Текст книги "Ассасины"

Автор книги: Виталий Гладкий

Глава 7
В Багдаде все спокойно…

О, благословенный и блистательный Багдад! Город, воспетый многочисленными поэтами и изрядно приукрашенный в повествованиях велеречивыми сказочниками, место, которое в древних преданиях называли «благодатной страной» и «раем на Земле». В Багдаде правил мудрый и справедливый халиф Харун ар-Рашид, здесь жила дочь визиря Шахразада, превратившая своим красноречием кровожадного, как лев, халифа Шахрияра в благодушного домашнего кота; тем самым она спасла жизни многих девушек и принесла городу мировую славу. А ночью в городе промышлял король преступного мира всего Востока по прозвищу Багдадский Вор, который существовал все века, начиная со дня постройки Багдада; он был вечен и неистребим. Вероятно, под этим прозвищем выступало много искусных багдадских воров разных эпох.

Место возле реки Тигр, где раскинулся Багдад, было известно давно. Здесь обычно проходили ярмарки, на которых продавали лошадей. Багдад, свою новую столицу, построил халиф аль-Мансур. План города прямо на местности наметил сам халиф. Он шел, а следом за ним придворный зодчий отмечал стены будущего города пеплом. Затем аль-Мансур приказал наложить на линии из пепла пропитанные нефтью семена хлопка и поджечь их.

Халиф собственноручно заложил и первый камень в основание Мадинат-аль-Салям – Города мира. Это было официальное название города, которое употреблялось в документах и выбивалось на монетах. Но были у новой столицы и другие имена: Мадинат-аль-Мансур (Город Мансура), Мадинат-аль-Халяли (Серповидный город), Мадинат-аль-Заура (Извилистый город). Однако уже во время строительства новый город стали называть Багдадом – по имени небольшого селения, расположенного неподалеку. Первоначально город был построен в виде круга, все три его стены сложили из кирпича-сырца, а обожженный кирпич использовали только при кладке потолков и сводчатых переходов. Уже через несколько лет после своего основания Багдад стал сильно разрастаться. Он не вмещался в своих тесных стенах, поэтому изгнанные из Круглого города торговцы стали строить свои ряды и лавки вблизи его стен, речных пристаней и вдоль основных сухопутных дорог.

Багдад долго не подвергался осадам и не знал серьезных волнений; это было золотым временем его расцвета. Из всех городов тогдашнего мира только Константинополь мог соперничать с Багдадом в великолепии. Своим процветанием город был обязан прежде всего тому, что стал крупнейшим центром мировой торговли. Бесчисленные караваны доставляли на багдадский базар запорошенные пылью дорог тюки с фарфором и шелковыми тканями, мехами и воском, драгоценными камнями и пряностями, золотом и слоновой костью. Багдад рос и богател со сказочной быстротой, сюда прибывали купцы с Запада и Востока, здесь совершались самые крупные по тем временам сделки, багдадские купцы считались едва ли не самыми богатыми в мире. Вместе с ними богатели и багдадские халифы, жившие в роскоши, о которой рассказываются легенды. Дворцовая челядь одного из халифов насчитывала тысячу человек. В нее входили гвардия и личная канцелярия правителя Багдада, чтецы Корана, астрологи, часовщики, шуты, посыльные и скороходы, барабанщики, лекари, повара и много другого люда.

Жители Багдада наслаждались банями, которых насчитывалось около десяти тысяч. Многие из них были богато украшены настенными росписями и красивой мозаикой.

Халифы не скупились на приобретение различных редких растений. В Багдаде был померанцевый сад, деревья для которого привезли из Омана, куда они, в свою очередь, были завезены из Индии. Пруды в столице халифата были украшены лотосом. Стволы пальм облицовывали позолоченными пластинами, что придавало городскому пейзажу облик неповторимой красоты. Вокруг одного из багдадских прудов из олова стояли четыреста пальм, все одинаковой высоты в пять локтей, стволы которых вплоть до самой кроны были облицованы резным тиковым деревом, скрепленным позолоченными металлическими обручами.

