Текст книги "Двойник (Рассказы)"

Автор книги: Вильям Джекобс

Соавторы: Георгий Храпак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Трое за столом

Я только что вернулся из Китая и решил поехать в деревню пожить у своего дяди. Но, приехав к ному, я нашёл его дом заколоченным, и мне сказали, что вся семья уехала на юг Франции и должна вернуться через несколько дней. Я решил эти несколько дней пожить в гостинице.

Первый день я провёл довольно хорошо, но к вечеру почувствовал такую тоску в старой, мрачной гостинице, где я оказался единственным посетителем, что на следующее утро решил на целый день отправиться на прогулку.

Я вышел из гостиницы в прекрасном настроении. День был ясный и морозный. Местность была ровная, с частыми перелесками; по дороге иногда попадались деревни.

Увидев, что зашёл слишком далеко, я свернул на просёлочную дорогу, собираясь пройти обратно другим путём. По обе стороны этой дороги отходили тропинки, но, когда я сворачивал на них, они приводили меня в открытые луга и болота. Тогда я решил положиться на небольшой компас, висевший у меня на часовой цепочке, и пошёл домой напрямик, по лугам и болотам.

Когда я зашёл далеко в болото, белый туман, висевший по краям канав, начал заволакивать всё окружающее меня пространство. Но благодаря компасу я шёл всё вперёд и вперёд, спотыкаясь по кочкам и попадая в замёрзшие канавы. Вдруг быстро начало темнеть, я я должен был сознаться самому себе, что заблудился.

Компас был для меня теперь бесполезен. Я бесцельно шёл, не зная куда, и изредка громко кричал, чтобы обратить на себя внимание случайного пастуха или фермера. Наконец, счастье улыбнулось мне: я почувствовал под ногами твёрдую почву. Это была дорога, и вскоре я услышал впереди себя чьи-то шаги.

Когда человек, который шёл мне навстречу, поравнялся со мной, я увидел, что это был фермер. Он вывел меня на широкую дорогу и дал подробные указания, как дойти до ближайшей деревни, находившейся приблизительно в трёх милях.

Я чувствовал себя настолько усталым, что три мили показались бы мне теперь за десять. Заметив в стороне от дороги слабый свет в окне какого-то дома, я указал на этот свет незнакомцу. Незнакомец слегка вздрогнул – так мне показалось – и с беспокойством огляделся вокруг.

– Я не советую вам ходить туда, – быстро сказал он.

– Почему? – спросил я.

– Там что-то есть… – нерешительно начал он. – Я не могу сказать, что именно, но в этом доме когда-то жил содержатель игорного притона, и с тех пор о нём идёт дурная слава. Одни говорят, что около дома бродит помешанный; другие утверждают, что это не человек, а зверь. Но что бы там ни было, я советую вам подальше держаться от этого дома.

– Я советую вам подальше держаться от этого дома.

– В таком случае я пойду этой дорогой, – сказал я. – Покойной ночи!

Я направился по дороге, которую он мне указал. Но скоро эта дорога разделилась на три, и я не мог решить, которую из трёх я должен выбрать. К тому же я порядочно замёрз и чувствовал себя страшно усталым. И потому, хотя не без колебаний, я повернул обратно и направился к дому, стоявшему в стороне от дороги.

В доме было темно и тихо. Я уже пожалел о своей храбрости, но делать было нечего. Я поднял палку и постучал ею в дверь.

Подождав минуты две, я постучал ещё раз. Внезапно дверь распахнулась. Передо мной стояла высокая худая старуха со свечой в руке.

– Что вам надо? – спросила она грубым голосом.

– Я заблудился, – мягко сказал я, – и хочу просить вас показать мне дорогу на Ашвиль.

– Не знаю, – сказала старуха.

Она уже хотела захлопнуть дверь, как вдруг из комнаты вышел старик, высокого роста, широкоплечий, и подошёл к нам.

