Текст книги "Зловещее проклятие"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

И тут кто-то схватил его за рукав.

Нетвердо державшийся на ногах Капитон пошатнулся, дернулся, повернул голову – и встретил круглые, горящие глаза княгини!

В белой ночной рубахе, освещенная мерцающим пламенем свечи, она казалась привидением во плоти.

Сасс-Тисовская стояла молча, судорожно зевая широко открытым ртом, как выброшенная на берег рыбина.

Капитон слабеющими руками попытался оторвать ее пальцы от рукава полушубка, но не смог.

Тогда он, зарычав звериным рыком от отчаяния, ударил княгиню кистенем – раз, другой, третий… Сасс-Тисовская опустилась на колени, но рукав не отпускала.

Совсем обезумевший Капитон бил куда попало, совершенно не придерживая руку.

Княгина закричала хрипло и натужно:

– Помогите! Воры! Помо…ги…те…

Краем глаза Капитон увидел, что пришел в себя Вилюйский. Купец заворочался и встал на четвереньки, по-собачьи мотая головой, похожий на медведя-шатуна.

Совсем не помня себя, Капитон дико вскрикнул, рванул пуговицы полушубка, оставив его в руках княгини, выскочил за дверь и, прижимая шкатулку к груди, стремглав бросился бежать по коридору.

Уже вышибая дверь черного хода, державшуюся только на хлипком крючке, Капитон Мызгаев услышал наверху грохот выстрелов – видно, проснулся сын княгини…

Глава 16. ЖЕСТОКАЯ РОЛЬ

Он встретил следователя прокуратуры и сотрудников уголовного розыска во главе с майором Дубравиным на удивление спокойно.

Только холодно блеснул глазами и поинтересовался, в чем его обвиняют.

– В краже драгоценностей у актрисы Ольховской, – ответил майор.

И отвернулся, чтобы ненароком не выдать свой гнев и презрение к этому выродку.

– Да? Забавно…

В его голосе звучала легкая ирония.

– Вы так думаете? – вскинулся Дубравин.

Но под укоризненным взглядом Белейко успокоился и приказал:

– Начинайте обыск. Понятые, прошу сюда…

Искали долго.

Дядя Саша, надев наушники специального прибора, исследовал стены и пол. Остальные оперативники тщательно осматривали каждую вещь в квартире – объект их поиска был чересчур мал и требовал огромного внимания и дотошности.

Отличился Белейко. Он как опытный настройщик музыкальных инструментов терпеливо и осторожно простукивал платяной шкаф на толстых ножках.

Эти точеные подставки под украшенный накладной резьбой ящик привлекли его особое внимание.

– Помоги… – позвал он Дубравина.

Вдвоем они положили шкаф на пол плашмя.

– По-моему, здесь… – сказал Белейко.

И для верности еще раз прошелся крохотным молоточком по одной из ножек.

Высверленное в ножке глубокое отверстие было забито хорошо подогнанной пробкой, и чтобы определить контуры тайника, понадобилась сильная лупа.

Перстень с “Магистром” оказался залит воском, и Дубравин только головой покачал, глядя на довольную улыбку Бронека: это какой же слух нужно иметь, чтобы по звуку определить тайник…

– Ну как? – спросил майор хозяина квартиры, показывая ему перстень. – До сих пор забавно?

Тот промолчал, смотрел на Дубравина ничего не выражающим взглядом, сложив руки на груди.

– Собирайтесь, гражданин хороший, – жестко сказал майор.

И обернулся к понятым:

– Спасибо вам, товарищи. Прочитайте и распишитесь…

Дубравин указал на протокол, написанный Белейко.

В краже он сознался сразу, с какой-то непонятной легкостью, даже облегчением, как показалось Белейко.

Старший лейтенант еще не знал до конца всех обстоятельств дела, а посвятить Бронислава во все нюансы своих новых изысканий у Дубравина просто не было времени.

– Это ваш дед? – показал Дубравин преступнику фотографию, взятую у Ольховской.

– Да…

– Вы удивительно похожи, – сказал майор. – И не только внешне, – добавил он с намеком.

– Может быть…

– Это ваш фонарик?