Вечерело. Уставшее за день солнце торопилось побыстрее спрятаться в златокованые чертоги, чтобы отдохнуть от дневной суеты. Рыбаки уже вытащили свои круглые лодки, сплетенные из бамбука и обмазанные смолой, на берег и прямо на камнях разожгли костры, чтобы приготовить мазгуф – большую рыбину, разрезанную вдоль хребта и раскрытую, словно книга. Обычно ее держат над огнем, пока она не станет золотистой, а затем укладывают на горячий пепел, чтобы рыба немного потомилась.

Приятный запах жареной рыбы защекотал в ноздрях и Авар чихнул. Хасан понимающе улыбнулся – он тоже был голоден. Они шли весь день вместе с попутным караваном практически без остановок. Хозяин каравана, толстый перс с черными глазами-маслинами и круглым животом, который изрядно выпирал из-под зеленого шелкового халата, торопился попасть в Багдад до того времени, когда закроют городские ворота, от которых начиналась дорога к городу Эль-Куфа, что на реке Евфрат; собственно говоря, так назывались и сами ворота – Баб ал-Куф. Перспектива ночевать с дорогим товаром возле стен города его не устраивала. Слишком много было в Багдаде любителей поживиться за чужой счет.

Они едва успели – ворота уже хотели закрыть. Хорошо, что купец сунул в руку сборщика пошлин солидный бакшиш, и тот, мигом сменив гнев на милость, дал знак страже у ворот пропустить не только караван, но и всех, кто к нему присоседился по дороге. Таких насчитывалось человек семь (не считая Авара и Хасана), в основном дехкане. Они собрали немного денег и решили кое-что прикупить для себя и своей семьи на знаменитом багдадском базаре, славившемся дешевизной товаров.

–  Кто такие, куда и зачем идете? – с напускной строгостью спросил у юношей сборщик пошлин.

Сидевший рядом с ним писец макнул гусиное перо в чернильницу и приготовился записать имена прибывших в специальную книгу.

Судя по внешнему виду молодых людей, взять с них было нечего. Одежда на фидаинах была чистой, но такой ветхой, что казалось удивительным, почему она до сих пор не расползлась на клочья. Кроме того, они никоим боком не относились к купеческому сословию и не имели никаких товаров, а значит, с них полагалась только пошлина за въезд в Багдад.

Сборщик пошлин был весьма проницательным и изрядно поднаторевшим в своем ремесле, поэтому сразу определил, что эти двое прибыли в Багдад из бедного горного селения, забытого Аллахом, чтобы подыскать себе какую-нибудь работу. Он только посмеялся в душе над провинциальной наивностью юношей – вряд ли кто-нибудь наймет их на постоянную службу. Скорее всего они будут влачить жалкое существование поденных работников, заработка которых едва хватает на ежедневную черствую лепешку и чай. К бедным Багдад был безжалостен.

–  Нам бы работу найти, пресветлый господин… – поклонившись, робко ответил Хасан.

Казалось, еще немного и он заплачет. Знал бы сборщик пошлин, что его жизнь висит на волоске! Вряд ли он мог заподозрить, что молодые люди – фидаины Старика Горы.

Но случись так, нож Хасана быстро нашел бы дорогу к его горлу. А потом они, как призраки, растворились бы в надвигающихся сумерках.

После недолгих раздумий юноши решили пробираться в Багдад под видом туповатых горцев, которых семья уже не в состоянии прокормить. Вездесущие и многочисленные шпионы халифа знали, что наемные убийцы могут маскироваться под дервишей и бродячих артистов, поэтому относились к ним с особым вниманием. А на дехкан обычно смотрели сквозь пальцы, с пренебрежением, тем более что их внешний облик говорил сам за себя. Разве можно подделать натруженные мозолистые руки и потемневшие от солнца лица?

Это обстоятельство как раз и стало для Авара и Хасана главной проблемой начальной стадии выполнения поставленной перед ними задачи. Но только не для даи аль-кирбаля Хусейна. Различных препаратов для изменения внешнего облика в алхимических лабораториях Старца Горы хватало. Лица юношей сделали темными при помощи смеси сока грецкого ореха и каких-то добавок, намертво въевшихся в кожу, а руки у них и так были в мозолях от каждодневных тренировок на пределе человеческих возможностей. Для большей правдоподобности пришлось лишь окунуть их в горячую грязь, а затем небрежно помыть, после чего на руках проявились все морщинки, словно они и впрямь ковырялись в земле с детства.

