Текст книги "Семена прошлого"

Автор книги: Вирджиния Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Возмущенная его окриком, Синди замерла, с вызовом посмотрела на него, покраснела, но не повиновалась.

– Пожалуйста, Синди, – попросила я. – Вот и отец тебя просит. Другое твое платье очень красиво и идет тебе. То, что надето на тебе сейчас, вульгарно.

– Я уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, как мне Одеваться, – сердито сказала она, не двинувшись с места. – Барт любит красное, вот я и надела красное!

Мелоди взглянула на Синди и беспомощно оглянулась на меня, пытаясь улыбнуться. Джори засмеялся, приняв все за шутку.

Но весь раж у Синди уже пошел на убыль, фарс окончился. Она как-то вся сникла и остановившись перед Джори, изучающе посмотрела на него:

– Ты выглядишь превосходно, Джори, и ты тоже, Мелоди…

Очевидно, Джори не знал, что ответить и куда глаза девать от смущения, он посмотрел в сторону, потом назад, и все лицо его, начиная от ворота рубашки, стало медленно краснеть.

– А ты… ты совсем, как… Мэрилин Монро…

Барт резко дернул головой и снова свирепо оглядел Синди. Его лицо еще больше раскалилось, казалось, от него уже идет дым. Он взорвался, потеряв контроль над собой:

– Немедленно убирайся в свою комнату и надень что-нибудь приличное! Немедленно, слышишь! Двигайся, пока не получила по заслугам! Я не потерплю, чтобы в моем доме кто-нибудь был одет, как шлюха!

– Пропади ты пропадом, гадина! – взвилась она.

– Что ты сказала? – завопил он.

– Я сказала: пропади пропадом, гадина! Я буду одета в то, что на мне надето!

Я видела, что она вся дрожит. Но на этот раз Барт был прав.

– Ну, в чем дело, Синди? Ведь ты и сама понимаешь, что платье твое неприлично и любого шокирует. Сделай, что мы просим – поднимись наверх и переоденься. Не нарывайся на новые неприятности: ведь ты в самом деле выглядишь, как уличная девка, и сама это понимаешь. Ведь у тебя всегда был хороший вкус, как же ты могла выбрать эту вещь?

– Мама! – заплакала она. – Мне из-за вас плохо!

С угрожающим выражением на лице Барт шагнул к ней. Вдруг Мелоди, раскинув тонкие белые руки, встала между ними и умоляюще обратилась к Барту:

– Разве ты не видишь, что она это сделала специально, чтобы разозлить тебя? Успокойся, своим гневом ты только доставишь ей удовольствие.

И, повернувшись к Синди, холодно и повелительно произнесла:

– Ну что ж, Синди, ты достигла того эффекта, на который рассчитывала. Почему бы теперь тебе не подняться в свою комнату и не надеть то голубое платье, которое ты и собиралась надеть сначала?

Барт шагнул мимо нас с Крисом, чтобы схватить Синди, но она отскочила и, обернувшись, стала дразнить его за то, что он слишком медлителен и не может догнать ее, хотя на ней и надета такая узкая, сковывающая движение, юбка. Я готова была отшлепать Синди, услышав, как нежным воркующим голоском она произнесла:

– Барт, дорогой, я была уверена, что тебе понравится это ярко-красное одеяние… а поскольку ты считаешь, что я дрянь, дешевка, я решила не обманывать твоих ожиданий и сыграть ту роль, которую ты сочинил для меня.

Одним прыжком он настиг ее и ударил ладонью по щеке. Боль и сила этого удара заставила Синди пошатнуться, всей тяжестью она села на вторую ступеньку лестницы. Я услышала, как треснула ее узкая юбка, разорвавшись по заднему шву. Я кинулась к ней на помощь Слезы потекли из ее глаз.

Быстро поднявшись на ноги, Синди задом стала подниматься по ступенькам, стараясь сохранить собственное достоинство

– А все-таки ты гадина, братец Барт. Странный извращенец, который не воспринимает реальный мир так, как другие. Ты или девственник, или хуже того – гей!