Майор вынул из ящика стола и положил перед ним изящную вещицу.

Впервые за время допроса в глазах преступника что-то дрогнуло. Но ответил от твердо:

– Нет, не мой.

– Забавно, как вы изволили выразиться ранее. И странно, с какой стати вам не признавать свою вещь?

– Повторяю: фонарик я вижу впервые.

– Ой ли? Вот показания Ольховского, утверждающего, что владельцем фонарика являетесь вы; все-таки вещь редкая, запоминающаяся. Это – показания граждан, которые вместе с вами были в туристической поездке по Германии. Они подтверждают, что тоже видели у вас этот фонарик. И, наконец, заключение экспертно-криминалистического отдела, где указано, что обнаруженный на стекле фонаря след большого пальца левой руки принадлежит вам. Так чей это фонарик?

– Ну, если так… Видимо, я просто забыл. У меня действительно был такой фонарик. Похожий на этот.

– Запишем… И куда он девался?

– Вот уж чего не помню… Где-то посеял. Может, когда ездили на пикник… Нет, не могу вспомнить.

– Пусть будет так. Пока оставим фонарик в покое. Пока… А теперь ответьте на следующий вопрос: за что вы убили Новосад?

В кабинете повисла густая, напряженная тишина. Следователь прокуратуры прикусил нижнюю губу – не смог скрыть волнение.

Преступник, казалось, не понял вопрос. Он сидел все так же прямо, плотно сжав тонкие губы и крепко сцепив пальцы рук, лежащих на коленях.

– Повторяю: за что вы убили актрису Новосад?

Дубравин буквально пожирал взглядом по-прежнему невозмутимого преступника.

– Я ее не убивал…

Взгляд преступника потяжелел. Он подобрался, как перед прыжком, но голос остался ровным и бесстрастным:

– Это ваши домыслы. Перстень взял я. Признаю. Виноват. За что и отвечу перед законом. Но это – увольте…

– Ответите… Товарищ старший лейтенант, – официально обратился майор к Белейко, – пригласите сюда мужчин, которые стоят в коридоре.

Вошедшие – их было четверо – стали у стены.

– И вы станьте туда же… – показал Дубравин преступнику.

Тот нехотя поднялся и пристроился рядом с мужчинами.

– Теперь позовите гражданина Курткина. Он в кабинете майора…

Дубравин назвал фамилию, и Белейко поспешил выполнить приказ.

В кабинет вошел широкоплечий, приземистый парень с немного растерянным, простодушным лицом.

– Вы помогали Маркиным… – майор назвал число, – перевозить мебель?

– Ну да, помогал…

– Вы утверждаете, что кухонный шкаф заносили в квартиру Маркиных вместе с незнакомым мужчиной, вызвавшимся вам помочь?

– Утверждаю.

– Он потом спустился в подъезд вместе с вами?

– Вроде нет…

– Понятно. Посмотрите, пожалуйста, на этих граждан, – показал Дубравин на шеренгу у стены. – Вы никого здесь не узнаете?

Парень вначале недоверчиво взглянул на Белейко, который вел протокол допроса, а затем перевел взгляд на мужчин.

– Во!

Парень радостно ткнул пальцем едва не в грудь преступнику.

– Он! Честное слово, это он!

– Спасибо. Вы свободны, Курткин.

Парень, не отводя глаз от преступника, попятился, затем застенчиво улыбнулся Дубравину и вышел.

– И вам спасибо, товарищи, – поблагодарил майор мужчин. – До свидания. Пусть зайдет дежурная, – обратился он к Белейко.

Дежурная чинно присела на предложенный стул и принялась протирать очки. Преступник по-прежнему стоял у стены, отрешенно глядя в окно.

Майор вынул из папки несколько фотографий и разложил их перед старушкой.

– Помните, вы говорили, что в перерыве между телефонными разговорами Новосад и Алифановой из дома вышли три девушки? И одна не была вам знакома?

– Еще бы не помнить…

– Посмотрите, – показал Дубравин на фотоснимки, – здесь ее случаем нет?

Старушка принялась неторопливо перебирать их, что-то пришептывая. Наконец отложила один в сторону и сказала:

– Знамо, она.

