Текст книги "Дожить до рассвета"

Автор книги: Виталий Дубовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 9

Стоян натянул повод, осадив жеребца и жадно припадая губами к меху с водой. Наконец-то они добрались в жаркие полуденные земли. Ведьмак был жесток и беспощаден в своих стремлениях. В этой войне, которую он начал против Правителя, не было места праздной беспечности и отдыху. Ни один воин, вставший под стяг Чернобога, не смеет бояться усталости и смерти. Ни один меч в руках его воинов не должен ржаветь в ножнах. Ни один конь не застоится в стойле, пока не одержана великая победа. Ведьмак обернулся к уставшим воинам, задорно подбадривая их:

– Веселей, вои, мы уже в землях хатти. Их мужи гостеприимны своими женами!

Недельный переход утомил и всадников, и коней, которые едва держались на ногах от усталости. И все же пять сотен воинов расхохотались, воспринимая его слова как шутку. Стоян не шутил. Народ хатти, подобно многим полуденным племенам, был столь же кровожаден, сколь и гостеприимен. Законы этого народа были суровы и корыстны, оценивая все деяния лишь в денежном выражении. Убийства, грабежи, насилие – всему в этих землях была цена. Лишь одно для хатти было бесценно – сама земля. И когда ведьмак говорил о гостеприимстве женами – то была истинная правда. Заключая мирные союзы с воинствующими соседями, хатти были хитры и изворотливы. Они радостно разделяли с послами стол, кров и собственных жен, коих по закону им дозволено было иметь в избытке.

Стоян прищурился, прикрываясь от солнца ладонью и разглядывая стоящий посреди пустошей город. Ратиум. Величественный солнечный город, основанный потомками древних атлантов. Именно к этим берегам две тысячи лет назад причалили корабли, несущие на своих бортах последних представителей ранее великой расы. Сломленные поражениями от ариев, они заселили это побережье, униженно запросив у победителей перемирия. Они клялись кровью более не нарушать законы Прави. Они клялись не приносить на алтарях богомерзких жертвоприношений. Они клялись никогда не поднимать меч против Дарийской империи. И арии простили их, разрешив основать поселения и взращивать хлеб на отведенных им землях. Так образовалась народность хатти, из года в год взращивающая своих сыновей и дочерей. И стали их дети поклоняться Великой Богине Матери, имя которой МАРА.

…Ведьмак усмехнулся собственным мыслям, памятуя о хитрости великой Мораны. Множество ликов принимала она, являясь к диким племенам в божественном обличье. Ее красота и суровость всегда покоряла слабых духом, открывая перед ними пути достатка и благости. Так стало и с потомками атлантов. Не имея возможности расширить собственные владения, они стали продавать своих прекрасных дочерей, восхваляя мудрый совет Великой Матери. Князья и цари всех соседних государств засылали к ним послов на смотрины. Ни в одной народности мира не было таких красавиц: бронзовая кожа, змеиная грация и раболепная покорность. Шли годы… Исподволь дочери хатти стали править другими народами, родив в их дворцах собственных сыновей. Царство хатти стало процветать изобилием, избегая войн и восхваляя правление своих многомудрых жрецов…

Стоян горько покачал головой, вновь вспоминая дни проигранной им битвы. Больно. Больно и обидно за перенесенное в те дни унижение. Долгие годы ведьмак жил этим прошлым, пытаясь отыскать в воспоминаниях собственные ошибки. И не находил их. От этого становилось многократно больней, ибо наказание, понесенное им, было незаслуженным. Так когда-то отец воспитывал в нем воина. Словно выковывая новый клинок, он то разжигал его в огне докрасна, то закалял, бросая в ледяную воду. Лишь позже Стоян осознал справедливость суровой науки отца. Когда ранее равные ему братья стали смотреть на него как на старшего. Одного ведьмак никак не мог понять: почему Творец во всем потакал Белобогу? Он – тот, кто сотворил Мир – дал всему живому право свободного выбора. И он же лишил атлантов этого дара, подняв на них карающий меч ариев. Гневаясь на потерпевших поражение сыновей, Чернобог на самом деле ликовал, взывая к Отцу. Он знал, что вновь одержал победу над братом, доказав ему, что не способны смертные взойти по Золотому Пути. Нет в мироздании ни высших миров, ни низших, как нет ни высших, ни низших среди существ, созданных Творцом. Есть лишь движение, дающее жизнь. И все живое движется, избирая для себя тот центр силы, к которому его притягивает. Кто-то движется вверх, устремившись к Свету, кто-то уходит вниз, тяготея к Тьме. И в этом кроется истина: в свободе выбора, дарованного Творцом. И не дóлжнó нарушать сей закон, будь ты хоть Перун-Громовержец!

