Текст книги "Катастрофа на Волге"
Автор книги: Вильгельм Адам
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)
Я лечу в котел
На другой день, 12 декабря, был сильный мороз. Еще не рассеялись утренние сумерки, когда я в 7 часов прибыл на аэродром. С беспокойством ждал комендант возвращения машин, отправившихся в рейс в 4 часа утра. Наконец, когда уже рассвело, приземлилась одна из машин. Куда девались две другие?
Пилот сообщил, что вскоре после того как котел остался позади, все три самолета попали под сильный огонь зениток. Вероятно, два не возвратившихся Ю-52 были сбиты.
Плохое предзнаменование для меня и третьего полкового командира, который должен был лететь вместе со мной. Распростившись с комендантом, мы поспешили к трем «хейнкель-111», готовым к старту. Через мешки и ящики с продовольствием я пробрался на место позади пилота, рядом с радистом. Сразу после старта машины резко набрали высоту. Вскоре высотомер показал 4000 метров. Только тогда мы полетели на восток.
Мы пересекли Дон значительно южнее Нижне-Чирской. Под нами сверкали в солнечном свете калмыцкие степи, над нами весело сияло безоблачное голубое небо. Я вспомнил мой первый полет летом, тоже при ясной погоде, когда я летел в Винницу. И тогда я высматривал в небе советских истребителей. Но тогда были в воздухе немецкие «мессершмитты». Теперь не было собственного прикрытия истребителями. Небо было открыто для советских «яков».
– Что я должен делать, если вражеские истребители нас атакуют? – прокричал я пилоту в самое ухо. Он усмехнулся.
– Продолжайте сидеть спокойно, господин полковник, мы все сделаем сами, – ответил он, стараясь перекричать гул моторов.
Парень меня немного рассердил: как-никак у меня не было парашюта.
– А в случае попадания? – заорал я опять.
– Тогда нас спишут в расход, – ответил он на той же ноте, но с полнейшим спокойствием, как если бы речь шла о самых обыкновенных вещах. Он показал пальцем вниз:
– Вот там позиции Красной Армии. В одном из селений я заметил машины.
– Танки, господин полковник.
Словно гид, сопровождающий путешественников, он комментировал все, что открывалось нашему взору. Облачка, похожие на клоки ваты – то ближе, то немного дальше, то над нами, то под нами, – свидетельствовали, что зенитки открыли по нам огонь. Но моего чичероне это не смущало, он продолжал свою громогласную болтовню. Не хотел ли он помочь мне преодолеть мое плохое самочувствие и даже страх? Я восхищался этим молодым офицером, ведь он ежедневно по нескольку раз проделывал путь, на котором его подстерегала смерть. Но вот он повернул ко мне свое сияющее лицо:
– Дело сделано, господин полковник, под нами Питомник.
Поистине камень свалился у меня с сердца. Чертовски неприятное чувство – быть беспомощной мишенью для снарядов противника, не имея возможности укрыться, не говоря уже о том, чтобы обороняться.
Самолет пошел на снижение, сделал много кругов над аэродромом. Даже при первом взгляде вниз я сразу понял, что здесь происходит. Территория была усеяна разбитыми самолетами и машинами. Здесь «кондор», там «фокке-вульф», в другом месте остатки нескольких «юнкерсов-52» и «хейнкелей-111». Работа красных бомбардировщиков и истребителей!
Обе другие машины приземлились почти одновременно с нашей. Мой пилот, который в дороге воплощал само спокойствие, теперь настойчиво торопил с разгрузкой. Поспешно были выгружены предметы снабжения. Тут же появился «обратный груз»: раненые, выползавшие из земляных нор, ковылявшие к самолету или принесенные на носилках. Офицер и несколько солдат, видимо полевая жандармерия, сдерживали напор густой толпы. Вылететь мог только тот, кто имел свидетельство начальника санитарной службы армии.
«Тревога!» – пронзительный вой раздался в разгаре сумятицы. Советские бомбардировщики! В этот момент каждый думал об угрожавшей ему опасности и искал укрытия где только мог. Я попал прямо в убежище коменданта аэродрома. Почва заколебалась, толстые брусья тряслись, земля сыпалась меж бревнами деревянного перекрытия прямо на стоявший перед нами стол. Несколько десятков разрывов, затем, видимо, все кончилось.
