Текст книги "Неудача Шерлока Холмса (СИ)"

Автор книги: Виорика Высоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Неудача Шерлока Холмса

В своей профессии Шерлоку Холмсу не было равных, но и его иногда постигали неудачи... или нет? В поместье аристократа находят труп его младшего брата, увлеченного ученого, создавшего загадочный прибор. Обстоятельства его смерти более чем загадочны. Сможет ли справиться с этой загадкой знаменитый сыщик и его друг, доктор Ватсон?

Ежегодные хроники и документы, касающиеся расследований Шерлока Холмса и собранные им лично, хранились  в отдельном шкафу.  Когда нужно было восстановить в памяти очередное дело прошлых лет, я обращался к этому бесценному хранилищу сведений, дат, событий, загадок.

Сегодня  я решил навести порядок в архиве, и, перебирая бумаги, наткнулся на папку, в которую собирали дела, окончившиеся, увы, неудачно. В тонкой папке  дел было очень мало, всего несколько записей, и я помнил их все. Но одно из этих дел всегда вызывало во мне сомнения, ибо  разгадка, которую нашел мой удивительный друг, в этом случае была столь необычной и не укладывающейся в рамки человеческих представлений о времени и пространстве, что мы решили занести ее в короткий список неудач Шерлока Холмса.

Долгое время я не решался заговорить об этом деле, испытывая вполне объяснимые сомнения – поверят ли мне любознательные читатели и поклонники таланта моего друга?  Но, кажется, время пришло: мы оба уже на закате нашей богатой событиями жизни, поэтому даже если нам не поверят, это не так уж и важно.

Все это произошло много лет назад, в первый год нашего знакомства. Был обычный для поздней осени и Лондона пасмурный день. Густой желтоватый туман, клубившийся за окном, накрыл город столь плотной пеленой, что мы с трудом могли разглядеть дома на противоположной стороне улицы.

В комнате тоже было сумрачно. Пришлось зажечь свет, но так как газовые лампы освещали сейчас большинство гостиных Лондона,  свет они давали тусклый и слабый, погружавший человека в еще большую хандру, если это возможно. Я пытался читать газету. Вглядываясь в страницы, заполненные заметками, напечатанными мелким шрифтом, с особым пристрастием изучал станицу хроники преступлений,  в поисках загадки, достойной изощренного ума моего друга. Как назло, в большинстве сообщений речь шла о мелких кражах да хулиганских выходках пьяных матросов – из-за густых туманов рейсы их кораблей были отложены, и морские волки вовсю пользовались отсрочкой.

От выкуренных нами трубок и сигарет в комнате висела удушливая завеса табачного дыма, Холмс метался по комнате, все больше раздражаясь. Время от времени он подходил к окну, но, убедившись, что на улице ничего не изменилось, отходил от него, набивал очередную трубку и продолжал мерить шагами гостиную. Я чувствовал, что его терпению приходит конец – сейчас из сафьянового несессера будут извлечены шприц для подкожных инъекций, ампула, наполненная раствором кокаина, и Холмс опять уйдет от суетного мира  в призрачный наркотический полусон.

– Ватсон, кажется, к нам гости! – раздался от окна резкий голос моего беспокойного компаньона, и я вздрогнул от неожиданности. – Взгляните, видите человека с фонарем? – указал он в темноту за окном.

Я отложил газету и подошел к моему другу. Внизу действительно брезжил огонек, довольно быстро приближавшийся к нашему дому.

– Но, Холмс, это может быть факельщик, освещающий путь омнибусу, или кому-то понадобилось в похоронное бюро Боддингтона, оно расположено несколько ниже по улице, ибо кто добровольно выйдет из дому в этот туман?

– Нет, Ватсон, – убежденно ответил он, – омнибус сопровождают обычно несколько факельщиков, кроме того, мы слышали бы грохот его колес по мостовой. А бюро находится на противоположной стороне, и человек, конечно, перешел бы на ту сторону, чтобы не пропустить нужный номер, в такой мгле в двух шагах ничего не видно. Но осталось недолго ждать, сейчас мы узнаем, что погнало его из дому в такую погоду.