Гнев на лице Барта заставил ее быстрее вскарабкаться по ступеням. Я сделала движение, чтобы остановить Барта, но он оказался проворнее. Безжалостно оттолкнув меня так, что я тоже чуть не упала, он кинулся за Синди. Плача, как наказанный ребенок, она исчезла, преследуемая Бартом.

Откуда-то до меня ясно донесся выкрик Барта:

– Как ты осмелилась насмехаться надо мной? Ты маленькая дрянь, чье имя я всегда защищал, когда слышал всякие грязные рассказы о тебе. Я считал, что они лгут. Теперь ты доказала, что ты в точности такая, как о тебе рассказывали! Как только окончится этот бал, я не захочу даже видеть тебя!

– Спроси, захочу ли я видеть тебя, – закричала она. – Я ненавижу тебя, Барт! Ненавижу!

Я слышала ее выкрики, ее вопли… Я кинулась вверх по лестнице, хотя Крис пытался удержать меня. Вырвавшись, я поднялась на пять ступенек, когда появился Барт с довольной усмешкой на красивом, но все еще злом лице. Проходя мимо меня, он прошептал:

– Я задал ей такую взбучку, какую она ни разу не получала – отшлепал как следует. Если даже через неделю она сможет сидеть, значит, ее зад сделан из железа.

Я оглянулась и увидела, как Джоэл нахмурился при этих словах.

Не обращая на этот раз внимания на Джоэла, улыбаясь приветливо, как настоящий хозяин, Барт выстроил нас в шеренгу для встречи гостей, и вскоре гости стали подъезжать. Барт представлял всех нас людям, с которыми, я и не подозревала, что он был знаком. Я была изумлена его умением держаться, легкостью, с которой он здоровался со всеми, радушием, с которым он принимал гостей. Его однокашники ввалились толпой, как будто все одновременно захотели увидеть и оценить все, о чем он им рассказывал. Если бы Синди не надела это ужасное платье, я могла бы по-настоящему гордиться Бартом. Но из-за этого случая меня не покидало беспокойство, вдруг Барт действительно знает что-то, что подтверждает его предположения о поведении Синди.

А сейчас Барт старался очаровать каждого из гостей и преуспел в этом больше, чем Джори, который благоразумно отступил на второй план и позволил блистать Барту. Мелоди почти прижалась к мужу, ухватившись за его руку, и была бледна и невесела.

Я с таким увлечением наблюдала, как Барт ведет прием гостей, что даже вздрогнула, когда кто-то вдруг потянул меня за руку. Это была Синди, одетая в скромное маленькое голубое платьице, которое я сама выбирала для нее. Она выглядела как милое шестнадцатилетнее, непорочное и даже никем не целованное создание.

Я проворчала:

– В самом деле, Синди, тебе не стоит упрекать Барта. Ты вполне заслужила взбучки.

– Да ну его ко всем чертям! – выдохнула она. – Я еще покажу ему! Я буду танцевать в десять раз лучше, чем Мелоди! Я заставлю каждого мужчину на этом вечере возжелать меня, несмотря на это скучное, как у мышки, платье, которое вы для меня выбрали.

– Ну, это неправда! Ты ведь так не думаешь, Синди. Смягчившись, она втиснулась в мои объятия:

– Конечно, нет, мама! Я так не думаю.

Барт, увидев рядом со мной Синди, оглядел ее девичий наряд, саркастически улыбнулся и направился к нам. Синди выпрямилась.

– Слушай, Синди! Ты наденешь свой балетный костюм, когда подойдет время, и забудешь все, что произошло между нами. Ты должна станцевать свою партию безукоризненно, поняла?

Он шутливо ущипнул ее за щеку. Этот шутливый щипок оставил заметный красный след на ее лице. Она взвизгнула и лягнула его ногой. Ее высокий каблук ударил его по колену. Он вскрикнул и шлепнул ее.

– Барт, – прошептала я. – Прекрати! Не бей ее больше! Того, что ты сделал, уже достаточно для одного вечера!

Крис оттащил Барта от Синди.

– Все, достаточно этого идиотизма, – сердито сказал он, а Крис редко сердился. – Ты пригласил на этот вечер много довольно известных в Виргинии людей, вот и покажи им, что ты умеешь себя прилично вести в обществе.