– У вас тут не слишком весело, – сказал я лейтенанту военно-воздушных сил из штаба коменданта аэродрома. – Часто вам наносят такие визиты?
– Мы привыкли, господин полковник. Иван редкий день не бомбит нас без передышки. Если нет потерь, это не так уж волнует.
Не успел летчик закончить фразу, как раздались крики о помощи: «Санитары, санитары!»
– Есть ли здесь врачи? – озабоченно спросил я.
– На самом краю аэродрома расположены большие палатки санитарной службы. По приказу командования армии все тяжелораненые транспортируются сюда, чтобы они могли вылететь на машинах, доставляющих предметы снабжения. Армейский врач генерал-майор медицинской службы профессор доктор Ренольди находится здесь; он отвечает за отправку раненых. Фактически он бессилен навести порядок, так как сюда добираются и многие легкораненые. Они прячутся в пустых окопах и бункерах. Как только приземлилась машина, они первыми оказываются на месте. Безжалостно отталкивают они тяжелораненых. Некоторым удается, несмотря на жандармов, проскользнуть в самолет. Часто мы вынуждены снова очищать самолет, чтобы освободить место для тяжелораненых. Нужна кисть Брегеля, прозванного живописцем ада, или сила слова Данте, чтобы описать страшные сцены, свидетелями которых мы здесь были последние десять дней.
Мы вышли из убежища. Наши три «хейнкеля-111» тем временем уже поднялись в воздух. Мне стало ясно, почему пилоты так торопились покинуть Питомник. Здесь на всем лежала печать гибели и разгрома.
Ко мне подошли два пожилых офицера. Оказалось, что это те два командира полка, которые утром в четыре часа вылетели из Морозовска. Они ждали меня в одном из убежищ. Из разговора с ними я выяснил, что это бывшие офицеры службы комплектования, которые в мирное время работали в управлении призывного участка или соответственно в штабных канцеляриях. Они запросили штаб армии, какое им дается назначение. Никто не мог им сказать, куда им явиться. Я велел соединить меня с Шмидтом, который отдал приказ об их вылете. Со свойственной ему лаконичностью он отослал меня к адъютанту VIII армейского корпуса, от которого поступило требование. Но тот ответил на телефонный запрос, что в VIII корпусе все места заняты. Он никогда не требовал такого пополнения.
Это уж никуда не годилось. При таком опасном положении заставить двух пожилых офицеров вылететь в котел без всякой нужды… Что мне было делать? Вылететь обратно они могли только по приказу Шмидта. Я не был уполномочен давать им такое распоряжение, но хотел добиться у Паулюса приказа об их отправке. Поэтому я попросил офицеров подождать на аэродроме, пока будет принято решение.
Легковая машина доставила меня на командный пункт близ станции Гумрак. Месяц назад я много раз ездил по этой дороге. Тогда машины с грузами для снабжения войск день и ночь катили в Сталинград, указатели давали ясную ориентировку, полевая жандармерия регулировала движение. Теперь эта дорога предстала передо мной в совершенно другом виде. Вдоль дороги плелись люди с изможденными лицами, в повязках, пропитанных кровью, головы и ноги солдат были закутаны в лохмотья. Указатели дороги давно использовали для костров, полевые жандармы исчезли. Но зато вехами на пути по шоссе из Питомника в Сталинград служили разбитые машины, брошенные каски, противогазы и винтовки. Как призраки, выступали из тонкой снежной пелены скелеты лошадей. Мясо вырубили топорами голодные солдаты.
На командном пункте царило чрезвычайно нервное настроение. Я хотел сначала добиться разрешения на обратный вылет командиров полков и пошел к Шмидту. Он категорически отказал.
– В этом положении мы не можем позволить вылететь ни одному офицеру, даже если он тяжело ранен, – возразил он в ответ на мои доводы.
Я совершил тактическую ошибку, которую вряд ли можно было исправить. Генерал Паулюс удовлетворил бы мое ходатайство. Но по опыту я знал, что он неохотно отменяет распоряжения Шмидта. Тем не менее после краткого раздумья я решил просить командующего разрешить вылететь обратно трем командирам полков. Я пошел к Паулюсу и доложил ему о моей просьбе.
– Кто затребовал этих офицеров?