Не успел Холмс договорить, как внизу раздались два удара, сообщавшие, что пришла почта, но два следующих удара говорили о телеграмме.

Еще через несколько минут в гостиную вошел паренек в форме почтальона, кажется, служащий почтово-телеграфной конторы на Бландфорт-стрит.

– Мистер Шерлок Холмс? – важно спросил почтальон, переводя взгляд с одного на другого.

– Это я, – Холмс выступил вперед, дружелюбно улыбаясь, – у вас для меня что-то есть?

– Телеграмма, сэр, с оплаченным ответом. Просили доставить лично в руки, сэр.

– Отлично, отлично! – Холмс почти вырвал из его рук  бланк.

Я вручил посыльному шиллинг, посчитав, что он заслужил такую награду, добравшись до нас, в густом тумане и попросил подождать ответа в прихожей.  Удовлетворенный служащий почты удалился, а я обернулся к другу. Он стоял у камина, выпрямившись и улыбаясь той самой сдержанной улыбкой, что освещала его лицо каждый раз, когда появлялась новая стоящая загадка. Холмс протянул телеграмму мне:

– Прочтите Ватсон, что вы на это скажите?

Телеграмма гласила:

«Мр. Холмс, 221-б, Бейкер-Стрит. Загадочная смерть в Петуорт-хаусе. Просим прибыть как можно скорее. Уиндем. Чичестер.»

– Немногословно!

– Да, кратко, но предельно  ясно: случилось нечто столь необычное, что решили обратиться к нам.

– Так мы едем?

– Несомненно! Сейчас я напишу ответ.

На следующий день в шесть утра мы отправились с вокзала Виктория в Чичестер. Поезд прибыл без опоздания. Увидев изящный экипаж, запряженный великолепной парой, мой друг решительно направился к нему.

Кучер оказался немногословным. Когда мы подошли к экипажу, только спросил глухим простуженным голосом:

– Мистер Холмс, сэр?

– Да, это я. Со мной друг и помощник, мистер Ватсон.

Кучер окинул меня равнодушным взглядом и отпер дверцу кареты.

Воздух был чист и прозрачен, и мы с интересом осматривали окрестности. Резвые лошади доставили нас в Петуорт-хаус меньше, чем за час.

Миновав ворота, экипаж повернул в парк поместья. Это был настоящий английский парк: сдержанный, строгий, в противовес вычурности французских садов. Чистота линий и естественность – главные достоинства британских парков – здесь проявились в полной мере. Мы проехали мимо готической часовни, напоминавшей о  средневековом замке, стоявшем некогда на этом месте, и покатили по главной аллее, вдоль которой были высажены величественные тисы.

Резиденция в стиле барокко, построенная в конце семнадцатого века для герцога Сомерсета на руинах дворца барона Перси, представшая перед нами, вызывала восхищение у любого человека, даже не слишком увлеченного архитектурой. После смерти герцога поместье было продано и вот уже почти двести лет принадлежало баронам Уиндемам.

 Карета плавно подкатила к боковому входу.

Нас провели в небольшую гостиную. Стены, обитые дубовыми панелями, строгая практичная мебель свидетельствовали о том,  что ее использовали для приема арендаторов. У двери стоял констебль,   заплаканная пожилая женщина, судя по платью, экономка, сидела в кресле у камина. Рядом с ней возвышался мужчина в темно-сером инвернесском плаще, его шея  была плотно укутана шарфом, закрывавшим даже рот, поэтому казалось, что густые усы были прикреплены прямо к шарфу, в руках он мял кепку. Когда мы вошли, мужчина тут же обернулся к нам и вопросительно уставился куда-то за наши спины.

– Мистер Холмс и мистер Ватсон, мэм, – раздался простуженный голос кучера за нами. – Я могу идти?

– Да-да, ты свободен, Питер, – ответила женщина.

 Человек в плаще закашлялся. Вынув из кармана большой белый платок, вытер лицо, потом сунул платок обратно в карман, и наконец, обратился к нам.

– Простите джентльмены, я очень простужен, тут такое произошло, но… простите еще раз, я не представился, детектив-сержант Бенджамин Стауб.