–  Платите по два дирхема[69]69
  Дирхем – арабская серебряная монета, введена в конце VII века до н. э. с начальным весом в 3,9 г и стоимостью 1/10 динара. В начале XI века в арабских странах исчерпались источники серебра, что привело к появлению медных дирхемов.


[Закрыть] и проваливайте, – недовольно сказал сборщик пошлин.

Юноши назвали свои вымышленные имена, бросили по две медных монеты на большой металлический поднос и поторопились смешаться с толпой, которая толклась на площади за воротами в ожидании зрелищ. Здесь уже гудели бубны, выступали канатоходцы и чревовещатели, а на смену им готовились выйти «пожиратели огня». Они дули на факелы, и у них изо рта вырывался огненные фонтаны.

–  Нужно найти недорогую, но приличную чайхану, – деловито сказал Хасан.

–  Нужно, – согласился Авар. – Но где? Может, спросим?

Хасан снисходительно посмотрел на Авара и сказал:

–  Иди за мной.

И они углубились в хитросплетение улиц Багдада. По тому, с какой уверенностью шагал его товарищ, Авар сделал вывод, что Хасану уже довелось бывать в городе. Но он никогда даже не вспоминал о Багдаде, хотя мог бы – в этом не было ничего зазорного и тайного. Авар хотел спросить его об этом, но тут же прикусил язык и благоразумно промолчал: слово – серебро, а молчание – золото. Так всегда говорил Азермехр. Если хочешь больше узнать о человеке который тебя интересует, заткни фонтан своего красноречия, и хорошо прочисти уши, дабы внимать каждому слову своего собеседника. А Хасан по-прежнему был для Авара сплошной загадкой.

Чайхана располагалась неподалеку от базара – места, которое они обязательно должны были завтра посетить, чтобы выполнить задание. Она полнилась народом, но чайханщик, которого звали Абдураззак, все-таки нашел им место – не под навесом, где были все остальные его клиенты, а на плоской крыше чайханы. Юноши сговорились с чайханщиком, что здесь они и заночуют. Авар, для которого большой город казался ловушкой, был напряжен до такой степени, что, казалось, мог читать мысли людей. Поэтому он и подметил, что Абдураззак относится к Хасану не просто как к обычному клиенту, а угодливо, хотя внешне это почти не проявлялось, если не считать выражения глаз.

С чего бы хозяину столь солидного заведения – а чайхана возле базара была местом весьма прибыльным – заботиться о каких-то оборванцах? Правда, Хасан перед этим потряс перед носом Абдураззака полным кошельком, в котором зазвенело серебро. Но этот жест ни о чем не говорил. Ведь они могли быть просто ворами, которые сорвали богатый куш, срезав кошелек с пояса какого-нибудь богатого ротозея.

Однако эти тревожные мысли вскоре уступили место зверскому аппетиту. Ужин получился превосходным: плов с мясом, свежие лепешки-кунафы в меду, чайник горячего ароматного чая и на закуску фрукты. Дневная жара пошла на убыль, подул легкий ветерок, и сибаритничать на крыше чайханы было удивительно приятно. Тем более – после дальней дороги и иссушающего зноя.

Юноши наслаждались покоем, пили чай и прислушивались к разговорам в чайхане. А там, похоже, появился какой-то поэт, и посетители начали дружно упрашивать его почитать свои стихи. Авар не очень хорошо разбирался в поэзии (если не сказать – совсем ее не знал; Азермехр говорил, что красивые слова никогда не заменят один точный удар кинжалом), но что касается Хасана, то он слушал стихи, открыв рот.

У поэта был сильный голос, но Авару послышалась в нем огромная печаль, даже горе:

 
–  Прошли года, мой волос серебря,
Как числа старого календаря.
Ведь с новым годом он не совпадает:
Свой календарь заводит новый год.
А старый календарь, что весь пройден,
Из библиотек уносят вон.
И вместе с мусором его сожгут
Иль книгоноше отдадут.
Сложилась так теперь судьба моя,
Тот старый календарь, о, друг мой, это я.
 

– Какие прекрасные стихи! – раздались восхищенные возгласы и все дружно захлопали в ладони. – Еще, еще читай!

–  Спасибо вам, друзья мои, спасибо… – Видимо, поэт, поклонился. – Но время уже позднее, и мне пора домой.

