Текст книги "Потерянная родина"

Автор книги: Вилис Лацис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

На двенадцатое утро после отплытия с Ригонды на пути «Сигалла» показались жировые полосы, которые оставили кочевавшие здесь кашалоты. Судя по обилию полос, где-то поблизости должна была находиться порядочная стая животных. Маленький Сам, самый остроглазый из всех, забрался в бочку на фок– мачте и часами смотрел на море. Около полудня он заметил несколько фонтанов милях в четырех к северу от корабля. «Сигалл» сейчас же переменил курс и стал плавной дугою заходить кашалотам наперерез. На палубе все было приготовлено для охоты. Самый лучший гарпунер, боцман Иварсен, стоял у гарпунной пушки на палубе. У некоторых матросов в руках были ружья, заряженные разрывными пулями. Остальные возились у лодок, приводили в порядок стеллажи и котлы для вытапливания жира. Праздное путешествие окончилось; все знали, что теперь начнутся тяжелые трудовые дни.

Ако первый раз в жизни увидел этих гигантских животных. Некоторые старые самцы держались в воде стоймя и предоставляли морским волнам покачивать свои мощные тела, напоминавшие глазу европейца огромные бутылки, а в сознании Ако вызвавшие несколько своеобразное сравнение: ему казалось, что по поверхности воды плывут громадные живые хижины, целый поселок.

– Тебе надо много работать, всем работать, день и ночь, – пояснил Иварсен. Ако уже начал кое-что понимать в речи белых людей. Он знал, как называется хлеб, вода, паруса, лодка, корабль, рука, нога, швабра и другие простые вещи. Легче всего ему давались те понятия, которые на родном языке Ако не имели своих обозначений, а на корабле и в обиходе белых людей встречались в великом множестве. Мозг этого одаренного сына природы можно было сравнить с просторной житницей со множеством закромов, не заполненных еще и до половины, поэтому он легко вбирал в себя потоки впечатлений и понятий. Если бы команда «Сигалла» проявила желание заняться воспитанием Ако, она, вероятно, вскоре имела бы основание гордиться результатами своих трудов. Но мы уже знаем, какого сорта людей представляла собой эта сборная орава охотников и каких методов они придерживались в своей цивилизаторской деятельности.

…Два месяца продолжался адский, нечеловеческий труд, когда приходилось забыть об отдыхе и нормальном сне. Если измученные матросы валились с ног, капитан Мобс поддерживал их энергию с помощью алкоголя. По уши забрызганные кровью, жиром и ворванью, они брали своими смердящими руками посудину с зельем, пропускали глоток огненной влаги и продолжали свой рабский труд. Особенно понукать их Мобсу и Гопкинсу не было надобности. Ведь у них аккордная работа – чем скорее наберут полный груз, тем скорее попадут на берег, а заработок будет одинаков, независимо от того, сколько времени они провели на промысле. Нет, понукать их вовсе не приходилось, но если бы Мобс не делал этого, он не был бы Мобсом. Поэтому целыми днями гремел его голос то на палубе, то в трюмах, он бранился и бесновался, как разгневанный пророк, для острастки бил нерасторопного по уху, а иногда даже угрожал револьвером.

Нелегко было набрать полный груз. Иногда приходилось кружить по нескольку дней, пока удавалось забить какого-нибудь самца, а потом – снова рыскать по морю в лоисках нового экземпляра.

Выстрелом из пушки загнав гарпун в тело кашалота, охотники давали животному немного побуйствовать и обессилеть, потом подтягивали его поближе к судну и приканчивали парой разрывных снарядов, целясь ими в легкие кашалота. Убитого кита прочной цепью привязывали к борту корабля, потом спускали стеллажи, на которые сходили матросы, срезающие жир. К плавникам кита прикрепляли канат и с помощью лебедки отделяли от тела животного пласты жира толщиною в полтора метра. В то же самое время на крепком конце к голове кашалота спускали матроса. Он отрубал топором нижнюю челюсть животного, которую затем поднимали на палубу, чтобы добыть так называемую рыбью кость с красивыми зубами. Громадную голову кашалота, предварительно разрубленную на две части, тоже поднимали на палубу, здесь из нее извлекали китовый жир. Разделка пригодных частей тела кашалота продолжалась несколько часов, после чего развязывали цепь и бесформенную тушу бросали в море.