Мы обменялись рукопожатиями. Мистер Стауб напоминал большого добродушного сенбернара: некая медлительность в движениях, крупная фигура, большой нос, впалые щеки, густая шевелюра. Детектив-сержант был чем-то расстроен или, может быть, растерян.

– Это вы вызвали нас, мистер Стауб? – спросил Холмс.

– Нет, нет, что вы! – отмахнулся детектив, но, спохватившись, добавил. – Я, конечно, много слышал о вас, но все это слишком…. Да и здесь… – тут Стауб окончательно сбился и развел руками. Судя по всему, сержант  терялся в этом аристократическом замке, и, кажется, произошло что-то действительно необычное. От дальнейших объяснений его избавило появление дворецкого.

Дворецкий полностью соответствовал образу идеально дворецкого в старом доме: высокий седовласый мужчина с холодным, ничего не выражающим лицом. Он окинул надменным взором гостиную и остановил взгляд на нас:

– Джентльмены, извольте следовать за мной, милорд ждет вас! – пророкотал он глубоким басом и, не дожидаясь ответа, развернулся и вышел из комнаты.

Мы проследовали за ним через анфиладу комнат, каждая из которых сама по себе была произведением искусства. Росписи на стенах и статуи в стиле итальянского возрождения, позолота, лепнина, изящная мебель, будто из самого Версаля – все это действительно подавляло человека, не привыкшего к подобной роскоши, но на Холмса не произвело ни малейшего впечатления.

Лорд Уиндем ожидал в кабинете.

– Мистер Холмс, доктор Ватсон, милорд! – торжественно провозгласил дворецкий и удалился.

Барон стоял у окна. Как только мы вошли, он повернулся к нам, но не произнес ни слова, пока дворецкий не запер за собой дверь. Истинный аристократ от ботинок, начищенных до зеркального блеска, до кончиков ухоженных завитых кверху усов, он был достойным потомком известной фамилии. Невысокий, но крепко сбитый, он был одет в черный фрак. Волосы с благородной проседью лежали волосок к волоску, в лице привлекали внимание фамильный длинный тонкий нос и глубоко посаженные карие глаза под густыми бровями. Однако темные круги под глазами красноречиво свидетельствовали о том, что несчастье, похоже, случилось с кем-то из семьи барона.

– Мистер Холмс? – лорд Уиндем смотрел прямо на моего друга, голос его звучал уверенно, но в нем проскальзывали нотки легкого нетерпения. Холмс выступил вперед и слегка поклонился. – Вас мне рекомендовал лорд Месгрейв. Вы однажды оказали ему неоценимую услугу, он отзывался о вас как об умном и надежном человеке.

– Да, в свое время я расследовал исчезновение их дворецкого Брантона. Но что заставило вас обратиться ко мне?

– Это очень деликатное дело… – барон красноречиво взглянул на меня.

– Можете не сомневаться, милорд, я полагаюсь на доктора Ватсона, как на самого себя.

Барон умолк, на минуту задумавшись, потом жестом пригласил нас садиться и сам устроился в кресле за письменным столом.

– Тогда перейдем к делу, – барон заговорил, хотя чувствовалось, что слова даются ему нелегко. – Мой младший брат Патрик умер при весьма загадочных обстоятельствах. У меня трое братьев, один – пастор в нашем приходе, второй – доктор философии в Оксфордском университете, самый младший также окончил Оксфорд и жил здесь, в поместье. Патрик увлекался физикой и химией, вернувшись после университета, он устроил в доме лабораторию. Однако некоторые его опыты сопровождались… скажем так,  неприятными запахами, поэтому я выделил ему для исследований охотничий павильон, некогда служивший для небольших приемов после охоты. Я не являюсь поклонником подобных развлечений, мой отец тоже им не был, поэтому павильон давно пустовал. Патрик оборудовал его по своему усмотрению и проводил там  целые дни, а иногда и ночи. Нашли его вчера утром, а беда случилась, очевидно, позавчера ночью. Меня в роковую ночь не было в поместье, я приехал уже после того, как брата нашли, вызвал полицию  и немедленно телеграфировал вам. Осмотрев павильон и…. моего брата, вы поймете, почему именно вызвали вас. Я хочу, чтобы вы изучили… происшествие и выяснили, несчастный ли это случай или, возможно, убийство? – голос барона дрогнул, и только спустя некоторое время он смог продолжить. – Плату определите сами. Первой на месте была экономка, миссис Джейнс, она подняла тревогу. Думаю, вам следует начать с нее, – барон поднялся с кресла давая понять, что аудиенция окончена.