Грубо оттолкнув Криса, Барт свирепо посмотрел на него и быстро ушел, ничего не сказав. Я улыбнулась Крису, и мы направились в сад. Джори и Мелоди подхватили Синди и стали представлять ее некоторым молодым людям, приехавшим вместе с родителями. Среди гостей было много знакомых Джори и Мелоди, у них была масса друзей и поклонников. В свое время они и познакомили с ними Барта.

Я надеялась, что все будет хорошо.

САМСОН И ДАЛИЛА

Повсюду в ночи зажглись золотые шары, и в безоблачном, звездном небе показалась луна. На лужайке были расставлены столы, образующие вместе огромную букву U. Столы были сервированы серебряной посудой. Миниатюрный фонтан выбрасывал в воздух импортное шампанское, затем собирал его в особые емкости, снабженные кранами. На среднем столе размещалась огромная ледяная модель Фоксворт Холла.

Кроме основных столов, на которых громоздились всевозможные деликатесы, вокруг стояли маленькие столики на двоих-троих, покрытые скатертями чудесной окраски: изумрудной с розовым, лазурной с фиолетовым, желтой с оранжевым и иных контрастных сочетаний. Скатерти были оторочены тяжелыми гирляндами цветов, чтобы при порыве ветра она не разлетались.

Хотя нас с Крисом представили гостям в первую очередь, мне показалось, что большинство из них намеренно не хотят общаться с нами. Я посмотрела на Криса, он на меня.

– Что происходит? – спросил он тихим шепотом.

– Старшие гости не разговаривают даже с Бартом, – сказала я. – Посмотри: они только едят, пьют и развлекаются Они за этим и пришли сюда, и нет им дела до Барта, как и до всех нас. Они ждут от этого вечера только праздничного обеда и развлечений.

– Я бы не сказал этого, – возразил Крис. – Каждый считает своим долгом сказать пару слов Джори и Мелоди. Некоторые разговаривают с Джоэлом. Не правда ли, Джоэл сегодня вечером необыкновенно элегантен?

Меня никогда не переставала удивлять способность Криса в любом человеке находить что-то восхитительное.

Джоэл, словно распорядитель на похоронах, переходил молча и торжественно от одной группы людей к другой. Он не держал в руке стакан. Он не прикасался к освежающим напиткам, которые поражали своим разнообразием. Я откусила кусочек крекера с гусиным паштетом и старалась отыскать взглядом Синди. Она стояла в центре кружка из пяти молодых людей и казалась королевой бала. Даже в скромном голубом платье она была чрезвычайно соблазнительна, в особенности со спущенной с плеча гофрированной оборкой, из-за чего обнажалась верхняя часть груди.

– Она выглядит, как ты когда-то, – прошептал Крис, глядя на Синди. – Только ты в ее годы была более эфирным созданием, будто ты не по земле ходила, а летала; и ты всегда верила в чудеса.

Он смотрел на меня своим нежным взглядом, который всегда будоражил мне кровь и оживлял мою любовь к нему.

– Да, любовь моя, – прошептал он. – Чудеса случаются, даже здесь.

Каждый из присутствовавших супругов, казалось, искал компании кого угодно, только не друг друга. Только мы с Крисом все время были вместе. Джори исчез, и теперь Мелоди оказалась в компании Барта. Он что-то говорил ей, и глаза ее блестели. Она хотела уйти, но он схватил ее за руку. Она вырвала руку, но он тотчас схватил ее вновь, бесцеремонно притянув в свои объятия.

Они закружились в танце, и Мелоди, казалось, еле сдерживала напор Барта.

Я направилась было к ним, но Крис удержал меня:

– Мелоди справится с ним сама. А твое вмешательство лишь вызовет у Барта ярость.

Вздохнув, я наблюдала за этим конфликтом, пока он, к моему изумлению, не разрешился в пользу Барта: Мелоди смирилась и даже, по-видимому, находила теперь удовольствие в танце с Бартом. Затем он повел ее от группы к группе, будто она была его женой, а не Джори.

