Текст книги "Президент Каменного острова"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава пятнадцатая

Солнце взошло над озером, а Гриба все еще не было. На кустах испарялась роса. Неподалеку от берега раздавались всплески. Играл крупный окунь. У другого берега в камышах смутно вырисовывалась лодка. Рыбак в ватнике и зимней шапке сидел к нам спиной. Казалось, он спит. Там, где из воды торчали сваи, стлался пар. Создавалось впечатление, будто кто-то в снег наторкал черные головешки. Еще не обсохшие от ночной росы стрекозы неуверенно летели над водой. Гарик молча ходил по берегу. Он нервничал. У самой воды лежали наши удочки, банки с червями. Червей мы накопали еще с вечера.

Утро было прохладное, и хотя мне смешно было смотреть на рыбака в зимней шапке, одеться потеплее не мешало бы. Гарик надел зеленые парусиновые штаны и фланелевую рубашку. Он тоже ежился от холода. Скоро поднимется солнце повыше и станет жарко. Придется все с себя стаскивать.

Дед лежал на крыльце, уткнув морду в лапы. Деду тепло. У него шуба.

Солнце медленно поднялось над лесом. Пять часов. Мы встали с Гариком в четыре. Ждем Федьку Гриба. А он что-то не спешит. Или спит без задних ног, или один уплыл. Пожалел показать нам заветные лещовые места.

Несколько раз подряд плеснуло у самого берега. Я даже успел заметить, как чиркнули по воде красноватые плавники. Окунь малька догоняет.

– Закинем? – предложил я.

И тут из-за осоки показался черный нос Федькиной лодки.

– Я в людях редко ошибаюсь, – сказал Гарик, повеселев.

Гриб спрыгнул с лодки, за руку поздоровался с нами. Сначала с Гариком, потом со мной. К штанам присохла сизая рыбья чешуя. Гриб выглядел заправским рыбаком.

– Проспал? – спросил Гарик.

– Это вы, городские, долго дрыхнете, – сказал Гриб. – А мы народ привычный… На рыбалке я могу два дня не есть, не пить и две ночи не спать. А может, и больше смогу. Не пробовал.

– Говорил, будешь на месте, когда солнце взойдет… – сказал я.

Гриб даже не посмотрел в мою сторону. Он взял банку с червями, заглянул туда и небрежно отложил в сторону.

– Квелые, – сказал он.

– Чего мы ждем? – спросил Гарик.

– Не знаю, – сказал я.

– Хотите лещей? – спросил Федя.

– Шутник, – усмехнулся Гарик.

– Уговор – во всем слушаться меня, – сказал Федя. – Тогда будут лещи… Я вам нынче покажу настоящую рыбалку!

– Чего же мы стоим? – воскликнул Гарик.

– По коням! – скомандовал Гриб.

Мы забрались в лодку и поплыли. Греб Гарик. Гриб сидел на корме и командовал:

– Левее, еще чуток… Так держать! Теперя правым греби. Вот так. Не маши веслами-то… Не видишь, одно поперек стало?

Я удивлялся Гарику. Он беспрекословно подчинялся Федьке. Это на него не похоже. Гарик сам любит командовать. Видно, очень уж захотелось ему поймать двухкилограммового леща и похвастаться перед Аленкой. Я еще ни разу леща не поймал. Подлещики были, а лещи почему-то стороной обходили мой крючок. Лещ – рыба осторожная, и ее на дурака не возьмешь.

Я предложил Гарику сменить его, но он не отдал весла. Мы плыли и плыли, а конца нашему пути все не видно.

Остров остался позади. Солнце ярко освещало его. Блестели зеленые иглы на соснах и елях. Блестел желтый песок. Взглянув на остров, Гарик нахмурился. Пролетели две большие утки.

– Какую крякушку позавчера шлепнул! – похвастался Федя.

– Охота запрещена, – сказал я.

– Для кого запрещена, а для меня нет… Я на этом озере родился и вырос, кто мне запретит?

– Поймают…

– Еще тот на свет не родился, кто пымает Федьку Губина, – с бахвальством произнес Гриб.

– Где ты достал такую замечательную кепку? – спросил я.

– Нравится?

– Еще бы!

– Один человек подарил… Питерский. Приезжал сюда рыбалить. Я ему одно такое место показал.