– Полковник генерального штаба Баадер в Морозовске передал мне телеграмму, подписанную Шмидтом, господин генерал. Все адъютанты корпусов заверяют, что они никаких заявок на полковых командиров не подавали. За короткий срок после моего прибытия я не мог установить, кто повинен в этой нелепости.
– Тогда пусть Шмидт даст приказ об обратном вылете.
– Поэтому я к нему сразу и обратился. Но Шмидт отказал. Я считаю, что это неправильно.
– Сегодня выступила деблокирующая армия Гота. Подождем, пока она с нами установит связь, тогда мы передадим всех троих обратно в резерв командования группы армий. Пусть они до того находятся в распоряжении штаба VIII армейского корпуса.
Так была решена участь этих пожилых офицеров. Они бесполезно торчали в штабе VIII корпуса и в конце концов вместе с тысячами людей погибли в котле.
Бункер в степи
Если не считать неприятных впечатлений в связи с прискорбным эпизодом из деятельности военной бюрократии, я радовался, что снова оказался вместе с Паулюсом. Он принял меня чрезвычайно сердечно. Уже при первом внимательном взгляде я мог заметить, как его измучило катастрофическое положение армии. Нервное подергивание лица, казалось, почти не прекращается. Он сгорбился еще больше. В его речах слышалось горькое разочарование. Он был недоволен собой и своими действиями. Только что вернувшись после поездки на западный участок котла, где шли особенно тяжелые бои, усталый и измученный, он только спросил меня, где я поселился. Когда я ему сказал, что до сих пор еще не получил никаких указаний от начальника штаба, он предложил мне сначала оглядеться и явиться к нему снова к 16 часам. Он добавил, что в ближайшие дни у меня будет много работы. За последние три недели не были подготовлены ни представления к наградам, ни приказы о повышении в чинах. Поэтому он меня и вызвал.
Я снова вышел на воздух. Немногие убежища штаба армии были расположены в открытой степи, наполовину над землей, наполовину под землей. Ни одного дерева, ни одного куста, которые служили бы прикрытием. Стоянка всех машин находилась на расстоянии нескольких сот метров. Обер-лейтенант Циммерман рассказал мне, что здесь раньше был командный пункт 295-й пехотной дивизии. Вокруг были расположены другие бункера, вдоль и поперек соединенные дорогами для транспорта и тропинками. Найду ли я дорогу в этом лабиринте?
Сначала я должен был явиться к генерал-майору Шмидту. Его убежище было расположено рядом с бункером командующего.
– Разрешите спросить, господин генерал, где размещен мой отдел?
– Здесь у нас не было места для вас. Ваши писари находятся примерно в километре отсюда. Обер-лейтенант Шатц вас туда проводит.
Вместе с ординарцем Шмидта я с трудом шел по глубокому снегу – 10 минут, 15 минут. Наконец мы оказались перед входом в землянку. Дым валил из полуоткрытой двери.
Войдя, я сначала вообще ничего не увидел. В убежище не было окон. Маленькая времянка дымила изо всех своих щелей. Только постепенно я разглядел фигуры обер-фельдфебеля Кюппера и обер-ефрейтора Аша. Оба обрадовались, увидев меня. Я задыхался от дыма, слезы текли из глаз, я закашлялся. Я не мог больше дышать и был вынужден вместе с обоими сотрудниками выйти на воздух.
– Здесь вы никак не сможете жить, господин полковник. Мы вдвоем с трудом помещаемся в норе размером в три квадратных метра. На маленьких столиках нельзя даже поставить пишущую машинку. Не может быть и речи о настоящей работе. Мы вынуждены открывать дверь, иначе ничего не видно, но тогда от холода коченеют и совсем не сгибаются пальцы.
– Ну-ну, – возразил я, – не надо сразу падать духом. Как-нибудь мы все это наладим.
Дым немного рассеялся, так что я мог внимательнее разглядеть убежище. Вдоль длинной стены были установлены деревянные нары, одна над другой, на них лежало несколько одеял. Еще одну кровать здесь нельзя было поставить. Земляной пол промерз. Когда я зажег сигарету, при свете спички засверкали на стенах кристаллики льда.
Нет, в этой норе действительно не могли поселиться три человека. Нам нужно было другое убежище. С этим согласился и генерал Шмидт, когда я ему все наглядно описал. Я должен был временно поселиться в бункере генерала Паулюса; для моих сотрудников освободили небольшое помещение в убежище оперативного отдела.