Неожиданно от одной из групп людей отделилась очень красивая женщина и улыбнулась нам с Крисом:

– Скажите: не дочь ли вы Коррин Фоксворт, которая на Рождественском вечере…

Я быстро прервала ее:

– Простите, но у меня здесь есть некоторые обязанности, которые надо немедленно выполнить. – Я поспешила прочь, крепко держа за руку Криса. Женщина бросилась было за нами:

– Но, миссис Шеффилд…

Я была счастливо избавлена от необходимости отвечать ей взрывом музыки: развлечения начались. Гости уселись за столы, Барт и Мелоди присоединились к нам, в то время как Джори с Синди поспешили в гримерную переодеться. Вскоре я уже забыла обо всем, хохоча вместе со всеми над выступлением профессионального юмориста.

Какой чудесный праздник! Я бросала восторженные взгляды на Криса, Барта и Мелоди, которые сидели возле нас. Летняя ночь была великолепной. Окрестные горы как бы заключили нас всех в романтическое кольцо, и я вновь удивилась, что не воспринимаю их теперь как непреодолимый барьер на пути к своей свободе. Я была счастлива, что Мелоди так звонко смеется, но больше всего я была счастлива за Барта: казалось, ему очень хорошо. Он пододвинул свой стул поближе ко мне:

– Ну что ты скажешь, мама? Разве не потрясающий получился вечер?

– Ах, Барт, ты превзошел все, что я когда-либо посещала в качестве приглашенной на торжества. Вечер чудесный. А погода! Захватывает дух от этой красоты: наверху – звезды и луна, а внизу – россыпь разноцветных огней. А когда начнется балет?

Он улыбнулся и любовно потрепал меня по плечу:

– Для тебя ничего не сравнится с балетом, правда? – В его голосе звучали теплые нотки понимания. – Ты не будешь разочарована. Еще посмотрим, сравнится ли нью-йоркская или лондонская постановка с моей «Самсоном и Далилой».

Джори до этого вечера танцевал партию только трижды, но это всегда вызывало такие восторженные отклики, что ничего удивительного в том, что Барт был очарован этим балетом не было. Появились музыканты в черных костюмах; они расселись и начали настраивать инструменты.

Неподалеку стоял с мрачным, неодобрительным выражением лица Джоэл. Он будто бы отражал на себе все чувства, которые должен был испытывать его отец, если бы он видел эту чудовищную трату денег на недостойные развлечения.

– Барт, тебе сегодня двадцать пять, с днем рождения тебя! Я отчетливо помню, как няня впервые передала мне тебя на руки. Рожала я тебя в муках, и врачи постоянно твердили мне, что я должна выбирать между твоей жизнью и своей. Я выбрала твою жизнь. Но я выиграла в этой борьбе, и судьба вознаградила меня вторым сыном, очень похожим на своего отца. Ты плакал и кричал, сжимая крошечные кулачки. Ножками ты откидывал одеяло, но, как только ты почувствовал тепло моего тела, ты перестал кричать и прижался ко мне. Твои глаза, до этого закрытые, открылись широко и удивленно. Ты увидел меня и заснул.

– Я уверен, ты считала все-таки Джори более приятным ребенком, – с сарказмом проговорил Барт, но в глазах его светилась нежность; ему, видимо, понравились воспоминания о нем, как о ребенке.

Мелоди смотрела на меня с очень странным выражением лица. Мне даже захотелось, чтобы она не сидела так близко ко мне.

– У тебя была с самого начала жизни очень яркая индивидуальность и своеобразная красота. Ты желал, чтобы я была рядом день и ночь. Как только я опускала тебя в кроватку, ты начинал кричать. Как только я брала тебя на руки, ты успокаивался.

– Другими словами, со мной у тебя были одни неприятности.

– Я никогда не сосредоточивалась на них, Барт. Я любила тебя со дня зачатия. Я любила, когда ты улыбался. Ты так болезненно улыбнулся в первый раз, что это навсегда ранило мое сердце.

Похоже, я тронула его. Он положил свою руку на мою. Но в этот момент началась увертюра к «Самсону и Далиле», и эта взаимная минута нежности растворилась в восторженном шепоте гостей, которые рассмотрели в программке известное имя Джори Джануса Маркета, который должен был танцевать свою самую знаменитую партию; а партию Далилы исполняла его сестра, Синтия Шеффилд. Многие с любопытством взирали на Мелоди, недоумевая, отчего не она танцует Далилу.