– Мы туда едем? – спросил Гарик.

– Тот, питерский, взял там за полдня пятнадцать килограммов. Лещи и окуни. И рыба одна к другой. Крупная! Ну, он и подарил мне эту кепку. Носи, говорит, Федя, с гордостью, ты заслужил ее. Так и сказал. Я, мальцы, думаю, это знаменитая кепка. У нас в деревне ни у кого такой нет. Сам председатель сельсовета интересовался, где я такую откопал. Видно, понравилась ему.

– Редкая фуражечка, – сказал я. – Олег Попов и тот бы позавидовал.

– А кто это?

– Великий человек, – сказал я. – Верно, Гарик?

– Попов? Известная личность, – подтвердил Гарик.

– Этот тоже, видать, шишка… На собственном «Москвиче» приезжал.

Остров заслонил наш дом, а мы все плыли. У Гарика на лбу выступил пот. Гриб спрятался под своей знаменитой кепкой и дремал. Озеро раскинулось перед нами на много километров. В одном месте оно суживалось. Когда мы вошли в горловину, Федька открыл один глаз и сказал:

– Якорь!

Я поднял со дна рогатую тележную ось и бросил за борт.

– Очумел? – заорал Гриб. – Кто так кидает? Тихонько надо, голова ни одного уха!

– Ну что ты на самом деле?! – возмутился и Гарик.

– На рыбалке должно быть так: пролетела стрекоза – слышно. А ты полупудовую железяку запузырил так, что черти на том свете и то услышали. Рыба любит тишину, понял?

Не нарочно ведь! Уж так получилось. Вырвалась у меня из рук эта штуковина. Я молча выслушал упреки. Но это было только начало. Не успели мы забросить удочки, как Гриб снова начал пилить меня:

– Ушла теперя рыба… Эх, ты, капустная кочерыжка!

Мне хотелось хлестнуть его удочкой по громадной кепке: ишь разошелся! Может быть, тут и не было рыбы?

– Подымай якорь, – распорядился Федя. – И в другой раз – гляди!

Мы отплыли от этого места подальше и снова встали на якорь. На этот раз я так опустил железяку, что даже не булькнуло. Но Федя все равно остался недовольным.

– Еле поворачиваешься! Пока якорь опускал – на пять метров от ямы отнесло.

Хуже нет – ловить рыбу со старшими на одной лодке. Орут, замечания делают на каждом шагу. То одно не так, то другое не этак. То ли дело с Аленкой. Там я голова: что скажу, то она и делает. А когда надо – и прикрикну. Только я зазря не кричу, я человек справедливый.

На новом месте тоже не клевало. И опять виноватым оказался я.

– Рыба, она за десять верст слышит, – разглагольствовал Гриб. – Она брюхом чует. Принимает колебания.

Гарик хмуро поглядывал на него. Но пока помалкивал.

– Лопнула рыбалка, – сказал я. – Рыба два дня будет очухиваться от нашего якоря…

– Попробуем в другом месте, – сказал Гриб.

И в другом месте не клевало. Рыба будто сговорилась. Даже ерши-малыши не дергали. Федя равнодушно глядел на поплавок, сделанный из пробки и гусиного пера. Кепка его съехала на самые глаза.

– Где же лещи? – мрачно спросил Гарик.

– В озере, – бодро ответил Федя. – Гуляют, родимые.

– А твои места?

– Отошла, – невозмутимо ответил Гриб. – Не все же время рыба стоит на ямах? Знаешь, какая там глубина?

– Мне на глубину наплевать, – разъярился Гарик. – Мне рыба нужна. Гони назад ножик!

– Не ори, – насупился Гриб. – Не то веслом огрею… Со мной, парнишка, на озере шутки плохи. Я вас не звал на рыбалку. Сами напросились. Что я, колдун какой? Ну, не берет нонче, а завтра будет брать. Раз на раз не приходится. Спроси у других рыбаков… А ножик не отдам, хоть лопни. Он мне и самому пригодится. Дареное назад не отдают. Иль у вас в городе наоборот?

– Веслом огреет?! – Гарик даже приподнялся со своего места. – Ты слышал, Сережка, что он сказал?

– Не глухой, – ответил я. Мне было интересно, чем все это кончится: подерутся или нет? А здорово, если бы они подрались. Трудно сказать, кто из них сильнее. Оба здоровенные.