Судовая лебедка опускала огромные пласты жира в трюм корабля, где их разделывали на продолговатые куски, потом их опять выбрасывали на палубу и надрезали. Теперь можно было закладывать куски в котлы и вытапливать жир.

Котлы находились внизу, под верхней палубой. Дровами обычно вытапливали только первую закладку, а потом огонь поддерживали обезжиренными шкварками. Полученную ворвань остужали и сливали в бочки. Из одного кашалота выходило от сорока до ста бочек ворвани, в зависимости от размеров животного, не считая китового жира и амбры.

В промысловые дни на корабле была такая грязь, стоял такой смрад, что у людей спирало дыхание. Матросы работали полуголыми, а капитан Мобс благодарил бога за тихую погоду, позволявшую вести работу непрерывно. Бочка за бочкой наполнялась драгоценной жидкостью, они выстраивались тесными рядами в трюме, и когда один ряд был закончен, начинал заполняться другой. Корпус «Сигалла» оседал все глубже, а мягкий пассат колыхал на океанских волнах останки убитых великанов, вокруг которых толпились глубинные хищники, деля между собой то, что для людей оказалось негодным.

Истекавшие потом, заляпанные жиром матросы скрашивали часы работы всяческими рассказами, связанные с их теперешним занятием. Главным героем этих рассказов, был кашалот, легендарный колосс, который, разъярившись, мог потопить даже корабль. Эрик Свенсон говорил, что в молодости знавал одного старого китобоя, который своими глазами видел знаменитого «кусаку» – новозеландского Тома. О новозеландском*» Томе слагались песни и легенды. Этого лихого кашалота никто не мог поймать. Его спина была утыкана гарпунами и напоминала спину ежа. Однажды несколько судов общими силами пытались его одолеть, но он в мгновение ока разбил и разнес в щепки девять лодок, убил четырех человек, а остальных обратил в бегство.

…Наконец работа была окончена. С полным грузом «Сигалл» пустился в обратный путь. Матросы основательно надраили палубу, выстирали одежду и почистились. Охотники завалились на койки и стали отсыпаться, а капитан Мобс, забравшись в свою каюту, заранее подсчитывал барыши. Доля трех погибших матросов достанется ему, а что касается исчезновения молодого Першмена, судовой журнал даст исчерпывающие объяснения тем, кого это заинтересует. Пусть лунатики не ходят в плаванье… Итак, все в порядке.

2

Ако радовался. К нему вернулась прежняя беспечность и, подобно резвому мальчугану, с веселой улыбкой на лице, проводил он день за днем. Работа, которую ему поручали, конечно, не стала ни легче, ни интереснее, но теперь Ако выполнял ее охотно: белый повелитель, которому повиновалась вся команда, сказал, что они возвращаются домой, – если Ако будет хорошо работать и слушаться, то они по пути завернут на Ригонду и высадят его на берег, но если он опять заерепенится, как в начале плавания, тогда они увезут его с собой на чужую землю. Нет, Ако больше не манили никакие чужие земли, он уже хлебнул горя и хотел попасть обратно на свой родной остров, где никто его не бил, не ругал и не заставлял делать неприятное. Поэтому он изо всех сил старался угодить своим повелителям.

– У этой обезьяны все же есть голова на плечах, – заметил однажды нехотя Гопкинс. – Со всякими людьми приходилось плавать, да и выдрессировал я не одну дюжину молодых матросов, но никто из них так быстро не схватывал нужных приемов и не усваивал наших премудростей, как этот. Посмотрите, как он вяжет якорный узел, будто паяет. Сдается мне, что у него уже есть определенное понятие о назначении каждого паруса. Если бы такой детина понимал человеческий язык да имел бы белую кожу, из него нетрудно было бы сделать первостатейного боцмана.