Дубравин не скрывал своего удовлетворения:

– Не ошиблись?

– Да чтобы я ошиблась!… – загорячилась дежурная.

– Хорошо, хорошо, верю. Это, кстати, фотомонтаж…

Когда за дежурной закрылась дверь, майор взял снимок-фотомонтаж и показал преступнику.

– Вам удивительно идет женская одежда, – сказал Дубравин с иронией. – Что вы теперь нам скажете?

Преступник молчал.

– Надеюсь, вы понимаете, что отрицать очевидное нет смысла. Чересчур серьезные улики.

– Сознаюсь…

Преступник растянул свои тонкие злые губы в какой-то странной гримасе, весьма отдаленно похожей на улыбку.

– Я… это сделал. Она случайно увидела… перстень. Пригрозила разоблачением. У меня не было иного выхода… Я любил ее, поверьте! Любил… Будь оно все проклято! И прошу вас, хватит на сегодня…

За окном уже опускался вечер, но Дубравин не зажигал свет в кабинете – так было уютней. Белейко прихлебывал горячий чай и слушал своего друга.

– Знаешь, что меня натолкнуло на эту мысль? Фотография из альбома Алифановой. Там девчата переодеты и загримированы под мужчин. В театральном учат искусству грима досконально, и он, со своей лощеной физиономией, мог применить эти познания в нашем случае, чтобы уйти с места преступления неопознанным. Так и получилось: мы ведь искали мужчину, притом сильного, тренированного, следуя выводам судмедэксперта. А он таким и был – в училище занимался дзю-до, имел первый разряд. Применил прием из серии удушающих. Ему здорово повезло в одном – что он проскочил незамеченным мимо дежурной, когда сообразил помочь Курткину тащить шкаф. И хорошо, что парнишка в конце концов опознал его, вспомнив этот эпизод. Между прочим, его я подозревал с самого начала следствия. Но меня сбило с толку, несмотря на его сомнительное алиби, то, что убийца буквально испарился с места преступления. И поскольку быть такого, по идее, не могло, мы и сосредоточили свои усилия на жильцах дома мужского пола.

– Женя, но какие нужно иметь нервы, чтобы переодеться в одежду убитой, которая лежала рядом…

– Нервы? Это подонок, Бронек. Алчный, развращенный эгоист. Хладнокровный, расчетливый, циничный. Он надел не только платье и пальто Новосад, но и старые сапоги ее – рост у них почти одинаков, размер обуви у него только на номер больше – и платок, и чулки. Свою одежду он сложил в саквояж, протер пол. Только пол, учти, потому что был в перчатках.

– Значит, к убийству готовился заранее…

– Точно… Затем вышел на улицу, где-то переоделся, а саквояж с одеждой Новосад бросил в воду. Помнишь, там рядом пруд? Теперь он покрыт льдом. И на попутке добрался к Ольховскому, где преспокойно сел играть в преферанс. По времени все выходит точно, даже с запасом, я считал.

– И все-таки, как он мог решиться на убийство?

– Выхода у него, видите ли, не было… Прокомментировал – будь здоров…

– Жалко Новосад. Какая изумительная девушка…

– Еще как жалко. И трудно понять, что ее могло с ним связывать.

– Судьба…

– Легче всего наши ошибки на судьбу перекладывать. Но что-то, наверное, в этом есть… У Новосад, как я понимаю, был ключ от его квартиры. Из театра она пошла к нему, но дома его не было. Он где-то задержался по пути. Каким-то образом ей попался на глаза перстень с “Магистром” (как? – завтра узнаем). А что это именно он, Новосад знала точно – видела у Ольховской. Когда появился этот подонок, актриса устроила ему скандал – она ведь была честная, принципиальная девушка. Затем уехала домой, позвонила Алифановой… Не знаю, что Новосад говорила ему, но он понял сразу: молчать она не будет. Оставалось только одно…

– Но зачем? Испугался позора? Вряд ли – верни он перстень добровольно, Ольховская во имя старой дружбы, думаю, не предала бы его поступок огласке. Но пойти на убийство ради перстня с камнем, пусть даже неимоверной цены… Что бы он делал с “Магистром”? У нас его трудно продать. Да и цену никто не даст настоящую.