–  Будь добр, исполни нашу просьбу… – Это уже вступил в разговор чайханщик Абдураззак.

–  Ну, хорошо, – сдался поэт. – Слушайте…

И он начал читать:

 
–  Когда письмо твое пришло ко мне,
Был черен мир. Он стал черней вдвойне.
Но мысль твоя издалека блеснула —
Сквозь мрак двойной я снова был в огне!
Что буду делать с кубком золотым?
Дай глиняный! Он станет мне родным.
Пока я сам не превратился в глину,
Пусть будет кубок глиняный моим.
Опять от волн любви качаюсь я,
От слез кружится голова моя,
От ветра твоего я, как вода, взволнуюсь,
И полечу по волнам, как ладья.
Где яд, чтоб другом я его назвал,
Где меч, чтоб счастьем я его считал,
Где смерть, которую как избавленье,
Потусторонний мир мне б даровал?
 

На этот раз поклонники таланта неизвестного поэта, склонив головы, встретили окончание стихотворения гробовым молчанием. Лишь кто-то один хлопнул в ладони, но на него тут же зашикали. Так поэт и ушел, сопровождаемый скорбной тишиной. Но все уважительно встали, когда он собрался уходить, а вслед за ним побежал мальчик-посыльный с тяжелым подносом в руках – благодарность Абдураззака за выступление.

–  Кто это? – спросил удивленный и озадаченный Авар.

Нужно сказать, что он был очарован стихами не известного ему поэта. Может, потому, что слышал поэтическое произведение такого высокого уровня впервые в жизни.

–  Это Хагани… – Хасан говорил с трудом – он был сильно взволнован. – Его полное имя Афзаладдин Ибрагим ибн Али Хагани Ширвани. О, Аллах, спасибо тебе! Ты сподобил меня услышать этого великого человека!

–  А почему после второго стихотворения его не начали восхвалять и не стали хлопать в ладоши?

–  Беда у него. Недавно он остался один как перст: умерли его жена и дети – сын и дочь.

Авар промолчал. Теперь ему стал понятен тот надрыв, который звучал в голосе поэта, когда он читал последние строки. Ну почему добрым и талантливым людям судьба преподносит одни страдания?! А какой-нибудь негодяй, вор и мошенник доживает в полном довольствии до глубокой старости. И наконец, второй – пожалуй, главный – вопрос: откуда у молодого человека такие познания в поэзии? Авар уже знал, что его товарищ и напарник притворяется, будто он не сильно грамотный, однако интересоваться не только поэзией, но и судьбой поэта, мог лишь хорошо образованный человек. Кто ты, Хасан?!

Пока Авар разбирался в своих сумрачных мыслях и загадках, в чайхане пошли разные разговоры. Хасан уже начал подремывать, а он лежал на спине и смотрел на крупные звезды, которые густо засеяли черное небо – сна не было ни в одном глазу. Неожиданно Авар насторожился. Беседовали в компании, которая сидела как раз там, где устроились фидаины – под ними, на углу чайханы. Говорили очень тихо, но слух у юноши был великолепным.

–  …У Хасана ибн Саббаха был огромный сад, посередине которого стоял большой дом для развлечений. Его окна были разукрашены золотыми звездами, комнаты обставлены роскошной мебелью, не хуже, чем во дворце у халифа, а в саду росли прекрасные деревья и резвились газели. Вечером молодого человека приглашали к шейху и одурманивали гашишем. А когда он засыпал, юношу переносили в райский сад, где его уже ожидали реки вина, обильное угощение и прекрасные девы, выдававшие себя за райских девственниц-гурий. Они нашептывали будущему хашишину, что он сможет сюда вернуться, только если погибнет в борьбе с кафирами[70]70
  Кафир (кяфир) – неверующий, неверный(араб.); слово, используемое мусульманами для названия всех немусульман, а также мусульман, впавших в неверие.


[Закрыть] – с теми, на кого укажет шейх аль-Джабаль. Проснувшись, юноша искренне верил в то, что побывал в раю. Отныне с первого мига пробуждения реальный мир терял для него какую-либо ценность. Все его мечты и надежды были подчинены одному-единственному желанию – вновь оказаться в «райском саду» в окружении прекрасных дев. Поэтому любой хашишин считает смерть по приказу шейха наградой.

