Текст книги "Этот сильный слабый пол"
Автор книги: Виктория Вита
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Тетя Зин, – деликатно прервала ее Варвара, – патриотизм, конечно, дело хорошее…
– Ты еще слишком молода, чтоб учить меня, – остановила та ее и уже мягче добавила. – Я в том возрасте, когда вкусы менять уже поздно. А вот насчет патриотизма – ты хорошо сказала, что это дело хорошее, только проявляется это не любовью к сыру.
И царственной походкой она удалилась в свой дом. Варвара проводила ее ошарашенным взглядом, от растерянности забыв, зачем она вылезла из шезлонга и что собиралась дальше делать.
Дорога была почти пуста. Середина недели. Иногда встречались фуры, поодиночке и целыми колоннами. Редко на огромной скорости пролетали иномарки, которые Варвара провожала равнодушным взглядом. В голове медленно выстраивался план необходимых дел на сегодня. Надо отогнать машину к дяде Мише, позвонить и встретиться с Ольгой, взять у нее больничный и передать кучу гостинцев, которыми баба Зина так забила ее багажник, что машина теперь шла почти на ободах. Компоты, соленья, варенья для самой Варвары, для Ольги, Машундиля и Веры Павловны. Подвалы бабы Зины были почти полностью опустошены и готовы для принятия новых поступлений.
Она не торопясь обогнала междугородный автобус, забитый дремлющими пассажирами. В город она приедет в утренний час пик, но Варвара не собиралась ехать в «спальный» район через центр, лучше сделать небольшой круг, чуть больше километраж, зато значительный выигрыш во времени.
Бармалей на заднем сидении спал крепким сном, восстанавливая силы после затянувшегося уик-энда. Варвара включила радио, и тут же диктор преувеличенно бодрым голосом пожелал доброго утра, радостно пообещал понижение температуры и дождь. Она чуть сбросила скорость, ей не хотелось торопиться с возвращением туда, где ее ждали серые и унылые, похожие один на другой будни.
Она все успела. Встретилась с Ольгой, которая выразила восхищение ее поздоровевшим видом, хотя в глазах читалась плохо скрываемая тревога: видно, не так уж хорошо она выглядела. Поболтали о том, о сем, Ольга вспомнила шашлык и Ибрагима: что красивый мужчина, но чеченец, хотя, видимо, «очень цивилизованный чеченец». Варвара согласно кивала головой, промолчав о своих любовных подвигах. Расставались они шумно, искренне клянясь друг другу звонить по поводу и без повода и обе прекрасно понимая, что времени и часто сил для общения катастрофически не хватает, работа и быт засасывают по самую макушку, пережёвывая и жестко выплевывая отработанный материал. Напоследок Ольга, не выдержав, сказала: «Варь, ты смотри, если совсем невмоготу, ты звони, и я тебе дней на десять организую отдых, а лучше сдала бы ты анализы, а то выглядишь, как после суточного дежурства». Варвара пообещала, что если возникнут проблемы, Ольга будет первым человеком, к кому она обратится за помощью. На том они и порешили.
Позже вечером машина была отдана дяди Миши. Он что-то хотел спросить, но, внимательно посмотрев на Варвару, только махнул рукой и пообещал перезвонить, когда все будет готово.
Домой она вернулась на автобусе, предварительно зайдя в магазин и купив хлеб и корм для Бармалея. Шел мелкий нудный дождь. Но все равно – это была весна. Пусть дождь, пусть северный пронизывающий ветер, но все равно это была весна, холодная питерская, но весна. Все проходит. Закончится дождь, ну не сегодня, так завтра, ну не завтра, так через пару дней. Надо только верить, что все будет хорошо. «Если вы хотите, чтобы жизнь улыбалась вам, подарите ей сначала свое хорошее настроение», Варвара не помнила, откуда это выражение, но то, что оно сейчас всплыло в памяти, было так кстати. Что изменится, если она будет ходить с видом обреченного на смерть? Ну, было, было тогда здорово, было очень здорово. Она почувствовала себя настоящей женщиной, любимой и желанной. Ну, а дальше не сложилось, ну что ж не она первая, не она последняя. Хотите хэппи-энд, пожалуйте в Голливуд, а еще лучше Болливуд. А у нас здесь северная столица, Северная Пальмира, так сказать, нравы холодные, сдержанные, и если вдруг что-то где-то, так это не на нашей болотистой почве. Ну конечно, все вокруг виноваты, а она такая белая и пушистая, теперь и город ей чем-то не угодил, – она шла, мысленно ругая себя в третьем лице. Люди теряют близких, здоровье, жизни… внутри какой-то склочный голосок добавил: «И смысл жизни».