– Я таких, как ты… – сказал Гарик. – Да я на ринге работал с такими мальчиками… Я тебя одним пальцем ткну…

– Ткни, – сказал Гриб и тоже приподнялся. Кепка свалилась ему на глаза, и он, вместо того чтобы по привычке подбросить ее вверх, снял и аккуратно положил на сиденье. У Феди была продолговатая голова с выступом на затылке. Волосы взлохмачены. Сразу видно, что Федя с гребешком не дружит. Цвет волос и не определишь: что-то между коричневым и русым. Поперек лба морщина. Она делала Федю взрослее.

– Я тебя как котенка… – Гарик оттолкнул меня и двинулся к Феде. Но мне некуда было деться, и я, чуть отодвинувшись, снова оказался между ними.

Гриб оттолкнул меня и сделал шаг навстречу Гарику. Я снова отодвинулся и опять оказался между ними. Я сидел, а они стояли. Я видел только их ноги и животы. Ногами они почему-то пинали меня. Сначала один, потом другой. И наконец сразу оба. Еще хорошо, что босиком.

– Какой ты рыбак… – гремел надо мной Гарик.

– А ты думал, тюря, лещи тебе в лодку будут прыгать? Шире рот разевай! Кто же на озере орет как оглашенный, дурная твоя голова ни одного уха? – орал Гриб.

– Ты мне про весло и не заикайся! Как будто я весло в руках не умею держать…

– Не надо было этого брать, – глянул на меня Федя. – Была бы рыба.

– Ты, Сергей, как будто первый раз на озере? – уставился на меня и Гарик. – Гремишь, как черт знает кто…

– Кочерыжка! – обозвал меня Федя.

– А где мои черви? – спросил Гарик.

Во время их возни одна банка с червями упала за борт.

– Утонула, – сказал я.

– Сидел бы ты лучше на берегу…

– Лезут тут всякие в лодку, – сказал Федя.

До драки не дошло. Они еще минут пять костерили меня. Я терпел, ничего не поделаешь. Только раскрой рот – могут дать и по шее. Особенно этот Гриб. Врезал бы я ему по губе, да боюсь, из лодки выкинет. А до берега далеко.

Сорвав на мне зло, они стали ругаться потише, а потом совсем перестали. Выдохлись. Сначала уселся Гарик, потом Гриб. Федя велел мне грести.

Я безропотно взялся за весла. Я думал, что надо к берегу, но Федя приказал грести дальше к мысу, который далеко вдавался в озеро. На мысу белела большая береза. На нее и велено было мне держать.

Я старался изо всех сил. Гарик ничего, а Федя морщился, глядя на меня. На минутку отпустив весла, я содрал с себя рубаху. Они с завистью посмотрели на меня, но раздеваться не стали. Из упрямства. Солнце припекало все сильнее. Первым не выдержал Гарик. Глядя на березу, до которой было еще далеко, он сказал:

– Кто-то кусает в лопатку… Серега, посмотри.

Быстренько сдернул с себя рубашку и майку. Я даже смотреть не стал: никто его не кусает.

– Думал, клещ, – сказал Гарик.

Федя, сощурившись, поглядел на солнце, потом стал щупать свою рубаху.

– Весной покупали, а гляди – уже выгорела!

И, покачав головой, тоже разделся. Рубаху спрятал в корзину. Заметив мою усмешку, взял кепку и надел. Теперь он сидел как под зонтиком.

За мысом мы остановились. Федя вдруг стал очень серьезным. Огляделся по сторонам и вытащил из корзинки небольшую банку, из которой торчал черный шнур, напоминающий электрический провод.

– Бомба, – шепотом сказал Федя. – Сам сделал. Это я из-за нее задержался.

Мы с Гариком опасливо посмотрели на бомбу. Мне сразу и в голову не пришло, для чего она предназначена. Гриб нагнулся и стал смотреть в воду. Я тоже посмотрел: ничего не видно. Верхний слой прозрачный, а глубже – чернота.

– Рыба ходит, – уверенно сказал Федя. – Удочка – детская забава. Вот эта штука кашлянет – рыбу лопатой будем огребать!

– А мы как? – на всякий случай спросил я. – Чем нас будут огребать?

– Замри, понял? – сказал Федя.

– А как она… – кивнул на бомбу Гарик. – В руках не рванет?