–  Я бы тоже не отказался очутиться среди прекрасных дев, но только в земной жизни, – сказал кто-то и хохотнул.

–  Тихо! – прошипел рассказчик. – Хасан ибн Саббах умер, но существуют и другие Старцы Горы. У них везде есть глаза и уши. Так что меньше болтай.

–  А ты откуда знаешь про это?

–  Знаю! – отрезал рассказчик, и больше вопросов о его осведомленности по части хашишинов не последовало.

–  Все это сказки, – раздался чей-то хриплый голос.

–  Возможно, – ответил рассказчик. – Но люди говорят, что так было. Как сейчас обстоят дела у хашишинов, я не знаю.

Их новый Старец Горы больно скрытен. А верить всему этому или не верить – дело сугубо личное…

Дальше Авар уже не слушал – разговор свернул на другую дорожку, и ему стало неинтересно. Да и сон наконец взмахнул своими невидимыми крыльями совсем близко, и заставил юношу смежить веки. Ночь укрыла его своим звездным одеялом, и он уснул так крепко, как могут спать лишь молодые, здоровые люди, уставшие от тяжелого труда или дальней дороги. Они не слышали ни богатырского храпа хозяина харчевни Абдураззака, ни топота стражи, гремящей железом панцирей, ни стука колотушек ночных сторожей и их криков: «В Багдаде все спокойно! В Багдаде все спокойно! Да пребудет с вами Аллах, правоверные!..».

Ранним утром, когда на небе появилась Каукаб-ас-Сабах – утренняя звезда, и когда сон наиболее крепок, их разбудил азан муаззинов[71]71
  Азан – молитвенный призыв(араб.). Муаззин (муэдзин) – в исламе глашатай, призывающий мусульман на молитву(араб.).


[Закрыть]:

–  Ты сказал то, что истинно и справедливо! Аллагу акбар! Аллагу акбар!.. Ашгаду алла илага иллаллаг! Ашгаду анна Мухаммада ррасулуллаг!..

Минарет находился совсем рядом, а пронзительный голос муаззина был таким противным, что Авар подхватился как ошпаренный. Быстро сотворив утреннюю молитву, они попили чаю и уже доедали халву, – угощение за счет Абдураззака, который за ночь почему-то проникся еще большим благорасположением к двум юношам, – как заревели карнаи[72]72
  Карнай – музыкальный инструмент; представляет собой длинную (иногда более двух метров) трубу. По регистру и тембру близок тромбону, обладает мощным и сильным звуком. На карнае характерно исполнение боевых или торжественных сигналов.


[Закрыть], затем ударили большие барабаны и над базаром раздался единодушный вопль:

–  Халиф!!! Халиф!!!

Не мешкая, юноши бросились к воротам, от которых начинался базар, называвшийся Сук ас-Сараем. К ним уже подходила процессия, которую предварило появление многочисленной дворцовой стражи. Стражники колотили длинными палками налево и направо, расчищая путь светлейшему халифу. Вскоре образовался широкий проход, по которому пошла группа придворных музыкантов с флейтами, карнаями, барабанами и бубнами. Музыка, которую они добывали из своих инструментов, обладала лишь одним достоинством – была чересчур громкой. Наверное, халифу заткнули уши воском, иначе он просто оглох бы.

За музыкантами следовала конная свита. Там было на что посмотреть! Разодетые в шелка и золото придворные блистали как павлины в брачный период, драгоценные камни, которыми были усыпаны парчовые халаты, испускали сияние, затмевающее утреннее солнце, попоны и седла коней были расшиты золотыми нитями, а каждый потрясающе красивый арабский жеребец стоил целое состояние.

За всадниками провели четырех слонов с высокими пышными султанами на головах, потом появились личные телохранители повелителя Багдада – суровые высокие воины-саклаби[73]73
  Саклаби – наемники-славяне.


[Закрыть], увешанные с головы до ног превосходнейшим оружием. (Говорили, что они были издалекого северного племени рус, но точно никто не знал). Оружие не было украшено драгоценными каменьями, как у конной свиты, разве что самую малость, но тот, кто разбирается в таких делах, отдал бы последние деньги, чтобы заполучить себе булатный меч из хорасанской стали – один из тех, которыми были вооружены телохранители халифа. Ибо среди дамасского оружия изделия кузнецов Хорасана ценились выше всего.