Как всегда, когда я смотрела балет, меня уносило куда-то далеко на облаке мечты; я теряла реальный мир и испытывала необыкновенное чувство и боли, и восторга.

Поднялся занавес; декорация представляла звездную ночь в пустыне, а на ее фоне был расставлен разноцветный шелковый шатер. Пальмы тихонько шевелили своими листьями, паслись очень похожие на настоящих верблюды. Синди, сидящая перед шатром, была в прозрачных одеждах, которые выгодно подчеркивали ее стройную красивую фигуру.

На ней был темный парик, обвитый несколько раз бусами с драгоценными камнями. Далила начала свой заманивающий, полный соблазна танец, желая обворожить Самсона, который пока что-то медлил выходить на сцену. Когда Джори, наконец, вышел, гости устроили ему звучную овацию.

Джори дождался конца аплодисментов и начал танец. На нем была лишь материя, изображающая львиную шкуру. Она поддерживалась на плече единственной лямкой, пересекающей его сильную мускулистую грудь. Его загорелая кожа была смазана маслом и блестела. Длинные черные волосы прямо лежали по плечам и развевались при прыжках и поворотах. Всеми своими движениями он будто смеялся над Далилой, над ее женственной слабостью, и наслаждался своей силой, быстротой движений.

Та мощь, с которой Джори изображал Самсона, заставила меня вздрогнуть. Холодок побежал по спине: казалось, сам Бог одарил Джори нечеловеческой грацией движений и яркой красотой.

Постепенно, как и было задумано по сценарию, мягкая тактика Далилы изнурила силу сопротивления Самсона, и он поддался ее очарованию. Далила, которая распустила к тому времени свои длинные черные локоны, начала медленно раздеваться… она снимала с себя вуаль за вуалью, пока Самсон не упал перед нею, и они не слились в единую картину черных волос и шкур… свет на сцене погас, занавес закрылся.

Раздался гром аплодисментов. Я заметила странный взгляд Мелоди, ее бледное лицо. Было ли это ревностью? Или завистью? Может быть, она сожалела, что не танцевала Далилу сама?

– А из тебя получилась бы лучшая Далила, – тихо прошептал ей Барт.

Его губы были так близко от волос Мелоди, что завитки их возле уха разлетались от его дыхания.

– Синди не может сравниться с тобой…

– Ты несправедлив, Барт, – ответила Мелоди. – Если принять во внимание, что она так недолго репетировала, танцевала она прекрасно. Джори говорил мне, что он удивлен, насколько хорошо Синди вошла в роль. – Мелоди наклонилась ко мне. – Кэти, я уверена, что Синди упорно занималась балетом, иначе она не смогла бы так танцевать.

Когда окончился первый акт, имевший очевидный успех, я облокотилась на Криса, который обнял меня рукой, и чуть расслабилась.

– Я так горда за своих детей, Крис. Барт ведет себя превосходно. Джори – это воплощение балетного танцора. Никого профессиональнее я не видела. И я совершенно восхищена Синди.

– Джори рожден для танца, – ответил Крис. – Если бы даже он воспитывался в монастыре, он и тогда бы танцевал. Но я прекрасно помню непослушную и упрямую девочку, которая ненавидела балетные тренировки и говорила, что ее мускулы от них болят.

И мы с Крисом рассмеялись тем интимным смехом давно женатых людей, который выражает больше, чем было сказано. Занавес вновь поднялся.

Пока Самсон спал, коварная Далила выскользнула из его объятий, облачилась в шелковое одеяние и выбежала из шатра. Там она поманила к себе спрятанных ранее шестерых воинов, вооруженных щитами и мечами. Чудодейственные длинные волосы Самсона были уже отняты ею. Она торжествующе держала их в руке, поощряя нерешительных воинов.