Стоян поежился, вспоминая свою встречу с этим божеством. Мощь. Сила и неизмеримая мощь были заключены в его сути. С подобной силой рождаются лишь Сыны Богов. Ведьмак уперто стиснул зубы, понимая, что нет равновесия в их битве. И лишь запретные знания, дарованные Урам, могли поколебать эту чашу весов.

Над его головой раздалось пронзительное карканье, и черная ворона села Стояну на плечо. Испуганно взглянув в глаза вестника смерти, ведьмак молчаливо моргнул, роняя на обветренную щеку лишь одну горькую слезу.

– Прости, брат. Прости, что не было меня рядом с тобой. Прощай. – Он бережно взял птицу в ладони, подбрасывая ее ввысь. – Лети к Отцу. Ты будешь отмщен, Лиходей, я обещаю!

Ведьмак хлестнул коня, уверенно направляя его к вратам Ратиума. Его ладонь жестко впилась в гриву скакуна, заставив того испуганно скосить глаз. Лиходей пал жертвой вероломства рассенов. Сердце Стояна разрывалось на части от горя и ярости. Он думал об отмщении, вспоминая самые жестокие казни, виденные им на своем веку. Готовься к приему, князь Велислав. Ох, не будет славной твоя последняя битва.

* * *

…Царь Рамунос торжественно восседал на троне, сонно оглядывая толпу явившихся на судилище горожан. Два раза в месяц врата царского дворца были открыты для просителей – царь проводил этот ритуал, исполняя закон хаттского народа. Огромная площадь, раскинувшаяся перед величественным дворцом, была переполнена людьми, долгие часы дожидающимися своей очереди. Высокие колонны дворца, исполненные в виде фигур атлантов, напоминали хатти об их былом величии. Великие атланты, чьи могучие плечи удерживали тяжесть небес. Многие поколения скульпторов трудились над этими изображениями, исполняя волю жрецов. На каменных барельефах словно оживали картины жизни их славных предков, две тысячи лет тому назад скрывшихся в пучине океана. Диковинные животные, коих уж не сыскать на земле, сцепились в схватке не на жизнь, а на смерть. Не ведающие страха царские воины, рассекающие врагов надвое своими волшебными мечами. Могучие жрецы у жертвенного алтаря, возносящие молитвы небесному светилу. Все величие, коим гордились хатти, было изображено на тех фресках. Дабы помнили дети народа своего о чести и доблести и не уподоблялись покорным рабам. Долгие сотни лет возрождали жрецы в их разумах гордость за свой народ. Быть хатти – значит быть лучшим из людей. В отличие от глупых соседей, которые покупали их дочерей, мужчины хатти никогда не дарили свое семя инородцам. Так им завещали отцы, стерегущие чистоту крови, так им наказывал Закон, нарушение которого каралось смертью.

Верховный жрец склонился к уху Рамуноса, встряхивая длинный пергамент с перечнем просителей.

– Мастер-гончар из Ратиума, Аполо – сын Атилота просит о наказании врага своего, соседа по имени Йосава.

Царь сонно зевнул, подставляя лицо широким веерам слуг, и недовольно спросил:

– В чем обвиняет он недостойного Йосаву?

Жрец внимательно пробежался взглядом по пергаменту, коротко изложив суть претензии:

– Йосава похитил его дочь, лишив ее невинности, отчего последняя забрюхатела. Отец требует смертной казни обидчику. Он не желает принимать его как родственника. Еще он хочет его дом, дабы было где растить выродка.

