И. Брежнев. Мы сразу – в крайком. Пытаюсь связаться с ЦК по ВЧ – никого нет. Или не соединяют. Дозвонился до М.В. Соколовой (сотрудница общего отдела). Она говорит: ждите. И только в 22:30 мы получили официальную телеграмму в крайкоме: сообщение Политбюро о том, что 10 ноября рано утром скоропостижно скончался Л.И. Брежнев. Обращение – принять на местах меры по активизации трудовой деятельности предприятий и хозяйств. Разъяснять, что ЦК будет и впредь проводить внутреннюю и внешнюю политику на основе решений XXVI съезда и т. д. Членов ЦК вызвали в Москву.

12 ноября. Кремль. Пленум ЦК в Свердловском зале.

10:00. Тихо. Все сидят. Вошли члены Политбюро: Ю.В. Андропов, Н.А. Тихонов, К.У. Черненко, В.В. Щербицкий, А.А. Громыко, Д.Ф. Устинов, Г.В. Романов, Д.А. Кунаев, В.В. Гришин, М.С. Горбачев. Открыл Пленум Ю.В. Андропов коротким (15 минут) вступлением. «Партия и страна понесли тяжелую утрату. Ушел из жизни крупнейший политический деятель, наш товарищ и друг, человек большой души, преданный делу… Прошу почтить память Л.И. Брежнева минутой молчания». Далее говорил о роли Л.И. Брежнева, значении его для партии. О необходимости сейчас крепить единство. «Пленуму предстоит решить вопрос об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС. Прошу товарищей высказываться».

Слово берет К.У. Черненко. «Политбюро поручило мне выступить на Пленуме», – начал он. Затем говорил о Л.И. Брежневе, его наследии, о том, что трудно восполнить урон, который причинила кончина Леонида Ильича. «Сейчас вдвойне, втройне важно вести дела в партии коллективно». От имени Политбюро вносит предложение избрать Генсеком Ю.В. Андропова. Говорит о том, что Юрий Владимирович хорошо известен в партии и стране. О его личных качествах. О том, что его высоко ценил Л.И. Брежнев – «за марксистско-ленинскую убежденность, широкий кругозор, выдающиеся деловые и человеческие качества. Все члены Политбюро считают, что Ю.В. Андропов хорошо воспринял брежневский стиль руководства… Ему присущи: партийная скромность, уважение к мнению других товарищей и, можно сказать, пристрастие к коллективной работе». (Тезис: коллективная, коллегиальная работа – явно подчеркивался в речи Черненко. В ответном слове Андропов дал свое толкование этому принципу.)

Единогласно Генеральным секретарем ЦК КПСС избран Ю.В. Андропов.

Выступление Ю.В. Андропова. «Я глубоко тронут и взволнован вашим доверием, избранием меня на такой высокий пост… Особенно сейчас, после Л.И. Брежнева. Мы здесь свои. Я не хочу кривить душой. У меня нет такого авторитета во внешнем мире и в партии, такого опыта. Но я обещаю вам приложить все силы и знания, чтобы оправдать это доверие. Мы будем вместе бороться за все то, что принято XXVI съездом КПСС… Я обещаю, что коллективное руководство будет крепко, согласованно решать все вопросы. По возможности коллегиально. Но не всегда к всеобщему удовлетворению… (Тут я не расслышал конец фразы.) Спасибо». Пленум завершил работу.

В 12:30 все члены ЦК пришли в Колонный зал Дома союзов, где установлен гроб с телом Л.И. Брежнева. Прощание. По рекомендации руководства ЦК все секретари обкомов, крайкомов сразу разъехались на места. Так что на похоронах Л.И. Брежнева я не был.