Между тем шел четвертый час дня, пора было идти к Паулюсу. Хотя за последние три-четыре дня я уже узнал от генерала фон Габленца и полковника Баадера кое-что о положении в котле, меня волновала уйма еще неясных вопросов. Но сначала задавал вопросы Паулюс. Его интересовало в первую очередь положение вне котла.
– Как же обстоит дело на нижнем Чире и севернее Морозовска? Какая задача была поставлена перед вашей боевой группой, Адам?
Я подробно рассказал о развитии событий с 22 ноября по 10 декабря и закончил следующим образом:
– Группа армий требовала от меня, чтобы я при всех обстоятельствах удержал плацдарм восточнее Верхне-Чирской, чтобы облегчить отход 6-й армии на запад или соответственно на юго-восток. Солдаты и офицеры боевой группы были весьма разочарованы, когда узнали, что армия заняла круговую оборону и не предприняла никаких мер для того, чтобы разорвать кольцо окружения. И я ежедневно ждал, что армия станет пробиваться на юго-запад. Последние дни солдаты часто спрашивали меня, зачем они здесь проливают потоки крови, если армия не прорывается из окружения.
Когда я заканчивал мой доклад, вошел начальник оперативного отдела. Полковник Эльхлепп крепко пожал мне руку.
– Счастье, что вы наконец здесь. Последние три недели я по необходимости занимался и вашими делами, но, признаться, с грехом пополам.
Паулюс прервал его:
– Адам, я еще не ответил на ваши вопросы. Попытаюсь последовательно изложить катастрофический ход событий после 22 ноября, тогда вам многое будет яснее.
Прорыв запрещен
После краткой паузы Паулюс продолжал:
– Вы знаете, что еще 21 ноября я предложил отвести армию за Дон. Прилетев в котел, я созвал совещание командиров корпусов. В полном согласии с ними я 22 ноября и в последующие дни повторил свое обращение в Главное командование сухопутных сил с предложением прорываться из котла.[57]57
Судя по донесению Паулюса в штаб группы армий «Б» от 22/Х1-1942 года, он не ставил тогда столь безапелляционно вопрос об отходе. Основная мысль этого донесения сводится к утверждению возможности удерживать район Сталинграда. (См. Г. Дерр. Поход на Сталинград, М., 1957, стр. 74.) Лишь в донесении от 23 ноября Паулюс высказался более определенно за выход своих войск из окружения.
[Закрыть] 24 ноября должен был последовать приказ о прорыве. Но из этого ничего не получилось. На совещании у Гитлера Геринг заявил, что он в состоянии снабжать 6-ю армию воздушным путем. После этого фюрер решил отклонить мое предложение. Вместо приказа о прорыве я получил вот такую радиограмму.
Командующий протянул мне лист бумаги. Я внимательно прочел следующий текст:
«6-я армия временно блокирована силами русских. Я намерен сосредоточить армию в районе севернее Сталинграда – Котлубань – высота 137 – высота 135 – Мариновка – Цыбенко – южная окраина. Армия может быть уверена, что я сделаю все необходимое, чтобы снабжать ее и своевременно деблокировать. Я знаю храбрую 6-ю армию и ее командующего и убежден, что она выполнит свой долг.
Не говоря ни слова, я возвратил бумагу.
– Вы видите, Адам, я не мог поступить иначе. После получения радиограммы я снова собрал всех командиров корпусов, в том числе и командиров XI армейского и XIV танковых корпусов, которые тем временем уже переправились годного берега Дона на другой и частью своих соединений заняли западный участок обороны. Каждый более или менее решительно выразил сомнения в возможности снабжать армию по воздуху. В конечном счете, однако, все согласились с моим предложением: при создавшихся условиях воздержаться от прорыва из окружения.[59]59
Следующие штабы, соединения, части и должностные лица были окружены в Сталинградском котле на Волге:
Из штаба 6-й армии генерал-фельдмаршал Паулюс, командующий 6-й армией; обер-лейтенант Циммерман, личный адъютант командующего (убит); генерал-лейтенант Шмидт, начальник штаба 6-й армии; обер-лейтенант Шатц, личный адъютант начальника штаба 6-й армии (убит); полковник генерального штаба Эльхлепп, начальник оперативного отдела (убит); капитан Бер, 1-й адъютант (улетел из котла); капитан фон Зейдлиц, прикомандированный к оперативному отделу (убит); подполковник генерального штаба Нимейер, начальник разведывательного отдела (убит); капитан Маттик, адъютант (умер); подполковник генерального штаба фон Куновски, квартирмейстер I (начальник тыла); полковник Адам, 1-й адъютант; обер-лейтенант Шлезингер, помощник 1-го адъютанта; полковник Зелле, начальник инженерной службы армии (улетел из котла); полковник ван Хоовен, начальник связи армии.