– Вот именно, у нас… Все очень просто, Бронек. Мне пришлось потревожить Инюрколлегию, чтобы до конца разобраться в этой истории. У него есть родная тетка, вторая дочь Капитона Мызгаева, которому он приходится внуком и на кого так поразительно похож. В годы войны гитлеровцы угнали ее в Германию. Там весной сорок пятого года она вышла замуж за военнопленного француза и уехала жить во Францию. Тетка разыскала через Инюрколлегию Мызгаева, а тот дал ей адрес внука. Несомненно, будучи в Германии, он встречался с теткой. И когда узнал о “Магистре”, принял решение эмигрировать на Запад. Скорее всего, она пригласила его остаться, так как тетка бездетная, а ее муж уже помер.

– Как он узнал о “Магистре”?

– Рассказал Капитон Мызгаев. Он ведь охотился за этим камнем вместе с Шустицкой, бабушкой Ольховской. Это, как ты знаешь, она изображена вместе с Мызгаевым на той фотографии, что я взял у Ольховской. Каким-то образом Софья Леопольдовна выкрала настоящий бриллиант, а Капитону достался страз. Вероятно, сначала об этом он не знал. Мызгаев бежал с подделкой, думал, что оставил свою напарницу с носом. А когда обнаружил, что обманут, сообразил, кто его провел, и начал разыскивать Шустицкую. Нашел, да, видно, поздно. Вот и перепоручил любимому внуку довести начатое дело до конца.

– И тот начал охоту…

– Начал, Бронек. Для этого он попытался возобновить свои прежние отношения с Ольховской, чтобы быть вхожим в ее квартиру. Но тут вышла осечка – Ольховская показала ему на порог. Не хотела ворошить прошлое. И, похоже, она все еще любит своего бывшего мужа… Когда Софья Леопольдовна уехала погостить к другой своей внучке, он решил обыскать квартиру. Но сорвалось: у актрисы был пес, терьер Джим, всегда находившийся в квартире. Пришлось ему еще раз навестить Ольховскую, несмотря на полученный отказ, для того, чтобы избавиться от Джима. Пес ничего не брал из чужих рук, потому он – я так предполагаю – подбросил отраву в миску с едой; она стояла в прихожей. Ольховская его буквально выгнала, наговорив много обидных слов, но он все равно мог быть доволен – замысел удался.

– Хитер…

– Даже чересчур. Сам себя перехитрил. И Джима отравил, и отмычку добротную заимел (видимо, воспользовался рассеянностью Ольховского, выкрал на время у него ключ и сделал копию), да только в первый раз Шустицкая все его усилия свела на нет, раньше времени возвратившись из гостей.

– Могу себе представить эту картину…

– Он просто испугался от неожиданности. А вот Софья Леопольдовна… Включила свет и увидела молодого Капитона Мызгаева. Ведь внук похож на него, как две капли воды. Тут и впрямь может кондрашка хватить кого угодно. А если учесть, что Шустицкая к старости стала очень богомольной…

– Да-а, зрелище…

– А потом все было просто: старуху похоронили, он опять, уже безбоязненно, забрался в квартиру, подменил перстень на поддельный и в радости удалился. Подменил потому, что хотел выиграть время. И был уверен, что Ольховская не в состоянии отличить страз от настоящего “Магистра”. Кроме того, он не знал, что актриса показывала перстень ювелиру. Действовал наверняка: даже если бы Шустицкая представила внучке камень, как бриллиант, а тот на поверку оказался простой стекляшкой, то Ольховская (а это несомненно так) решила бы, что бабушка заблуждалась. И впрямь, откуда в их небогатом семействе такое сокровище? Но если бы Ольховская и поверила бабушке, что камень в перстне не страз, то, следуя логике этого типа, она должна была оставить бриллиант себе. И уж вовсе невероятным было для него желание актрисы сдать “Магистр” государству. Он даже в мыслях не мог допустить подобное.

– Случись все по его задумке, ему оставалось только дождаться удобного момента, чтобы уйти вместе с “Магистром” за границу.