Царь понимающе кивнул головой, потянувшись рукой к огромному блюду с фруктами:

– Тяжкий грех совершил… Как его?

– Йосава, – быстро подсказал услужливый жрец в ожидании приговора.

Рамунос кивнул, надкусывая зрелый плод и забрызгав соком лицо верховного жреца.

– Да-да, Йосава. И что там гласит Закон?

Утирая лицо, жрец недовольно пробурчал:

– За надругательство над женщиной, если она не рабыня хозяина, – смерть. Опозоренная семья должна получить десять монет серебром либо дом обидчика. – Жрец понизил голос, вновь переходя на шепот: – В казну же пять монет серебром и все движимое имущество казненного. Если у обидчика нечем оплатить нанесенный ущерб, после казни дом подлежит продаже. Правда, обидчик может предложить отцу поруганной девушки пятнадцать монет серебром и по взаимному согласию быть принятым в семью последнего.

Рамунос недовольно скривился, бросая недоеденный фрукт на блюдо.

– Ну, что ты такое говоришь, жрец? Разве можно за подобное злодеяние оставлять в живых? – Он поманил жреца своим пухлым пальцем, тихо вопрошая: – Что за дом у Йосавы?

Жрец удовлетворенно кивнул, прошептав в ответ:

– Большой дом, зажиточный. Думаю, сможем продать за сорок монет серебром. Правда, с ним под одной крышей еще сестра живет, о, Сияющий. Говорят, хороша собой. Можем определить ее в гарем, глядишь, и дом освободится?

Царь кивнул, соглашаясь, и тут же громко вынес свой приговор:

– Народ хатти! Ваш царь щедр и справедлив. Иск гончара Аполо полностью удовлетворен. Йосава будет предан смерти. Гончару выплатить из казны десять сестерций серебром, ибо Йосаве нечем оплатить свой позор. Дом же казненного будет изъят в уплату наших издержек. Следующий!

Испуганный Йосава упал на колени, протянув к царю в призыве руки:

– О, Сияющий Рамунос, не губи! Не насильник я! Мы с его дочерью любим друг друга. Гончар Аполос не желал видеть меня своим родичем.

Царь бросил недовольный взгляд на стражу, брезгливо отмахнувшись рукой.

– Казнить негодяя. Следующий!

Вскоре, устав от всенародного судилища, полнотелый Рамунос поднялся со своего трона, провозгласив:

– Жители Ратиума! Верховный жрец продолжит судилище. Его устами Закон восстановит справедливость по всем вашим прошениям.

Войдя во дворец, царь в сопровождении слуг и охраны направился в сад, решив отдохнуть от трудов праведных. Преданный визирь неотступно следовал за ним по пятам, расхваливая владыку и попутно пытаясь решить с ним важные государственные дела.

– О, Сияющий, я поражен твоей мудростью на судилище. Ты поистине великий царь. Ты достойнейший из потомков десяти великих царей нашего рода.

Рамунос лишь довольно кивал в ответ, направляясь к огромному бассейну с редкими видами рыб. Присев у бассейна, царь зачерпнул воду, умывая свою вспотевшую от жаркого солнца шею. Покосившись на визиря, он усмехнулся, указывая на место подле себя.

– Мне приятны твои похвалы, визирь. Однако слова никогда не покидают твои уста без причины. Чего тебе от меня понадобилось, старый льстец?

Присев подле царя, визирь, переступивший уж шестой десяток лет, грустно усмехнулся:

– Еще раз убеждаюсь, что ты поистине великий правитель. Ничто не скроется от твоего внимательного глаза и чуткого уха. – Визирь умолк, словно собираясь с мыслями, и наконец приступил к изложению главного вопроса, из-за которого в последнее время лишился сна. – Я потерял покой, Рамунос. Быть может, мои слова и приведут меня на плаху – но я считаю своим долгом их произнести. Каждый год Верховный жрец нашептывает тебе слова соблазна. О былом величии хатти, о великих подвигах десяти царей, не убоявшихся даже богов. О врагах наших – ариях, ограничивающих твою власть в этом мире.