– Скот остается скотом, – пробурчал капитан Мобс. – То, что вы видите, всего только обезьянье подражание – это он умеет. Не пытайтесь найти в его поступках какого-нибудь смысла, представления о существе дела. Тогда, выходит, и попугай понимает, что говорит, когда он повторяет человеческие слова. То, что вы принимаете за его разум, всего только инстинкт, чутье животного. Сотни, а может быть и тысячи лет его предки жили в том узком мире понятий и представлений, где даже не подозревают о существовании самых простых вещей. Эта врожденная узость сознания по наследству переходит из поколения в поколение, определяя строение мозга грядущих поколений. И его мозг, конечно, не может отличаться от мозга своих предшественников, хотя бы в чисто физическом отношении. Но если кладовая его мудрости столь мизерных размеров, куда же ему девать все новые понятия, которые больше не помещаются в закромах его ума? В настоящее время там еще есть немного места, поэтому он кое-что еще может усвоить. Когда все закоулки мозга будут заполнены, вы и силою не впихнете туда ничего нового.

Ако ничего не знал об этих философских беседах относительно его особы, но если бы и знал, то ничуть не обиделся бы на скептическое заключение капитана Мобса. Белые люди могли думать о нем, что угодно, хорошее или дурное – у него тоже было свое мнение о них, свое заключение, настолько дурное, что его нельзя было высказывать другим. А то белые люди разгневаются и изобьют его плетью. Мало приятного, когда тебя бьют, поэтому лучше молчать и притворяться, будто ты думаешь то, что приятно другим. Инстинкт самосохранения научил Ако хитрости. Неужели белые действительно думают, что ему по душе эта тяжелая, однообразная работа, которую он выполняет так прилежно? Нет, он хочет только вернуться обратно на свой остров, поэтому и обманывает белых. О, они просто несусветные глупцы, если верят в покорность Акогв его кротость и прилежание. Если хочешь изловить живую птицу, к ней нельзя приближаться с шумом и напрямик, – надо подкрадываться тише дуновения ветра, ползти по земле, прячась под банановыми листьями, иначе птица разгадает твой замысел и, взмахнув крыльями, улетит. Такой же пугливой птицей были и белые люди. Ако делал все, чтобы не спугнуть ее, пока не подберется вплотную и не схватит. Там, в лагуне Ригонды, он больше не станет скрывать своих мыслей и намерений. Не может же быть, чтобы белые люди вовсе не сошли на берег. А тогда уж Ако позаботится, чтобы они не смогли уехать, чтобы ни один белый не вернулся на Чужую землю и не рассказал бы другим белым, где находится счастливая земля Ригонда. Только тогда племя Ако обретет мир и свободу от этих злобных чужеземцев.

Время от времени он взбирался на мачту и смотрел на горизонт. Там"ничего не было видно.

– Скоро мы будем дома? – спрашивал Ако моряков.

– Скоро, – отвечали те, ухмыляясь. – Потерпи еще пару дней, и увидишь берега своего острова.

Ако терпеливо ждал. Однажды утром он завидел вдали верхушки пальм, но корабль прошел мимо, и все вели себя так, будто никаких пальм и не было. Тогда Ако спросил, почему белые люди не поворачивают корабль к берегу.

– Это не твой остров, – отвечали ему. – Ты не здесь жил.

– А теперь будет мой остров? – спросил Ако.

– Ага, теперь твой. Мимо не пройдем.

В море стали попадаться другие корабли, и больше и меньше «Сигалла», но они, казалось, не замечали друг друга, и каждый шел своею дорогой. На некоторых было по три мачты с парусами, у других только одна короткая толстая мачта, которая дымила, будто ее жгли. У таких кораблей вовсе не было парусов, и Ако не мог понять, каким образом они двигались вперед.

И вот однажды утром можно было наблюдать небывалую суету в матросском кубрике. Матросы острыми ножами скребли себе щеки, споласкивали водой лица и стригли друг другу волосы. Белый повелитель облачился в парадную одежду, в которой он сходил на берег Ригонды. Гопкинс дал Ако новые белые брюки с рубашкой и велел ему приодеться.

– Сейчас будем дома.

Через некоторое время на горизонте показались вершины прибрежных гор с такими очертаниями, каких не было у гор Ригонды. И чем ближе судно подходило к земле, тем дальше темнели берега справа и слева от границы неба и моря.

– Это не мой остров, – сказал обманутый в своих надеждах Ако повару.

– Нет, Ако, это Чужая земля, ты ее еще никогда не видел, – объяснил кок. – Она больше и красивее твоего острова. Здесь хорошо жить.

– Но ведь белый повелитель сказал, что мы поплывем на мой остров… – проговорил сбитый с толку Ако.