Экономкой оказалась та самая заплаканная женщина, и она ждала нас все в той же гостиной. Полноватая пожилая женщина с седыми волосами, аккуратно убраными под белый крахмальный чепец, в свое время, видимо, была настоящей красавицей. Покрасневшие воспаленные глаза говорили, что она много плакала последние дни, но несмотря ни на что миссис Джейнс держала себя в руках: в ее ранге старшей над женской частью прислуги полагалось быть примером стойкости и невозмутимости.

– Миссис Джейнс, – Холмс ободряюще улыбнулся экономке, – пожалуйста, расскажите, что случилось, как можно более подробно. Начните, пожалуй, с того, каким человеком был мистер Патрик Уиндем.

– Хорошим, мистер Холмс, хорошим человеком! – взволнованно заговорила экономка. – Немного не от мира сего, но тем не менее. Для мастера Патрика, – я знала его с детства, – главным была наука, если бы я не следила за тем, чтобы ему приносили еду, то он мог и забыть о потребности кушать. За всю свою жизнь он никого не обидел, ни разу ни на кого не повысил голос, всегда с доброжелательной улыбкой, всегда учтивый… Последнее время, правда, был очень возбужден. Все говорил: «Эйми, я на пороге великого открытия….» И вот чем это открытие обернулось. – она всхлипнула и вытерла платком навернувшиеся слезы.

– Как вы его нашли?

– О! Это было ужасно! – миссис Джейнс с минуту помолчала, борясь с подступающими рыданиями. – Когда утром мастер Патрик не пришел к завтраку, я пождала полчаса и послала кого-то из лакеев к нему в спальню. В спальне его не оказалось, и я послала горничную, Молли, отнести ему завтрак в павильон. Она вернулась спустя четверть часа и сообщила, что хозяин не открывает и не отзывается на ее стук. Я забеспокоилась, позвала Джерома, дворецкого, и мы решили отправить двух лакеев покрепче, Джона и Тома, чтобы взломать дверь: однажды мы уже находили мастера Патрика в беспамятстве, он надышался какими-то испарениями и лишился чувств. Может, мне и не нужно было идти с ними, но я очень беспокоилась. Понимаете, в ту ночь мне не спалось, бессонница – самая неприятная спутница старости, а окна моей комнаты смотрят прямо на павильон. Сначала была ужасная гроза, лило как из ведра, потом дождь прекратился, и я уже начала засыпать, но вдруг комнату озарила яркая вспышка – столь яркая, что даже почудилось, будто это солнце на какое-то мгновение победило ночь и осветило своими лучами мое окно. Потом раздался странный шум, но вроде бы где-то далеко. Я поднялась с постели и  выглянула в окно – в павильоне горел свет, очень яркий, еще я заметила какие-то тени,  появлявшиеся то в одном, то в другом окне. Потом свет стал намного слабее, таким же, как обычно. Я постояла еще несколько минут и вернулась в постель, но тревога не покидала меня, и я так и не смогла заснуть, а утром спросила Джерома, – его комнаты тоже выходят на павильон – не заметил ли он ночью чего-нибудь странного. Он сказал, что нет, потому что спал, только вот молния и гром поздней осенью – это неправильно, и я подумала, что тот странный шум, что я слышала, и в самом деле был похож на гром. Тут пришли Джон и Том, и я с ними пошла к павильону. Павильон действительно был заперт изнутри, мы еще немного постучали, потом лакеи стали ломать дверь, но им пришлось сходить за топором и ломом, потому, что она крепкая, дубовая, и изнутри ее заперли не только на ключ, но и на засов. Когда мы вошли,… он лежал на полу,… подняв руки… и… и… – Я видел, что миссис Джейнс давно уже сдерживалась из последних сил, но тут она не удержалась и вновь зарыдала, а мы терпеливо ждали, пока она успокоится. Через минуту, вытерев слезы и извинившись, экономка продолжила срывающимся голосом. – Мастер Патрик лежал на полу весь истерзанный, все было залито кровью, костюм изодран в клочья, а лицо…. О боже!  Вы, наверное,  посчитаете меня сумасшедшей, – миссис Джейнс перешла на испуганный полушепот, – но  я видела такое только раз, много лет назад, в Индии, когда на человека напал разъяренный тигр. Человек тот выглядел так же, он умер спустя час после нападения, а зверя удалось застрелить. – Экономка умолкла, она словно обессилела, пережив шок того дня еще раз.