Наконец появился и сам халиф ан-Насир лидиниллах Абу-ль-Аббас Ахмад ибн Хасан. Его несли в пышно разукрашенных носилках восемь нубийцев богатырской стати, одеянием которых были шкуры леопардов. Тяжелый златотканый балдахин отделял халифа от волнующихся подданных, словно крепостная стена. Мало кто знал, что изнутри к балдахину были привязаны прочные стальные щиты – дабы ни копье, ни стрела наемного убийцы не могли поразить повелителя Багдада. Кроме того, под халатом у него была поддета прочная кольчуга, а тюрбан, вместо тарбуша (ермолки), намотали на железный шлем. Да и телохранители были готовы в любой момент отбить нападение врагов халифа.

–  Однако халиф Багдада очень смелый человек, – насмешливо сказал Хасан. – Но нет такой защиты, которую нельзя пробить или обойти.

Авар лишь улыбнулся в ответ. Личность халифа его мало волновала. Он не был тем человеком, которому шейх аль-Джабаль подписал смертный приговор. Их объект ехал позади носилок с повелителем Багдада в окружении стражи, которая считалась не менее искусной в своем деле, нежели телохранители халифа. Правда, стражники были местными, но все они принадлежали к племени вельможи, которого звали Абд аль-Кадир. Он заведовал тайной службой халифата, так называемым диваном кашф[74]74
  Диван кашф – здесь буквально: тайный сыск, контрразведка.


[Закрыть]. А придворный титул его был сахиб аль-кашф.

Чем этот вельможа так сильно досадил Старцу Горы, фидаины не знали. И не должны были знать – это не их дело. Главной задачей Авара и Хасана было убить Абд аль-Кадира и, вопреки всем сказкам о том, что фанатичные наемные убийцы шейха аль-Джабаля просто обязаны были умереть на месте преступления, притом с именем Старца Горы на устах, уйти из Багдада целыми и невредимыми.

Главная головная боль ас-Синана заключалась в том, что многие люди перестали верить в святость Старцев Горы. Шпионская сеть, поддержанию которой преемники Хасана ибн Саббаха не уделяли должного внимания, начала распадаться. Ассасины, жившие в других странах, во-первых, разочаровались в новом властелине Аламута и более не подчинялись ему, а во-вторых, начали работать в основном за деньги – трюки с гуриями и «райским садом» не могли работать вечно. Поэтому вербовка новых фидаинов стала очень сложным предприятием.

Что касается сирийского Масйафа, то туда все еще приходили молодые люди – в основном малограмотные (а то и вовсе безграмотные) дехкане, малопригодные для выполнения сложных заданий, которые требовали не только физической силы и сноровки, но и знаний, почерпнутых из книг. К тому же среди высших иерархов ассасинов начались трения, которые обычно заканчивались по законам Аламута: точный удар ножом – и проблема похоронена навсегда. После ибн Саббаха почти все его наследники пали жертвами заговоров. Только ас-Синан, возглавлявший сирийское направление, в отличие от Мохаммеда II, правившего в Аламуте, пока удерживал подчиненных своей железной дланью от внутренних интриг и кровавых разбирательств.

В связи со всеми этими проблемами образованные фидаины ценились на вес золота. Поэтому даи аль-кирбаль Хусейн требовал от них не только выполнить задание, часто очень сложное, но и вернуться в свой горный лагерь. Ведь в горах находились и другие крепости, где обучали будущих фидаинов. О них мало кто знал. Но только в лагере Хасана занимались самые лучшие и наиболее перспективные наемные убийцы.

Оказалось, что из Персии привезли дыни; их доставляли в Багдад в свинцовых ящиках, обложив льдом. Эта новость мигом облетела базар. Халиф прибыл на сук[75]75
  Сук – базар(араб.).


[Закрыть] ас-Сарай, старейший базар Багдада, чтобы лично выбрать себе несколько дынь, до которых был весьма охоч. Это дело он не доверял даже опытным придворным-дегустаторам, доставлявшим продукты на поварню дворца. Может, потому, что большая персидская дыня, если она прибывала целой и невредимой, стоила… семьсот серебряных дирхемов!