– Дрейфишь – иди на берег.

– Не в этом дело, – сказал Гарик. – Я не знаю, как эта штука действует.

– Охнет – будь здоров, – сказал Гриб. – Успевай только рыбу таскать. Вот что, мальцы, штаны долой. Как рыба пойдет наверх, так все за борт. Крупную хватайте в первую очередь. Она быстро отходит.

– Сильный заряд? – спросил Гарик.

– Говорю, кто боится – жмите на берег, – ответил Федя.

– Не в этом дело, – сказал Гарик.

Я с тоской посмотрел на жестяную банку. Может быть, и правда, пока не поздно, податься на берег? Гарик останется. Из гордости. А одному уходить неудобно. Струсил, скажут. Федя между тем достал из кармана спички.

– Рот надо открывать? – спросил я. Где-то я вычитал, что, когда что-нибудь взрывается рядом, нужно обязательно рот раскрывать. Вот только зачем – я забыл.

– Лучше будет, если ты свою коробку закроешь и больше не будешь раскрывать, – заметил Гарик.

Федя, насупившись и отвалив нижнюю губу, возился со шнуром. Все дальше запихивал его в банку.

– Порох? – спросил Гарик.

Федя кивнул.

– Да сними ты свою дурацкую кепку! – сказал Гарик. – Ведь не видишь ни черта!

– Вижу, – ответил Федя.

И вот все готово. Гриб поднес спичку к шнуру, и он зашипел, выбрасывая тоненькую, как иголка, струйку огня.

– Штаны сняли? – спросил Федя, держа банку на отлете.

– Бросай! – заорал Гарик.

– Сейчас, – сказал Федя и посмотрел за борт. – А может, туда лучше? – кивнул он на другую сторону. Шнур между тем негромко шипел, распространяя ядовитую вонь.

– Кому говорю, бросай! – Гарик вскочил на ноги. Я подумал, что он сейчас сиганет в воду. В штанах. А еще неизвестно, где хуже, в воде или на лодке.

– Сюда лучше, – сказал Федя и не спеша кинул банку с вонючим шипящим шнуром. Банка камнем пошла на дно. Вода забурлила. Мы, затаив дыхание, смотрели на воду. Медленно расходились круги.

– Чего орал? – сказал Фодя. – Мне не впервой. Она замедленного действия…

И тут бабахнуло! Столб воды поднялся метра на два. Вода закачала нашу лодку. Остро запахло порохом.

– Сработала, холера! – заулыбался Федя. – Жди, мальцы, рыбу… Сейчас попрет!

И рыба пошла. Сначала из глубины показались мальки. Много, не сосчитать. Они, вяло покачиваясь, шли и шли из глубины. На поверхности оставались и белели неподвижные и маленькие. Кое-где показалась плотва граммов на двести. Кверху брюхом выплыл подлещик, второй, за ним щуренок.

– Я буду за вас подбирать? – спросил Федя.

Гарик посмотрел на меня, потом на рыбу.

– Нечего подбирать, – сказал он. – Мелочь пузатая.

– Щука!

И верно, неподалеку от лодки показалась большая рыбина. Она пыталась перевернуться с брюха на спину. Плавники ее лениво шевелились.

– Уйдет! – заорал Гриб.

Гарик нехотя сбросил штаны и перевалился через борт.

– А ты чего сидишь?

Пришлось и мне лезть в воду. Вдвоем с Гариком мы плавали вокруг лодки и подбирали оглушенную рыбу. Она все еще шла со дна.

– Полундра! – вдруг завопил Федя. – Президент шпарит на моторке!

Мы, не сговариваясь, поплыли к берегу. Оглушенная рыба тыкалась головами и хвостами в наши животы, плечи, но мы не обращали на нее внимания: скорее бы до берега! У меня было такое ощущение, словно кто-то вот-вот должен за пятки схватить. Выскочив на песчаный мыс, мы услышали приглушенный рокот мотора.

– Лодку сховаем в кусты, а сами в лес! – командовал Гриб, налегая на весла.

Затолкав лодку в прибрежный кустарник, мы вслед за Федей припустили в лес. А рокот мотора все громче за нашей спиной.