Холмс выпрямился, глаза его блестели, как и всегда, когда появлялась настоящая загадка.

– Скажите, миссис Джейнс, можем ли мы с доктором осмотреть тело мистера Уиндема?

– Да, думаю, да. Джером проводит вас, мы перенесли… тело мастера Патрика в его спальню.

Мистера Ундема положили на широкой кровати, накрыли белой простыней, рядом дежурил лакей с траурной повязкой на рукаве, очевидно, камердинер покойного. Когда простынь откинули, я вздрогнул, даже Холмс побледнел: зрелище было действительно ужасающее. Покойного уже обмыли и переодели, но лицо! Его, можно сказать, не было вовсе, сплошное кровавое месиво, нос почти полностью откушен или оторван, один глаз выбит, другой бессмысленным взглядом смотрел в потолок. Камердинер трясущимися руками прикрыл хозяина простыней.

– Скажите, можем ли мы взглянуть на вещи мистера Уиндема, в которых его нашли? – поинтересовался Холмс.

Лакей вопросительно взглянул на дворецкого и, получив утвердительный кивок, скрылся в гардеробной. Он вынес оттуда окровавленный узел и развернул его на полу. Пиджак, рубашка, брюки – все было изодрано в клочья. Особенно пострадали рукава сюртука, очевидно, руками бедняга пытался закрыться от нападающего.

– Ну, что вы скажите на это, Ватсон? – спросил Холмс, когда мы шагали по алее к павильону.

– Не знаю, Холмс! Все это слишком загадочно и необъяснимо.

– А что, как доктор, можете сказать о состоянии тела?

– Это звучит невероятно, но, пожалуй, соглашусь с миссис Джейнс. Я тоже видел такие раны, их нанес тигр. Но это невозможно, Холмс! Откуда взяться тигру в поместье аристократа, да еще в закрытом павильоне? А если допустить, что кто-то, обладающий извращенным умом, привел зверя, чтобы совершить убийство, то куда тогда он делся из запертого изнутри помещения?

– А вот это мы попытаемся сейчас выяснить.

Павильон представлял собой небольшое квадратное здание в стиле рококо. Когда-то он выглядел восхитительно и служил для  забав избалованных аристократов, сейчас же, словно престарелый денди, щеголяющий вызывающим костюмом, выставлял напоказ колонны, увенчанные позолоченными цветочными гирляндами, фасад, украшенный вычурными розетками и лепными узорами. Аркообразные окна были забраны чугунными решетками, изображавшими виноградную лозу, крышу венчала изысканная маленькая башенка. Но годы заброшенности не пошли ему впрок – позолота облезла, лепнина и штукатурка кое-где отвалились, на давно некрашеных стенах виднелись грязно-серые следы, оставленные потеками воды. Крыша местами проржавела и, наверное, прохудилась. Вход охранял, вытянувшийся при нашем появлении в струнку, констебль. Двойные двери были распахнуты, из них вышел детектив Стауб

– Мистер Холмс, доктор, войдите. Зрелище, скажу вам, не из приятных – столько крови я не видал в жизни.

– Вы здесь уже все осмотрели? – спросил Холмс.

– Да, если только можно что-нибудь увидеть в этом бардаке.

– И каково ваше мнение?