– Смысл жизни в самой жизни, – уже вслух произнесла Варвара и мысленно продолжила спор сама с собой, а в споре, как известно, рождается истина, хотя и не всегда, и скорее всего это именно тот случай. Но это не помешало ей выпрямить спину и гордо поднять голову. Как в отместку за ее выбор, сильный порыв ветра рванул из рук зонтик и ударил по лицу потоком холодной воды, скатившегося с его купола. «Не запугаешь, – неизвестно кому пригрозила она, – тем более и дом уже рядом». В голове всплыли строки из «Онегина»: «…лошадка, дом почуя, плетется рысью как-нибудь…». Правда, там лошадка снег почуяла, но сейчас это были сущие мелочи.
Перед ее подъездом сидели два мужика и … пили пиво. Все бы ничего, но шел дождь, а навеса над скамейкой и в помине не было. На алкашей и бомжей они явно не похожи. Да и банки с пивом, которые они держали в руках, были закрыты. Они дружно повернули головы в ее сторону, один из них проследив за ее взглядом, и странно усмехнувшись, демонстративно открыл банку. Варвара сбавила шаг и беспомощно огляделась. Темно, грузные серые тучи тяжело легли на город, продолжая сыпать мелким дождем, полностью закрыв собой белые ночи. Сейчас на улице был «мертвый час». Рабочий люд был уже дома и ужинал под сериалы по телевизору, собачникам выходить было еще рано, и, конечно, никто не совершал в такую погоду вечерний моцион. Она растерянно остановилась и вновь оглянулась по сторонам. До подъезда оставалось несколько шагов, но его заслонили собой медленно поднявшиеся с лавки мужчины.
– Закурить не найдется? – с кривой ухмылкой произнес один из них.
– Она нэ курэт, – раздался голос за их спинами, с явно чрезмерным кавказским акцентом.
Двое резко обернулись, и дружно отбросив банки, опустили руки в карманы кожаных курток. В дверном проеме стоял джигит в черных джинсах и майке, и не просто джигит, это был «старший брат». Он доброжелательно улыбнулся, но от этой улыбки у Варвары по кожи пошли мурашки.
– Наш район вабще нэ дла куращих, – добавил джигит и еще раз улыбнулся, чуть напряг, как перед прыжком, тренированное тело, – курэнье может угрожать нэ только здоровью, но и жизны.
За его спиной нарисовались еще двое, один из которых как-то странно держал руку за спиной. Безмолвная дуэль длилась недолго: перевес был явно на стороне детей гор.
– Не надо так нервничать, генацвале, – успокаивающим тоном произнес один из «кожаных», медленно извлекая руки из карманов куртки и показывая пустые ладони, – мы вас покидаем.
– Тэбэ тамбовский волк гэноцвали, – почти нежно и все с той же улыбкой закончил с ним разговор «старший брат» и, уже обращаясь к Варваре добавил на чистом русском языке: – Сестра, долго под дождем стоять будешь, заходи в дом.
Варвара не стала ждать повторного приглашения и ринулась, не разбирая дороги в спасительный дверной проем. Она неслась с такой скоростью, будто за ней гналась стая волков. Бежала без оглядки, со всей силой шлепая по лужам, взметая по ходу тучи брызг. «Братья» расступились, впустив ее в подъезд, и как только она оказалась, за их спинами тут же сомкнули строй. Варвара, перепрыгивая через две ступеньки, на одном дыхании оказалась у лифта и нажала на кнопку вызова. Лифт ровно загудел; опускаясь с верхних этажей, он еще не успел окончательно спуститься, как дверь подъезда тихо закрылась.