– До Ашвиля отсюда пятнадцать миль, – сказал он.

– В таком случае вы, может быть, покажете мне дорогу в ближайшую деревню? Я буду вам очень благодарен, – сказал я.

Старик, не отвечая на мои слова, обменялся со старухой быстрым, почти незаметным взглядом. Она слегка покачала головой.

– Ближайшая деревня находится в трёх милях отсюда, – сказал старик, поворачиваясь ко мне и явно стараясь смягчить грубый от природы голос, – но если вы не откажете мне в удовольствии познакомиться с вами, я могу предложить вам заночевать у нас.

Я не знал, как быть. Старик и старуха, действительно, показались мне очень странными.

– Вы очень любезны, – пробормотал я нерешительно, – но…

– Заходите, заходите. – перебил меня старик. – Закройте дверь, Эн.

Не успел я опомниться, как уже стоял в коридоре, а старуха, что-то бормоча себе под нос, захлопнула за мной дверь. С тревожным чувством на душе, что попал в ловушку, я последовал за стариком в комнату и, усевшись на предложенный мне стул, начал отогревать у камина озябшие руки.

– Скоро подадут обед, – сказал старик, пристально всматриваясь в меня. – Но извините меня… на минутку…

Я кивнул головой, и он вышел из комнаты. Через минуту до меня донёсся какой-то разговор. Сперва голос старика, потом старухи, затем, как мне показалось, ещё чей-то голос. Но не успел я как следует осмотреться, как старик вернулся и взглянул на меня тем же странным взглядом, какой я подметил у него раньше.

– Мы будем обедать втроём, – сказал он, обращаясь ко мне. – Мы с вами, и ещё мой сын.

Я опять кивнул головой, подумав про себя: «Не дай бог, если и у сына такой взгляд…»

– Я думаю, вы ничего не будете иметь против того, что мы будем обедать в темноте? – каким-то странным голосом сказал старик.

– Пожалуйста, – отвечал я, стараясь, насколько возможно, скрыть своё удивление, – но мне кажется, что я помешал вам. Если позволите…

Но он не дал мне договорить и замахал своими длинными, худыми руками.

– Нет, раз вы уже к нам попали, то вы так не отделаетесь, – сказал он с сухим смехом. – У нас редко кто бывает, и мы не позволим вам уйти. У моего сына – больные глаза. Он не выносит света. Ах, это вы, Эн?

В комнату вошла старуха и, как-то странно взглянув на меня, начала накрывать на стол, в то время как старик, усевшись с другой стороны камина, молча смотрел в огонь. Накрыв стол, старуха принесла на блюде какую-то птицу, уже нарезанную кусками, и, подставив три стула к столу, вышла из комнаты. Старик, казалось, одну минуту колебался; затем, встав со стула, поставил высокую ширму перед камином и медленно, как бы нехотя, погасил свечи.

– Праздник слепца, – сказал он с неловкой потугой на шутку.

Кто-то вошёл в комнату медленными, неверными шагами, прошёл к столу, уселся на стул, и затем какой-то удивительно странный голос нарушил молчание, становившееся невыносимым.

– Кажется, очень холодная ночь? – донеслось до меня.

Я ответил утвердительно и, не считаясь с такой крайне необычной обстановкой, принялся за еду, так как был страшно голоден. В темноте было очень неудобно есть, и, судя по звукам, исходившим от моих невидимых компаньонов, я приходил к заключению, что они тоже не привыкли обедать в такой обстановке.

– Вы, как видно, чужой человек в этой местности? – опять услышал я вопрос, произнесённый всё тем же странным голосом.

Снова я ответил утвердительно, добавив, что мне ещё повезло, поскольку я случайно попал на такой прекрасный обед.

– Вот именно «случайно», – как-то глухо отозвался голос. – А ты, отец, видно, совсем забыл о вине?