– Думаю, мистер Уиндем делал какие-то опасные опыты, и эта штука взорвалась, отчего и раны у покойника по всему телу. Я служил когда-то в артиллерии, так если в человека попадал снаряд, от него мало что оставалось. Тут, конечно, не снаряд, но судите сами: что, кроме взрыва, могло произвести такое?

Мы вошли внутрь – и остолбенели.

Внутри павильон представлял собой одну большую квадратную комнату. Стена напротив двери была глухой, и, судя по длинным проржавевшим штырям, к ней когда-то крепилась лестница, ведущая в башенку. Сейчас лестницы уже не было, а выход на башню – крепко забит досками. Вдоль этой стены в ряд стояли громоздкие тумбы, уставленные всевозможными пробирками, бутылками и банками с химикалиями, книгами и еще множеством непонятных предметов, нужных химикам для исследований. В стенах справа и слева было по три окна. Слева под центральным окном стоял старый диван, на котором валялись скомканные постельные принадлежности – очевидно мистер Уиндем иногда оставался на ночь в лаборатории. Однако простыни выглядели так, будто по ним потоптались, а подушка вообще была разодрана в клочья. Всю середину комнаты занимал огромный стол, заваленный остатками какого-то громоздкого прибора, а вокруг стола – несколько стульев, вот и вся обстановка.Но все, что только возможно, было перевернуто, побито, изодрано: казалось, ужасный ураган или орда варваров пронеслись по комнате. Почти весь пол был залит кровью и вылившимися из опрокинутых емкостей химикалиями, которые издавали неприятнейший запах, а местами прожгли пол.

Я поднял голову и увидел потолок, составлявший разительный контраст с хаосом, царящим в лаборатории. Вычурная лепнина плафонов обрамляла росписи, изображавшие охотничьи сценки, подобные сценам из гравюр Барлоу, а в центре висела огромная бронзовая люстра с хрустальными подвесками. Люстра предназначалась для свечей, и ее давно уже не зажигали. Пожалуй, именно эта роскошная люстра являла собой самое печальное напоминание о былой роскоши павильона. Как безжалостно и изощренно в своих вывертах время: некогда этот павильон служил для забав и шумных увеселений, теперь же стал прибежищем аскета и местом трагедии! 

Пока я осматривался, Холмс медленно обходил комнату. Он остановился у дивана,  долго рассматривал что-то рядом с ним, потом поднял осколок бутылки с этикеткой.

– Вы видели это?

– Да, видели, – ответил мистер Стауб, подойдя к Холмсу и пожимая плечами, – разбитая бутылка из-под виски. Очевидно, хозяин любил иногда приложиться, ничего удивительного при такой-то жизни.

– Вы думаете? – ответил ему Холмс и обратился ко мне. – Ватсон, заверните этот осколок, мы возьмем его с собой в Лондон, если сержант не возражает.

– Нет, конечно, забирайте, если вам нужно, – на лице полицейского отразилось откровенное недоумение.

Лакей, сопровождавший нас, сбегал в большой дом и принес несколько бумажных пакетов, в один из них мы аккуратно завернули осколок.

Холмс продолжил свой осмотр, лицо его приобретало все более сосредоточенное и мрачное выражение. Кажется, дело оказалось более сложным, чем он предполагал вначале.

Он осмотрел внимательно тумбы, открыл все дверцы, выдвинул все ящики, вынув лупу, изучил пол рядом с ними. За его действиями с интересом и недоверием наблюдали сержант с констеблем.

Когда с тумбами было покончено, Холмс подошел к большому столу. Его внимание привлек какой-то предмет, лежавший рядом с опрокинутым стулом, и он поднял его. Это оказался старинный пистолет.

– Дуэльный, именной, принадлежал Гарольду Уиндему, работы Роберта Вогдона, 1782 год. Отличное оружие, из него недавно стреляли. Откуда оно здесь? – спросил Холмс, ни к кому особо не обращаясь.

– Если оно принадлежало предку мистера Уиндема, то ничего удивительного нет, – неуверенно предположил я. – Может, он его держал для защиты?