Визирь умолк, опуская взор под пристальным взглядом Рамуноса. Обреченно вздохнув, он продолжил, чувствуя, как трусливо подрагивают пальцы:

– И слова жреца падают на благодатную почву, как я погляжу. За последние пять лет наша армия увеличилась вдвое. Вольные города, где правят твои племянники, также переполнились воинами. Увеличились расходы на содержание гарнизонов. Твоя казна плачет, подобно чайке в небесах! О, Сияющий, неужели хатти собрались с кем-нибудь воевать? В кои-то веки, Рамунос? Да и с кем воевать нашему народу, окруженному множеством дружественных городов?

Рамунос кивнул и покровительственно похлопал визиря по плечу.

– Я понимаю твои переживания, мой старый друг. Не бойся, никто нам не угрожает. И казна не опустеет, ибо вскоре наши воины принесут нам немалую добычу, одержав великие победы. – Царь взглянул на собственное отражение в бассейне, фанатично прошептав: – И тогда люди станут называть меня Рамуносом Победителем – достойнейшим из потомков Атланта, первого из десяти царей!

Визирь укоризненно покачал головой, грустно вздыхая в ответ.

– Одумайся, о, Сияющий. Ни к чему тебе эта война. Если даже наши великие предки не смогли одержать победу над ариями – куда нынешним воинам с ними тягаться. Следуя за собственной гордыней, глупец ступает в пропасть.

– Молчи, старик! – Рамунос вскочил на ноги, нервно прохаживаясь вдоль бассейна. Повинуясь взмаху его руки, испуганные слуги отступили прочь, чтобы не слышать их разговора. – Твое дело подати собирать да оплаты вести по совести. Жрецы знают, о чем говорят. Еще десять лет назад они знали о том, что древляне восстанут. Лучший из сыновей Великой Матери явился вершить суд над ариями. И вскоре он явится к нам просить о помощи. Так жрецам сказали звезды.

Рамунос схватил визиря за плечи, заглядывая ему в глаза своим фанатичным взглядом.

– И тот царь, который встанет с ним плечо к плечу в этой битве, – будет править целым миром. Понимаешь, старик? Целым миром! – Рамунос расхохотался, поднимая руки к небесам. – Как когда-то правили наши предки! Все в жизни повторяется. Хатти не должны жить в вечном страхе и послушании. Мы тигры, а прячемся, подобно шакалам, уже две тысячи лет.

Словно отвечая его призыву, в саду зарычал тигр, сидящий в огромной бамбуковой клети. Рамунос расхохотался, направляясь к любимцу и принимая от слуги большой кусок мяса.

– Тигр – лучший из лесных охотников. Его жертвы никогда не видят скрывающейся в кустах опасности. Бросок – и мгновенная смерть! – Рамунос швырнул в клеть мясо, радостно наблюдая, как голодный зверь ловит его на лету. – Однако если тигра всю жизнь держать взаперти – он умрет либо разучится самостоятельно добывать себе пищу. Понимаешь, старик, я не желаю, чтобы арии кормили меня с ладони. Это уже не тигр! Эта полосатая кошка – лишь жалкое подобие великого хищника. И тот, кого прислала Великая Мать, отопрет замки на нашей клети. И тогда мы победим, ибо ни одно животное в мире не может одолеть тигра.

Поднимаясь с борта бассейна, визирь лишь осуждающе покачал головой, прошептав царю:

– Тебе решать, Рамунос. У тигра и вправду нет врагов в природе. Лишь человек. А там, где появляются люди, тигры вымирают.

Царь отвернулся к клети с тигром, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. За речи, которые с ним вел визирь, любой другой слуга уже лишился бы головы. Лишь старику он прощал подобные разговоры, с самого детства памятуя о мудрости и доброте визиря. Никто, ни ушедшие из жизни родители, ни няньки, ни придворные мудрецы, не владел его разумом так, как владел этот старик. Рамунос всегда прислушивался к его мудрым советам, пока жрецы не явили ему чудеса ворожбы, неимоверно поразившие царский разум. Рамунос прикрыл глаза, с трепетом вспоминая день, открывший для него истинное предназначение.