Глава шестнадцатая

Тяжело дыша, мы уселись под сосной и в просвет между деревьями стали смотреть на озеро. Кусты у берега были густые, разросшиеся, и мы надеялись, что лодку не найдут. Моторка выскочила к мысу. Широкий пенистый след волочился за ней. На носу с биноклем в руках стоял Сорока. Он смотрел в нашу сторону. Нас он, конечно, не видел. Кроме него, на лодке были еще человек пять. Среди них я узнал Колю Гаврилова, Леху и Темного. Мотор заглох, и лодка, сбавив ход, обогнула мыс и закачалась на том самом месте, где мы бросили бомбу. Даже отсюда было видно, как белеет на поверхности рыба. Сорока перевесился с лодки и ухватил за хвост одну порядочную рыбину.

– Нашу щуку сграбастал, – негромко сказал Гриб.

– Черт с ней, со щукой, – пробурчал Гарик. – Лодку бы не увел.

– Найдет – пиши пропало! – сказал Федя. – Не отдаст.

– В другой раз глушить не будешь, – сказал Гарик.

Коля и Леха разделись и прыгнули в воду. Они стали подбирать оглушенную рыбу и кидать в лодку. Сорока поднес бинокль к глазам. Мы еще ниже пригнулись. Президент что-то сказал, и мотор снова зарокотал. Лодка медленно пошла вдоль берега. Головы мальчишек были повернуты в сторону кустов: лодку ищут!

– Засек, гад, – сказал Гриб. Лицо его стало злым, губа поджалась.

Моторка остановилась напротив того места, куда мы спрятали Федькину плоскодонку. Темный и еще один незнакомый выпрыгнули из лодки и по плечи в воде полезли в камыши. Скоро оттуда показался просмоленный нос Федькиной посудины.

– Я подговорю наших ребят – мы с ним рассчитаемся, – сказал Федя.

Мальчишки привязали лодку к цепи, и моторка, развернувшись, понеслась к острову.

Федя вскочил и помахал вслед кулаком.

– Попомнишь, Президент, Федьку Губина! – крикнул он.

Сорока не слышал, что ему кричал Гриб. Он стоял к нам спиной. Мне было смешно смотреть на Федю, подпрыгивающего, как кузнечик. Но тут я вспомнил, что в лодке остались мои удочки, рубаха и штаны, и мне сразу стало не до смеху.

– Куда он лодку погнал? – спросил я.

– Мало ли кто тут рыбу глушил, – сказал Федя. – Мы ничего не знаем. Заховали лодку, а сами пошли в лес…

– А рыба, что в лодке осталась? – спросил Гарик.

– Там наши удочки и одежда, – сказал я.

– Ключи от машины! – Гарик вскочил на ноги. – Остались в штанах… Потеряются – Славка меня… Что же делать?

– Не знаю, – сказал я.

Поглядев на наши расстроенные лица, Гриб немного успокоился. Ему стало легче, что не он один пострадал, а все.

– Бросить бы эту бомбу на остров, – сказал Федя.

– При чем тут бомба? – со злостью сказал Гарик.

– Сходи к ихнему директору, – посоветовал Гриб. – Он скажет – сразу отдадут. Не забудь и про лодку.

– И про штаны, – сказал я.

– Ты знаешь директора, – сказал Гарик, – вот и сходи.

– Мне не отдадут, – убежденно ответил Федя.

– В какую сторону идти? – помолчав, спросил Гарик. Настроение у него совсем испортилось. Федя почесал голову.

– Пешью далековато. Кругом придется.

– Чего мы стоим?

– Спешить некуда, – сказал Федя. – Дай бог, ежели к вечеру домой приползем…

– К вечеру? – в один голос воскликнули мы.

– Озеро-то громадное, попробуй обойти его. Это километров тридцать.

– Не надо было лодку прятать, – сказал Гарик.

– Их пять человек…

– Справились бы, – сказал Гарик. – Я бы один взял троих.

– Языком-то болтать можно… – проворчал Федя.

– А напрямик есть дорога? – спросил Гарик.

– Через лес ближе, – ответил Гриб.

– Айда прямиком, – сказал Гарик.