–  Уотсон, это, конечно, отличное оружие для восемнадцатого века, но если нужен был пистолет для защиты, то сейчас есть множество приличных марок, вот хотя бы «Веблей» или ваш любимый армейский «Бэйкер Гэс-Сил». К тому же пистоль выглядит совсем новым, будто его изготовили только вчера.

– Ну, мистер Холмс, понимающие люди заботятся о своем оружии, особенно о таком… – под «таким» почтенный детектив, по всей видимости, понимал аристократичность дуэльного пистолета.

– Скажите, мистер Стауб, а не давал ли в ваших краях в последнее время представления какой-нибудь цирк с хищными животными, например, тиграми?

– Что вы, мистер Холмс! Бродячие труппы обычно выступают с мая по сентябрь, сейчас, в ноябре, слишком холодно, да и из тех, что были в этом году, не было ни одной с хищными тварями, все больше акробаты, клоуны да уродцы. Почему вы спрашиваете?

– Да так, просто любопытно. Пойдемте, Ватсон, это место рассказало нам все, что могло! Благодарю вас, сержант, за помощь! – и мы удалились, оставив позади себя недоумевающих детектива и констебля.

Вернувшись в дом, мы нашли дворецкого, и Холмс немедленно атаковал слугу неожиданным вопросом:

– Скажите, Джером, держали ли когда-нибудь в этом доме тигра?

– Тигра?! Помилуйте, сэр, это не зверинец, а дом джентльмена! – высокопарно ответил дворецкий.

– О, конечно, но я не о нашем времени говорю; просто, возможно, в былые времена кто-нибудь из предков барона Уидема привозил такое животное из колоний? Вы же давно служите в поместье? И отец ваш, вероятно, служил здесь же? Вы об этом доме знаете, возможно, даже больше, чем хозяин.

Грубоватая лесть возымела нужное действие, дворецкий смягчился и, подумав некоторое время, ответил:

– Один из предков милорда, брат его прадеда, был весьма эксцентричным  человеком. Мой прадед служил камердинером у него. Они много путешествовали по миру, и из последнего своего плаванья в Индию привезли настоящего живого тигра. Когда дикого зверя брали на борт, он был маленьким, почти котенком. Из Индии в Англию в те времена нужно было плыть вокруг Африки, плаванье длились почти год, тигр за это время успел вырасти. Он привык к своей клетке в трюме корабля и там вел себя спокойно, но когда его спустили на сушу, зверь проявил всю свою дикую натуру. Кое-как тигра доставили из порта в поместье, но клетка ему была уже мала, он бесновался, бился о прутья, даже поранил себя. Хозяин велел выпустить его в павильон и там запереть. Месяц тигр обживал новое место и вроде как уже привык, но однажды утром его нашли мертвым. Может, климат не подошел, Англия ведь не Индия. И с тех пор диких тварей в поместье больше не держали.

– И это все, Джером?

– А что еще, мистер Холмс, вы хотите знать? – раздраженно отмахнулся дворецкий. – Вот только, когда тигра нашли, удивились: он был весь в непонятных ранах, кое-где сошла шерсть, и пасть вся в крови, но подумали тогда, что он, видимо, опять бесновался и поранился. Я бы о нем и не вспомнил, если бы не вы и не разговоры миссис Джейнс!

– Хорошо, а этот пистолет вам знаком?

– О Боже, где вы его взяли?!

– Нашли в павильоне, только что.

– Не может быть, еще утром он находился в оружейной! Я сам видел, – растерянно пробормотал старик, направляясь вглубь дома, и мы молча последовали за ним.

Оружейной оказалась большая зала, уставленная стеклянными витринами. Здесь находился целый арсенал – от алебард и арбалетов времен Робин Гуда до современных армейских револьверов и винтовок.

– Милорд, как и его предки, увлекается коллекционированием оружия, – объяснил дворецкий самозваным гостям. – Вот в этой витрине он должен лежать…. Он лежит…. – бедный Джером совершенно растерялся, правда, и мы были удивлены не меньше, переводя взгляд с пистоля, лежащего в витрине, на его близнеца в руках у Холмса.

 Первым пришел в себя, конечно же, Холмс. Тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, он спросил дворецкого:

– И последний вопрос, если можно. Вы видели ночью что-то странное?