Разбуженный шумом, Самсон вскочил, подпрыгнул и схватил свое оружие. То, что осталось от его волос, было жалкими черными обрезками. Меч показался ему непосильно тяжелым. Он молчаливо горестно вскрикнул, увидев, что волосы его, а вместе с ними и сила, похищены. Его отчаяние было велико: он безжалостно бил себя кулаками, раскаиваясь в том, что поверил в любовь Далилы; затем он без сил упал у ног бешено хохочущей соблазнительницы. Он рванулся было к ней, но шестеро воинов схватили и скрутили его. Они сковали его цепями, которые Самсон отчаянно пытался разорвать, но не мог.

И все это происходило на фоне арии Самсона, арии моления любви, исполняемой знаменитостью «Метрополитен опера». Голос знаменитого тенора спрашивал, что заставило Далилу предать свою любовь. Слезы потекли по моему лицу, когда я увидела, как мой сын изображает слезы обманутой любви; как воины начинают свою пляску мучений, секут Самсона бичами на глазах довольной Далилы.

Зная, что все это театр, представление, выдумка, я все равно в ужасе спряталась за спину Криса, когда на сцене раскаленное добела железо поднесли к глазам Самсона. На сцене померк свет, лишь полоса раскаленного железа отражалась на почти нагом теле Самсона. Последним звуком представления был крик ослепленного Самсона.

Окончился второй акт. Занавес опустился. Вновь раздались аплодисменты, крики «Браво!». Между актами люди вставали, беседовали, подкреплялись закусками, наливали вновь напитки, а я все сидела, как пригвожденная к месту непонятным страхом.

Я увидела, как возле Барта так же неподвижно сидела Мелоди. Она закрыла глаза и чего-то ждала.

Начался третий акт.

Барт подвинул стул поближе к Мелоди.

– Мне ненавистен этот балет, – пробормотала Мелоди. – Меня пугает его жестокость. Кровь кажется мне слишком реальной. Вид ран доводит меня до тошноты. Сказки в балете мне нравятся больше.

– Все будет хорошо, ведь до сих пор все шло прекрасно, – успокоил ее Барт, положив ей руку на плечо.

Мелоди вскочила на ноги и более уже не соглашалась сидеть рядом с Бартом.

Алый занавес поднялся. Теперь декорация изображала языческий храм. Огромные толстые колонны из папье-маше уходили ввысь. Языческий бог, сидящий, скрестив ноги, по центру, взирал жестоким взглядом вниз. Скульптура поддерживалась двумя основными колоннами.

Началась увертюра к третьему, завершающему, акту.

Танцоры изображали служителей языческого храма, собравшихся на казнь Самсона. Каждый или каждая из служителей исполняли перед зрителями свою балетную партию, прежде, чем сесть на отведенное для них место.

Вышли карлики, тащившие на цепях могучего некогда Самсона. Самсон выглядел усталым и изможденным. Из его многочисленных ран текла кровь. Он слепо кружил по сцене, а карлики дразнили его, толкали, пока он не упал; едва только он встал, они вновь толкнули его ниц. Я с беспокойством подалась вперед. Крис держал свою руку у меня на плече, пытаясь меня успокоить.

Что мог Джори разглядеть через эти специальные линзы, передающие эффект действительной слепоты? Отчего было бы не удовлетвориться просто повязкой на глазах? Но Джори согласился с Бартом, сказав, что линзы производят гораздо больший эффект.

Среди публики ощущалось напряженное ожидание.

Барт пристально смотрел на Мелоди, а Джоэл мало-помалу приближался к нам, как будто он хотел рассмотреть выражение наших лиц.

Ноги Самсона были скованы цепями, к которым был привязан большой шар, имитирующий железный.

За Самсоном бежали карлики, которые хватались за его ноги, кололи и резали его своими карликовыми мечами. Карликов же изображали дети. Джори потрясал фальшивыми цепями, и казалось, что они в самом деле очень тяжелые. На запястьях у него также были железные наручники.

Пока он кружился по сцене, не видя пути, пытаясь найти выход, звучала быстрая, душеразрывающая музыка. На правой половине сцены в голубом пятне света оперная звезда начала наиболее знаменитую арию из «Самсона и Далилы».