– Варвара, можно вас пригласить к столу? – раздался за ее спиной голос «старшего брата».
– О нет, огромное спасибо, – выпалила она и еще несколько раз судорожно нажала на кнопку вызова лифта, стараясь ускорить его движение. – Я сегодня очень, просто жутко устала. И, простите, это, наверно, не к месту, а как вас зовут и как вы здесь оказались?
– Мансур, – представился он, – меня зовут Мансур. – Извините, не сказал сразу. А как оказались? Квартира на первом этаже, окна выходят на ту сторону, что и подъезд… Мы за стол садились, а он у окна… . Так, может, покушаете с нами, окажите нам внимание, пожалуйста.
– Спасибо, Мансур, спасибо, – она схватила холодными, мокрыми от дождя ладонями его горячую руку и с силой потрясла, – за все спасибо, … но не сейчас, не сегодня…
– Я с вами тогда поднимусь, – полувопросительно, а скорее полуутвердительно сказал он, и в его голосе прозвучали понимающие нотки, – и провожу до квартиры.
Варвара повернулась к нему и резко притянув его к себе крепко поцеловала в щетинистую щеку. Даже сквозь смуглую кожу было видно, как он покраснел от смущения.
– Спасибо, Мансур, спасибо вам всем, – снова повторила она.
– Не благодари, нам с тобой никогда не расплатиться, – и, подождав, когда она войдет в свою квартиру, прощаясь, чуть склонил голову, прижав правую руку к своему сердцу.
Закрыв за собой дверь, Варвара, ни секунды не сомневаясь, подперла ее стулом. Бармалей с удивлением наблюдал из комнаты за ее действиями, затем подошел к не на месте стоящему стулу и, обнюхав его, запрыгнул, подставив под руку хозяйки мохнатую голову для получения порции ласки.
– Бармоша, не до тебя сейчас, – пробормотала она и, мимоходом погладив кота, прошла на кухню. Выложив содержимое пакета, она его кое-как скомкала, затем, недоуменно посмотрев на дело своих рук, передумала и разгладила, решив, что он еще пригодится, вытерла и повесила на холодную батарею: пусть сохнет. Делать ничего не хотелось. Варвара прошла в комнату и, не включая свет, легла на диван, положив руки за голову. Бармоша тихо, на полусогнутых, подошел к дивану и, мягко запрыгнув, устроился у нее под боком. Он чувствовал, происходит что-то неладное, что-то очень плохое, никогда еще в их доме не было так тревожно.
Варвара смотрела в потолок, стараясь хоть как-то понять и объяснить происходящее. Маньяк, «Гризли» с его непонятным поведением, эти «двое из ларца, одинаковы с лица». Что происходит с ее жизнью? Ладно, раскладываем все по полочкам. Маньяк – это дикое совпадение случайностей, спасибо судьбе за то, что все обошлось, хотя бы для нее и для этой девочки, Фариды. Надо будет к ней обязательно зайти и что-нибудь подарить. Да, надо будет обязательно купить для девочки подарок, и как она раньше об этом не подумала? «Гризли», тоже случайность, а его дальнейшее поведение – закономерность. Это раньше – поцеловал, женись. Сейчас другие времена и секс – это не повод даже для знакомства. Просто случайно в тот момент именно она оказалась рядом, была бы другая на ее месте и девяносто девять процентов из ста было бы все точно то же. Увидел, использовал и забыл.
От жалости к самой себе у нее сжалось сердце и глаза наполнились предательскими слезами. Нечего рыдать, тут же остановила она себя, и вообще последнее время у нее слишком часто глаза стали бывать на мокром месте, а ведь она никогда не была кисейной барышней. «Поэтому будем считать, что мне очень даже повезло», Варвара занялась психотерапией, как барон Мюнхгаузен вытаскивал себя за косичку из болота, так она старалась вытащить себя из трясины тоски. Неожиданное романтическое приключение на сеновале. Пошла и не пожалела, во всяком случае, тогда не пожалела, да еще и жива осталась. Так что будем считать, десять дней, прошли «позитивненько», спасибо «Гризли» и тете Зине. Она села на диване «по-турецки» и, поставив локти на колени, подперла лицо кулаками. Бармалей жалобно мяукнул, демонстрируя неодобрение смены ее положения.