– Понятное дело… Но тут вмешался совершенно непредвиденный случай в лице Новосад. И все же он думал, что разыскать нам его не удастся; по крайней мере так быстро. Ведь все было исполнено чрезвычайно ловко и чисто. Настолько чисто, что я, грешным делом, уже подумал: не профессионал ли сработал? Вспомни фонарик западногерманского производства, который нашла Ольховская в комнате своей бабушки.

– У меня тоже такая мысль мелькнула. Сейчас фанатических любителей исторических раритетов пруд пруди. И подобные случаи уже бывали.

– Именно. Действительно, какой-нибудь богатый иностранец, узнав о существовании «Магистра», и впрямь мог нанять профессионального охотника за сокровищами. Тем более, что камень, как я узнал, проштудировав соответствующую литературу, мог заинтересовать одну из масонских лож.

– Даже так? – удивился Белейко.

– Даже так, – подтвердил Дубравин. – «Магистр» имеет для масонов какое-то мистическое значение. Фетиш. Они его ищут уже несколько столетий. И чтобы выкупить камень, масоны за ценой не постоят.

– Похоже, об этом знал и наш клиент, – задумчиво сказал Белейко.

– Не исключено. Потому-то он и рвался на Запад. Кстати, визу ему уже открыли. Осталось только купить билет…

– И помахать нам крылышками, – подхватил старший лейтенант.

– Точно.

– Вовремя мы его притормозили. Как ты думаешь, почему он не спрятал камень в более надежное место? Ведь, как говорится, дальше положишь, ближе найдешь.

– Боялся, что “Магистр” может опять каким-то образом затеряться. Мало ли что, под рукой все-таки надежней. К тому же, он не допускал даже мысли, что мы так быстро выйдем на его след. Несмотря на внешнюю невозмутимость, он был потрясен до глубины души. А потому так быстро раскололся.

– Интересно, он знал, что Новосад звонила Алифановой?

– Вряд ли. Был уверен, что она этого не сделает. Видимо, Новосад назначила ему какой-то срок, чтобы он за это время вернул перстень Ольховской. И пообещала к тому времени не поднимать шума. Но она была чересчур потрясена неожиданным открытием и позвонила лучшей подруге, чтобы поделиться своим горем, ведь он был ей не безразличен.

– И, наверное, открыла дверь, как только он позвонил, думала, что Алифанова.

– Не знаю. Его она тоже впустила бы…

Неожиданно зазвонил телефон. Белейко даже вздрогнул. Дубравин поднял трубку:

– Да, я… Здравствуйте, Модест Савватиевич! Как ваше здоровье? Что? С признанием? Простите, не понимаю… Да, да, слушаю… Понял, все понял. Это уже не важно, Модест Савватиевич. С вашим другом все в порядке. “Магистр” найден. Надеюсь, на этот раз подвоха не будет. Так что приглашаю вас завтра к десяти часам утра в управление. На встречу с “Магистром”. Договорились? Вот и ладушки. Всего хорошего!

– Что он хотел? – спросил Белейко.

– Вспомнил, кому говорил после посещения Ольховской о ее находке. Здесь в городе, на окраине, живет его старый друг, Георгий Бобров, с которым он работал в подмастерьях у ювелира Содомского еще в Гловске. Вот он и поделился с ним новостью… Но Модест Савватиевич клянется мамой, что его друг Жора – честнейший человек и не способен на преступление. Поверим ему на слово?

– Поверим, – весело ответил старший лейтенант.

И они оба громко и с облегчением расхохотались.

– Ну что же, «Магистр» найден, дело об убийстве Артуром Тиховым актрисы Новосад пришло к финишу, а я собираюсь стартовать… – Белейко мечтательно прищурил глаза. – В отпуск… Представляешь, Женя…

Договорить он не успел: включился селектор, и хрипловатый голос Драча напомнил Дубравину, что через минуту начинается оперативное совещание.

Майор весело подмигнул Белейко, затем грозно нахмурился, выпятил подбородок и тяжелой поступью начальника ОУР, чуть приволакивая ноги, вышел из кабинета.