– У него не было времени.. Сперва надо выгрузить на Чужой земле всю добычу, потом мы отвезем тебя домой.

– Когда это будет?

– Скоро, может быть даже завтра. Ты потерпи еше немножко.

– А может белый повелитель обещать то, чего не сделает?

– Иногда он не делает того, что обещает.

– Значит, ему нельзя верить?

– Что ты тут разболтался, – озлился кок. – Убирайся вон и займись делом.

Теперь Ако понял – белые люди его обманули. Они вовсе и не думали отвозить Ако домой, а увезли с собой на Чужую землю. Должно быть, у них есть какие-то планы насчет Ако: если белый человек лжет и прикидывается добрым, значит, он собирается причинить зло.

Мрачные предчувствия охватили Ако. Угроза чудилась ему в чужих берегах, все явственнее и ближе открывавшихся взору. Подобно враждебным призракам, кишело в море множество кораблей. Беду предвещали незнакомые шумы, доносившиеся до Ако с земли.

Но как и в тот раз, когда в лагуне показался этот чужой корабль, – взволнованный и влекомый невыразимым любопытством, Ако не мог оторвать глаз от того чуда, к которому они теперь приближались. Словно зачарованный, стоял он на палубе и глядел на сказочную явь. Этой сказкой была гавань, полная кораблей, лодок и людей. Вокруг тихого залива возвышались огромные жилища, а по берегу передвигались удивительные невиданные существа. Все это грохотало, ревело и завывало, внушая страх и удивление темнокожему островитянину.

3

«Иногда он не делает того, что обещает…» – у Ако не выходили из головы эти слова кока. Однако пусть читатель не думает, что Ако уяснил эту истину только из слов повара, – таких обширных познаний в языке белых людей у него еще не было. Мимика и выразительные жесты по-прежнему дополняли каждый его разговор с моряками, помогало ему и чутье. «Если повелитель корабля не делает того, что обещает, то ему нельзя верить», – размышлял Ако, наблюдая окружающее, непривычный вид которого привел его в такое смятение. Ведь Мобс не отвез Ако обратно на Ригонду, а взял с собою на Чужую землю. Почему капитан обманывал? Только потому, что он боится вернуться на Ригонду. Если бы Ако рассказал Хитахи и другим островитянам, как злы белые люди, они взялись бы за копья и камни и истребили бы своих врагов. Корабль тогда не ушел бы в море и никто бы из белых людей не спасся. Капитан не хотел, чтобы Ако рассказал своему племени, как с ним обращались на корабле, поэтому и привез его сюда и никогда больше не пустит обратно. Никогда? Если Ако покорится, не сумеет перехитрить их всех, тогда конечно. Но Ако горячо желал попасть домой, его там ждала Нелима, он не позволит еще раз провести себя.

На рейде «Сигалла» ожидал буксир с лоцманом на борту, таможенными чиновниками и непосредственным начальником капитана Мобса мистером Мелвилем – владельцем нескольких китобойных судов и самым крупным совладельцем «Сигалла». Улучив удобный момент, Мобс шепнул шефу о замечательном открытии, сделанном им на краю океана.

– Цветущий остров… плодородие… горы… совершенно первобытные люди. Возможно, что в лагуне есть жемчуг, а в горах и другие богатства. Я уже подготовил пространное сообщение для прессы.

– Тсс… – остановил мистер Мелвиль разглагольствования восторженного моряка. – Пока никому ни слова об этом. Позже мы все это обсудим.

– Но люди на корабле все знают. Скоро они начнут болтать.

– Но местонахождение острова они точно не знают?

– Знаем только я и штурман. На Гопкинса в таком деле можно положиться. Боцман тоже парень что надо. Только…

– Ну?

– У нас на борту островитянин, – сказал Мобс. – Понимаете, после первой охоты мы потеряли четырех человек. Мне пришлось пополнить экипаж.

– Он говорит по-английски?

– Всего несколько слов.

– В таком случае выдайте его портовому чиновнику за какого-нибудь погибшего матроса, а об острове и не заикайтесь.

– А как быть с людьми?

– Поговорите с ними. Пообещайте большое жалованье, дадим им солидную часть выручки от промысла, но ни одной живой души не пускайте на берег.

– Мало надежды, что этих пьянчуг удастся удержать на борту.