Армейские корпуса
IV армейский корпус: генерал инженерных войск Иенеке, командир корпуса (улетел); генерал артиллерии Пфеффер, командир корпуса; полковник генерального штаба Кроше, начальник штаба.
VIII армейский корпус: генерал-полковник Гейтц, командир корпуса; полковник генерального штаба Шильдкнехт, начальник штаба.
XI армейский корпус: генерал пехоты Штрекер, командир корпуса; полковник генерального штаба Гроскурт, начальник штаба.
LI армейский корпус: генерал артиллерии фон Зейдлищ-Курцбах, командир корпуса; полковник генерального штаба Клаузиус, начальник штаба (убит).
XIV танковый корпус: генерал пехоты Хубе, командир корпуса (улетел); генерал-лейтенант Шлемер, командир корпуса; полковник генерального штаба Мюллер, начальник штаба.
Дивизии
44-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант Дебуа.
71-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант фон Гартман; генерал-майор Роске.
76-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант Роденбург.
79-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант фон Шверин (улетел).
94-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант Пфейффер (улетел).
100-я егерская дивизия: генерал-лейтенант Занне.
113-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант Сикст фон Арним.
295-я пехотная дивизия: генерал-майор доктор Корфес.
297-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант Пфеффер (в январе 1943 г. принял IV армейский корпус); генерал-майор фон Дреббер.
305-я пехотная дивизия: генерал-майор Штейнметц (улетел после ранения); полковник Чиматис.
371-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант Штемпель (убит).
376-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант Эдлер фон Даниэльс.
384-я пехотная дивизия: генерал-лейтенант барон фон Габленц (улетел).
389-я пехотная дивизия: генерал-майор Магнус.
3-я моторизованная дивизия: генерал-лейтенант Шлемер (в январе 1943 г. принял XIV танковый корпус); полковник фон Ханштейн.
29-я моторизованная дивизия: генерал-лейтенант Лейзер. 60-я моторизованная дивизия: генерал-майор Колерман (улетел).
14-я танковая дивизия: генерал-майор Бесслер (смещен); генерал-майор Латтман.
16-я танковая дивизия: генерал-лейтенант Ангерн (убит).
24-я танковая дивизия: генерал-майор фон Ленски.
9-я зенитно-артиллерийская дивизия: генерал-майор Пикерт (улетел).
1-я румынская кавалерийская дивизия: генерал-майор Братеску. 20-я румынская пехотная дивизия: генерал-майор Димитриу.
100-й хорватский пехотный полк (приданный 100-й егерской дивизии).
Войска резерва главного командования
Минометная бригада (полковник Чекель);
2-й минометный полк;
51-й минометный полк;
9-й зенитно-артиллерийский полк;
243-й и 245-й самоходно-артиллерийские дивизионы;
Саперные батальоны: 45, 294, 336, 501, 605, 672, 685, 912, 921, 925. 149 различных отдельных частей и подразделений (подразделения артиллерии РГК, строительные батальоны, полицейские части, части организации Тодта, подразделения полевой почты, команды аэродромного обслуживания, трофейные команды, истребительная авиационная группа, эскадрильи ближней разведки и другие).
(Архив автора)
[Закрыть] Только один человек настойчиво защищал противоположную точку зрения – генерал Зейдлиц.
– Я понимаю, что значит приказ Гитлера, господин генерал. Но я знаю, что и полковник Баадер, и высшие офицеры военно-воздушных сил с самого начала высказывали мнение, что снабжать армию в 330 тысяч человек по воздуху невозможно.
– Зейдлиц требовал, чтобы я действовал вопреки приказу фюрера. Для этого у меня не было никаких оснований. Зейдлиц сам дал нам наглядный пример того, что получается, когда командиры действуют на свой страх и риск. Он без нашего ведома отвел назад 94-ю пехотную дивизию на северо-восточном участке котла. Противник разгадал маневр и тотчас же ударил по отходящим частям. Дивизия была полностью разгромлена, так что мы были вынуждены ее расформировать. Штабу дивизии я приказал вылететь за пределы котла. Наши действия только тогда могут увенчаться успехом, когда они согласуются с намерениями верховного командования.
