Текст книги "Эхо забытого дня (СИ)"
Автор книги: Виктория Ворон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
========== Пролог ==========
– Аха-ха, Алиса, ты ужасно жестока, – смотря вслед удаляющемуся парню, смеясь, сказала одна из моих «подруг». – Так жестоко его обломала.
Остальные поддержали её смех, а мне было чертовски тошно. Очередная выставка, очередной альфа-самец, с обычным набором комплиментов и подкатов. Скучно и нудно.
– Поскорее бы это всё закончилось, – смотря на свои картины, тихо сказала я.
– Дама грустит? – спросил очередной «мачо», растягивая губы в голливудской улыбке. – Я могу скрасить…
– Не думаю, – перебив его, холодно сказала я.
– Господи, какой красавчик, зачем ты так? – спросила белокурая Эльвира, с жадностью смотря в спину парня. – Такая задница.
– Так хватай, если нравится, – усмехнувшись, сказала подошедшая Венера. – Не надоело ещё устраивать выставки? Все и так уже убедились, что у тебя мёртвые картины. Без души.
– Шла бы ты отсюда и не завидовала, Алиса – популярная художница, её картины покупают за огромные деньги! – восторженно сказала Жанна. – Как говорится, завидуй молча.
– А ты, Жанночка, всё так же меришь мир деньгами? – Венера улыбнулась. – Некоторые вещи не меняются. Мёртвые картины и стая тупых куриц рядом, собирающие крошки твоей славы.
– Пасть закрой, тебя вообще никто сюда не звал, – тихо прошипела я. – Если так не нравятся мои картины, зачем ты посещаешь все мои выставки?
– Мне нравится смотреть на то, как ты падаешь всё ниже и ниже, – брюнетка продолжала улыбаться, смотря мне в глаза. – Но разве не этого ты хотела?
Мои подружки не дали мне ответить, накинувшись на Венеру и привлекая ненужное внимание. В её зелёных глазах горела насмешка. Ей определённо нравилось доставать меня и тыкать носом в самое больное.
Четыре чёртовых года как я стала кем-то значимым. Четыре года, как я разбила сердце человеку, который любил меня, кажется, больше моих родителей. Только вот его уже давно нет, его имя стёрло время, а Венера всё продолжает мстить мне, ударяя по больному.
– Хватит, вы привлекаете ненужное внимание, – устало потерев глаза, сказала я. – Венера, зачем всё это? Не нравятся мои картины – напиши отзыв, ты же критик, которого уважают.
– Да какой там, после того, как её брат стал наркоманом и покончил с собой, из-за расставания с тобой, никто не воспримет её критику в твой адрес, – противно хихикая, сказала Эльвира.
Глаза Венеры опасно блеснули, но она промолчала, как всегда сохраняя хладнокровие. Она даже на похоронах Юры не плакала, а ведь он был её обожаемым старшим братом.
– Скажи мне, кто твой друг, и я… – не договорив, Венера ушла, оставив после себя неприятный осадок.
Дело было даже не в ней, а в её словах, которые были чистой правдой. Мои картины давно уже мертвы, как и моя душа. Никакого вдохновения, лишь выполнение заказов и творения, созданные после кошмаров или лёгких наркотиков.
– Вот же высокомерная сука, что она о себе возомнила?! – возмущённо воскликнула Жанна. – Наверное, злится, что ты кинула её брата, и он умер, не выдержав это.
– Это и так очевидно, – усмехнулась Эльвира. – Кстати, как тебе моя новая причёска?
И началось… Чёрт, вот и какого чёрта я общаюсь с ними? И ведь раньше они не были такими! Или были? А чёрт их знает.
– Всё, я домой, – не став слушать своих верных «подруг», я направилась к выходу.
Ну, конечно, почему бы в этот замечательный день не начаться дождю? Пиджак сразу же промок, стоило мне выйти на улицу. Хорошо ещё, что машина стояла не очень далеко.
– Будь осторожна! – крикнула мне Венера, когда я садилась в машину.
Показав ей фак, я завела свою малышку. Хоть что-то мне по-прежнему доставляло удовольствие, и плевать мне на дождь. Все плелись, как улитки, боясь попасть в аварию, и обогнать их не составляло мне труда.