– Пусть пьют виски здесь сколько влезет, и даже больше.

– Одним виски тут не обойдешься. Они потребуют еще и девок.

– Доставим им несколько баб. Когда судно отчалит, уходите в море вместе с женщинами. Вам ясно – это должно оставаться тайной, пока мы как следует не разузнаем, какие богатства таит в себе новый остров. Получим концессию, тогда все останется в наших руках.

– А я? – капитану Мобсу показалось, что наступил подходящий момент обеспечить свое будущее.

– Стоит ли об этом говорить? – усмехнулся мистер Мелвиль. – Вы получите бесплатно известное количество акцийГ

– Примерно сколько? – спросил Мобс.

– Пятнадцать процентов всех акций.

– Если я не получу двадцати пяти процентов, то мне нет смысла и связываться.

– Двадцать процентов и пост директора в правлении будущего предприятия.

– Хорошо, но я еще подумаю об этом.

Мобс переговорил с Гопкинсом и Иварсеном. Эти башковитые парни с полуслова смекнули, чем пахнет, и не мешкая дали свое согласие. Административная троица начала действовать. Иварсен сообщил людям, что мистер Мелвиль, довольный удачной охотой, сегодня вечером дает на судне пир и приглашает весь экипаж. Прибудут и некоторые симпатичные дамы. А затем… у капитана есть один превосходный план, в осуществлении которого могут принять участие все, кто пожелает. Потом каждый из них сможет стать обладателем теплого и доходного местечка. Допустим, хорошенький портовый кабачок, магазин корабельных принадлежностей, ферма либо пай в таком же корабле, как «Сигалл». Да и теперь – капитан уже подсчитал – за последний промысловый рейс приходится по сто двадцать фунтов на брата. Получить их можно завтра вечером, когда принесут деньги из банка.

В капитанской каюте за бутылкой доброго вина были улажены формальности с портовыми чиновниками. Мистер Мелвиль взял на себя хлопоты о том, чтобы последние не проявляли излишнего любопытства; кроме того, он обеспечил разгрузку корабля и позаботился, чтобы срочно доставили провизию для нового рейса.

Всю ночь скрипели судовые лебедки, выгружая бочки с ворванью и прочие охотничьи трофеи. Портовые грузчики работали в несколько смен. Всю ночь в кубриках звенели бутылки и раздавались веселые голоса матросов. Гопкинс и Иварсен позаботились, чтобы у матросов было вдоволь напитков и хорошей закуски. Когда утром последние бочки ворвани выгрузили на берег, кладовые «Сигалла» снова были полны запасами свежего продовольствия, а в других кладовых лежали узлы с разными блестящими безделушками – зеркальцами, стеклянными бусами, зажигалками и яркими тканями, до которых так падки островитяне. Две разбитные девицы, появившиеся вечером на корабле, не сошли утром на берег. В судовых документах их оформили как официантку и уборщицу. Ранним утром, когда люди на «Сигалле» спали как убитые на своих койках, буксир зацепил китобойное судно и вывел его из ворот. гавани в море. Тогда троица администраторов, с помощью кока и самого Мелвиля, бесшумно подняла паруса. И «Сигалл», подгоняемый попутным ветром и теплым западным течением, спокойно ушел в открытое море, держа курс на северо-восток.

План мистера Мелвиля удался. Ни один человек в порту не узнал об открытии таинственного острова, и никто не узнает, пока корабль не возвратится из своего нового плавания.

Когда же «Сигалл» развил скорость до семи миль в час и буксир скрылся из виду за мысом, замыкающим гавань, капитан Мобс воскликнул:

– Я полагаю, теперь мы можем выпустить этого дикаря из клетки. Теперь он нам не может повредить.

– Да, выпустите его на палубу, – согласился Мелвиль.

Гопкинса послали отпереть канатный ящик, куда вчера перед приходом портовых грузчиков заперли Ако. Вскоре штурман вернулся очень встревоженный.

– Канатный ящик пуст! Этого негодяя нигде нет.

– Что теперь делать? – обратился Мобс к Мелвилю.

– Все в порядке, – отвечал» тот. – Этот туземец не может нам повредить. И я думаю, мы без него обойдемся. Ведь на этот раз будем охотиться не за кашалотами, а кое за чём поценнее.