…В день двадцатилетия Рамуноса короновали, вручив ему железный скипетр и усадив в царский трон. По окончании пышной церемонии веселье и народные гулянья в Ратиуме не прекращались до самой ночи. В полночь в царские покои явился Верховный Жрец и преклонил перед повелителем колени. Поставив к ногам царя инкрустированный золотом ларец, жрец замер в утомительном для его возраста поклоне. Едва облеченный властью, Рамунос был молод и вспыльчив в своих поступках. Недовольно поднявшись с ложа, он взмахнул рукой, изгоняя из покоев наложниц.

– Чего тебе нужно, жрец? Как смеешь ты тревожить царя в столь поздний час?! И куда смотрит охрана? Или неведомо им, что царь почивает?! – Брови молодого правителя грозно сошлись, показывая суровый нрав лишь недавно ставшего мужем мальчишки. – Стража!!!

Верховный Жрец, десятки лет назад забывший свое собственное имя, поднялся с колен, заговорщически поднося палец к губам.

– Не вели казнить, о, Сияющий! Спит твоя стража – не по своей воле. Не должно быть свидетелей нашему с тобой разговору, Сияющий Рамунос. Не изволь карать меня, ибо не со злым умыслом явился к тебе твой Верховный Жрец. – Откинув крышку ларца, старец извлек из него стопку золотых пластин, иссеченных древней клинописью. – Послание от твоего великого родителя обязан я передать тебе. Именно сегодня, в день двадцатилетия, когда юноша становится мужчиной.

Молодой царь испуганно попятился, покосившись на запертые двери, из которых так и не явилась призванная им стража. Старый жрец, чье смуглое лицо было изрыто глубокими морщинами времени, сделал шаг вперед, настойчиво протягивая пластины царю.

– Не бойся, Рамунос. Прочитав это послание, ты узнаешь многое о своей судьбе и предназначении. Дважды в жизни дух покидает мужчину, отправляясь к своим великим предкам, дабы наставили они его на путь истинный. В двадцать лет, когда юноша становится мужчиной и готов вершить великие дела во благо собственного рода. И в сорок лет, когда великий муж держит ответ перед предками за деяния свои, во благо рода свершенные. Именно сегодня, когда ты уснешь, твой дух отправится к Великому Атланту, первому из десяти царей, даровавших семя нашему роду. Прими же его завет, Великий Рамунос, и мой долг будет исполнен.

Переборов страх, Рамунос протянул ладони, принимая от жреца заветные письмена. Лишь мельком бросив взгляд на руны древнего языка, он рассерженно произнес:

– Мне незнаком язык многомудрых атлантов. Как мне прочесть его?

Верховный Жрец попятился к двери, вновь склонившись в низком поклоне.

– Это можешь прочесть лишь ты – владыка народа хатти, принявший правление спустя Девять Вечных Лет. Доверься своему сердцу, Рамунос.

Дверь за жрецом тихо закрылась, оставляя молодого царя наедине с древним посланием атлантов. Расположившись на своем ложе, Рамунос заинтересованно склонился над пластинами, вглядываясь в непонятные ему руны. Потянувшись рукой, он прикоснулся к первому символу, вскрикнув от боли и болезненно отдергивая уколотый палец. Маленькая капля крови ярко вспыхнула, оживляя сиянием руны и притягивая к себе его взор. И могучий голос Атланта зазвучал в сознании Рамуноса, даруя кровному потомку сокрытую тысячелетиями мудрость:

Внемли моим словам, потомок слышащий, обращаюсь к тебе как Отец к Сыну. Я Великий Атлант – сын Посейдона и женщины, получивший жизнь в Яви, обращаюсь к тебе. Девять Вечных Лет будет длиться наказание, коему подвергли меня Боги Старшие. По их велению мне суждено нести небеса на плечах своих могучих, дабы не обрушилась кара божья на потомков наших. Таково мое искупление за грехи пред Великим Творцом, создавшим все сущее. И лишь кровному потомку рода царского на Десятый Год искупления передам я свою тяжкую ношу. Да возляжет тяжесть небесная на спины сынов и внуков, направляя их на путь истинный. Да будет правление твое праведным. Просить стану Богов, чтобы одарили тебя мудростью зреть истину, отделять слово правдивое ото лжи лестной. Ибо не отличить глупцу змея жалящего от полоза мудрого. И придет процветание в род ваш великий, засияют у ног ваших горы злата. Берегите глаза, обратив к небесам, лишь по лучу придет исцеленье от того недуга пагубного. И еще дам одно упрежденье. Храните оружие подле себя. Как минует Круг Лет от начала правления, быть в Яви Великой Битве. И никому не избежать той жестокой битвы, как не свернуть Солнцу со своего небесного пути. И покинет оно созвездие Девы, к пасти грозного Льва устремившись. И в Союзе быть вашим воинам, принимая сторону правого. Только так можно искупить вину всем, от старого и до малого.