– Нет, мистер Холмс, не видел! – уверенно ответил Джером. – Если только гром и молния – в ноябре это не совсем обычно, но ведь бывает? Это все, джентльмены? Могу еще чем-то служить? Вы оставите пистолет?

– Нет, Джером, пока он побудет у меня, но я обязуюсь его вернуть: судя по надписи, это оружие принадлежало предку милорда. Мы благодарим вас за помощь и хотели бы, если можно, повидаться с хозяином, – Холмс казался совершенно невозмутимым, но чувствовалась его внутренняя напряженность, словно у гончей, взявшей след.

– Хозяин уже уехал – похороны, знаете ли, но дома, если желаете, хозяйка и старший сын милорда.

– Нет, пожалуй, нет. Если мне надо будет вернуться…

– То нам велено всячески вам содействовать.

– Тогда хорошо, как нам добраться до станции?

– Сейчас найду кучера, – и дворецкий, проводив нас в холл, с достоинством удалился.

Угрюмый Питер подкатил экипаж к входу, на этот раз – открытую коляску, впрочем, день выдался не холодным. В дороге Холмс завел с кучером ничего не значащий разговор о погоде. Кучер нехотя отвечал, что да, погодка сегодня что надо, а предыдущие дни дождь лил не переставая. Что, гроза? Какая гроза? Грозы он не помнит, несколько ночей назад был очень сильный ливень,  ветер завывал в трубах, как собака на покойника, но никаких громов и молний не было.

На вокзал мы прибыли перед самим приходом поезда, еле успели.

– Ну, Ватсон, что скажите об этом происшествии, увы, весьма печальном? – спросил Холмс, когда мы устроились в купе, и поезд тронулся.

– Я склоняюсь к мнению детектива: повреждения, подобные повреждениям в павильоне, могли быть причинены взрывом, хотя обычно подобные случаи закачиваются пожаром. Почему же тут не было пожара? И о какой вспышке говорят экономка и дворецкий? В молнию я не верю, – я вопросительно глянул на Холмса, но он хранил молчание, и тогда я продолжил. – И еще эти странные повреждения тела: тут я не согласен с детективом, что раны нанесены осколками. Будь мы в Индии, я бы поклялся, что на мистера Уиндема напал тигр, но здесь? А вы, что думаете вы?

– Я, дорогой доктор, не спешу составлять мнение, пока мне неизвестны все факты. Одно могу сказать точно: разгадка этого преступления кроется в прошлом. А сейчас стоит отдохнуть, – и Холмс, устроившись поудобней, натянул на глаза свой дирстокер и уснул.

Меня же мучило смутное беспокойство, всю дорогу я строил предположения одно фантастичней другого, пока в конце концов не бросил это неблагодарное дело и начал читать газету, прихваченную с собой в дорогу.

Два дня Холмс провел в кресле, окутанный клубами табачного дыма. Я уже привык к его своеобразному способу уходить мысленно из дома на Бейкер-стрит, оставляя здесь лишь свою физическую оболочку, которая, впрочем, доставляла нам с миссис Хадсон немало неудобств привычкой наполнять гостиную удушливым табачным дымом и без конца опустошать кофейники крепкого кофе. В такие дни я уходил из дому в свой клуб рано утром и приходил поздно вечером, прекрасно понимая, что моему другу нужно спокойствие и уединение.

Когда я вернулся из клуба к вечеру второго дня, Холмс вышел из оцепенения и, как это всегда с ним бывало, немедленно кинулся в другую крайность – кипучей деятельности. Он уже поужинал, проветрил комнату и сообщил, что утром уезжает в Петуор-хаус. Я могу не сопровождать его,  поскольку на этот раз он должен поработать в библиотеке поместья. Оказывается, Холмс уже успел отправить лорду Уиндему телеграмму с просьбой позволить изучить некие семейные документы и получил его разрешение.

На следующий день с утра он уехал и вернулся очень поздно, за ужином мы не виделись; завтракал я, впрочем, тоже в одиночестве, Холмса опять не было дома. Мой друг явился уже ближе к вечеру и сразу же пришел ко мне: