Текст книги "Великий псевдоним"

Автор книги: Вильям Похлебкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

12. Кое-что о мистике, или символике цифр, чисел и дат

Итак, формально, мы завершили свое исследование, полностью ответив на вопросы о происхождении псевдонима «Сталин». На этом можно было бы и закончить, если бы не одно обстоятельство, которое во-первых, выяснилось в ходе исследования и во-вторых, имело значение, помогло уверенно довести его до логического и неопровержимого конца.

Что же это за обстоятельство? В чем оно заключается? И какое имеет отношение к нашей основной теме о выборе псевдонима?

Начнем с ответа на последний вопрос.

Как помнит читатель, выяснение происхождения главного сталинского псевдонима" мы предприняли в значительной степени для того, чтобы разобраться лучше в психологии, взглядах и в мировоззрении Сталина, человека и политика, стремящегося максимально не раскрываться перед людьми.

В ходе нашего исследования обнаружилось, что Сталин придавал большое значение определенным датам и числам, их совпадению или чередованию, повторяемости. Именно, учитывая это обстоятельство, удалось лучше понять, почему новый великий псевдоним «Сталин» подготавливался непременно в 1912 г. и не мог быть отложен, скажем, на 1914 или 1915 годы.

Возможно, что не все читатели, ясно ощутили этот момент. Вот почему для тех, кто, быть может, усомнится в том, что Сталин придавал значение мистике цифр, видел в их сочетаниях скрытый смысл, и старался не поступать так, чтобы рассчитанный им порядок в числовой символике нарушался, т.е. в какой-то степени верил в предопределение, имеет смысл подробнее остановиться на этом вопросе и поразмыслить над датами его биографии.

Но прежде, чем перейти к разбору конкретных дат, надо сказать несколько слов о том, как понимал Сталин вообще мистику и магику цифр, что учитывал, а что отбрасывал, ибо без такого уточнения может возникнуть неверное представление о том, что Сталин был на самом деле мистиком.

Нет, мистиком он, разумеется, не был, причем подчеркивал это сам, в частности, в беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом 13 декабря 1931 г.[25]25
  Э.Людвиг (настоящие имя и фамилия – Emil Cohn) приобрел широкую известность в Европе в первой половине XX века как автор классических биографий великих людей – ученых, поэтов, музыкантов, художников, полководцев, правителей и политиков.
  В 1930 г. Э.Людвиг решил написать биографию Сталина, стал собирать для нее материал и даже добился личной встречи со Сталиным, что было крайне нелегко в то время для буржуазного писателя и что свидетельствовало о высоком авторитете Э.Людвига как объективного биографа. Интересно, что Людвиг выбирал определенные исторические личности для своих главных персонажей. Из числа правителей и политиков это были – Клеопатра, Иисус Христос, Борджиа, Наполеон, Боливар, Линкольн, Бисмарк, Вильгельм II, Гинденбург, Масарик, Рузвельт. На этом фоне выбор Сталина, как объекта очередного биографического романа, весьма примечателен. О большом историческом значении Сталина у этого опытного писателя, историка и психолога никаких сомнений не существовало, даже в 1930-31 гг., когда Сталин не совершил и половины своих исторических дел.
  Людвиг закончил свой последний историко-биографический роман о Сталине в 1945 г., переделывая его неоднократно, и заявив себя в нем убежденным противником социализма.
  Но это, разумеется, никак не изменило его оценки Сталина, как деятеля мирового класса и калибра.


[Закрыть]

Э.Людвиг, который считал, что он очень хорошо разбирается в людях, задал Сталину к концу беседы, неожиданный и провокационный вопрос:

– Верите ли Вы в судьбу?

Сталин: – Нет, не верю. Большевики, марксисты в «судьбу» не верят. Само понятие судьбы – (и здесь Сталин повторил эти слова для немца Э.Людвига – по-немецки!) – предрассудок, ерунда, пережиток мифологии, вроде мифологии древних греков, у которых богиня судьбы направляла судьбы людей.

«Судьба» – это нечто незакономерное, нечто мистическое.

В мистику я не верю".

И здесь Сталин был вполне искренен, ибо в то, что другие понимали под «мистикой» он абсолютно не верил и не мог верить по своему характеру. Но то, что он сам может и должен формировать свою судьбу и события, производя для этого свои выкладки, имея свой график заранее разработанных действий, – в осуществимость своих планов и начертаний он несомненно верил. Вернее, был твердо убежден и убеждал других в том, что если он сказал что-то, то именно так и будет.

И уже другие, окружавшие его люди, воспринимали такие ситуации, как мистические. В этом Сталин их не разубеждал, поскольку такие убеждения работали на пользу дела. Важен был конечный результат!

Так что и на мистику Сталин смотрел реально, утилитарно, и использовал символику цифр только как один из «ориентиров» для выбора того или иного действия, или определения срока того или иного политического решения.

По всей видимости, магика цифр оказала на Сталина влияние в детстве, что весьма обычно в условиях Востока, и особенно, учитывая семинарское, духовное образование Сталина.

Магика чисел у Сталина – библейская, но так сказать, корректированная им для практических целей реальной жизни, и прежде всего для определения этапов и периодов собственной жизни, и в гораздо меньшей степени применяемая для. общества, общественных явлений.

Можно назвать это библейско-универсальной символикой, т.е. такой, которая включает лишь то, что есть универсального, общечеловеческого в Библии, и что пришло туда из общечеловеческого опыта разных народов, что осталось от первоначального всемирного язычества. Вот это, как бы совершенно не связанное ни с религией, ни тем более с церковной организацией, с богословием, – Сталин учитывал, принимал, сверял с этим ход реальной жизни, прежде и больше всего, – конечно, своей собственной.

Все же, что было привнесено в Библию либо религиозным сознанием, либо церковными канонами и правилами, либо, наконец, проникло туда из узко-национальных источников, и, следовательно, было субъективно окрашено, являлось лишь кастовым или сектантским, как например, некоторые еврейские, местные палестинские ситуации и обычаи, – все это отсекалось, отметалось Сталиным, как не имеющее серьезного общеисторического и общечеловеческого значения.

Отсюда становится ясно, почему Сталин принимал символическое значение лишь двух-трех цифр: 33 – как обшехристианский и в то же время общечеловеческий символ совершенства личности, как «годы свершения великих дел» для каждого человека, и число «10», как «завершающее число» у всех первобытных народов мира, как «символ мирового порядка», почитаемый всеми народами мира, находившимися на стадии язычества и перенесшими это свое уважение к числу 10 также в Библию и в христианство в целом.

Наконец, в меньшей степени, но как истинно народный счет, он признавал и дюжину – 12.

Число 12 считалось магическим в силу своего «небесного», астрального происхождения – на нем были построены все системы летоисчисления, все календари, так как оно основывалось на фазах луны, ибо полнолуние происходит 12 раз в году. Отсюда год делился на 12 месяцев, а в восточном календаре был принят 12-летний цикл, каждый год которого был посвящен какому-либо животному, и всех было – дюжина. В западной астрологии также существовало 12 знаков Зодиака, т.е. определенных групп небесных светил, делящих небо на 12 зон. Отсюда круг легко делился на 6 и 12 частей при помощи циркуля, а 12 шаров, расположенных вокруг шара того же диаметра точно касались его только в одной точке, отчего число 12 в математике и геометрии было названо «поцелуйным». Из астрономии и математики число 12 перешло и в христианство и другие религии: было 12 апостолов, 12 колен Израиля, 12 сыновей у Иакова, купель Соломона окружали 12 бронзовых быков, а у главного жреца на груди должно было сверкать 12 драгоценных камней, у небесного Иерусалима было 12 ворот, древнеримские законы были записаны на 12 бронзовых досках, у римских консулов и цезарей было 12 ликторов-телохранителей, наконец, со времен Древнего Рима правосудие назначало 12 присяжных, и до наших дней 12 занимает видное место в играх, где считается счастливым (домино, кости, лото). Наконец, тягой к 12 можно объяснить современную комплектацию ящиков с пивом, минеральной водой, водкой – в каждом 12 бутылок.

Что же касается числа 10, то оно представляет собой сумму первых четырех чисел (1+2+3+4 = 10). В них заключена вся полнота счета и гармонии. Все остальные числа – лишь производные от них. А 10 – их итог, завершение, число «окончательное», итоговое.

Это – число определено, как совершенство – самой природой. У человека 10 пальцев на руках и на ногах, и тот, кто родился без всех десяти, или наоборот, родится с шестым пальцем, – признаются уродами, т.е. неполноценными людьми. На каждой руке и ноге по 5 пальцев, таким образом число 5 – эта половина 10, и, следовательно, составная равная часть совершенства, путь к совершенству, важная веха на пути к совершенству, к полному, нормальному порядку. Отсюда идут, кстати, и сталинские пятилетки – вехи экономического, индустриального развития страны, ступени роста экономического потенциала державы.

Вот почему все кратное 10 и 5 было важным для Сталина. По «пятилеткам» он ориентировался после 1912 г., а быть может и несколько раньше. Цифровой символике Сталин уделял внимание и в периоды войн – как гражданской, так и Отечественной.

Так, в силу настояний Сталина в 1918-22 гг. была принята пятиконечная звезда – пентаграмма – в качестве символического охранного знака не только для Красной Армии, но и как государственная эмблема. Сталин вначале «протащил» пятиконечную звезду в 1922 г. в герб Грузии, а затем – в герб ЗСФСР, и позднее – также в герб СССР (в 1936 г.), хотя В.И.Ленин был принципиально против использования военных символов в качестве эмблем социалистического государства. В годы Великой Отечественной войны Сталин разработал систему салютов, которая во-первых, сильно отличалась от традиционной международной, а во-вторых, была построена на только ему известных и им изобретенных численных принципах. Однако эта система была настолько стройной, понятной и логичной, что ее без всяких оговорок признали во всем мире. При этом надо заметить, что никто не знал и не догадывался, что создателем был Сталин. Вернее, знать-то знали такие ближайшие люди в Ставке Верховного Главнокомандующего, как маршалы Жуков, Василевский, Ворошилов, Шапошников, Берия, генерал армии – Антонов, но нигде, никогда, даже в мемуарах, изданных после смерти Сталина, они об этом не обмолвились и словом. Причины здесь две: во-первых, так сказать «обет молчания», а во-вторых – и это главное – бескультурье и непонимание этими людьми вообще символики, отсутствие у них представления о том, что любое изобретение, новое слово в этой области уже само по себе – гениально, что это – выдающееся явление.

Отсюда понятно, что Сталин к концу жизни не только глубоко презирал, но и имел все основания – ненавидеть свое окружение, как людей, стоящих по сравнению с ним, чуть ли не на уровне неандертальцев в историко-гуманитарном, философском отношении.

Он, выходит, должен был еще ткнуть им пальцем и указать, что гениально, а что – нет, и при этом еще строго приказать говорить то-то и то-то, а они, будучи прямыми и единственными свидетелями его творчества, его усилий, – сами, без приказания, не соображали даже – каков уровень его творчества, не могли объяснить это другим без его помощи! И с такими-то ослами ему надо было всю жизнь создавать и крепить, отстаивать и растить великую державу, воспитывать народ! Нет, – это сверх человеческих сил! «Моя жизнь – безжалостная как зверь!»

Таковы могли быть настроения Сталина к концу жизни, когда он с ужасом обнаруживал, что не видит вокруг себя человека, которому можно бы оставить в наследство великий Советский Союз. Он внутреннее был взбешен в такие моменты, и – если в этот момент вокруг были «соратники» или кто-либо один из них – его гнев обрушивался на этих людей. А если эти приступы гнева посещали его в одиночестве, то один из них – мог взорвать его изнутри. Так что его смерть 5 марта 1953 г. была не случайной, была преждевременной. Она последовала либо вслед за разносом кого-либо из окружения, либо удар случился из-за невозможности тотчас же организовать, осуществить такой разнос, ибо никого вокруг не было. Вполне возможен и третий вариант конца: соратники, зная настроения Сталина и опасаясь за свое благополучие, организовали устранение вождя, попросту отравив его. Тот факт, что врачам не позволили произвести паталого-анатомический анализ – только говорит в пользу этой версии. Но настроения близкие к вспышкам отчаяния, стали посещать Сталина только после 1949 г.

В этом году, – когда ему исполнилось 70 лет, – внешне все было счастливо и спокойно, как подобает быть в большой юбилей: победоносно окончилась великая война, была создана атомная бомба, вооруженные силы СССР были самыми крупными и самыми крепкими в мире, вырос, увеличился территориально и численно лагерь социализма – в него вошли бывшие сателлиты или вассалы Германии, прежде кольцом окружавшие Советский Союз, в него вошел великий Китай, численность и влияние коммунистических партий во всем мире, их общественный авторитет в своих странах, неимоверно возросли. Казалось, можно было отмечать с удовлетворением, что весь исторический ход событий произошел так, как и предсказывали марксисты полвека назад, в самые тяжелые для них годы.

Однако Сталин был великим мыслителем и политиком и поэтому он всегда смотрел вперед, учитывал перспективу и главное, – никогда и ни при каких обстоятельствах не любил (и другим не позволял) почивать на лаврах. Он, и только он один, видел в 1949 г., что эта дата не принесла ожидаемого успеха для СССР и его международных позиций так, как это должно было быть по всем предварительным расчетам.

Дело в том, что капиталистический мир, чрезвычайно быстро и на сей раз организованно, слаженно, отреагировал на усиление СССР после второй мировой войны. За два года – с 1947 по 1949 г. империалистам удалось в мирное время создать всемирную агрессивную милитаристскую организацию – блок НАТО.

Конечно, советские военачальники, могли утешаться тем, что НАТО – слабо по сравнению с Советскими Вооруженными силами – но для Сталина подобных «утешений» не существовало. Важен был сам принципиальный исторический факт: империализм, мировой капитализм сумел консолидироваться в военный агрессивный блок, в мирное время, да еще открыто, откровенно направленный против коммунистических стран и международного рабочего движения. По всем теоретическим показателям – для подобной консолидации нужны были бы не два, а по крайней мере 5 и даже 10 лет. Значит, в мире империализма что-то сильно, изменилось, что он стал дисциплинированно плясать под чью-то дудку, расставаясь со своими хвалеными демократическими, либеральными свободами. (На XIX Съезде партии, в 1952 г. Сталин скажет об этом так: «Сама буржуазия, – стала другой, изменилась серьезным образом, стала более реакционной. Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать, отстаивала буржуазно-демократические свободы. Теперь от либерализма не осталось и следа. Знамя буржуазно-демократических свобод выброшено за борт!»[26]26
  Речь на XIX съезде партии. М., 1952. С.11-12.


[Закрыть].

Для Сталина не составляло, конечно, никакого секрета, что главой мирового капитализма после второй мировой войны стал американский империализм, заказывающий на свои долларовые миллиарды – чуть ли не любую музыку в мире.

Отсидевшаяся от войны за двумя океанами Америка, не потерявшая и сотой доли тех людских ресурсов, которые были потеряны Советским Союзом в войне с фашизмом[27]27
  В итоге 2-й мировой войны США потеряли в 300 раз (!) меньше людей, чем Советский Союз!


[Закрыть], разжиревшая на военных заказах за счет ослабления всех других стран, – эта наглая, бесстыжая, гангстерская Америка, – находилась в чрезвычайно удобном, недосягаемом положении и из этого своего логова – нахально угрожала уже всему миру, а прежде всего СССР.

Только Сталин понял, что – раз этот старт Америки состоялся, – то впереди новые годы упорной борьбы с империалистами. Борьбы, которую эти откормленные, сытые янки навязывают обескровленному войной советскому народу, причем – ведут эту борьбу пока не оружием, а деньгами – подкупая, разлагая народы, пользуясь их бедственным положением и нищетой. Вести открытую борьбу советский народ всегда может, даже на пределе сил, но вести борьбу против невидимого противника, когда тот использует подлые, гнусные средства, – русский открытый народ не может, ибо скрытый враг, действующий без оружия – ему не понятен. Исторически сложилось так, что русским надо видеть врага, чтобы понять, что он – враг.

Да и как объяснить людям четыре года пробывшим на фронте или терпевшим не меньшие лишения в тылу, что сейчас, после Великой Победы, настоящая борьба с капитализмом только начинается? Люди устали. Люди ждали отдыха. Люди хотят получить его немедленно. И они правы. Но как теперь можно отдыхать, как можно остановиться, когда американский империализм заложил под всю Европу, под весь Азиатский и Африканский континенты свою финансовую, свою экономическую мину, и готов ее взорвать ради своего эгоистического, империалистического благополучия?

Как разъяснить простым людям все это, всю сложность международной обстановки и поднять их на новый этап, на новый виток борьбы, на сей раз – последней и окончательной?

Кто выстоит в этой борьбе – тому и достанется мир. И только тот – будет после этого по-настоящему отдыхать. Остальные же будут ввергнуты в вечное рабство. Но это будет еще через много десятилетий! Хватит ли сил и лет оставшейся жизни? Хватит ли решимости и ума вести эту борьбу у соратников? Хватит ли терпения и самоотверженности в последний раз у народа, или новые поколения – окажутся более политически хлипкими, податливыми буржуазной пропаганде и подкупу и предадут великое дело революции, созданной, взращенной, выпестованной гениями пролетариата – Марксом, Энгельсом, Лениным? И историческую ответственность за сохранение этого наследства должен будет нести он, Сталин. Хватит ли нас на все это? Хватит ли, наконец, его? Нет, это выше человеческих сил. «Моя жизнь – безжалостная как зверь!»

Так в 1949 г. Сталин впервые, и вполне объективно, проанализировав состояние и расстановку мировых политических сил, пришел к выводу о крайне сложном положении для СССР и о необходимости подготовки без передышки нового этапа классовой борьбы на международной арене[28]28
  В 1996 г. работавший в бывшем архиве ЦК КПСС Г.М.Адибеков, натолкнулся на поразивший его отказ Сталина (впервые!) поддержать планировавшуюся внешнеполитическим отделом ЦК и лично Сусловым повестку дня очередного заседания Секретариата Коминформа в Бухаресте, намеченного на 10 октября 1950 г.
  Сталин предложил свою совершенно иную программу совещания, неожиданную и для Суслова, чувствовавшего, что он попал впросак, не умея оценивать обстановку, а также неожиданную для многих иностранных компартий – итальянской, французской в том числе.
  Сталин предложил поставить вопрос о расширении функций Коминформа, т.е. фактически о превращении его в новый Коминтерн, с избранием его Генерального секретаря, на пост которого Сталин намечал Пальмиро Тольятти. В связи с этим крайне удивительно, что имеющий на руках подлинные документы архива Г.М.Адибеков наивно пишет: ("Вопросы истории, №4, 1996 г., с.156) «доступные нам документы не позволяют, однако, выяснить, кем была навеяна (или подсказана!) идея коминтернизации Коминформа Сталину!». Как будто бы Сталину кто-то мог подсказывать и будто бы он нуждался в подсказке, как какой-нибудь Горбачев иди Ельцин, шагу не умеющие ступить без бесчисленных советников и помощников! Вот что значит, допустить современного человека к архиву! Он все равно ничего не поймет, все переврет, ибо не знает, не понимает исследуемой эпохи, смотрит на нее глазами современного оболваненного демократами идиота.
  И неужели не ясно, что само по себе распоряжение Сталина прекрасно подтверждает высказанный нами, реконструированный без всяких документов, подлинный строй мыслей Сталина в 1949-1950 гг.!
  Забегая вперед, надо, однако, сказать, что даже Сталину не удалось тогда настоять на своем, не удалось переломить косности внешнеполитического аппарата цекистов, в частности, такого явного, но упорного тупицы, как Суслов, а также уже зараженных после войны буржуазным влиянием зарубежных коммунистов и поднять их на новую борьбу с империализмом. Отказ Тольятти (по болезни) стать новым генсеком Коминтерна, новым Димитровым, заставил Сталина отказаться от этой идеи, без которой, как он правильно предвидел, поражение коммунистического движения, его перерождение – неминуемо.
  Именно невеселые мысли насчет будущего, а также наметившийся разлад между прежде послушным аппаратом ЦК и якобы все еще «всесильным» Сталиным, ускорили его конец. Конечно, был выход в том, чтобы казнить Суслова и всю молодую кадровую поросль, пришедшую в ЦК, и не согласную на новый, последний виток классовой борьбы, но, во-первых, Сталин не любил «повторяться», а, во-вторых, ясно видел, что война вызвала общую глубокую усталость общества от политических проблем и простое человеческое, «обывательское» желание «отдохнуть» и «развлечься» приобрело неодолимую силу в обществе, против которой любое приказание, или воля лидера, партии, оставались бессильными.
  Вот почему он, в качестве паллиатива, дал себя уговорить Берии, чтобы начать «поддерживающее в народе дух воинственности и дающее отвлечение» т.н. «дело врачей». Это было политически мелко, мизерно, не по-сталински, и Сталин, в конце концов не мог этого не почувствовать по мере приближения процесса по этому делу. И не мог не досадовать на себя и на то, что постепенно становится игрушкой в руках других. И это также ускорило его конец.


[Закрыть].

Сложность момента состояла в том, что во-первых, после 70 лет Сталин стал себя хуже чувствовать, частично сократилась его гигантская работоспособность, а во-вторых, он по ряду международных и внутренних причин не мог открыто, ясно, громогласно призвать народ и народы мира к новому этапу борьбы с империализмом. Никто тогда этой исторической необходимости не понял бы.

В 1949 г. уже нельзя было, как в 1917 или 1919 гг. бросить лозунг «Социалистическое Отечество в опасности!», хотя это было бы исторически правильно. Но опасность хотя и была, однако ее никто не видел, или не хотел видеть. Кроме него. В том числе, не видели ее даже его соратники, с которыми он (кроме, разве Молотова) вообще на этот счет предпочитал не делиться: все равно не поймут.

Именно при такой ситуации у Сталина и стали возникать порой настроения отчаяния, – состояния ранее ему совершенно неизвестного, им ненавидимого, а потому для него – наиболее мучительного.

До 1949 г., т.е. на протяжении всех 70 лет жизни Сталин не знал, что такое безвыходное положение, он всегда, в самые критические моменты сохранял ясную голову и непоколебимый оптимизм, и даже в июне 1941 г., ему потребовалось всего 5 (пять!) суток, чтобы полностью восстановиться после шока от германского нападения и организовать военную жизнь огромной страны и ее вооруженных сил – на новых началах, не допустив в стране ни тени паники, отчаяния или уныния.

Да, в период 1879-1949 гг. все было у Сталина расписано по порядку, и все сбывалось так, как было расписано. Именно поэтому он стал с 1912 г. особенно верить в мистику цифр. Но в 1949 г. цифры – подвели. Правда, не настолько, чтобы это было заметно для других, но зато заметно для него, Сталина, а это было – главное. И было отчего приходить в отчаяние. Неужели он не выдержит? Неужели на этот раз не доведет борьбы до конца? Неужели его стальной, гибкий и несгибаемый, твердокаменный оптимизм будет размыт приливами отчаяния? Нет, нет и нет, хотя моя жизнь – безжалостная, как зверь!

* * *

В жизни Сталина было, по существу, три больших, самостоятельных периода.

Первый – 1879-1912 гг. Борьба за выход в люди и в мир.

Второй – 1912-1939 гг. Борьба за лидерство в партии и государстве.

Третий – 1939-1953 гг. Борьба с противником, заявившим претензии на мировую гегемонию, т.е. борьба за мировое господство, не личное, разумеется, а сталинской державы!

Первый и второй окончились полной победой. Третий – остался незавершенным, его прервала смерть. Вышло мистически, почти как в «Пиковой даме». Тройка, семерка, туз. Три решающих карты жизни. Две сработали безупречно, третья не осуществилась из-за смерти, или, наоборот, стала причиной смерти.

Рассматривая свою жизнь под таким углом, нетрудно было стать немножечко фаталистом. И Сталин, к концу жизни, по-видимому, был склонен уже фатально смотреть на события, хотя его марксистская выучка этому всячески сопротивлялась. И это даже мизерное внутреннее раздвоение, эта небольшая трещинка внутренних противоречий принесла ему гибель, погубила его, психологически, ибо сталинский характер не принимал и не выносил никаких компромиссов. Он вонзался во все, как сталь, – решительно и до конца, без колебаний. И потому малейшее колебание, могло привести его самого в состояние тревоги. Он нс мог поверить, что и он может засомневаться. Это было выше его сил! И страшнее, чем вся его жизнь, безжалостная как зверь!