Рек для потомков Атлант – первый из Десяти Царей Атлантиды.

Целую ночь напролет Рамунос не находил себе места, размышляя над словами пророчества Великого Атланта. А на следующий день молодой царь созвал совет жрецов, рьяно взявшись за исполнение возложенных на него обязанностей. Он освободил от податей рудокопателей, щедро одаривая деньгами нашедших новые залежи железной руды. Соединив лучших кузнецов в единую гильдию, Рамунос снизил им подати, наладив торговлю оружием с соседними государствами. Новые залежи железа, найденные у стен Ратиума, оказались золотой жилой, питающей народ хатти. Торговцы стали постоянными гостями, развозя их изделия по всему миру. И уже через пять лет Ратиум засиял в богатстве и славе, гордо заявляя всему миру о собственном благополучии. Бесплодные земли, которые две тысячи лет назад им даровали арии, вознаградили терпение хатти бесценным урожаем железа. Рамунос был умным и целеустремленным правителем. Памятуя о словах предка, он долгие шестнадцать лет добивался для хатти процветания и благосостояния в этом мире. Создав отдельную касту воинов, Рамунос стал готовить воинство к предстоящей битве, которую предсказал ему великий предок.

…И вот слова пророчества сбылись. Миновал Круг Лет, погасив своими шестнадцатью годами пылкий нрав Рамуноса. Он повзрослел, стал более мудр и сдержан. У ног его действительно стали возлагать груды злата, от сияния которого столь трудно отвести взгляд. И в тот же год древлянские племена поднялись на бунт против Дарии, дав Сварожьей Дружине жестокий бой в полянских землях. Сегодня собравшиеся на совет жрецы ликовали, предчувствуя скорую гибель ненавистной Империи. Внимательно выслушивая их мнения, Рамунос молчаливо размышлял над происходящим. Слова пророчества не давали ему покоя, напоминая об истине, которую он обязан узреть в происходящем. Ибо воины хатти должны были принять сторону правого. Лишь тогда боги избавят его народ от проклятия, призванного на их головы восставшими предками.

Царь грустно вздохнул, вновь возвращая свое сознание к происходящему. Красноречивое выступление верховного жреца вызвало у совета возгласы ликования.

– Пришло наше время, братья жрецы. Звезды сказали нам о том, что настали времена справедливости для народа хатти. Против правления ариев восстали даже святорусы! Мы обязаны поддержать искру, которую разожгли древляне. И тогда в Империи разразится настоящий пожар, и арии побегут прочь от наших могучих воинов. Мы сильны и богаты, но нас лишили власти. Если люд бунтует против Империи – значит, Правитель утратил свою мудрость. И теперь великий Рамунос вправе занять его трон, ибо он умеет править по справедливости. Что скажете, братья?

В зале раздались одобрительные возгласы жрецов, заставившие Рамуноса недовольно нахмуриться. Покачав головой, царь призвал всех к молчанию и произнес:

– Знаю. Пришло то время, о котором гласили легенды. Именно сейчас мы можем раз и навсегда решить судьбу народа хатти. Но! – Рамунос сделал паузу, внимательно вглядываясь в лица жрецов. – Как нам узреть истину? Как не ошибиться, кто прав в этой битве? Сейчас мы стоим на перекрестке, и перед нами открыты все дороги. Как избрать верный путь для нашего народа?

В зале воцарилась тишина. Потупив взоры, жрецы задумались над его словами, пытаясь отыскать верное решение. Дверь зала распахнулась, и переступивший порог визирь склонился в поклоне перед царем.

