Текст книги "Президент Каменного острова"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава двенадцатая

Мальчишка, который так ловко исчез тогда в камышах, снова наведался на наш берег. На этот раз он приплыл на деревянной лодке не один. С ним были еще двое. Конопатый с толстым носом и буйными рыжими волосами. И худой, длинный, с острым носом и хитрыми глазами. Моего старого знакомого звали Коля Гаврилов, а тех двоих: рыжего – Леха, длинного – Темный. Васьки на этот раз не было с ними. Может, он до сих пор сидит на сосне и смотрит в бинокль?

Все трое были в трусах. Коля сразу подошел ко мне, а Леха и Темный остались в лодке. Они с интересом рассматривали палатку, «Волгу» и надувные матрасы, которые выставили на солнце.

– Я к тебе по делу, – сказал Коля, – присаживаясь рядом. Я сидел под сосной и мастерил жерлицу. Для щук. Какое, интересно, у него дело ко мне?

– Не туда грузило привязал… – Коля отобрал снасть и заново перевязал грузило. – Вот так надо.

Я молча продолжал работать.

– Твой батька инженер? – спросил Коля.

– А что?

– Сорока хотел…

– Иди к черту со своим Сорокой, – сказал я.

Коля оглянулся на своих приятелей, которые остались в лодке, и сказал:

– Ты Сороку не ругай, он справедливый…

– Выкупал нас…

– Нечего было соваться на остров.

– Ваш остров, да?

– Наш.

– Вы что, помещики?

– На остров посторонним вход воспрещен, – сказал Коля.

Рыжий и длинный, они прислушивались к нашему разговору, подали голос с лодки:

– Моли бога, что лодку вернули.

– А этому, который орал (это про Гарика), – надо было холку намылить!

Как назло, Гарика нет! Ушел куда-то с Вячеславом Семеновичем. Посмотрели бы тогда, кто кому холку намылит!

– Молчали бы лучше, – сказал Коля своим воинственным приятелям. Он был настроен миролюбиво. Похвалил нашу лодку, посоветовал, где лучше рыбу ловить.

Спросил про Деда. Сказал, что Дед ему один раз даже во сне приснился. Постепенно наши отношения наладились, и Коля в знак полного доверия рассказал мне историю Каменного острова.

История, которую рассказал Коля Гаврилов

– Давно это было. Знаешь, когда? Ну, когда красные и беляки воевали. В гражданскую. Меня тогда, понятно, не было и тебя тоже, а другие были. Которые сейчас старые. Вот они и рассказывают про это. Старые все помнят. Я сам сто раз слышал эту историю. Все было взаправду. Не веришь, спроси у любого в деревне. Об этом все знают.

Так вот, где теперь наш интернат, раньше жил помещик. У него фамилия смешная: Пупышев. Потом он удрал куда-то. Испугался революции. А в гражданскую помещичий дом занял белогвардейский штаб. И командовал тем штабом полковник Хмырин. Махонький, сухонький, а злой, как дьявол. Его свои же беляки и прозвали Плешатым Дьяволом. Потому как у него вместо волос одна лысина была. Желтая, как апельсин. Любил Хмырин людей мучить. Хлебом не корми, а дай человека помучить. Сам вешал, расстреливал. Одним словом, паскуда, каких на свете поискать.

Как-то беляки захватили в плен тридцать красноармейцев. Посадили их в лодки и переправили на остров, на этот самый, с которого вы шлепнулись… Да, так вот на этом острове они каждый день пытали людей. Хотели узнать у красных разные военные секреты. А те молчали. Каждый день на остров приезжал Плешатый Дьявол. И тогда начинались самые страшные пытки. Шомполами жгли, иголками торкали под ногти, руки отрубали. Иной раз солдаты, которые помогали Плешатому, падали в обморок. Не выдерживали. А красные терпели. А если сознание теряли, их водой отливали и снова пытали. Один остров все видел и слышал. Потому люди и прозвали его Каменным. Это тогда, давно прозвали, а потом забыли. А Сорока снова назвал остров Каменным…

Жил в нашей деревне один смелый человек. Здоровенный, как дуб. Он никого не боялся, даже Плешатого. И этот человек решил спасти красных. Он подговаривал на это дело и других, но только еще двое в деревне согласились помогать ему. Остальные очень боялись Дьявола. Говорили, что всех повесит и дома спалит. Смелый и те двое ночью подплыли на трех лодках к острову и кинжалами перерезали часовых. А красных на лодках перевезли на другой берег. И все это было сделано тихо, никто не услышал в помещичьей усадьбе.