– Так, ну а эти двое откуда? Тоже случайность? – спросила она себя и тут же ответила: – Когда столько случайностей, то это становится закономерностью. И мне это категорически не нравится, – сообщила Варвара Бармалею. – Знаю, знаю, что ты думаешь, хитрая морда: что нет неприятностей, с которыми мы не справимся.
Она почесала его за ухом и в ответ услышала довольное утробное мурчание.
– Надо идти в душ и спать, – сообщила она коту, –завтра на работу, а там очень «дружный» и очень «внимательный» коллектив, живущий по принципу «один за всех и все против одного». Но, Бармоша, поверь, закончится наша черная полоса, ибо «ничто не ново под луной», как там дальше у Карамзина, не помню, а вот последние строки: «И прежде кровь лилась рекою, и прежде плакал человек» … . Судя по высказыванию классика, у них тоже жизнь была не сахар.
И вновь потекли однообразные будни. На работе все было по-прежнему. Поступали и выписывались пациенты с разной степени сложности травм. В клинике чувствовалась какая-то напряженность, идущая сверху, от административного руководства клиники. Иногда атмосфера накалялась до предела, что отражалось на работе всех и каждого, от санитарок до «эшелонов верховной власти», и тогда начинали вспыхивать локальные конфликты, грозящие перерасти в нечто большое, хотя до кровопролитных схваток дело не доходило. Все проходило мимо Варвары. Она не участвовала в сварах, не принадлежала ни к одной группировке, ни за главного врача, ни против, ни за начмеда, ни против, ни за заведующего отделения, ни против. Варвара просто работала и старалась жить своей жизнью.
А жизнь потихоньку входила в колею. Больше не было маньяков, уехали чеченцы, горячо с ней попрощавшись и клятвенно пообещав передать Фариде, которую сразу после происшествия увезли домой в Грозный, куклу – доктора, которую она ей купила. О «Гризли» она ничего не знала, да практически и не вспоминала, хотя порой на нее накатывала странная, ранее не свойственная ей слезливая тоска. Те люди «в кожаных куртках и с пивом» или даже что-то подобное больше не объявлялись. Все-таки, наверное, они тоже были случайностью. Варвара вынесла окончательный вердикт, что май был месяцем случайностей, пришел июнь, а затем июль, лето, и все встало на свои места.
Жизнь продолжилась в обычном размеренном ритме. Телевизора у нее не было, и о происходящих в мире и в ее стране катаклизмах она, как обычно, узнавала в укороченном формате, перед утренней конференцией в ординаторской. Этого ей было более чем достаточно, чтобы испортить себе настроение на неделю вперед. Она не в силах была что-либо изменить, а «полыхать праведным гневом», сотрясая воздух пустыми возмущениями, у нее не было ни сил, ни настроения.
Последнее время она стала быстро уставать и все время хотелось спать. Перенесенные стрессы дали о себе знать. Среди врачей они называли это «синдромом второго дня». Когда у человека проблемы, сильные стрессы, он держится, а как только все закончилось и вроде наступил покой, здесь начинается самое неприятное – отдача. Заканчиваются компенсаторные возможности и наступает состояние «выжатого лимона», а рядом с ними тихо таится депрессия.
– Вы так похудели, Варвара Семеновна, – раздался позади нее мужской голос, – и эта аристократическая бледность с зеленоватым оттенком, не могу сказать, что вам к лицу, однако придает определенную пикантность и пробуждает желание вас хорошо покормить. Вы что, на работе несколько суток подряд?
Варвара резко обернулась и увидела улыбающуюся физиономию Степана Петровича, заведующего отделением анестезиологии и реанимации, блестящего специалиста, и одновременно, ну конечно, в нужном месте и в нужное время, отменного остряка и балагура.
– Ну так что повлияло на такое кардинальное изменение внешности? – продолжил он, сжав в своих лапищах ее маленькую ручку. – Вы влюблены, и почему-то, в свои шестьдесят с гаком, мне кажется, что это не я герой вашего романа.