Ослепший, измученный бичеванием, истекающий кровью, Джори начал свой «танец смерти», танец потерянной любви. Но в этом танце возродилась его вера в Бога. Я никогда не видела столь душераздирающего зрелища. В публике забыли о еде, никто не пил, не шептался с соседями по столикам.

Самсон на сцене искал Далилу, а она ускользала из его рук; это было так натурально, будто вышло за пределы спектакля; мука Самсона разрывала мне сердце.

У Далилы в этом действии был поразительный костюм зеленого цвета, сверкающий камнями так, будто это были настоящие изумруды и бриллианты. Я посмотрела на нее пристально через театральный бинокль и, к своей тревоге, увидела, что это и есть настоящие камни из наследства Фоксвортов. Сверкали они так, что производили впечатление, будто Далила была вся ими увешана. А всего несколько часов назад Барт гневно осуждал Синди за то, что она нацепила много украшений.

Обежав вокруг холма, Далила. спряталась за фальшивой мраморной колонной. Тенор, поющий за Самсона, поднялся до кульминационной точки, изображая агонию мук от предательства. Но на сцене Самсон простирал к Далиле руки, умоляя ее о помощи. Я взглянула на Барта. Подавшись вперед, он глядел на зрелище с таким интересом, будто ничто на свете не волновало его больше. Мне казалось, именно то, что разыгрываемое действо происходило между исполнителями – братом и сестрой, подстегивало его любопытство.

И вновь я напряглась от невесть откуда идущего ощущения опасности, повисшей в воздухе.

Все выше поднималось сопрано, поющее арию. Самсон начал слепо, неуклюже приближаться к двум колоннам, которые он по сценарию должен был вырвать из основания храма – и храм падет.

Над сценой злобный языческий бог торжествующе усмехался.

Песнь любви, льющаяся со сцены, делала происходящее все более трагическим.

По мере того, как Самсон приближался к своей цели, на полу храма в постигшем ее раскаянии корчилась Далила. Ей стало жаль, своего любимого, с которым так жестоко обошлись. Несколько солдат попытались поймать ее, но она ползала на коленях перед Самсоном, обнимая его цепи, умоляюще глядя на него. Казалось, одно его слепое движение – и он убьет ее своими тяжелыми цепями, но Самсон сомневался. Он смотрел вниз, на невидимую Далилу, и внезапно протянув руку, погладил ее нежным движением по длинным черным волосам. Он слушал слова, которые за музыкой не были слышны нам, слова Далилы, обращенные к нему.

С возобновленной силой, верой в Бога и в свою любовь, Джори вдруг поднял руки, напряг мускулы и – разорвал цепи!

Публика ахнула, поразившись страсти, которую Джори вложил в свою игру.

Он закружился, пытаясь разорвать все свои цепи, поразить всех своих врагов. Далила вскочила и избежала удара цепей, которые сразили двух стражников и карлика. Она начала танцевать танец, исполненный такой страсти и такого восторга, что в публике все затаили дыхание. Она шаг за шагом подводила Самсона к тем двум колоннам, которым суждено было пасть и которые поддерживали языческого бога. Ария подтверждала ее любовь к Самсону. Далила мудро отвлекала жрецов и жаждущую крови толпу, которая хотела видеть Самсона мертвым.

Я посмотрела на публику: все сидели зачарованные игрой и красотой одного из наиболее знаменитых балетных танцоров мира.

Джори исполнял чудовищные по высоте прыжки; он будто впал в безумие. И вот, наконец, он одной рукой обнял колонну.

А у его ног Далила то целовала его, то вновь мучила словами, насмехалась над ним неслышными нам репликами. Так она пыталась обмануть толпу язычников, в то время как Самсон знал, что она любит его, хотя и предала из ревности и жадности. Самсон начал выразительными движениями раскачивать колонны. Голос тенора испрашивал у Бога помощи в победе над нечестивыми язычниками.

И вновь началась партия сопрано: голос Далилы нежно упрашивал Самсона не пытаться сделать невозможное. Замерла последняя умоляющая нота сопрано, и Самсон страшным призрачным взглядом посмотрел на своих врагов. Его белые слепые глаза сверкнули.

Далила вскрикнула.

Кульминация.