Впрочем, скорее всего халифу просто захотелось немного размяться и вспомнить молодость. В юные годы, будучи принцем, он старался подражать халифу Харуну ар-Рашиду – переодевался в одежду купца, торговца или простого горожанина и навещал Медный сук, находившийся на другом берегу Тигра. В те времена здесь работало более трехсот мастерских, объединенных в своего рода гильдию – со своими правилами, законами и традициями. Принц любил стук молотков, ему нравился запах припоев и грубые манеры ремесленников.

Народу пришлось долго и терпеливо ждать, пока повелитель Багдада поторгуется и выберет себе любимое лакомство. А он не торопился. Восточные базары имели свои неписаные правила. С купцом обязательно нужно было поздороваться и поинтересоваться, как поживают домашние, откуда товар и каков урожай. Считалось, что покупатель сбивает цену, расположив к себе продавца неспешной беседой. Никогда нельзя было соглашаться на первую цену, но и сбавлять ее нужно было так, чтобы не обидеть и не унизить продавца. Эти правила касались даже самого халифа.

Но вот снова взревели карнаи и процессия пошла обратно, по направлению к дворцу халифа, – в том же порядке, что и прежде. Авар и Хасан лишь проводили взглядами визиря Абд аль-Кадира. Так смотрят голодные волки на ускользающую добычу. Увы, вряд ли им сейчас удастся добраться до сахиба аль-кашфа. А если бы и добрались, то тут им и пришел бы конец на копьях стражи.

И наконец, грянул знаменитый багдадский базар! Скрип повозок, рев верблюдов, крики ослов, ржание коней, людской гомон, истошные вопли зазывал и купцов, причитания нищего дервиша, звон монет, отсчитываемых за купленный товар…А какие запахи витают над сук ас-Сараем! Терпкий аромат дорогих пряностей из Аравии и Индокитая, непередаваемо вкусный запах готовящегося плова и дымок от древесного угля, благоухание восточных благовоний, а уж цветы, произрастающие в городских садах, – розы, нарциссы, белые маки, фиалки, жасмин, а также мята – и вовсе кружили голову своим разнообразием тончайших запахов.

Авар и Хасан бродили среди рядов, раскрыв рот. Все-таки, юноши были провинциалами, и многие чудесные товары, представленные торговцами со всего Востока и Запада, они видели впервые. Что касается Хасана, то он был очарован книжными лавками. Их было великое множество, и книги предлагались на любой вкус и на любую тяжесть кошелька с монетами. Судя по разговорам покупателей, домашние библиотеки имели многие жители Багдада, а у некоторых собирание мудрых книг превратилось в настоящую страсть.

Но все их передвижения были подчинены одной цели – дойти до палатки человека, тайного исмаилита и верного поклонника шейха аль-Джабаля, который снабдит их специально сработанными для хашишинов клинками. Дело в том, что халиф запретил своим подданным (кроме стражи) и гостям Багдада носить в городе любое оружие, за исключением небольшого – практически столового – ножа с лезвием строго определенной длины, односторонней заточки и с затупленным концом. И все это для того, чтобы шпионам халифа легче было найти наемных убийц Старца Горы. Благодаря слухам, часто распускаемым самим ас-Синаном, жителям благословенного Багдада (а значит, и халифу) казалось, что город наводнен хашишинами, от которых нет спасения. Поэтому такие предосторожности не казались лишними.

Купленное на базаре оружие – сабли, мечи, боевые топоры, кинжалы и прочее – можно было перевозить по городу только в плотных тюках, перевязанных особым способом и опечатанных мухтасибом.

Юноши добрались туда, куда нужно – в ряды оружейников – только к обеду. Все это время фидаины не только глазели на разложенные для продажи товары, но и незаметно наблюдали, не идут ли вслед за ними шпионы халифа. Но видно, маскировка хашишинов оказалась идеальной для Сук ас-Сарая, потому что таких бедолаг, как они, здесь было полным-полно.

Когда Авар и Хасан увидели оружие, развешанное в палатках, у них загорелись глаза. Чего здесь только не было! Сабли из Кермана, Сираха, Исфахана и Герата, ценившиеся очень высоко, лучшие в мире дамасские клинки из Хорасана, доспехи из Самарканда, которые не могли пробить ни копье, ни стрела, знаменитейшие арабские мечи «ганифитиши», название которых произошли от имени мастера Альганаф бен-Каиса, прочные кольчатые панцири из Солука, что в Йемене…

Глаза у юношей разбежались. Оба понимали толк в хорошем оружии, поэтому Хасан все-таки не удержался и взял в руку одну из сабель, чтобы попробовать, как она отбалансирована. Оружие словно само прыгнуло ему в руку, и фидаин сделал несколько молниеносных фехтовальных движений. У купца, стоявшего за прилавком, округлились глаза от удивления. Запретить бедному юноше в худом халате подержать в руках дорогой клинок, по неписаным правилам торговли, было невозможно, но торговец оружием даже не мог предположить, что этот полунищий дехканин так хорошо орудует саблей. А уж в таких делах купчина был знатоком, не один год водил караваны из Хорасана и Хинда, славившегося красивой отделкой клинков.

–  Если хочешь купить эту саблю, – сказал восхищенный купец, – я без торговли отдам ее за полцены. Уж не воевал ли ты под началом блистательного Салах ад-Дина, храни его Аллах?

–  Нет, спасибо, я не буду покупать, – смутился Хасан. – Спасибо, господин…

–  За что? – удивился купец.

Но юноши уже затерялись в толпе. Купец с недоумением посмотрел им вслед, но долго размышлять над поведением странных молодых людей ему не дали покупатели – возле палатки с оружием редко бывало пусто. Но если купчина отнесся к этому эпизоду достаточно безразлично, – мало ли кого можно встретить в базарной толчее – то неприметный человечек с маленькими мышиными глазками в видавшем виды халате мигом оживился и пошел вслед за Аваром и Хасаном.

Это был шпион халифа, один из подчиненных сахиба аль-кашф. Настоящего имени шпиона не знал никто: начальству это было не нужно по причине полной ничтожности субъекта, а те, кто с ним общался, знали его под прозвищем «Джарир» – то есть «верблюжий поводок».

Говорили, будто он получил это прозвище, работая погонщиком верблюдов у одного купца. Однажды Джарир не удержался и обворовал своего богатого благодетеля, за что его бросили в зиндан[76]76
  Зиндан – кувшин(араб.); традиционная подземная тюрьма-темница в Средней Азии. Это каменный мешок с узким отверстием на поверхности земли, чтобы узники не могли выбраться по его отвесным стенам.


[Закрыть]. Оттуда бывшего погонщика вытащил сам Абд аль-Кадир. У него был нюх на хороших работников. И он не ошибся – вскоре Джарир, преисполненный благодарности к своему избавителю от тюремных мук, стал лучшим в недостойной профессии доносчика и соглядатая.

Он находил нарушителей закона там, где никто их и не думал искать. У него на преступников был нюх. Вот и сегодня Джарира словно что-то потянуло в оружейные ряды. Он не стал изображать из себя знатока клинков, а старался выглядеть одним из множества зевак, которые от нечего делать слонялись по Сук ас-Сараю, прицениваясь, но ничего не приобретая, – только путались под ногами добропорядочных покупателей. Конечно же, среди этих бездельников были и воры, но с ними Джарир предпочитал не связываться – хлопот много, а платят за них копейки. То ли дело словить негодяя, который порочит доброе имя пресветлого халифа, наводя на него напраслину. Тут уж полагалась большая премия и новый халат. У Джарира уже скопилось больше десятка красивых халатов, но он предпочитал тот, который был на нем – шпион считал его удачливым.

Двое бедных юношей привлекли внимание Джарира сразу. Несмотря на ветхие халаты в их сильных, гибких фигурах была какая-то тигриная стать, совсем не присущая простым дехканам, которые обычно подгибали плечи, стараясь выглядеть как можно незаметней – чтобы не привлечь внимание какого-нибудь начальника. Уж они-то знали, что от начальства добра не жди. А еще их сделала согбенными каждодневная работа на каменистом поле с кетменем[77]77
  Кетмень – старинное ручное орудие типа мотыги для обработки земли. Использовалось также для рытья и очистки арыков и каналов. Состоит из заточенной стальной пластины треугольной формы, насаженной на деревянную рукоятку. Имеет достаточно большой вес.


[Закрыть] в руках – от зари до зари.