– Нет, я, к сожалению, не влюблена вообще, – пожав плечами ответила Варвара, – дежурство было три дня назад, да и то спокойное, даже удалось поспать. Сейчас весь народ за городом живет, вон за окном какое чудное лето, даже на юг ехать не надо. А вы где отдыхали? Вы же в отпуске были?
– Да, был, – согласно кивнул головой Степан Петрович, – на даче в Карелии, замечательно отдохнул. Только зубы мне не заговаривай, душа моя… .
Разговор был прерван звонком мобильного: еще никогда Варвара так не радовалась его своевременности.
– Да, – ответил в трубку Степан Петрович, – подавайте, я договорюсь. Варвара Семеновна подойдет? Ок. Я тоже думаю, что повезло. Варь, там у «полостников» эвентерация, а у них на отделении один Дмитрий Сергеевич и ординатор первого года, ты ж понимаешь, он только на крючках стоять может.
Когда Степан Петрович волновался, он начинал обращаться к ней на «ты», и Варвару это нисколько не смущало. Пятница и конец рабочего дня, конечно, народ старался работать в ускоренном режиме, чтобы все сделать побыстрее и пораньше и, конечно, под благовидным предлогом, исчезнуть с работы. У нее такого предлога не нашлось, хотя с утра как-то периодически кружилась голова, и, кажется, она уже второй день ничего не ела, просто не хотелось, от голода и пониженного давления начала накатывать тошнота – депрессия накрывала равнодушно и зло. И закон подлости: именно в пятницу чаще всего у них в клинике случались всякие пакости. Конечно, она согласится, у нее даже мысли не возникло отказать Степану Петровичу или Димке – хороший парень, хороший хирург…
– Ну вот и ладненько, – прервал ее мыслительный процесс заведующий, – они уже пошли мыться. Пойдут под эндотрахеальным, так что давай быстро.
Варвара согласно кивнула и ускорила шаг, на ходу снимая белый халат. Переодевшись в операционный костюм и намыв руки до треска кожи, она вошла в операционную. Дмитрий с ординатором, уже намытые и экипированные в стерильные колпаки, маски, халаты, стояли, скрестив руки, ожидая, когда анестезиологи дадут свое «добро». Варвара, поздоровавшись со всеми, заняла место первого ассистента.
– Дим, пару слов о клиенте, – попросила она, – хотя б в основных чертах.
– Варь, банальная история и, если коротенько, – глуховато, через маску, начал Дмитрий Сергеевич, – этот «кент» пару месяцев назад вернулся из мест не столь отдаленных и так радовался свободе, что третьего дня во время «дружеской» попойки, не поделив с друганами хвост от селедки или чего-то там еще, получил проникающее ножевое ранение в живот. Наши его прооперировали, часть тонкого кишечника ушла в тазик, но все было чистенько, зашили наглухо. Он и в реанимации был всего ничего, перевели в палату, утром перевязали все было хорошо. А потом меня зовут в палату, говорят, у него как-то повязка вздулась, я ее снял, а там кишечник наружу.
– Он на спор тумбочку поднял, – встрял в разговор ординатор и добавил извиняющимся тоном: – Это его соседи по палате рассказали.
– Можно, – прозвучало указание к действию, и операция началась.
Операция длилась неожиданно долго, все оказалось непросто, но они были молодцы и справились. И это принесло удовлетворение в душу Варвары, когда Димка искренне обнял ее и сказал, что ему повезло, что она не успела уехать домой. В раздевалке, переодевшись в свой обычный клинический костюм и уже натягивая халат, она почувствовала, как все поплыло перед глазами и потом затянуло густой черной пеленой.
Очнулась Варвара, лежа на жесткой каталке, от резкого удушающего запаха, Димка активно совал ей под нос тампон с нашатырным спиртом. Иришка, медсестра, туго перетянув ее руку резиновым жгутом, налаживала контакт с веной. Степан Петрович на другой руке мерил давление.
– Ну ты даешь, звезда, – произнес Дмитрий, увидев, что она открыла глаза, – перепугала всех насмерть.
– А я что, я ничего, – вдруг запричитала прижавшаяся к стене студентка первого курса медицинской Академии и по совместительству санитарка оперблока Мариночка, – я в раздевалку захожу, а она на полу лежит вся белая и не дышит.
– Ну да, – скептически произнес зав анестезиологией, – так надо было орать на весь коридор, что Варвара Семеновна умерла. Я сам чуть было рядом не лег. Ну вот и давление, хоть и низковатое, но есть. Сейчас мы тебе глюкозку с аскорбинкой прокапаем, и румянчик появится, а то представляешь из себя душераздирающее зрелище. Укройте ее, а то она вся холодная. Может, коньячку с кофейком?
Варвара отрицательно замотала головой: от одной мысли о спиртном к горлу покатил тошнотворный комок.
– Дим, убери нашатырь, – наконец взмолилась она, – ты меня сейчас им задушишь. Дмитрий Сергеевич смутился и тут же убрал вонючий тампон от ее лица.
– Ну, ты как?
– Значительно лучше, – выдавила из себя Варвара.
В оперблок, чуть с коробкой не вынеся дверь, влетела Татьяна Григорьевна, гинеколог.
– Она жива?
– Жива, жива, – забубнил Степан Петрович, – похоже на голодный обморок… – И вдруг, чуть запнувшись и как-то странно посмотрев на Варвару, добавил: – А может, ваши женские дела.
– Никаких женских дел нет, – окончательно приходя в себя, категорически произнесла Варвара.
– И давно? – живо заинтересовалась Татьяна. Степан Петрович демонстративно закатил глаза и, подхватив Дмитрия Сергеевича под руку, начав разговор о написании протокола операции, поволок его в сторону ординаторской.
– Тань, ты, о чем? – у Варвары от удивления, глаза приняли странную, почти квадратную форму. – Ты же прекрасно знаешь, что у меня ничего не может быть, потому что не может быть никогда. У меня есть задержка, но я перенесла очень сильный стресс и такое бывает.
– Угу, – согласилась Татьяна, – смотри, все, капельница закончилась. Встать можешь? Ну и хорошо, пойдем-ка я тебе УЗИ сделаю и по ходу, из своей практики, очень интересную историю расскажу. В моей далекой молодости, еще в интернатуре, дежурила я сутки в ургентной гинекологии. Ночь, конечно, как всегда бешеная была. Ну, под утро только задремала, и медсестра меня будит, говорит, что с отделения общей хирургии привели на консультацию женщину, у которой больших размеров забрюшинная опухоль с явлениями некроза и в оперблоке уже операционную разворачивают. Если у женщины острая патология брюшной полости, обязательно должна быть консультация гинеколога.
Варвара понимающе кивнула, она прекрасно знала эти алгоритмы. Они уже вошли в кабинет ультразвуковой диагностики, и Татьяна, постелив на кушетку чистую пеленку, включила аппарат.
– Так вот, – продолжила она в ожидании, когда техника прогреется и заработает, – выхожу я в коридор, а там в кресле, как-то завалившись на бок, сидит «пухляшечка» лет сорока и странно так стонет. А ко всему интересному, у нее на подбородке еще и густая щетина. Это сейчас я бы подумала, что она трансвестит, тогда мы даже таких слов не знали. Ну, пригласила я даму в смотровую, а она мне, что ей, мол, неудобно передо мной, у нее, видишь ли, моча постоянно течет. Гинеколога трудно испугать такими пустяками. Я ей предлагаю лечь на кресло и задаю любимый вопрос: «Когда последний раз были дамские дела?». Она мне и отвечает, так, навскидку, почти год назад, и тут же добавляет, что у нее «бесплодие центрального генеза», задержки по полтора года бывают и детей у нее быть никогда не может. Представляешь, Варь, сколько человек, далекий от медицины, обследовался, лечился, что запомнил такое выражение, как «бесплодие центрального генеза». Варь, не стой над душой, а давай ложись и оголяй живот.
Варвара медленно повиновалась.
– Ну вот, – между тем продолжила Татьяна, выдавливая из тубуса холодный гель на ее голый живот, – ложится эта мадам на кресло, я смотрю, а то не моча, а воды, и прямо на меня идет голова ребенка. Я бегом в ординаторскую и говорю своим, что у нас в «гнойной» смотровой рожает женщина с «бесплодием центрального генеза». Ох, все тогда как рванули. Каким темпом мы ее переводили в ближайший родильный дом! А она нам: что я мужу скажу, я в Питер в командировку приехала. Мы ее пытаем: ты что не чувствовала, что живот растет, а она отвечает, что ну да, поправилась последнее время; ну а шевеление? Так, говорит, всегда проблемы с кишечником были, просто бурлить стал больше. В общем, успели мы ее перевести в роддом, где она благополучно и разрешилась здоровым мальчиком. Варь, сколько у тебя задержка?
– Почти два месяца.
– Ага, – согласилась Татьяна, водя датчиком по животу, – значит, стресс, говоришь. Ну что ж, всякое бывает. Только знаешь, Варь, это не твой случай. Я тебя поздравляю: ты, подруга, беременна. А говорят, чудес на свете не бывает! Когда оно вот и срок ему семь – восемь недель. Сердечко, хорошее и похоже это мальчик, Варь, действительно хороший, просто очень качественный мальчик. Так, только, пожалуйста, не вздумай завалиться здесь в обморок. Ты себя как чувствуешь?
– Таня, не поверишь, я себя сейчас вообще не чувствую. Пытаюсь понять то, что ты мне сказала, это первое, а второе – стараюсь не сойти с ума, а в-третьих, думаю, что у меня нет вариантов. – Варвара перевела дыхание, – Тань, а мне какие надо сейчас витамины пить?
– Слышу слова «не мальчика, но мужа», – довольно провещала Татьяна. – Варь, ты молодец, ты справишься. Я тебе сейчас напишу все, что необходимо принимать на ранних сроках и какие анализы необходимо сдать, если будут проблемы, терапию скорректируем. И еще никаких стрессов. Теперь главный жизненный девиз – «плевать на все и на всех». Думать только о своем ребенке, растить его в полном позитиве. Читать Маршака, Чуковского, Барто, а лучше учить наизусть. Детишкам это очень нравится. Слушать классическую музыку, не пить, не курить, не употреблять наркотики.
– Таня, подожди, я не успеваю за тобой, – не выдержала и сдалась Варвара, как она ни старалась, но никак не могла «объять необъятное», то есть полностью усвоить непрерывным потоком поступающую информацию.
– Не волнуйся, я все тебе напишу: Варь, а отец кто-то из наших? – неожиданно спросила Татьяна, что-то чирикая шариковой ручкой на клочке бумажки.
Варвара вздрогнула от неожиданности: – Нет, из «ихних», да это и не интересно… И подумала о том, что, пожалуй, она и сама бы не прочь поподробнее узнать об отце своего ребенка.
– Прости, ради Бога, прости за идиотский вопрос, –Татьяна готова была расплакаться, – иногда от усталости начинаешь терять человеческий облик. Я честно без задней мысли, я не хотела тебя обидеть. Варь, прости меня, пожалуйста. А знаешь, приходи ко мне завтра в гости. Я сегодня дежурю, но мы закрыты на ввоз, отделение переполнено, поэтому будет настроение, давай увидимся, как говорится, в неформальной обстановке. Познакомлю тебя с моей мамой, она у меня необыкновенная, а еще у меня дочка растет…
– У тебя есть дочь? – переспросила Варвара. – Ты никогда о ней не рассказывала. Сколько ей?
– Уже невеста, – гордо сказала Татьяна, – ей три годика.
Они дружно, будто девчонки-школьницы, прыснули от смеха.
– Это круто, только для моего сынули она уже старовата, – продолжая давиться смехом, выдала Варвара и, вытирая выступившие слезы, добавила: – Насчет гостей мысль замечательная, только у меня сейчас такое состояние, будто по голове стукнули не просто кувалдой, а молотом судьбы. Гул стоит от макушки до пяток. Едва я смирилась с мыслью, что кошки – это мое все, и вдруг мир изменился. Пока у меня совсем голова не уехала за горизонт, я постараюсь добраться домой. Таня, об одном прошу: пусть это, хотя бы пока, останется нашей тайной.