Смелый всех до единого увел в лес, через болото. Есть тут у нас болото. Черная Падь. Кто не знает тропы – в жизни не выберется. Верная погибель. Смелый знал тропу. И красных провел по ней. Никто не утонул.

Дня через два Смелый тихонько пришел в деревню за мукой. Для раненых. Тут-то его беляки и схватили. Нашелся в деревне один гад, предатель. Он за хромую кавалерийскую лошадь, которую посулили беляки, выдал Смелого. И тогда его, связанного, приволокли на остров. Что там делали с ним – никто не знает. День и ночь пробыл Плешатый Дьявол на острове. Все пытал Смелого. А он молчал как могила. И лишь к концу второго дня раздался страшный крик с острова и семь выстрелов. Подряд, один за другим…

Коля помолчал. Он смотрел на остров. И глаза у него были печальные. Да мне и самому было жаль Смелого. Наверное, его убили…

– Это кричал не Смелый, – продолжал Коля. – Благим матом орал Плешатый. Вот что получилось. Дьявол выколол Смелому глаз, потом отрубил пальцы на правой руке. И велел своим помощникам отпустить Смелого. Они вчетвером его все время держали. Плешатый думал, что калека теперь ничего не сделает. Но как только Смелого отпустили, он тут же вырвал из рук Дьявола штык и насквозь проткнул ему брюхо. Штык так и вышел со спины. Беляки сначала рты разинули, а потом опомнились и выпустили семь пуль в Смелого. Но было поздно, Плешатый уже издыхал.

Два дня лежал Смелый на острове. И только воронье кружилось над ним. Ночью приплыл на остров сын Смелого и захоронил батьку. А чтобы беляки могилу не раскопали, сровнял ее с землей. И подался добровольцем к красным. На фронте познакомился с санитаркой и женился на ней. Он был уже красным командиром. А потом бандиты убили сына Смелого. Он воевал в коннице Котовского. Сам Котовский шел за его гробом и нес на подушке ордена. Храброго человека хоронили.

А жена с мальчонкой уехала в Ленинград и там жила. Вырос у нее сын; очень, говорят, был похож на отца и деда. И такой же оказался смелый. Летчиком стал.

Ленинград защищал в эту войну. Про него весь фронт знал. Во всех газетах писали. А фрицы, заметив его в небе, шарахались в разные стороны. Классный летчик был. Сбил фашистов видимо-невидимо. Кончилась война. Живыми остались летчик и его жена. После войны у них родился сын. Летчик стал испытывать новые самолеты. И однажды, как Чкалов, разбился насмерть. Ему Героя Советского Союза присвоили. Генерал авиации в газете об его подвиге написал. Жена летчика через месяц померла. Она после голодовки в Ленинграде больная была. Что ты хочешь, в войну им в день по сто граммов хлеба выдавали. А тут еще такое горе… Остался их сын один. Бабушка его померла еще в войну. В блокаду. Есть у него родня в нашей деревне, только он ее и в глаза-то не видел. Похоронил мать и прямо с кладбища куда-то ударился. Бросил квартиру и все такое. Лет шесть ему тогда было. Искали—искали его с милицией, да так и не нашли. Город громадный. Пропал мальчонка. Может, с горя в реку сиганул? Или под трамвай? Сколько ему тогда было, дурной еще…

– Живет где-нибудь, – сказал я.

– Наверное, и фамилию свою забыл.

– Ты помнишь, что делал в шесть лет?

Коля почесал переносицу, подумал.

– Меня бык хотел забодать, – сказал он.

