Текст книги "Мудрость змеи: Первобытный человек, Луна и Солнце"

Автор книги: Виталий Ларичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Все эти периоды, предельно ясно отраженные в орнаментально-числовых структурах мальтинской пластины (спирали 242, 54 + (57 + 1) + 62 + 45 + 4 = 223), с одной стороны, высвечивают принцип включения в каждый из узоров совершенно определенного количества лунок, а с другой – раскрывают нацеленность календаря на определение момента затмения, лунного или солнечного. Ведь очевиден же факт, что астрономическая значимость 223 лунок периферийных структур узора и 242 лунок центральной спирали заключается в точном отражении ими числа синодических и драконических месяцев в простом саросе (18 тропических лет + 11 (или 10) суток); 54 и 57 лунок спиралей правой окраины пластины – в отражении ими соответственно числа тропических и драконических лет в большом саросе; 57 и 62 лунок спиралей, расположенных по сторонам спирали центральной, – в отражении (при счислении по месяцам синодическим и драконическим) одного из периодов луностояний продолжительностью 4,6525 тропического года. Та же астрономическая, связанная с решением вопроса предсказания затмений значимость отчетливо просматривается в кратности 486 знаков мальтинской пластины девяти большим саросам. Кстати, то же число знаков было размещено и на предметах искусства из погребения Мальты —

366 + 120 бусин с отверстиями = 486!

Палеолитические календаристы Мальты заметили нечто исключительно важное, преданное с тех пор забвению астрономами: 122 дня составляют около 1/3 тропического года, но близкое число драконических месяцев (124) отражает период поворота лунных узлов на 180° (один из циклов, связанных с луностояниями; длительность его 9,305 тропического года). И почти такое же количество лунок включено в орнаментально-числовые блоки как левой, так и правой окраин мальтинской пластины:,

63(62) + 45 + 14 =122(121), 57(58) + 54 + 11=122(123).

Следовательно, в целом все периферийные структуры узора мальтинской пластины отражают период, близкий ко времени поворота лунных узлов на 360°.

173 дня составляют половину драконического года, но близкое число синодических месяцев (172) отражает период поворота лунных узлов на 270° (один из циклов, связанных с луностояниями; длительность его – 13,9575 тропического года).

187 дней составляют период от весеннего равноденствия до осеннего, но это же число драконических месяцев отражает тот же цикл поворота лунных узлов на 270°.

243 дня составляют 2/3 тропического года, но близкое число драконических месяцев (242) отражает цикл поворота лунных узлов на 360° (один из периодов, связанных с луностояниями; длительность его – 18,61 года); лунки центральной спирали мальтинской пластины точно отражают этот период, подтверждая, как и в случае с периферийными блоками, знание палеолитическим человеком этого астрономического цикла.

62, (45 + 14), 57, 54 дня составляют записи около двух драконических и синодических месяцев при условии, что один знак равен одним суткам. Но при иной календарной значимости одного знака это могут быть также записи, близкие к периоду в 4,6525 тропического года, 9,305 тропического года или к большому саросу.

Палеолитические жрецы-астрономы, любители (вроде пифагорейцев?) игр в «магические» числа, знали и парадоксальные равенства: 17,5 суток составляют период роста Луны от первого серпа до дня накануне ущерба, но это и число оборотов Венеры в течение 28 тропических лет; 346 суток составляют драконический год, но это и число лунных месяцев, в течение которых совершается 28 оборотов Солнца и 17,5 – Венеры; 28 дней видна Луна на Небе, но это и число лет, позволяющее при удвоении их знать, когда наступает великое явление – совпадение «соединений» Луны и Венеры с Солнцем. А чего стоит знание людьми древнекаменного века Сибири такого, воистину «золотого соотношения»: 5 (обороты Венеры) = 8 (тропические годы) = 99 (обороты Луны)? Согласимся, что все это позволяет однозначно ответить на вопрос: кто же в действительности первым «Неба устав, Законы богов, Гармонию мира мудро на Землю принес»?

Но оставим в покое «тени былого» и, продолжая подводить итоги, обратим внимание на поразительное сходство двойных с противоположной закруткой спиралей мальтинской пластины с нынешним астрономическим знаком восходящего и нисходящего узла лунной орбиты. В семантике его как изображении дракона с головой (восходящий узел) и хвостом (узел нисходящий) никто из историков астрономии не сомневается. Но если раньше прообраз такого драконовидного знака искали в соответствующих изображениях древней Индии и Египта времен пирамид, то спирали ачинской скульптуры, малых подвесок ожерелья из погребения Мальты и этой пластины из бивня мамонта уводят истоки его в развитую культуру древнекаменного века, отстоящую от современности на период, близкий завершению цикла прецессии (около 26 тысяч лет) [37]37
  То же можно сказать относительно астрономических знаков Юпитера и Сатурна.


[Закрыть]. Поэтому теперь вовсе не представляется фантастической идея знаменитого французского астронома, математика и физика Пьера Симона Лапласа о том, что зодиак ведом был человеку около 15 тысяч лет назад. Получение доказательств пристального внимания палеолитического человека не только к синодическому счислению времени по Луне, но и к сидерическому (звездному), предполагающему еженощное слежение за перемещением ночного светила на фоне звезд и созвездий, позволяет воздать должное смелой прозорливости выдающегося космолога.

Учитывая принципиальную значимость такого вывода, следует опереться на мнение профессионального астронома А. Паннекука. Анализируя результаты тщательных наблюдений за Луной, он отмечал невозможность того, чтобы могли оставаться незамеченными звезды, «которые безмолвно вычерчивают свои пути и продвигаются вперед с каждым следующим месяцем. Первое явление, выступающее при наблюдениях молодой Луны, – регулярное перемещение созвездий и их изменение в течение года. Звезды, видимые на западе вечером, характерны для данного сезона; следовательно, по ним можно исправлять календарь и систему интеркаляции. Это применимо также к первому появлению звезд на восточном утреннем небе». Наблюдения за Луной позволяли выделить зодиак с 36 звездами (по три звезды на каждый месяц лунного года). Подразделения календаря ожерелья с подвесками позволяют представить, каким был зодиак в древнекаменном веке, и потому приходится лишь сожалеть, что ограниченность объема книги не позволяет дать его реконструкцию.

Продолжая ту же тему, можно утверждать, что только признание сидерического варианта счета времени по Луне в древнекаменном веке приоткрывает решение давнего вопроса: когда человек заметил «движущиеся звезды» – планеты? Всякий, кто хотя бы на протяжении одного-двух месяцев обращал свои взоры на эти необычайно яркие светила, замечая при этом в окружении каких звезд они каждый день находятся или насколько далеко отстоят друг от друга, не может не сказать: разумеется, они замечены в ледниковую эпоху, когда жрецы первобытного общества завершили разработку комплексной лунно-солнечной календарной системы. Теперь получены прямые доказательства внимания людей древнекаменного века к планетам. Они знали периоды их обращений в сопоставимости друг с другом в парах Венера – Марс, Юпитер – Сатурн, а также в согласии с движением Солнца и Луны.

Возвращаясь к теме многозначности лунок пластины, следует заметить, что возможны и другие варианты сопоставлений чисел, и это следует иметь в виду, когда производится расшифровка записей эпохи древнекаменного века. Все это определяется тем неоспоримым фактом, что палеолитический человек (как египетские и шумерийские жрецы при всех сопоставлениях равенства так называемых космических (божественных) суток и земного тропического года) открыл возможность отражения одними и теми же числами разных по длительности календарно-астрономических периодов и разработал на этой основе емкую комбинаторную систему счисления времени по суткам, разным вариантам месяцев и лет. Неучет этого обстоятельства при анализе совмещенных в определенные числовые блоки лунок или нарезок приведет по меньшей мере к недооценке емкости записи, ограничению ее информативности.

Эти сопоставления и соответствия позволяют, наконец, со всей ясностью понять, что именно предопределило размещение на выпуклой стороне мальтинской пластины строго определенного числа лунок, а также ответить на вопрос: какие цели преследовал палеолитический математик и астроном, подразделяя их на орнаментально-числовые блоки (242 + 1 + 1, 11, 54, 57 + 1, 62(63), 45, 14) и выделяя варианты, отличающиеся на 1–2 единицы. Все дело в том, что эти воистину «золотые числа», вне какого-либо сомнения, уникальны в их строго системном подборе. Они при использовании принципа гибкой комбинаторики простейшей счетно-вычислительной таблицы позволяют производить счисления сопоставимых циклов обращений планет, лунного, тропического и драконического годов, их особо важных для определения момента затмения подразделений, в том числе периодов повтора затмений и «эпох затмений», а также следить за временем в течение периодов луностояний, сароса и большого сароса. В орнаментально-числовую композицию из 489 знаков, образующих всеобъемлющую комплексную информационную систему, оказываются как бы впечатанными все основные разновидности календарей точного счисления времени по Луне и Солнцу, циклы, необходимые для предсказания возможности затмений, и периоды обращений планет на фоне звезд (синодические обороты).

Можно, кроме того, сказать, разъясняя уникальную значимость пластины со спиралями, что М. М. Герасимов нашел в Мальте не пряжку и не бляху, а палеолитический вариант «Канона сароса», астрономического сочинения о последовательностях затмений, на 25 тысячелетий древнее названной так знаменитой вавилонской таблички из Британского музея, которая вызвала невиданный энтузиазм историков астрономии при публикации ее в 1893 году И. В. Штрассмайером и И. Эппингом [38]38
  Strassmaier J. W., Epping J. Ein babylonischer Saros-Canon // Zeitschrift fur Assiriologie. – 1893. – T. 8; 1895. – T. 10.


[Закрыть]. Табличку эту датировали затмения IV – начала III веков до нашей эры, то есть записи на ней велись во времена, которые считаются периодом становления греческой астрономии, будто бы щедро питаемой ближневосточным жречеством.

Как же в свете произведенных расшифровок должно теперь представлять глубину истоков античной науки и мифологии? Выходит, что корни их уходят в древнекаменный век. Этот вывод вовсе не умаляет величия достижений в науке античных натурфилософов. Совсем напротив, он сводит на нет подозрения в неосведомленности их о вещах весьма существенных, в частности связанных с астрономией, космологией и космогонией.

4.Подразделение лунок на группы в каждой из структурных частей орнаментальной композиции пластины не столь простое, чтобы решать вопрос без точных замеров расстояний между знаками и самого скрупулезного изучения формы каждого из них, а также его позиции относительно сопутствующих деталей узора, как это делается порой. Группировку лунок не может также определять одно лишь стремление выделить периоды смены фаз Луны в течение синодического месяца, как предлагает понимать палеолитические календарные записи А. Маршак. Комплексность календарной системы мальтинской пластины предопределяет не жесткую, раз и навсегда зафиксированную схему сочетаний определенного количества лунок, а гибкое совмещение их в числовые блоки в зависимости от того, какая в конкретном случае решается задача при счислении времени и какой длительности календарный период отражает знак. Такой подход к анализу знаковой записи древнекаменного века требует учета самых незначительных на первый взгляд деталей орнамента.

5. Ориентация структуры календарной системы мальтинской пластины на предсказание затмения свидетельствует о стремлении палеолитического человека Сибири к исключительно точному счислению времени. Оптимальность такого шага при конструировании счетной таблицы заключается в том, что сами затмения служили древнему календаристу своеобразным «небесным знаком», по которому проверялась правильность счета времени, а в случае необходимости определялся тот важный момент, когда в календарь следовало вносить соответствующие поправки. Иначе говоря, затмения были для людей эпохи плейстоцена сигналами точного времени.

За сим следуют чрезвычайно важные выводы косвенного порядка. Умение предсказать затмения свидетельствует, в частности, о том, что палеолитический астроном превосходно знал тот самый примечательный, шириной всего 0,5 °, пояс неба, в зоне которого они, как о том мог знать Фалес, постоянно происходят. Но это и есть эклиптика, годичный путь движения Солнца меж звезд с запада на восток, а вместе с примыкающей к нему полосой неба – и дорога «блуждающих звезд» – планет, а также Луны. Стоит ли говорить, насколько весомо подтверждает это мысль о выделении зодиакального пояса созвездий в древнекаменном веке. Палеолитический астроном из продолжительных наблюдений знал, очевидно, наперечет и звезды, расположенные точно в поясе затмений, то есть на самой нити эклиптики. Странно поэтому продолжать твердить, что он не удосужился заметить столь яркое явление Неба, как движение меж звезд планет, меняющих блеск и направление путей.

6.Роль календаря не ограничивалась тривиальным определением моментов наступления или окончания сезонов, с которыми, конечно же, строго связывалась экономическая деятельность сообществ охотников и собирателей древнекаменного века. Календари, требующие для усовершенствования их структур неустанных, с применением особых методических приемов наблюдений за небесными явлениями и разработки подходящего инструментария, простого, но надежного и точного, стали, очевидно, к периоду расцвета мальтинской культуры сферой интеллектуальных занятий отдельных представителей первобытного коллектива, прямо не связанных по роду своих обязанностей с обычной производственной деятельностью, как ее представляют археологи (охота на мамонтов, выкапывание кореньев, сбор ягод). Это были, несомненно, представители настоящего «мозгового центра» культуры. Они решали такие задачи, которые определяются теперь как проблемы научные. Анализ их, как и разъяснение глубинной подоплеки стремления палеолитического человека к исключительно внимательному слежению за течением времени, станет сюжетом последующих расшифровок, и тогда выяснится, какая при том цель преследовалась. Но уже теперь, догадываясь, что причины определялись, конечно же, не отвлеченным любопытством, а необходимостью обеспечить выживание первобытного коллектива, можно со всей ответственностью констатировать, что результаты произведенной семантической реконструкции «текста» орнаментально-числовых структур мальтинской пластины ставят на прочную базу фактов гипотезу о зарождении и формировании фундамента естественно-научных знаний в недрах общества древнекаменного века. Столь же смело можно отныне говорить не просто о неких слабых и едва заметных ростках таких знаний, а о настоящем становлении науки, причем наиболее сложного ее отдела – математики. Ведь занятия астрономией требуют чрезвычайно тонких познаний как в арифметическом счете, так и в геометрии. Культура древнекаменного века выглядит в свете этого вывода своеобразной охотничьей цивилизацией, непонятой археологами палеолита предшественницей великих земледельческих цивилизаций юга и востока Евразии. Сама суть оценки главного итога проведенного исследования логически неотвратимо подталкивает к столь ответственному выводу.

7.Признав факт знания циклов оборотов планет, продолжительности сароса, большого сароса, а также каждого из периодов луностояний, можно утверждать, что палеолитический человек уловил периодичность изменения размещения в пространстве «блуждающих звезд», Луны и Солнца и понял истинные причины наступления затмений, как и исчезновений планет. Дж. Хокинс утверждает, что уяснение периодичности возврата Луны к исходному положению через 18,61 года уже само по себе есть четкий показатель понимания строителями Стоунхенджа шарообразности Земли. Следовательно, и творцы календарной системы мальтинской пластины должны были при обширных астрономических познаниях в полной мере отдавать себе отчет в том же самом, понимать гармонию смены позиций светил в пределах пространства мироздания по мере течения времени.

Подобный вывод ставит на очередь проблему реконструкции картины Вселенной, какой она представлялась людям мальтинской культуры, а также (на определенном этапе последующего поиска) и задачу особой сложности – проникновение в натурфилософию людей древнекаменного века. То и другое воплощалось ими в мифологических сюжетах, действующими лицами которых выступали реальные, и фантастические существа из животного мира плейстоценовой эпохи, а также сами люди, наделенные необычными чертами и способностями эпико-мифологических персонажей. В таком случае первобытное искусство с его образами и сюжетами может быть воспринято прежде всего, как «текст» и «иллюстрации» древнейших мифов.

Астральный характер их не подлежит сомнению. Так, в узорах мальтинской пластины с достаточной ясностью угадываются фигуры гигантского небесного змия, глотающего Луну и Солнце, творящего или уничтожающего Вселенную, а также изображения дракона или рогатых животных, роль которых сводилась, очевидно, к тем же космическим актам, порождающим или расчленяющим мир. Астральность или космич-ность подобных существ, воплощенных орнаментальными структурами узора мальтинской пластины, доказать просто – вся эта композиция из-за ее нерасторжимой связи с календарем астральна и космична.

8.Познания палеолитического человека, связанные с астрономией, отнюдь не избавляли его от заблуждений, которые как раз и обусловили формирование первобытных религий и культов. Астральный характер их тоже вероятен, что и объясняет тесную взаимосвязь в древних обществах науки и религии. Заслуживает внимания, в частности, вопрос об истоках числовой символики или так называемой магии чисел. В глубинной основе пифагорейского по духу обожествления числа и наделения его «магической силой» лежит признание за ним функции хранителя особо важных фактов из познанного в природе. Поэтому можно не сомневаться в том, что «золотые числа» мальтийской пластины вызывали священный трепет палеолитического астронома и жреца. Поразительный по рациональности подбор их вряд ли оставит равнодушным и современного математика, а также историка астрономии и календариста.

9.Высказанные соображения обнажают степень ограниченности принципа формирования впечатлений об уровне развития палеолитической культуры на основании результатов анализа техники раскалывания и обработки камня, типологии инструментов, а также характера и конструктивных особенностей жилых, хозяйственных и «культово-ритуальных» комплексов стойбищ древнекаменного века. Наступила пора осознать, что архаизм основных орудий, изготовленных из камня, простота приемов оформления изделий, «неряшливость» заброшенных десятки тысячелетий назад и заваленных «обглоданными костями» стойбищ людей древнекаменного века и прочее, на чем принято акцентировать внимание, в действительности есть маска, искажающая и скрывающая реальные черты живого лица культуры. Поэтому теперь и становится особо актуальной задача – обратиться к познанию интеллектуальных достижений палеолитического человека, к изучению его духовного мира. Только такой поворот в исследованиях древнекаменного века позволит взглянуть, наконец, истине в лицо. Что же касается интерпретации образов палеолитического искусства, то новые методические приемы анализа археологических источников, доказательное (на уровне точных наук) вскрытие семантики того, что воспринимается археологом как «объект первобытного художественного творчества», – самый сложный и трудный, но зато прямой и эффективный путь в таком предприятии. Продолжение изысканий в этом направлении представляется перспективным, и оно в последующем не может не оказать решающего влияния как на методику исследования памятников, так и на понимание объектов и культурных комплексов, которые пока определяются археологами весьма туманно – как «культовое» или «ритуальное»…

За три года до открытий М. М. Герасимова в Мальте в Париже вышла в свет книга Марселя Бодуэна «La prehistoire par les Etoiles» («Доистория через звезды»). Ее встретили язвительные насмешки специалистов по древнекаменному веку, и она, как и многочисленные статьи М. Бодуэна на ту же тему, была предана глухому забвению на 60 лет. Теперь положение дел в этой области поиска, похоже, начинает складываться так, что актуальным становится пожелание остановить неуместную иронию и заняться такими исследованиями, которые в качестве непременного и полноправного раздела включали бы, наконец, палео-астрономию.

Археологи, знатоки древнекаменного века, конечно, цари в познании «дикой первобытности». Но, услышав такой призыв, они, возможно, посетуют на чрезмерные трудности следовать ему и будут говорить: «А нельзя ли о том же самом, но как-то попроще?» По такому случаю позволю себе привести слова Архимеда, произнесенные в беседе с правителем Саракуз Гиероном II. Однажды царь, удрученный сложностью астрономических премудростей, выразил пожелание освободить его в порядке исключения «от математических соображений» и призвал учителя поскорее перейти к сюжетам, более для него, владыки, привлекательным. «Будем продолжать, – сухо ответил на это Архимед, не изменяя наставнического тона. – Будем продолжать: в астрономии и для царей нет облегченного пути».