– Ну конечно, хотя первой мыслью было вывесить плакаты о твоей беременности на всех этажах, – притворно тяжело вздохнула Татьяна и сунула Варваре в руку исписанный каллиграфическим почерком лист бумаги. – Так как у тебя сейчас будет прогрессировать отек мозга и память будет, мягко говоря, ухудшаться, я тебе кое-что тут написала, что необходимо делать в первую очередь. И убери с лица эту дурацкую счастливую улыбку. Постарайся выглядеть на работе как обычно, а то у тебя вся информация на лице написана крупными буквами.
– Тань, я тебя люблю, – еще раз хихикнула Варвара и постаралась сделать сосредоточенное лицо, но оно, живя своей жизнью, снова расплывалось в счастливой улыбке. Татьяна с выражением полной безнадежности махнула на нее рукой.
Приведя одежду в порядок и забрав лист с рекомендациями, Варвара неуверенной походкой вышла из кабинета. Когда за ней закрылась дверь, в кабинете стало тихо, только ровно гудел аппарат УЗИ, светясь экраном с изображением маленького человечка. Татьяна откинулась на спинку стула и перевела дыхание. В памяти ярко всплыло выражение лица Варвары, когда она безапелляционным тоном ей вынесла приговор – бесплодие. Как она могла? Но ведь все анализы были нулевыми: ни тебе гормонов в достаточном количестве, ни даже признаков созревания яйцеклетки. А сейчас еще и, – кто отец? Вот стыдоба, ну полная дура. И при чем здесь усталость – самое глупейшее оправдание, просто брякнула первое, что пришло в голову. Ведь Варвара не спросила, где отец ее дочери.
Вообще Варвара ей нравилась своей бескомпромиссной честностью, профессионализмом и какой-то, не по возрасту, бесшабашностью. Хотя что возраст – ничего, она, Татьяна, на год ее старше. И еще она никогда не лезла с расспросами в личную жизнь, причем не только к ней, к Татьяне, но и к другим тоже. Со всеми была максимально корректна, вежлива и держала не оскорбляющую никого дистанцию. Хотя, кажется, с начальством у нее что-то там не ладится. «Но при чем здесь начальство, если, я как последний придурок в грязной обуви, да в чужую душу – «кто отец?» – от этой мысли Татьяна, обхватив голову руками, застонала в голос. – «А потом еще это корявое приглашение в гости. Я совсем с ума сошла. В гости… Куда в гости? В малогабаритные «хоромы» из двух комнатушек, одна из которых превращена чуть ли не в реанимационную палату, где в коридоре два человека разойтись не могут». Татьяна с опаской оглянулась, будто кто-то в темном кабинете мог подслушать ее мысли. Но все было по-прежнему – темно и тихо, и только экран продолжал матово светиться. Татьяна нажала на «пуск», и компьютер послушно распечатал фотографию. Она положила ее в карман, чтобы при случае передать Варваре, и тут же взяла начавший вибрировать телефон. На экране большими буквами высветился «Приемный покой».
– Иду, – не уточняя, кто и что, сказала она в трубку и, выключив технику, тряхнула головой, отгоняя тяжелые мысли, «надела» на лицо радушную улыбку и, закрыв за собой дверь кабинета, легкой походкой побежала по лестнице на первый этаж, зная из собственного опыта, что так быстрее и надежнее, чем на больничном лифте.
Варвара шла как будто во сне. По лицу блуждала улыбка, да такая, что люди, которые шли ей навстречу, вдруг тоже начинали улыбаться. Мир стал другим, ярче, сочнее, радостнее. Он стал необыкновенным, добрым и счастливым. Хорошо, что сейчас лето, очень хорошо, что оно такое замечательное, совсем не питерское, с такими яркими красками, запахами, звуками. Все пережитое оказалось таким далеким и мелочным по сравнению с тем, что в ней растет новая жизнь. Все вдруг стало с головы на ноги и приобрело совершенно другой смысл. Варвару переполняли любовь и чувство неимоверного счастья, оно огромной горячей волной захлестнуло ее, укутало и унесло в другую страну, где нет ничего невозможного. У нее будет ребенок, такой неожиданный и такой желанный. От ощущения своего нового состояния у нее слегка кружилась голова. Теперь она обязательно будет хорошо питаться и пить витамины.