– А я, когда был маленький, в городе заблудился, – сказал я. – Еле нашли.

– Ищем могилу Смелого… Никаких следов нет – вот беда!

– У вас есть потайной ход, – сказал я. – Или с острова прыгаете? Вниз головой?

– Ушлый… – усмехнулся Коля. – Чего меня пытаешь? У Сороки спроси…

– Он у нас за главного?

– Президент, – сказал Коля.

– Хорошо, что еще не король…

– Не такой президент, который у американцев и у других капиталистов, а наш… Сорока скажет – закон. Все будет сделано. Его все слушаются.

– Кто это – все?

– Наш директор с Сорокой советуется.

– Поглядеть бы на вашего Сороку. Или все время на острове прячется?

– От кого ему прятаться?

– Гарик с ним хочет потолковать…

– Сорока твоего Гарика пополам сломает!

– Посмотрим…

– Да Сорока…

– А где Вася? – перебил я Колю. Надоело мне слушать про Сороку.

– В Островитине, – ответил Коля.

– Я думал, он ваш, интернатский.

– Рыжий тоже из Островитина…

– Всех к себе принимаете? – спросил я.

– Не всех, – ответил Коля.

Длинному и Рыжему надоело сидеть в лодке. Они вылезли и подошли к нам. Вблизи у Лехи оказалось еще больше конопатин. Они были даже на шее и на ушах.

Мальчишки в упор разглядывали меня. Я заметил такую привычку у деревенских ребят – незнакомых в упор разглядывать. Видно, я им не понравился, потому как Рыжий сказал Коле:

– Ну чего ты с ним языком треплешь?

– Про отца узнал? – спросил Темный.

– Подождите меня в лодке, – сказал Коля.

– Как заведешь свою волынку… – сказал Рыжий.

– Отчаливаем, – сказал Темный.

Они пошли к лодке. Коля проводил их взглядом:

– Без меня не уплывут.

Я спросил его, откуда он все знает про Смелого и про остальных.

– Генерал сюда приезжал, – сказал Коля. – На рыбалку. И рассказал нам про летчика. Он служил в его части. И про Смелого генерал слыхал. Он просил нас, когда разыщем мальчишку, сразу написать ему. Он в Москве живет.

– Как его разыщете?

– А что, если объявить по радио? – сказал Коля. – Нет, не пойдет. Мы знаем только фамилию. А как звать – никто не знает. Даже генерал. А таких фамилий – тыща.

– Зачем вы его ищете? – спросил я.

– Он наш земляк. А Смелый его прадед. И потом ведь у него никого нет…

– А твои родители… живы?

Коля посмотрел на берег. Темный сидел на корме, а Леха отпихивался веслом от суши.

– Уплывут, черти! – сказал Коля.

– Найдете вы этого парня, – сказал я.

– Человек не иголка, – ответил Коля. Видя, что Леха замахал веслами, он сорвался с места и побежал вниз, к лодке.

– Какое у тебя дело? – крикнул я, вспомнив, что Коля припыл к нам не просто так.

– Нам твой отец нужен, – ответил он. – Завтра…

Ему пришлось вплавь догонять лодку, Рыжий, не обращая внимания на Колины крики, греб к острову. А Темный, подогнув длинные ноги, сидел к берегу спиной и смотрел прямо перед собой. Ничего не скажешь, серьезные ребята!

Лодка была еще на полпути к острову, когда пришел Гарик. Губы и ладони у него в липком розовом соку. Он в лесу объедался земляникой.

– Чего им тут надо было? – спросил он, кивнув на лодку.

– Разговаривали.

– Нечего с ними разводить толковище, – сказал Гарик. – Надо бить в лоб и делать клоуна.

– Я не умею.

– Научишься… – усмехнулся Гарик, глядя на удаляющуюся лодку.

Глава тринадцатая

Рано утром в нашу дверь раздался громкий стук. Гостей мы не ждали, и поэтому я очень удивился: кто бы это мог в такую пору стучать? Еще солнце не взошло, над озером плавал туман, листья деревьев были усыпаны крупными каплями. Все это я увидел в окно, протерев глаза.

– Стучат, – сказала Аленка. Она тоже проснулась. Лишь отец крепко спал, прикрыв лицо краем одеяла. Я решил, не будем будить его. В одних трусах выскочил в сени, отворил дверь.

На пороге стоял незнакомый мальчишка. Высокий, плечи широкие. Лицо загорелое, темно-русые волосы торчали в разные стороны. И еще я заметил на подбородке мальчишки заметную вмятину. Словно там долго лежала горошина, а потом выпала. Мальчишка был весь в грязи. Так и нарочно не вымажешься: светлая куртка измазана до воротника, штаны не разберешь какого цвета. Руки черные. Даже к волосам присохли серые корки. Мальчишка тяжело дышал. Он откуда-то прибежал.

– Веревки есть? – хрипло спросил он. – Или вожжи?

– Не знаю, – сказал я, силясь понять, для чего ему в такую рань понадобились вожжи. Но голова спросонья туго соображала.

Мальчишка быстро осмотрел сени, взгляд его задержался на лестнице, ведущей на чердак.

– А там? – резко спросил он.

– Зачем тебе?

Мальчишка не ответил. Он уже повернулся к выходу, но в этот момент отворилась дверь и на пороге появилась Аленка. Она была в плавках и майке. Увидев мальчишку, она ахнула и спряталась за дверь. Но тут же высунула растрепанную голову.

– Кто это? – воскликнула она.

– Мне нужны веревки, – сказал мальчишка. – Много веревок.

Аленка не стала спрашивать, зачем ему веревки. Она кивнула на чулан.

– Там, в углу…

Мальчишка рванулся туда. На крюке, вколоченном в бревно, висел порядочный моток толстой пеньковой веревки. Он схватил его и бросился к выходу.

– Что случилось? – крикнула ему вслед Аленка.

– Лось, – коротко ответил мальчишка, сбегая с крыльца.

– И я с вами… – Аленка кинулась в дом. Через минуту она выскочила на крыльцо, одергивая платье. Мальчишка уже был у кромки леса. Я всунул ноги в сандалии и вместе с Аленкой побежал догонять его.

Мальчишка шел напрямик, огибая деревья. Подсохшая грязь отваливалась от его одежды и падала на землю. Он не замечал этого. Он забыл и про нас. За все время пути ни разу не оглянулся. Мы старались не отставать. Кустарник сбрасывал на нас холодную росу. Аленкино платье промокло и облепило ноги. Я только сейчас заметил, что иду в трусах. Колючие ветви царапались.

– Где этот лось? – спросила Аленка.

Я не знал, в чем дело, но на всякий случай сказал:

– Убили…

– Кого, Сережа?

– А может быть, ранили, – сказал я.

Мы продирались сквозь лес, наверное, с час. Но вот сосны стали реже встречаться. Все больше березы и осины. Почва под ногами стала дрожать. Несколько раз я угодил ногой в ржавую воду. Наконец деревья кончились. Впереди одни кусты и покрытые мхом кочки. Мальчишка пошел тише. Он прыгал с кочки на кочку. Один раз Аленка вскрикнула. Она выше колен провалилась в болото. Но тут же, уцепившись за траву, выкарабкалась. Теперь мы шли след в след, переставляя ноги с кочки на кочку. Шли по огромному притихшему болоту. Впереди поблескивали небольшие болотные окна. Кочки пружинисто опускались под ногами, пищали и квакали, вокруг них выступала мутная пахучая жижа. Она пузырилась.

И вдруг мы услышали стон. Аленка остановилась.

– Он умирает! – сказала она.

– Кто? – спросил я.

– Я не знаю.

Мальчишка скрылся за приземистым кустом, усыпанным черными волчьими ягодами. Мы осторожно двинулись дальше. И снова горестный стон раскатился по болоту. И сразу тишина. Недалеко от нас взмыли в небо какие-то две длинноногие птицы. Резко закричав, они снизились и исчезли в болотной траве. В том месте, где должно взойти солнце, засверкали зарницы. Через несколько минут оно покажется.

Мальчишка стоял на двух кочках, широко расставив ноги. Когда мы приблизились, то увидели лося. Вернее, не лося, а одну огромную рогатую голову. Болото засосало лесного великана. Кочки вокруг были забрызганы черной грязью. Лось боролся с болотом, но безуспешно. Сломанные пополам молодые березы лежали по обе стороны лося. Это мальчишка, по-видимому, пытался их просунуть под него. Как попал лось в болото? Кто загнал его сюда на верную погибель? Эти вопросы просились с языка, но мы с Аленкой молчали. Мы смотрели в глаза лосю и молчали. Опоздали! Теперь никакая веревка не поможет. Если бы лося не засосало так глубоко, все равно веревкой его не вытащишь. Не выдержит веревка, да и такой силы нет, чтобы вытащить лося. Разве что подъемным краном.

Лось больше не стонал. Борода его касалась черной жижи. Огромные коричневые глаза влажно блестели. На отростках великолепных рогов запеклась кровь. Ноздри раздувались. На крепкой напряженной шее билась жилка. Мы не могли оторвать глаз от лося. Вот он раскрыл пасть и тяжело, со стоном выдохнул воздух. Он долго не закрывал пасть. В глазах лося такое страдание, что у меня запершило в горле. Голова не двигалась. Жили одни глаза. В них были и ум и безнадежность. Лось знал, что умирает. Я сначала не обратил внимания, а потом заметил, что борода уже наполовину скрылась в грязи. И жилка чуть заметна стала. Она билась уже в жиже. Болото медленно и безжалостно вбирало в себя лося. Ресницы животного вздрагивали. Он не смотрел на нас.

Лось смотрел мимо, туда, где величаво поднималось над лесом солнце.

Равнодушное, жаркое светило. Он смотрел на солнце, не прикрывая ресницами глаза. В черных зрачках отражалось сразу несколько солнц. Лось прощался с лесом, солнцем, жизнью.

Я услышал негромкое всхлипывание. Аленка плакала за моей спиной. Все громче. Мальчишка стоял, низко наклонив галову. Бесполезная теперь веревка висела на его плече.

Ноздри лося коснулись жижи, вздулись и сразу лопнули черные пузыри. Голова дернулась назад, лось фыркнул, белки глаз налились кровью. Таким я и запомнил его на всю жизнь. С задранными ноздрями, широко раскрытыми глазами, в которых ужас. Затем болото чавкнуло, немного раздалось в стороны, и голова исчезла. Отросток рога прочертил короткую линию и тоже пропал. Болото сыто рыгнуло, на поверхность волнующейся жижи выскочило несколько больших волдырей и с тихим звоном лопнули. И все.

Мы возвращались домой. Впереди мальчишка, за ним Аленка, последним я. У Аленки заплаканные глаза, то и дело вздрагивали плечи. Мне самому не по себе. Впервые в жизни я видел смерть такого большого и сильного животного.

Мальчишка рассказал, что лося загнали в болото охотники. Он их не видел, но подозревает, что нездешние. Свои бы не погнали. И дурак знает, что из этого болота курицу не вытащишь, не только лося. Это работа приезжих. Едва занялась заря, как послышались выстрелы, крики. Он на моторке примчался на наш берег, а оттуда прямиком побежал к болоту, откуда доносился шум. Когда прибежал, никого не было. На краю болота валялись две гильзы и пустая пачка от «Казбека». Охотники ушли. Услышав стон, он пробрался к лосю. Охотники идти по болоту не решились. Лось тогда был в жиже по брюхо. Его можно было спасти, если бы ребята подоспели с веревками. Он наломал, сколько мог, не очень толстых березовых лесин и стал их просовывать лосю под брюхо. Лось был умный, он поджимал живот, чтобы палки легко проходили, но пока мальчишка бегал за веревкой, болото сделало свое дело; лесины не выдержали тяжести, сломались. Мальчишка и сам один раз провалился и чуть не пропал, но за лося уцепился и выбрался. Это самое опасное место. Называется Черная Падь. Лось ни за что бы сюда не кинулся, если бы его не ранили в плечо. Это он с перепугу.

– Как он смотрел на нас, – сказала Аленка.

– Лосей запрещено бить, – сказал мальчишка. – И вообще охота на лосей – это бойня. То же самое, что убить корову. Они ручные, лоси. Сколько раз зимой приходят в деревню, когда за ними волки гонятся. Думают, что люди добрее… Прошлой зимой шесть лосей жили в колхозном коровнике. Три дня. А потом, когда морозы ударили, ушли в лес.

Он рассказывал на ходу, не оборачиваясь. Нам с Аленкой приходилось идти вплотную за ним. Иначе ничего не слышно. Вдруг он остановился: я даже налетел на него. Повернулся к нам, лицо злое, глаза сузились.

– Я бы этих охотников… – Он отвернулся и, помолчав, добавил: – Разве это люди?

Мы услышали гул мотора. Над лесом низко прошел вертолет. Солнечные лучи облили его, казалось, что вертолет объят огнем. Мальчишка, сощурившись, долго смотрел вверх. Вертолет скрылся за деревьями.

– Поздно, – сказал мальчишка.

Уж не думает ли он, что вертолет тоже полетел лося спасать?

У большого муравейника мы повстречали ватагу ребят. Это с острова. Среди них я увидел Колю, Темного, Рыжего. В руках у ребят длинные шесты, веревки. Они спешили к болоту. Увидев нас, остановились. Мальчишка, который шел с нами, махнул рукой: дескать, все кончено.

– А эти… укатили? – спросил он.

Темный вышел вперед и сказал:

– Проехали «Москвич» и «газик». В «газике» сидел директор совхоза с портфелем. В «Москвиче» – трое. Один в шляпе. Охотники.

– Номер запомнил? – спросил мальчишка.

– Такую пылищу подняли…

– Я спрашиваю про номер.

– Не разглядел, – виновато ответил Темный.

Мальчишка хотел что-то сказать, но, взглянув на нас, смолчал.

– Я сообщил летчикам, – сказал Коля Гаврилов.

– На остров, – скомандовал мальчишка. И вся ватага двинулась к озеру, где стояла моторка.

Мы с Аленкой отстали от них. На острове нас не ждут. Зато на тропинке поджидал Рыжий.

– Сорока велел отдать, – сказал он, протягивая моток веревки.

Вот кто постучал к нам в дверь рано утром. Сам Сорока – Президент Каменного острова.

Глава четырнадцатая

Мы с отцом умывались на берегу, когда подошел Вячеслав Семенович. Он только что вернулся с рыбалки. В резиновой лодке лежали две щуки и спиннинг. Майка в рыбьей чешуе. Видно, щуки не сразу дались. Поговорили о погоде, о событиях за рубежом.

Вячеслав Семенович сказал, что ему здесь очень нравится. Но, мол, пора и честь знать. Он обещал жене показать Таллин и Ригу. Дни летят, а отпуск не резиновый. Но с неделю еще поживут здесь. Гарик тоже влюбился в озеро. Готов жить здесь все каникулы… Тут я подумал, что Гарик влюбился не только в озеро…

– Родственников разыскали? – спросил отец.

– Встречались, – коротко ответил Вячеслав Семенович.

Он пригласил отца на рыбалку. Я думал, отец откажется. Но он согласился. Я даже немного обиделся на него: сколько раз уговаривал – так ни разу с нами и не выбрался, а тут без разговоров.

Когда Вячеслав Семенович ушел в палатку, я сказал отцу, что к нему приходили мальчишки из интерната.

– Знаю, – ответил он.

– И Сороку знаешь? – спросил я.

– Хороший парень!

Вот так новость! Отец лучше нас знает, что вокруг творится.

– Сидят, как сычи, на острове и в детские игры играют.

Отец растер полотенцем грудь, посмотрел на меня:

– А ты был у них на острове?

– Мне и отсюда видно, – сказал я.

– Не знаешь, а говоришь… По-моему, это прекрасные ребята, и тебе не мешало бы с ними поближе познакомиться.

– Уже познакомились…

– Есть такая пословица: в чужой монастырь не лезь со своим уставом.

– Зачем они к тебе приходили? – спросил я.

– Приглашают в гости… – улыбнулся отец.

Залаял Дед. Я по голосу определил, что на крыльцо вышла Аленка. Она была в купальнике, на плече зеленое мохнатое полотенце. Дед подскочил к ней и попытался вцепиться в полотенце. Он любил с тряпками играть. Ухватит за один конец и тянет что есть силы. Меня он запросто перетягивал. Аленка легонько хлестнула Деда полотенцем по носу. Он обиделся и отошел от нее. Кажется, моя сестренка не в духе. Как говорится, не с той ноги встала. Она спустилась к озеру и пошла вдоль кромки к камышам. В одиночестве решила Аленка выкупаться.

Из палатки вышел Гарик, посмотрел Аленке вслед и, сбросив штаны и майку, устремился к озеру. С ходу бухнулся в воду и поплыл. Отец пошел бриться, а я остался на берегу раздумывать: выкупаться или подождать, пока вода станет теплее.

Раздался громкий всплеск. Аленка шлепнулась в воду. Дед сорвался с места и с лаем бросился в камыши. Поплыл Аленку спасать.

На озере показалась незнакомая лодка. Длинная и черная, словно ее только что в дегте выкупали. За веслами сидела кепка. Огромная, как аэродром. И в клеточку. Я даже подумал, не Олег ли это Попов? Я его видел в цирке, у него точно такая же кепка. Когда лодка подплыла поближе, оказалось, что под кепкой прячется мальчишка в широких черных штанах. Мальчишка не спеша греб, и когда он смотрел по сторонам, его величественная кепка медленно поворачивалась то в одну, то в другую сторону.

Гарик, заметив лодку, поплыл к ней наперерез. Мальчишка равнодушно смотрел на него. Но когда Гарик попытался схватиться руками за борт, мальчишка лениво замахнулся веслом. Гарик сразу отскочил. В камышах послышался ядовитый Аленкин смех. Минут пять Гарик плыл рядом с лодкой и о чем-то разговаривал с мальчишкой. Я не слышал, что ответил мальчишка, но когда его кепка качнулась вниз-вверх, Гарик наконец вскарабкался на лодку.

Мальчишка отпустил весла и стал слушать Гарика, который, размахивая руками, что-то ему заливал. Вот Гарик пересел с кормы поближе и, смеясь, хлопнул его по плечу. Мальчишка подкинул кепку повыше и тоже хлопнул Гарика. Они сидели рядом и хлопали друг друга по плечам. Мальчишка тоже начал скалить зубы. Скоро, запрокинув голову и одной рукой поддерживая кепку, он басовито хохотал на все озеро.

Вот он развернул лодку и стал грести к нашему берегу. Уговорил его Гарик. Мне захотелось поближе поглядеть на этого смешного мальчишку в огромной кепке. Они, все еще смеясь, вылезли из лодки.

– Федя Губин – замечательный человек! – сказал Гарик. – Расскажи, как старуха белье стирала?

– Неохота, – ответил Федя, разглядывая меня. – Он все знает, – сказал Гарик.

– Все, – подтвердил Федя.

Вблизи он оказался еще смешнее. У него толстые губы. Особенно нижняя. Кепка прикрывала его словно зонтик. Федя поминутно вскидывал головой, как боевой конь, и кепка немного отваливалась назад. Тогда можно было разглядеть глаза и нос. Глаза у Феди небольшие, голубые. Нос широкий и толстый книзу – этакая увесистая дуля. Грудь широкая – плечистый парень. Ростом немного пониже Гарика.

– Он здесь главный рыбак, – сказал Гарик. – Знает все лучшие места.

Федя кивнул кепкой: мол, так говоришь. Правильно.

Я вспомнил, что мне толковал Коля про одного мальчишку. Это тот самый…

– Я знаю, кто ты, – сказал я.

Федя с любопытством взглянул на меня.

– Кто?

– Гриб, – сказал я.

Федя насупился, секунду молча смотрел на меня. А потом внушительно сказал:

– Я могу те и по уху врезать. С гарантией, что на своих двоих не устоишь.

– Я думал, это фамилия…

– Один думал-думал, да взял и помер, – не совсем понятно сказал Федя.

– Бедняга, – сказал я.

– Показать мою лодку? – перевел Гарик разговор на другое.

Федя кивнул, кепка свалилась на глаза. Он рывком подбросил ее на затылок. Пока Гарик бегал за лодкой, мы помолчали.

Феде резиновая лодка не понравилась.

– Одно баловство, – сказал он. – Чуть волна – и к ракам в гости.

– Чудак, она не тонет!

– Мне такая и даром не нужна, – сказал Федя.

– Сергей, завтра на зорьке рванем за лещом. Федя такое место знает…

Гриб неодобрительно взглянул на Гарика.

– Насчет евоной кандидатуры уговору не было.

– Плакать не буду, – сказал я.

Гарик подмигнул – дескать, лучше помолчи: все уладится.

Мне, конечно, хотелось за лещами отправиться, но и кланяться этому Грибу я не стал бы. Нацепил на голову аэродром и задается. Подумаешь, великий рыбак!

– Я подумаю, – важно сказал Федя и улыбнулся. Он стал еще смешнее, чем раньше. Нижняя губа отвисла и сделалась треугольной. А толстый нос приподнялся.

Такой улыбке любой клоун бы позавидовал. Глядя на Гриба, и я заулыбался, а потом и Гарик.

– Какие там лещи? – спросил Гарик.

– Лапти, – ответил Федя. – Аж тащить страшно.

– Какого червя копать?

– Белого, – подумав, ответил Федя. – Да мы и без червя навалим пол-лодки рыбы… – Он поглядел на остров. – Только бы этот не помешал…

– Сорока? – спросил я.

– Мужики давно хотят ему бока обломать… Попробуй достань его на острове.

– У нас тоже на него зуб, – сказал Гарик.

– Если бы я знал, где вход на остров, – сказал Федя. – Президенту – конец! Мы бы его оттуда со всей оравой в два счета выкурили. И летчики бы не помогли…

– Летчики? – спросил я.

– Дружат они с детдомовскими… Шефы, что ли?

– Приложил бы я этому Президенту! – сказал Гарик. – Руки чешутся.

– Я бы тоже, – сказал Федя.

У меня руки не чесались. Я человек миролюбивый и драться не люблю. Конечно, если на меня кто-нибудь нападет и первый ударит, я не стерплю. Но пока на меня никто не нападает. А Федя и Гарик пускай дерутся с Президентом, если у них руки чешутся.

– Солнце взойдет – вы на берег, – предупредил Гриб. – Последнее это дело – ждать и догонять…

– Сколько удочек брать? – спросил Гарик.

– Не надо удочки – путаться только будут.

– Как же ловить будем? – удивился он.

– Будем, – сказал Федя. – Помогите лодку столкнуть.

Он забрался в лодку, а мы с Гариком спихнули черную посудину в воду. Федя спрятался под кепку и опустил весла.

– Я тебя буду Гришкой звать, – сказал он.

– Хоть Кузьмой, – ответил Гарик. – Только покажи, где лещей брать можно.

– Без промашки, – сказал Федя. – На этом озере я еще без штанов начал рыбалить.

– Вот тип, – сказал я, когда он уплыл.

– Комик, – усмехнулся Гарик.

– К нам чуть свет Сорока приходил…

Гарик повернулся ко мне.

– Сорока?

– Мы лося ходили спасать… Только он погиб. Засосало в болоте. Аленка до сих пор не может успокоиться.

Я рассказал ему, как умирал лось.

– Я бы этих охотников… – Гарик скрипнул зубами. – К стенке!

У него сейчас лицо было точно такое же, как и у Сороки, там в лесу.

– А Президенту я все равно фотокарточку попорчу, – сказал Гарик.

– Это еще бабушка надвое сказала, – ответил я. На вид Сорока ничуть не слабее Гарика.

– Не смог лося спасти, – сказал Гарик.