– Есть места, где без топора не продерешься, – ответил Федя. – И на медведя можно, естественно, напороться. Тут мишки ого-го какие водятся. В прошлом году я на одного наскочил. Он в малиннике сидел, а я тоже за ягодами сунулся. Как встал на задние лапы – думал, мама родная, концы отдам! Ничего, пронесло. Повернулся топтыгин – да боком в лес. Не тронул, леший. А бывает, начнет, паразит, играть. Обхватит лапами и давай бороться, до смерти может заломать. А то еще лизать любит… Обнимет и лижет своим рашпилем, пока от тебя мокрое место не останется…

– По дороге пойдем, – сказал Гарик. – Кругом.

– Я из самого Ленинграда шел пешком, и ничего, – сказал я.

– Я могу и напрямик, а как вы голышом?

Гриб был в штанах и даже рубаху успел надеть. А мы с Гариком остались в одних мокрых трусах. Все наше добро уплыло на лодке. Придется голышом шагать.

– А этот Президент, – спросил Гарик, – кто он такой?

– Из интерната, – ответил Феди. – Не нашенский. Без матки и батьки слонялся. Беспризорник. А потом сюда привезли. Два раза убегал, но прижился на нашу голову. После директора самый тут главный. Над интернатскими верховодит. И наших, островитинских, кое-кого переманил. У них там на острове дом, сами построили. Ну и все лето живут в нем. Другие по домам разъезжаются, а у Президента нет дома, вот тут и околачивается со своими дружками. Они его слушаются, как бога. Поглядеть – одна умора, что они творят! За три версты бревна куда-то таскают. Тяжеленные! А что на острове делают – никто не знает. Мы пытали у своих – как воды в рот набрали. Может, ракету какую изобретают?.. Нашим мужикам насолил. Двоим ножом сети порезал и всю рыбу выпустил. Осенью дело было. Не поленился, паразит, нырнул в холодную воду и порезал сеть… Ну, мужики и осерчали. Хотели поймать да поучить маленько, а он ушел. Есть у них потайной ход, да разве найдешь? Охраняют, наверное…

Федя шагал впереди, мы за ним. Дорога узкая, по сторонам лес. Сосны, ели, в низинах ольха, березы и осины. В дорожную пыль зарылись сухие сосновые шишки. Я иногда наступал на них и чуть не вскрикивал от боли. Гарик тоже поднимал ноги как журавль и часто морщился. Эти шишки кололись, как гвозди. Деревья совсем заслонили солнце. В ветвях сияли голубоватые нити паутины. Из чащобы тянуло прохладой. Не прошли мы и с километр, как увидели глухарку. Она сидела на обочине; при нашем приближении смешно подпрыгнула и излетела на ближайшую сосну. Усевшись на сук, стала бесстрашно смотреть на нас красноватым глазом. Глухарка была рябая, хвост веером, шея длинная.

Федя подмял шишку и запустил в глухарку. Птица захлопала крыльями и улетела. А на землю медленно опустилось рябое перо.

– Полпуда потянет, – на глазок определил Федя. – Ружьишко бы сюда!

Потом дорогу перебежал заяц. Он был худой и длинноногий, желто-серого цвета. Одним махом перелетел через дорогу в десяти шагах от нас и скрылся в молодом ельнике.

– Теперь очередь за медведем, – сказал Гарик и даже не улыбнулся. Мне тоже улыбаться не хотелось. Лес все теснее прижимался к тропинке. Когда мы спускались в низину, веяло грибной сыростью и мраком. На буграх лес стоял солнечный, пахло хвоей и смолой. Иногда сквозь стволы виднелся бурелом. И всякий раз мне мерещилось, что это медвежья берлога. Поравняемся, а он и выйдет к нам навстречу. Федя говорит, что лизать будет… Врет, наверное. С какой стати медведь человека лизать будет? Будто человек сахарный.

– Рассказать, как здесь пять лет назад мужика нашли убитого? Шел он под вечер этой самой дорогой…

– Не надо, – попросил я.

– Пускай рассказывает, – сказал Гарик.

– Днем неинтересно, – ответил Федя, посмотрев на меня. – Как стемнеет, во всех подробностях расскажу…

До вечера еще далеко, а потом, может, и забудет Гриб. Не люблю я слушать истории про покойников. Мороз даже по коже дерет. А потом по ночам всякая ересь снится. Аленка один раз слышала, как я во сне кричал.

Километров через пять, когда мы сделали первый привал, я вместе с Федей и Гариком стал на чем свет стоит проклинать Сороку. Из-за него почти голые бредем через глухой лес, а до дома еще так далеко.