Я не знала куда ехала. Просто вывернула на главную трассу и поехала вперёд, всё сильнее вдавливая педаль газа в пол. Полгода Венера провела где-то во Франции, и демоны прошлого почти отпустили меня, и на тебе!
Вернулась и заставила меня бежать, как когда-то это делали родители, стыдя меня и моё увлечение. Я доказала им, что моё увлечение чего-то стоит, но сейчас я ничего и никому не хочу доказывать. Я просто хочу покоя.
– Чёрт, Алиса, соберись! – сбавляя скорость, сказала я сама себе. – Ты прошла длинный путь, ты…
Я замолчала, не зная, что сказать. В голове крутились слова Венеры и её взгляд.
– Чёртова лесбиянка! – пытаясь успокоиться, крикнула я.
Нацепить на неё ярлык извращенки было легче, чем принять правду. Она права, и это бесит. Юра мёртв, а я жива и буду жить!
– Я жи… – меня прервал какой-то непонятный визг.
Я резко нажала на тормоза, но скорость была слишком большая. Я в ужасе смотрела, как передо мной друг в друга врезались два грузовика и перегородили мне путь. Будто стена, они стояли на моём пути, и я не могла ничего сделать.
У меня не было выхода. Моля небеса о помощи, я вывернула руль вправо, прямо в сторону крутого обрыва.
========== Глава 1 ==========
Не каждое пробуждение приятно, а особенно пробуждение от запаха лекарств. Противный, кисло-горький, он проник мне в лёгкие и заставил очнуться. Я непонимающе оглянулась.
Больница. Значит, я жива. Руками и ногами шевелить могу, это уже хорошо. Так, с лицом всё в порядке, и мои волосы, цвета шоколада, тоже на месте. В принципе, всё не так плохо, особенно если учесть, что последние мои воспоминания не самые хорошие и позитивные.
Я летела в пропасть, снесла ограждение и… Всё. Но меня, судя по всему, спасли. Палата только какая-то стрёмная. Обшарпанные стены, постельное бельё, которое пропахло чёрт знает чем, и храпящая на соседней койке баба, не самой приятной наружности.
– Милая, ты очнулась? – в палату зашла светловолосая девушка, лет двадцати пяти.
Сначала я подумала, что она обращается к храпящей женщине, но та явно не выглядела очнувшейся, да и вошедшая быстрым шагом направилась ко мне.
– Я так рада! – неожиданно обняв меня, заплакала блондинка. – Слава Богу, ты жива.
– Отцепись! – оторвав от себя девушку, сказала я, хватаясь за рёбра. – Кто ты?
– Очень смешно, Алиса, не издевайся, я и так чертовски сильно испугалась! – напустив на себя строгий вид, сказала синеглазая.
– Я не издеваюсь, а вот ты, видимо, заигралась, – попытавшись встать, сказала я, но тут же рухнула обратно на кровать. Всё тело безумно сильно болело.
– Не вставай, ты ещё не до конца восстановилась! – ко мне подскочил седой мужчина, лет пятидесяти. – Вся в мать, такая же непоседа.
– Чёрт, ты ещё кто такой? И вообще, убери от меня свои лапы, извращенец, – скидывая его руки и не позволяя помочь мне, сказала я, откинувшись на подушку.
– Вот тебе раз, родного отца извращенцем назвала! – мужчина ошарашенно уставился на меня. – Лен, иди сюда, кажется, наша дочь слишком сильно приложилась головой об ступеньки.
– Какие ещё, нахер, ступеньки? И какая я тебе, блядь, дочь?! – весь этот спектакль меня начал, откровенно говоря, раздражать.
– Алиса, не смей материться! – в палату вошла женщина, лет сорока, и строго посмотрела на меня. – Не посмотрю, что ты уже большая и что у тебя у самой есть ребёнок, по заднице надаю.
– Я тебя засужу, если притронешься к моей прелести, это во-первых, – обведя всех взглядом, начала я. – Во-вторых, прекращайте этот цирк. Я вас знать не знаю, и вы точно не мои родители, уже не говоря о том, что никаких детей у меня нет.
– Дядь Паш, тёть Лен, кажется, она и правда нас не помнит, – с ужасом сказала блондинка.
– Спокойно, сейчас увидит Кирилла и сразу всё вспомнит, – усмехнувшись, сказал мужчина, выходя в коридор. – Кирюша, иди сюда, твоя мама проснулась.
В помещение тут же забежал маленький мальчик, лет четырёх. Ну копия этой блондинки и ни намёка на наше с ним родство.
– Мама! – мальчик кинулся ко мне.
– Отцепите его от меня! – пытаясь оторвать от себя пацана, закричала я. – Да какого чёрта здесь творится?!
– Кажется, всё и правда серьёзно, – потрепав внука по голове, задумчиво сказал мужчина. – Ну ладно, доктор предупреждал об этом. В общем, я твой отец, Павел, это твоя мать, Елена, и жена с сыном, Мария и Кирилл.
– Ага, ясно-понятно, вы чокнутые, да? – смотря на присутствующих, спросила я. – Я Алиса Шмель, вот и познакомились.
– Хорошо, ты знаешь, как тебя зовут, что ещё ты помнишь? – не дав заговорить своей и «моей» жене, терпеливо сказал мужчина. – Что ещё ты помнишь о себе?
– Я – известная художница, дочь Михаэля и Иоганны Шмель, и вас я не знаю, – устало потерев глаза, сказала я. – Прекращайте этот спектакль и позвоните моим родителям.
– Всё ясно, её фантазии перемешались с реальностью! – схватилась за сердце женщина. – Милая, ты наша дочь.
– Хватит с меня, звоните им, они развеют ваши больные фантазии, – не на шутку разозлилась я.
– Даже если бы мы хотели, не можем, – Павел протянул мне газету. – Люди, которых ты ошибочно считаешь родителями, разбились сегодня утром, на своём личном самолёте, и, как видишь, у них не было детей, и всё их состояние уйдёт в благотворительный фонд, который они создали.
Не желая верить словам мужчины, я, с бешено бьющимся сердцем, взяла газету. Хватило одного взгляда на заголовок, нескольких секунд на прочтение небольшого текста, чтобы мой мир рухнул.
***
“Это сон. Невероятно реалистичный, но сон”, – настойчиво твердила я себе, смотря в окно на проезжающие мимо машины.
– Всё будет хорошо, ты всё скоро вспомнишь, – заезжая во двор, сказала Марина.
Девушка она неплохая. Приходила ко мне всю неделю, что я провела в больнице, терпела мои издёвки. Стыдно, всё же воспитание даёт о себе знать. «Родители» тоже приходили, но так называемая мать почти не смотрела на меня. Обижалась.
Кирилл. Вот уж из-за кого у меня болело сердце. Он смотрел на меня так, будто я ударила его в спину, а последние три дня и вовсе не приходил. Мне вроде бы должно быть плевать на мальчика, но не могу я смотреть, как дети грустят или плачут. Ужас просто.
– Приехали, – улыбаясь, сказала Марина. – Вот ты и дома.
– Это не мой дом, – скривившись, я вышла из машины.
Судя по тому, как одевались мои родители и «жена» с «сыном», жили они небогато. Да и машина была не особо дорогой, хоть и иномаркой. Мы оказались в обычном дворе, и тут-то меня накрыло. Этот двор был мне чертовски сильно знаком!
Именно в этом доме, в который сейчас направлялась блондинка, я написала свои первые успешные картины, снимая обшарпанную однушку и поедая лапшу быстрого приготовления. Мой бойкот, всем и каждому, в частности родителям.
– Узнала? – правильно растолковав мой взгляд, спросила девушка. – Ну вот, я же говорила.
– Я ничего не ответила.
– Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять твои мысли, только взглянув тебе в глаза, – улыбаясь, сказала Марина.
Меня будто током шибануло. Так же мне сказала Венера, когда я только рассталась с её братом и полностью посвятила себя творчеству. Интересно, а что с ней? Есть ли она в этом кошмарном сне?
– Милая, ты так и будешь там стоять?
– Не называй меня милой!
***
Моя старая квартира была на этаж ниже той, в которую меня привела Марина. Эта квартира была более приличной, сразу видно, что в ней живёт семья, а не одинокая художница с приступами вдохновения.
Трёхкомнатная, с небольшой гостиной и кухней. Одна принадлежала пацану – он так и не вышел из комнаты – вторая принадлежала нам. Блять, нам. От этого Марининого «нам» меня чуть не стошнило. Ну, не лесбиянка я! Совсем.
Когда-то я и вовсе презирала людей нетрадиционной сексуальной ориентации, но из-за Венеры мне пришлось примириться со многими вещами.
Не могла же я постоянно наезжать на сестру своего парня. Да и отношения с брюнеткой у меня были нормальные. Не считая её редких, но до жути откровенных взглядов.
– Ты говорила, что даже в этом сн… В этой жизни, скажем так, я художница, так? – Марина кивнула. – Тогда где же мои картины? Наброски или хоть что-то? Ни красок, ни холстов и готовых картин.
– Понимаешь, в тот день, когда ты поскользнулась и упала, ударившись головой об ступеньки, и потеряла сознание, ты… – девушка замолчала, закусив нижнюю губу.
Ужасный жест. Будто она себе губу откусить хочет. Кажется, я ищу в ней минусы, и это не составляет для меня труда. Она не очень-то подходит под мои стандарты красоты.
Да, приятное лицо, курносый нос, глубокие синие глаза, стройное тело, что удивительно. Обычно, когда у тебя четырёхлетний сын, у тебя нет времени следить за фигурой.
– Хватит уже мямлить, скажи нормально и прямо, – злость снова вернулась.
– Ты рисовала в третьей комнате, она самая маленькая, но тебе там было комфортно, – начала Марина. – Ты очень много рисовала, со страстью, но никто не ценил это. Но ты правда прекрасно рисуешь! – глаза девушки горели. Она говорила от чистого сердца.
Меня это смутило, я привыкла принимать однотипные комплименты. Люди не видели моих картин, они видели лишь мою популярность и репутацию одарённой художницы.
– Ясно, значит, здесь я художница-неудачница, да? – усмехнувшись, спросила я. – Занятно.
– Ты не неудачница! Ты очень талантлива, но Кирилл растёт, и клиентов не было, картины никто не брал, а моей зарплаты учительницы не особо хватает, – опустив взгляд в пол, сказала Марина.
Оп-па, так она учительница. Интересно. Как и тот факт, что я больше не «у себя». Я не особо верю во всю эту мистику, но я либо сплю, либо это моё наказание. Я не святая, признаю, но… Стоп, а может это быть из-за того, что я много думала о том дне, четыре года назад, когда я выбрала дорогу известной художницы, а не счастье с Юрой? И если это плод моей фантазии, а я нахожусь в коме (или вовсе мертва), то при чём тут какая-то Марина?
Нет, я точно её не знала. Смотрю в глаза и ничего. Я бы запомнила, точно бы запомнила. Может, у неё и вполне обычная внешность, но глаза просто невероятны. Будто лава, синего цвета. Нда, ну и ассоциации у меня.
– Ясно, денег не хватало, я сидела у тебя на шее, но вернёмся к главному, где картины? – я сама не знала почему, но я чувствовала, что должна увидеть их.
Будто зуд, желание увидеть их всё усиливалось. Девушка внимательно всматривалась мне в лицо, будто пыталась там что-то найти. Вдохнув, она посмотрела мне прямо в глаза:
– Ты уничтожила все картины, когда тебе отказали в очередной раз.
Я тупо уставилась на блондинку. Ага, уничтожила. Я? Быть не может. Я даже свои «мёртвые» картины люблю, как родных детей, а тут эти, судя по всему, написанные под сильным приступом вдохновения. Что за бред? Может, я и не я вовсе? Попала в тело другой девки? Возможно же, да?
Быстро направляюсь в ванную. Давно надо было посмотреть в зеркало, но нет же, не обращала на своё отражение внимания. Вечно так, уйду в свои мысли и почти ничего вокруг не замечаю. Даже если это важно.
Из груди вырывается разочарованный вздох. Я, собственной персоной. Серые, почти бесцветные глаза, шоколадные волосы, длинные ресницы, ярко выраженные скулы. Я, чёрт меня дери, во всей красе. Правда, на лице несколько ссадин.
Смотрю на запястье правой руки и бац! Нет татуировки. После первой удачной выставки я набила у себя на запястье татуировку: маленького чёрного чёртика, с красными рогами и наглой ухмылкой, который держал в руке трезубец. Помню, увидев эту тату, у матери чуть не случился сердечный приступ.
Логично, конечно, что её нет. Выставки нет и тату нет. Пиздец. Я ещё могла смириться с женой и сыном, потерей всего и тем, что я оказалась в кошмаре, но отсутствие моего чёрта… Нет, это уже слишком. Ещё чуть-чуть и я готова поверить в то, что это реальность.
– Ты в порядке? – Марина осторожно положила мне руку на плечо. – На самом деле, кое-что сохранилось.
– Картина? – с надеждой спросила я.
– Да, но она не такая, как другие, она странная, – Марина буквально впилась в меня взглядом. – Я нашла её после того, как навестила тебя в больнице. Я никогда не видела, чтобы ты рисовала её. Да и сама она будто не твоя.
– Покажи! – я тут же оживилась.
Чёрт знает, зачем мне понадобилось увидеть картину. Ну вот опять, невыносимый зуд и чувство, что если не увижу её – умру.
Зайдя в третью комнату, я удивлённо уставилась перед собой. Твою мать, да это та же комната, в которой я рисовала, когда ещё только становилась художницей. Комнату будто вырвали из другого места и перенесли сюда или… нет, сон именно это, а не моя жизнь. Реальность другая.
– Вот она, – Марина указала на большую картину, накрытую бежевой тканью… – Пойду пока на стол накрою, ты, наверное, есть хочешь, – не дожидаясь моего ответа, девушка вышла из комнаты, закусив нижнюю губу и бросив на меня странный взгляд. Ревнивый, что ли.
Я не трус, но мне было страшно. Я, в принципе, догадывалась, какая там картина. Но не хотела в это верить. Ну правда, там не может быть то, что я уничтожила, так и не закончив. Но моя интуиция опять не ошиблась. Под тканью была та самая картина.
Я бежала от этой картины, пыталась забыть о ней, и вот она в моём кошмаре. Она и сама была моим самым страшным кошмаром. Метр пятьдесят в высоту, семьдесят сантиметров в ширину. Почему именно на таком полотне? Не знаю, я тогда ничего не хотела понимать, я лишь пыталась выкинуть навязчивый образ из своей головы.
Шёлковое бельё, тёмно-синего цвета, на котором лежала девушка, желаемая многими. Практически, идеальные изгибы тела, насмешливая улыбка, зелёные глаза, в которых плясали черти, раскиданные по подушке чёрные волосы.
Всё это въелась в моё сознание, и мне нужно было выплеснуть эту куда-то. Выкинуть тот день, перенести его на холст и забыть.
Но картину я так и не закончила, но то, что должно было быть на ней, было уже видно. Наверное, поэтому Марина так странно вела себя.
Эта картина и правда странная, тут Марина права. Как и татуировка, она не должна существовать. Я переспала с Венерой перед её отъездом во Францию, полгода назад. Как-то нелогично, даже если учесть, что этот сон мой личный кошмар.
Впрочем, с учётом того, как я переживала после той ночи и проклинала её и себя, это вполне логично. Я ведь нахожусь в кошмаре. И картину я давно сожгла. Может быть, мне и во сне стоит её сжечь, чтобы проснуться?
Стоп, а это ещё что? Небольшой конверт лежал около картины. Не колеблясь, я подняла его с пола. Хм, просто белый конверт, мне в таком деньги за работы платили. Раз уж это мой сон, не будет ничего в том, что я его открою, хуже уже быть не может:
Думаю, у тебя много вопросов, но всё на самом деле очень просто. У тебя есть выбор: жить этой жизнью, с людьми, которые тебя искренне любят, или закончить картину и снова стать известной художницей, со всеми прелестями твоей старой жизни.
Знай, если ты закончишь картину, ты умрёшь здесь, в этой реальности, и не сможешь вернуться. Твоя душа не выдержит пребывания сразу в двух реальностях.
У тебя есть меньше месяца, чтобы сделать выбор. Ты уже умираешь, но, уничтожив картину или закончив её, ты будешь жить. Тебе выбирать, в какой реальности и кто будет рядом с тобой.
– Зашибись, – я встала на колени перед картиной. – Блять, это всё лишь сон, тупой сон! Это не может быть правдой! – я больно ущипнула себя за руку. – Твою мать, я не собираюсь оставаться здесь, эта не моя жизнь! Но эта картина… Что же мне делать?
Я сидела на холодном полу, сжимая в руках конверт и прислонившись лбом к незаконченной картине. Это не может быть правдой…
========== Глава 2 ==========
Неужели, чтобы что-то понять, человеку надо пережить:
катастрофу, боль, нищету, близость смерти?!
Эрих Мария Ремарк. «Жизнь взаймы»
– Зачем пришла? – открыв дверь, спросила я.
– Может, сначала впустишь? – стряхивая со своего пальто снег, спросила брюнетка.
Вздохнув, я впустила Венеру внутрь. Её губы были синими, и сама она слегка подрагивала от холода. Совесть и воспитание не позволили мне игнорировать это.
– Я ванну набрала, иди, отогревайся, – уходя в гостиную, сказала я девушке. Скорее, даже приказала.
– Спасибо, – Венера радостно направилась в ванную.
Она прекрасно знала, что где находится, как и то, что я не могу не впустить её. Ненавижу её за это, я будто открытая книга перед ней, как ни пытаюсь строить из себя бесчувственную и эгоистичную суку, ни хера не получается. Маска просто разбивается от одного её взгляда и полуулыбки.
Налив себе коньяк, я буквально упала в белое кресло, чуть не расплескав жидкость. За окном падал снег, а птицы кружили напротив. Всё же в квартире на двадцать пятом этаже есть куча плюсов. И люди снизу, как муравьи, не так раздражают.
– Надеюсь, ты не против, что я зашла? – вытирая волосы и наверняка не прикрыв своё нагое тело, спросила Венера.
Она стояла за моим креслом, я видела в отражении стекла её наглую улыбку и горящие, как у кошки, глаза. Или это отражение так искажалось? У людей ведь не могут гореть глаза, да?
– Ты всегда приходишь, когда тебе вздумается, – заливая в себя обжигающую жидкость, ответила я. – Зачем на этот раз ты пришла? Опять сыпать соль на раны?
– Я никогда не стремилась причинить тебе боль, ты и сама это знаешь, – положив мне руку на плечо и забрав стакан с остатками коньяка, сказала Венера. – Не губи себя этой гадостью. Пей сок.
– Отвали от меня и займись своей жизнью. Девушку себе найди, в конце концов, – раздражённо сказала я, вставая с кресла и разворачиваясь лицом к ней.
– Нравится? – ехидно улыбаясь, спросила Венера, поймав мой изучающий взгляд. – Ты бы меня нарисовала?
– Нет.
– Алис…
– Уходи.
– Я ещё вернусь.
– Я знаю.
Так мы и стояли: она – улыбаясь, я – хмурясь. А за окном всё валил снег, и яростно свистел ветер. Чем выше, тем холоднее.
***
Я медленно открыла глаза. В комнате было ещё темно, как и на улице, несмотря на свет луны и фонарей. Я так и уснула около этой чёртовой картины, надеясь, что проснусь в своей квартире или в больнице, на худой конец. Лучше, чем здесь, в этой комнате, не в моём мире.
А это точно был не мой мир. В моём мире мои родители холодные, расчётливые и… Живые. В моём мире меня окружают эгоисты и льстецы, акулы, которые идут по головам, и жополизы, которые хуже льстецов, ведь те не ударяют в спину, лишь меняют хозяев.
– Ну вот и что мне делать? – посмотрев в окно, спросила я. Ответом мне была тишина.
Марина меня не разбудила и не потревожила. Кажется, она сюда даже не входила, а если входила, значит, она отстойная жена, ведь ни подушки, ни одеяла не было. Да и проснулась я от холода. Но нет, она, скорее всего, не входила.
– Ахахах, чёрт, представляю, как она удивилась, когда увидела эту картину, – засмеялась я, но тут же замолчала. Мне стало её жаль.
Хреново, наверное, увидеть подобное. Даже тупой догадается, что эта не просто картина с обнажённой девушкой. Всё было слишком личным, жарким, диким. Картина так и кричала, что момент на ней запечатлён после секса. Охренительного секса, как не хочется признавать.
Интересно, где Венера? И что стало с Юрой? Ведь тут мы, типо, не встречались, значит ли это, что он жив? Сердце бешено забилось. И правда, он ведь должен быть жив!
Быстро встав с пола, я вышла из комнаты, в поисках любого устройства, с помощью которого можно выйти в интернет. И нужное быстро нашлось. Чёрный ноутбук лежал на столе.
Включив его, я сощурилась от яркого свечения. Мои глаза всегда были слишком чувствительны к яркому свету, поэтому я часто носила очки. Хорошо хоть, что мне не приходилось таскать их постоянно.
– Так, гугл, ага. Юрий Змеековский, – я ввела в поисковик интересующее меня имя.
Тут же, на удивление, вылезло очень много инфы. Кажется, моё отсутствие в его жизни пошло ему на пользу. Так, мне нужна информация о нём и Венере. Ага, вот вроде то, что нужно:
Юрий Змеековский, пошедший по стопам своих родителей, недавно написал положительный отзыв на картину Петра Демидова.
Ясно, значит, он стал критиком, хм, и достаточно известным и уважаемым. Так, несколько писательских наград. Ого, он даже небольшой фильм снял. Фильм «Потерянная звезда». Что за тупое название? Да, сразу узнаю Юру, в плане названий он всегда был тугодумом.
Фильм «Потерянная звезда» посвящён сестре Юрия, которая четыре года назад устроила свою первую и последнюю выставку, навсегда вписав своё имя в историю. Юная и очень одарённая девушка неожиданно озарила мир своим творчеством и так же неожиданно исчезла. После неё осталось немного картин, но все мы будем помнить её вечно.
Это ещё что за херня? В память о сестре? Значит, Венера мертва?! Быть не может! Да как, чёрт возьми, это могло произойти?! Так, вот оно, неожиданная смерть молодой художницы:
В пятницу вечером Венера Змеековская возвращалась после своей выставки, поразив своими картинами даже самых строгих критиков. Казалось, звезда загорелась и будет светить нам ещё много лет, но всё оборвалось в один миг, рукой наркомана, ищущего деньги на дозу. Виновный наказан, но мы ещё долго будем скорбеть. Мы никогда не забудем Венеру и её непревзойдённый стиль.
Я ошарашенно смотрела на статью. Даже не ошарашенно, а напуганно. Руки тряслись, к глазам подступили слёзы. Это невозможно! Бред, бред, бред! Она жива, я знаю.
Я же помню её тёплые руки, насмешливую улыбку, глаза. Почему она мертва, если мы не встретились? Это же я приношу несчастья, разве нет? Ведь из-за меня умер Юра, и у отца начались проблемы с сердцем. Меня ведь жизнь наказала, забрав славу и свободу, так какого чёрта она мертва?! Да ещё и тогда, когда исполнила свою…
Точно. Чёрт, я совсем забыла. Четыре года назад, за день до того, как я бросила Юру, она планировала устроить выставку. Но Юра не выдержал расставания, сорвался, а она была с ним. Выходит, не брось я его, она бы умерла? Или это только здесь, в этом сне или в этой вселенной? Чёрт, да неважно.
– Не спится? – я вздрогнула от голоса Кирилла.
Мальчик стоял около дивана, держа плюшевую черепаху за лапу. А нет, живую. Мать твою!
– Ты ей лапу оторвёшь, – хриплым голосом сказала я. На душе кошки скребли, никогда не думала, что известие о смерти Венеры так на меня подействует.
– Ой, – мальчик взял черепаху за панцирь, уже более аккуратно. – Не подумал.
– Оно и понятно, ночь на дворе, иди спать, – вздохнув, приказала я.
– Уже семь утра и за окном рассвело. Ой, мама же проспит свои уроки! – побежав в комнату Марины, сказал пацан.
И точно, за окном уже рассвело, и вовсю кипела жизнь. Понедельник – день тяжёлый. Батарея ноута уже мигала и показывала один процент зарядки. Секунда и ноутбук погас. Надеюсь, он не нужен Марине.
Блондинка вылетела из комнаты и кинулась в ванную, что-то крича про то, что жутко опаздывает. Опаздывает в семь утра, нда, хреново быть учительницей.
– Так, еда в холодильнике, тётя Лена придёт днём, я вернусь часов в шесть, не скучайте! – надевая сапоги, крикнула из прихожей Марина. – Если что-то случится, звоните.
– Пока, мам! – крикнул Кирилл и закрыл за матерью дверь.
– А черепаха где? – упав на диван, спросила я.
– В вашей комнате ползает, – сев в кресло и включив мультики, ответил мальчик.
От его «в вашей» меня передёрнуло, так и хотелось возразить, но чёрт с этим. Не хочу расстраивать пацана, он и так хотя бы начал со мной разговаривать, до этого он обидчиво косился и молчал.
В семь утра четырёхлетним детям нужно спать, но мне было всё равно. Хочет смотреть мультики? Пусть смотрит, зато днём будет спать, надеюсь. «Моя» матушка придёт днём, это хорошо, можно расслабиться, насколько это возможно.
Я всегда умела приспосабливаться к разным ситуациям и ловить вдохновение. Я, как мне казалось, утратила эту способность, но нет, мне и правда резко захотелось рисовать.
– Если хочется рисовать – рисуй и плевать, что из этого получится, – вспомнила я слова старого учителя рисования, который преподавал у нас в школе. Потом, правда, его выгнали, за распространение травки, но мужик он был хороший.
Умывшись, я посмотрела на себя в зеркало. Видок у меня был тот ещё. Бледная кожа и мешки под глазами. Ужас, да и чувствовала я себя не очень.
Вроде в записке говорилось что-то про то, что я умираю. Как ни странно, мысль о смерти меня пугала не так сильно, как то, что мне нужно дорисовать картину.
Я знала, это единственный выход очнуться или отправиться в свою жизнь. Чёрт знает, но записка была не просто так, как и картина. Вот и не верь после такого в мистику.
– Что ты делаешь? – зевая, спросил Кирилл, прижимая к себе черепаху.
– Ищу холст и краски, – обыскивая всё вокруг, ответила я. – Иди спать.
– Иду, – сонно буркнул Кирилл, направившись в свою комнату. – Кстати, ты всё закинула в коробку, она под столом на кухне.
Под столом на кухне. Искать долго не пришлось. Мдя, сразу видно, что работает одна Марина, это всё не сравнится с тем, чем рисую я. Сразу вспоминаются мои первые шаги в искусстве. Дешёвые краски и кисточки, хотя не такие уж и дешёвые, но всё равно не очень качественные.
Перенеся все свои «инструменты» в комнату, я принялась за работу. Рисовать было легче, чем думать о том, в какой жопе я оказалась и как мне выбраться из неё. Незаконченную картину я накрыла тканью. Не хочу пока её видеть.
Впервые за долгое время меня накрыло такое сильное вдохновение. Картина писалась сама, я лишь была её скромным проводником. Чёрт, как давно я не испытывала такого наслаждения! Бескрайние поля, тёмный лес и множество теней, выглядывающих из него и желающих приблизиться к сверкающей сфере.
Закончив картину, я удовлетворённо выдохнула и растянулась на полу. Всего на секунду прикрыв глаза, я провалилась в сон.
***
– Опять? – впуская брюнетку в квартиру, устало спросила я. – У тебя своего дома нет, что ли?
– Дом там, где дорогие нам люди, – нагло плюхнувшись в кресло, ответила Венера, закрыв глаза и блаженно улыбнувшись. – У тебя в квартире всегда ужасно жарко. Мерзляка.
– Значит, я дорогой тебе человек? – усмехнувшись, спросила я, не надеясь услышать ответ на свой вопрос.
Мы обе избегали этой темы. Связующая нас нить давно порвалась, да так, что нам впору быть врагами. Но она приходит, как к себе домой, без разрешения, вторгается туда, куда нет входа другим.
Улыбается, выпивает весь апельсиновый сок – который я зачем-то покупаю для неё – и разваливается в моём кресле, смотря на вид из окна, или читает книги, которых у меня огромное множество.
Мы никогда не говорим о Юре. Не говорим о моих картинах, которые она, кажется, просто ненавидит, и весь наш разговор – обычное хождение по лезвию ножа.
– Я соскучилась, – отвечает, как всегда насмешливо улыбаясь.
Давно уже не нужно слов, чтобы растолковать её взгляд, и она знает, что я всё понимаю, оттого улыбается ещё наглее, а я всё сильнее хмурюсь и заливаю в себя очередную порцию коньяка.
Когда-нибудь я напьюсь достаточно сильно, чтобы сказать ей «трахни меня», но это точно будет…
– Не сегодня, – тихо выдыхаю я, не открывая глаз и чувствуя её горячее дыхание на своих губах.