Зазвонил телефон. Начиная с 12 декабря была установлена связь с группой армий «Дон» на коротких волнах. Вызывал Манштейн. Паулюс кивнул головой, отпуская нас. Тогда я не имел возможности узнать во всех подробностях о трагической судьбе 94-й пехотной дивизии. Спустя много месяцев, в плену, генерал фон Зейдлиц рассказал мне, что, давая 94-й пехотной дивизии приказ об отступлении, он был твердо убежден, что его действия находятся в соответствии с намеченным планом прорыва, предложенным самим командованием армии. Не вина Зейдлица, что через два-три дня Паулюс подчинился приказу Гитлера. Впрочем, и без того находившуюся под серьезной угрозой северо-восточную полосу обороны у Волги нельзя было удерживать силами крайне растянутой по фронту и весьма ослабленной 94-й дивизии. Благодаря маневру, проведенному по приказу Зейдлица, этот участок обороны сократился на 15 километров.
Паулюс, будучи образованным офицером генерального штаба, трезво оценивал обстановку. Он прекрасно сознавал, что армии угрожает смертельная опасность. Но мысль о том, чтобы нарушить полученный приказ, противоречила его военному воспитанию. С самого начала характерной чертой Паулюса – как и многих офицеров старшего поколения – был глубокий конфликт между ответственностью перед солдатами и военной дисциплиной. После тяжелой внутренней борьбы одержала победу военная дисциплина.
Генерал фон Зейдлиц возражает
Я проводил полковника Эльхлеппа в его убежище. Там мы продолжали беседу.
– Знаете, Адам, наш обер-квартирмейстер оказался совершенно прав. Подполковнику фон Куновски, который сейчас замещает Баадера в котле, сразу же пришлось хлебнуть горя. Не было ни одного дня, когда бы самолеты доставили тоннаж грузов, минимально необходимых для снабжения армии. Надвигается голод. Если деблокирующий удар извне не будет успешным, то, по-моему, перспективы мрачные.
– Попав в этакую проклятую яму, не было ли правильней нарушить приказ Гитлера и прорываться?
– Нет. Мы не знаем намерений и возможностей верховного командования. Шмидт и я поддержали решение Паулюса. И вы поступили бы точно так же, если бы были здесь.
Что я мог на это ответить? Мне было слишком трудно представить себя в таком положении, в какое был поставлен командующий армией. Я знал твердо лишь одно – что генерал Паулюс все решает только по зрелом размышлении.
Эльхлепп продолжал:
– Совещание с командирами корпусов под конец приняло остро драматический характер. Все резко выступили против Зейдлица. Генерал-полковник Гейтц угрожал, что он его расстреляет, если он и впредь будет призывать к неповиновению Гитлеру. Зейдлиц тогда представил Шулюсу докладную записку, которую мы в оригинале направили дальше командованию группы армий «Б». Если вы в ближайшие дни посетите LI армейский корпус, который расположен недалеко отсюда, то познакомитесь с этим меморандумом. При прорыве из котла под Демянском в прошлом году Зейдлиц получил богатый опыт, который он переносит в наши условия. То, что он там пишет, не лишено интереса.
Начальника оперативного отдела вызвали к Шмидту. При всем беспокойстве, охватившем меня после этих рассказов, мне не терпелось приняться за срочную работу. Поэтому я поспешно отправился к себе. Кюппер уже кое-что для меня приготовил. Мне нужно было как можно быстрее получить представление о численности личного состава в дивизиях и в войсках, подчиненных непосредственно армии. Это было не так просто. Многие соединения были разрознены, в одном месте остатки какого-нибудь батальона были выведены, чтобы прикрыть бреши на западном или южном участке, в другом были созданы сводные части и брошены в бои. Часто офицер не знал солдат своего подразделения. Зачастую солдат не знал, как зовут его офицера или даже его соседа. Об убитых и раненых сообщались только численные данные, без указания фамилий. Только когда выбывали старшие командиры, сообщались их имена. При таких обстоятельствах нужно было много труда для того, чтобы получить в какой-то степени реальную картину.