– Ах, да, – сказал старик, вставая из-за стола. – Ведь я к этому дню припас две бутылки «Знаменитого».

Он осторожно прошёл к двери и, закрыв её за собой, оставил меня одного с невидимым соседом. Было что-то настолько странное во всём этом, что во мне зашевелилось чувство страха.

Мне показалось, что старик ходил слишком долго. Я слышал, как сын, сидевший напротив, положил свою вилку, и мне вдруг представилось, что я вижу в темноте пару дико горящих, как у кошки, глаз, впивавшихся в меня.

С чувством всё нараставшего ужаса я вдруг вскочил, резко отодвинув стул. Стул зацепился за ковёр, и, когда я хотел отцепить его, стоявшая у камина ширма с грохотом упала на пол. При дрожащем пламени камина, внезапно осветившем комнату, я увидел лицо сидевшего напротив человека. Стул выскользнул у меня из рук, и я, затаив дыхание, глядел на него, крепко сжав кулаки. Человек или зверь – кто это? Пламя вдруг вспыхнуло и погасло, и при красном отражении света лицо сидевшего передо мной создания казалось ещё более дьявольским, чем раньше.

Несколько минут смотрел я на него в ужасе, не отрывая глаз. Затем отварилась дверь, и в комнату вошёл старик. Он отшатнулся назад, увидев свет в комнате, потом подошёл к столу и машинально поставил на него пару бутылок.

– Извините меня, – сказал я, набравшись духу с его приходом, – я случайно задел и повалил ширму. Разрешите мне поставить её на место?

– Теперь уже не надо, – мягко сказал старик. – Мы уже достаточно посидели в темноте. Сейчас у нас будет свет.

Он чиркнул спичкой и зажёг свечи. И тут я увидел, что у человека, сидевшего напротив, вместо лица была какая-то зияющая дыра, страшная волчья морда, в которой ещё блестел один непотухший глаз – всё, что осталось от человеческого лица. Слабая догадка мелькнула у меня в голове…

– Мой сын тяжело пострадал во время пожара, – сказал старик. – С тех пор мы живём уединённой жизнью. Когда вы постучали сегодня, мы… – его голос дрогнул, – это мой сын…

– Я думал, – сказал сын просто, – что мне лучше не показываться к столу. Но, знаете, такой случай – сегодня день моего рождения, – и отец не хотел и слышать, чтобы мы обедали одни. Поэтому мы прибегли к этому глупому средству – обедать в темноте. Я глубоко сожалею, что испугал вас.

– И я глубоко сожалею, – сказал я, протягивая руку через стол и пожимая руку несчастному, – что я оказался таким глупцом. Но я испугался только потому, что было темно.

– К нам никто не заходит, – как бы оправдываясь, сказал старик, – и мы сегодня не могли устоять перед соблазном пригласить вас к себе на обед. Да и притом вам некуда было идти.

– И я страшно рад, что попал к вам, – сказал я.

– Вот и хорошо, – весело заговорил хозяин. – Теперь, познакомившись друг с другом, давайте пододвинем наши стулья к камину и отпразднуем день рождения моего сына.

Он придвинул небольшой столик к камину, поставил на него бокалы и коробку сигар. Затем, пододвинув ещё стул для старухи-служанки, он и её пригласил к столу. В оживлённой, задушевной беседе время пролетело незаметно, и мы с трудом поверили своим ушам, когда часы в соседней комнате пробили двенадцать.

– Последний тост перед отходом ко сну, – сказал хозяин, бросая окурок сигары в огонь, и повернулся к столику с бокалами.

Мы уже провозгласили несколько тостов раньше, но на этот раз какое-то особенное величие было в лице старика, когда он поднял свой бокал. Его высокая фигура, казалось, стала ещё выше, и его голос прозвучал гордо и горячо, когда он смотрел на своего обезображенного сына.

– За здоровье детей, которых спас мой сын! – сказал старик и одним залпом осушил бокал.