– О, Сияющий! Из древлянских земель прибыл царь Стоян в сопровождении пяти сотен воинов. – Визирь поднял голову, пристально взглянув в глаза Рамуноса. – Это тот царь-самозванец, который поднял восстание против Асгарда. Прикажешь выгнать?

Верховный жрец вскочил со своего места, окинув визиря гневным испепеляющим взглядом, и быстро запричитал, взывая к Рамуносу:

– Не гони древлян, о, мудрый царь! Этот человек предначертан нашему народу свыше. – Жрец быстро взял себя в руки, переходя на более спокойный тон: – Он не с мечом явился к тебе. Пятьсот воинов – это лишь подобающая царю охрана. Прими его как брата, и народ хатти вновь обретет былое величие.

Рамунос недовольно поджал губы, понимая, что встал перед выбором высочайшей важности. Верховный жрец и визирь неотрывно сверлили его своими пристальными взглядами, с надеждой ожидая царского решения. Поднявшись с трона, Рамунос подошел к окну и выглянул на площадь, где выстроилась в оцеплении его многочисленная дворцовая стража.

– Сопроводите древлянского царя в Изумрудную залу. Я приму его. А также десять особ из его рода, если таковые прибыли с ним. Древлянские же воины должны оставаться за пределами дворца. – Рамунос обернулся, бросив на визиря холодный взгляд. – Подготовь дары моему гостю. Десять чаш с золотом и одну чашу с самоцветами. А также лучший из клинков работы наших мастеров. Я слышал, он великий воин, поэтому должен ценить оружие. Ступай, визирь, и позови мне Крама!

Покорно склонившись в поклоне, огорченный визирь покинул царские апартаменты, торопясь исполнить распоряжения Рамуноса. Верный наставник, всю свою жизнь пытающийся наставить молодого царя на истинный путь, едва не плакал. Вся его мудрость была бессильна перед влиянием жрецов на Рамуноса. С каждым годом они укрепляли свои позиции, заставляя царя поднимать глаза к звездному небу и рассказывая ему небылицы о предначертанном богами величии. И молодой царь внимал им, памятуя о словах пророчества. И, как назло, сбывалось все, о чем говорили ему жрецы. Даже сегодняшний визит древлян они предвидели еще год назад.

Отпирая дверь в царскую сокровищницу, визирь недовольно покосился на любопытного стража, поглядывающего ему через плечо.

– Пшел вон, пес! Сияние злата вредно для слабого разума.

Испуганный воин поспешно отвернулся, лишь крепче стиснув в руках копье и бессмысленно вглядываясь в глубь длинного коридора. Войдя в сокровищницу, визирь грустно вздохнул и устало присел на один из сундуков. Лишь здесь, скрывшись от посторонних глаз, он позволил себе тихо прошептать:

– Быть войне. Эх, Рамунос, что же ты наделал, сынок! Отравили проклятые жрецы твой мудрый разум. Ты стал жаден и слеп с тех пор, как начал думать о звездах, а не о людях своего народа. Эх, Рамунос…

Поднявшись с сундука, визирь взял в руки чашу, принялся собирать дары для ненавистного ему гостя.

* * *

Двери дворца распахнулись, и десятки рядов хаттских воинов расступились в стороны, пропуская начальника стражи. Водрузив ладонь на рукоять кривого меча, Крам уверенно направился к ожидающим на городской площади древлянам.

Стоян и его уставшие волки, не слезая с коней, терпеливо дожидались приглашения царя Рамуноса. Едва завидев приближающегося к ним воина, ведьмак с любопытством стал разглядывать его могучую фигуру. Широкие плечи Крама бугрились неимоверными мышцами. Наполовину выбритый череп с собранными в косу остатками волос блестел бисером пота в лучах палящего солнца. Прикрыв глаза, ведьмак потянулся к воину всем своим сознанием, пытаясь разгадать его истинную сущность. Улыбнувшись, Стоян прошептал:

– Вы истинные потомки атлантов. Вы по-прежнему поклоняетесь силе, наплевав на мудрость. – Открыв глаза, он громко расхохотался, чувствуя, как дрогнул воин от его незримого прикосновения. – Говори! Не заставляй меня ждать!

Крам остановился, смерив Стояна недовольным взглядом. Через мгновение его наглые карие глаза дрогнули под испытующим взглядом ведьмака, и он произнес, заикаясь:

– Си… Сияющий Рамунос ждет вас. – Крам опустил взор, уставившись на сапоги всадника. Теперь это уже не был взгляд сильного воина – это был взгляд побитого пса, боящегося хозяйской палки. – Вашим воинам дадут кров и пищу. Следуйте за мной, царь Стоян.

Спрыгнув с коня, ведьмак направился ко дворцу, окруженному многочисленной стражей. Гордо расправив плечи, Стоян взмахнул руками, молчаливо приказывая воинам расступиться. Копейный строй пошатнулся, испуганно расступаясь на пути странного воина-царя. Могучие хаттские стражи опускали перед ним взгляды, словно трусливые шакалы, столкнувшиеся с матерым волком. С торжествующей улыбкой ведьмак уверенно вошел во дворец. Оставались сущие пустяки – одолеть вожака этой шакальей стаи.

Стоян переступил порог Изумрудной залы, в коей Рамунос принимал самых почетных гостей, и окинул брезгливым взглядом вычурную обстановку царских покоев. Огромные колонны из зеленого мрамора подпирали высокие своды потолка. Причудливая мозаика пола сливалась в рисунок морского прибоя. Бирюзовые волны словно подкатывались к ногам гостя, распадаясь мелкими каплями мозаики. Овальный бассейн в центре залы лучился сиянием морской волны и смехом плещущихся в нем наложниц. Ведьмак мельком задержался взглядом на их прекрасных медных телах. Воспоминания былых лет, прожитых с атлантами, нахлынули на него, заставив сердце учащенно забиться. С трудом оторвав взгляд от девичьих забав, ведьмак направился к хаттскому царю, возлегающему на ложе из мягких подушек. Суетливые слуги сновали туда-сюда, расставляя перед повелителем блюда со всевозможными яствами. Рамунос приветливо улыбнулся Стояну, прикоснувшись ладонью к груди.

– Приветствую тебя как брат брата, древлянский царь. Окажи мне честь, желанный гость, раздели со мной трапезу.

Рамунос взмахнул рукой в приглашающем жесте, указывая на место напротив себя. Приложив ладонь к груди, Стоян произнес, так же приветствуя хаттского царя как равного:

– Как брат к брату. Гостеприимство хатти не имеет границ, равно как и их величие.

Благодарно кивнув, Рамунос бросил мимолетный взгляд на плещущихся в бассейне наложниц.

– Отведай наших угощений, великий воин. Тебе нужно набраться сил, ведь дорога твоя была дальней. Хочешь какую-нибудь из них? – Рамунос улыбнулся Стояну в сторону бассейна. – Видел твой взгляд, брат. Мой дом – твой дом, потому что, как ты изволил заметить, мое гостеприимство не имеет границ.

Потянувшись к блюду с фруктами, Стоян криво усмехнулся, отрывая виноградную гроздь.

– Я благодарен тебе, Рамунос, но воин не должен так жить. Такую жизнь может позволить себе лишь победитель, почивающий на лаврах. А моим победам еще лишь суждено свершиться.

Хаттский царь понимающе кивнул и хлопнул в ладоши. Двое рабов внесли в зал тяжелый ларец, украшенный самоцветами. Поставив его перед ведьмаком, слуги беззвучно удалились. Рамунос откинул с ларца крышку, внимательно наблюдая за реакцией Стояна. Ведьмак лишь мельком окинул взглядом холодное сияние золота и самоцветов и вновь вернулся к еде. Через мгновение Рамунос произнес:

– Твое лицо – лицо мужественного воина. Я не вижу на нем следов жадности. Прими мои дары как залог долгой и крепкой дружбы между нашими народами. – Чуть помолчав, Рамунос коснулся рукой злата, спросив: – Одного не могу понять. Скажи мне, брат, почему ты восстал против Империи? Неужели сытая жизнь не прельщает тебя?