Мощным движением Джори поднял руки и начал разметать «каменные» колонны. Со страхом я вдруг увидела, что колонны из папье-маше начинают двигаться. Будто Бог придал Самсону новые силы: вот-вот храм падет, погребя под собой всех!

За сценой заблаговременно устроили свалку из картонных листов и металлического мусора, и теперь, громыхая по нему железными прутьями, изображали гром, как выражение Божьего гнева. Синди потом рассказывала мне, что она, как ни странно, почувствовала, как что-то тяжелое ударило ее по плечу, будто Бог наказывал кого-то в реальности. Свет на сцене стал красным, включили запись нестройного хора испуганных людских голосов.

И, перед самым занавесом, я увидела, как огромный фальшивый булыжник скатился прямо на Джори и ударил его по спине и голове.

Джори упал лицом вниз, и из его имитированных ран брызнула настоящая кровь!

Пронзенная мыслью, что песок, которым набита колонна, совсем не безопасен, я вскочила и закричала. Следом за мной вскочил Крис и побежал к сцене.

Колени мои подогнулись, и я опустилась на траву. В глазах у меня стояло ужасное зрелище: лежащий плашмя, лицом вниз Джори и обрушающаяся на заднюю часть его тела колонна.

Вторая колонна теперь обрушилась на его ноги. Занавес опустился.

Раздался гром аплодисментов. Никто ничего не понял. Я попыталась встать и бежать к Джори, но ноги не слушались меня. Кто-то, поддерживая за локоть, помог мне встать. Я подняла глаза и увидела, что это БАрт. Вскоре я уже была на сцене и в отчаянии стояла над поверженным телом своего старшего сына.

Я была не в силах поверить: мой Джори, мой всегда грациозный Джори, живущий в танце и танцем! Тот маленький мальчик, который в свои три года спрашивал:

– Я танцую, мама?

– Да, Джори.

– Я хорошо танцую, мама?

– Нет, Джори… ты танцуешь просто чудесно!

Тот Джори, который был превосходен во всем, за что ни брался, Джори, в котором было абсолютное физическое совершенство, и оно сочеталось с чутьем на все прекрасное… Нет, только не Джори… не сын моего Джулиана!

– Джори, Джори, – кричала и плакала я, упав рядом с ним на колени, – Джори, что с тобой?!… Джори!

Рядом, сквозь слезы, я видела Синди. Джори должен был подняться, время шло, но он лежал распростертый… и окровавленный. «Фальшивая» кровь была вязкой и теплой… и пахла настоящей кровью. Синди тоже плакала. Джори не двигался.

Каким-то боковым зрением я увидела Мелоди, спешащую к нам; ее лицо было так смертельно бледно, что черное платье казалось чернее ночи.

– Он ранен. В самом деле ранен, – сказал кто-то. Может быть, я?

– Не трогайте его. Вызовите «скорую».

– Кто-то уже вызвал, его отец, кажется.

– Джори, Джори… этого не может быть! – услышала я крик Мелоди, которая рванулась к Джори.

Барт пытался удержать ее. Увидев кровь, Мелоди начала истерически кричать.

– Джори, не умирай, пожалуйста, не умирай! – рыдая, повторяла она.

Я в точности знала, что она ощущает. На сцене после занавеса каждый актер, «умерший» в данном акте, сразу вскакивает на ноги. А Джори лежал неподвижно.

Отовсюду послышались крики. Вокруг нас витал запах крови. Я стояла и смотрела на Барта: ведь именно он желал сделать эту постановку балета. Отчего именно эта роль предназначалась Джори? Отчего, Барт, отчего? Или этот несчастный случай был запланирован? Может быть, запланирован много лет назад?

Как Барт позаботился о декорациях? Я взяла пригоршню песка из колонны и почувствовала, что он мокрый. Я метнула взгляд на Барта. Барт стоял и смотрел на поверженное тело Джори, влажное от пота, липкое от крови, грязное от песка. Двое санитаров переложили тело Джори на носилки и поместили в глубину белой машины «скорой помощи». Барт проводил Джори глазами.

Я растолкала людей и пробралась насколько могла ближе к Джори. Молодой врач считал удары пульса. Криса нигде не было видно.