Текст книги "Тайна Верховной жрицы (СИ)"
Автор книги: Виктория Виноградова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
***
Тем же вечером Меган лежала в постели Клавия, положив голову на его грудь. Рыжие кудри разметались по плечам. Горячее тело юноши и прохлада шелковых простыней создавали приятный контраст, а чуть приоткрытое окно доносило с улицы ночную свежесть.
– Красавица моя, – приговаривал Клавий, поглаживая ее спинку. – Как же я тебя обожаю.
Любовник ощущал прилив нежности и умиротворения. Ему не хотелось ни двигаться, ни что-то делать. Ему нравилось чувствовать, как Меган лежит на нем, ощущать вес ее тела, ее гладкую кожу, ее запах…
– Я тебя тоже, – автоматически отвечала рыжая.
После Лабиринта жрица не верила романтичным словам молодого любовника и воспринимала свидания с ним как обязательную часть программы. Пусть думает, что она по-прежнему доверяет ему. Лишь бы помог разобраться с пророчествами. Ей все никак не давал покоя образ незнакомого юноши, находившегося в библиотеке Собора с книгой в руках. Он явно был ключом к спасению Иривии. Однако, Меган не могла обнаружить его. Жрица осмотрела и сотрудников библиотеки, и прислугу, и всех, кто в принципе имел хоть какое-то отношение к Собору и подходил под описание. Ни единый из увиденных юношей не был похож на того паренька из пророчества.
– Что по книге? – тон Меган скорее подошел бы для делового разговора, чем для беседы после хорошего секса.
– Просмотрел еще несколько секций, но пока ничего похожего, – библиотекарь нехотя вырвал себя из разнеженного состояния. – Мне кажется, эту книгу принесет сам юноша.
– Зачем? Это не логично. Какой смысл нести книгу в библиотеку? Я тебе говорю: нам нужно прошерстить все отделы. Найдем книжку – поймем, как найти парня.
Клавий перевернулся на бок, прищурившись и разглядывая любовницу из-под опущенных ресниц.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – спросил он. – Ты пытаешься подмять под себя весь мир.
– Что?
– Ты хочешь контролировать все и всех. Даже реальность. Из-за этого ты не даешь мирозданию самому сделать для тебя всю работу.
– Можно без твоих денейских словоблудий? – жрице не особо нравилось, когда Клавий начинал вещать какие-то древние мудрости, далекие от современной жизни.
– Иди сюда, – юноша сгреб Меган в охапку, против ее воли. Обнял, прижав к себе и ласково прошептал: – Я знаю, что ты мне не доверяешь. Знаю, что переживаешь из-за пророчества. Но поверь: как только ты расслабишься и перестанешь требовать от мира вести себя так, как задумано в твоей голове, решение проблемы найдется само. Вспомни состояние, когда ты пробуждаешь магию. Замедлись. Выдохни. И доверься миру.
– Ага, миру, который собирается разрушить наш континент. Нет уж. Пока я не изменю линию вероятности событий, никаких расслаблений.
Клавий хотел возразить, но его отвлекли взволнованные голоса и топот, донесшийся из коридора. Наспех облачившись в ночную сорочку и накидку, Меган вышла узнать, что произошло. В коридоре остановила пробегавшую мимо служанку, потребовав объяснить, чем вызван переполох.
– Его Преосвященство Шедек Патах… – жалобно скулила девчонка. – У… у-у…. у-у-уме-е-ер… – слезы хлынули на покрасневшие щеки. – Он там… ой мамочки… Он там пове-е-есился-я-я….
Девчонка убежала прочь.
К Меган подбежал кто-то из младшего жречества:
– Ваше Святейшество! Беда! Его Преосвященство магистр Патах покончил жизнь самоубийством! Вас, простите… но вас там Орден…
И в этот же момент к Меган подошел полицейский.
– Меган Лейнц? Вы арестованы по подозрению в убийстве.
Глава 17. Император
Давящая обстановка серого мраморного кабинета мешала Альбергу сосредоточиться. Мысли то и дело возвращались к странному корольку из далекого крошечного государства. Было что-то неправильное в его поведении. Что-то, что выбивалось из общепринятых норм.
Внешне король Рурык вполне походил на правителя отсталой маленькой страны. Эксцентричный, простоватый, но по его поведению и речи было видно, что он действительно управляет государством. Однако открытие банка… Не то, чтобы данная практика была нова для Иривии. Некоторые государства открывали филиалы банков на магическом континенте, но в этот раз случай как будто выбивался из общего ряда. И все же найти в чем заключается отличие никак не удавалось.
Вынужденный присутствовать на совещании, Альберг в пол уха слушал выступление министров, пытаясь понять мотивы чудаковатого короля.
Еще и журналисты, как всегда, принесли хлопот. Кто-то разгромил банк этого Рурыка, а пресса моментально выставила банальное хулиганство как акт политического террора со стороны Альберга.
Или погром не был случайностью?
Надо выяснить, кто дал разрешение на открытие иностранного банка, и кто стоит за его погромом.
Мысли кружили ворохом, и Альберг интуитивно чувствовал, что ему следует внимательнее отнестись к странному королю, но нескончаемый поток дел никак не давал возможности хоть немного побыть наедине и спокойно проанализировать происходящее.
Вот и сейчас император должен был слушать доклад по сельскохозяйственной отрасли. Министр аграрных дел обладал удивительной способностью буквально усыплять слушателей. Стоило ему начать говорить об осушении земель и экспорте зерна, как головы собравшихся тяжелели, так и норовя опуститься вниз.
Внешность горе-оратор имел весьма неказистую: бледный, угловатый, на макушке проплешина размером с блин. Усики жиденькие, какие бывают у юнцов, а бороденка до того редкая, что ей только деревенских мужиков смешить. Одним словом, выглядел докладчик весьма комично. Такому бы при церкви служить, а не фермерскими делами заведовать.
Альберг был наслышан, что мужики министра не особо жаловали и за спиной потешались. Да и как не потешаться? У него даже фамилия была смешная: Цирюль. За это с легкой руки фермеров министр получил прозвище Штангель-Циркуль. Надо сказать, прозвище ему подходило: сам худющий, ноги длинные. Идет, точно циркулем расстояние отмеряет.
Почему отец назначил его министром – для императора оставалось загадкой, но перечить воле родителя Альберг не решался. К тому же, с делами Цируль худо-бедно справлялся. Еще бы во время докладов бубнил не так монотонно …
Государь с завистью смотрел на сладко посапывающего министра военных дел – Громовца. Грузный боевой мужик с повадками ретивого герка, спал в кресле, опустив голову на плечо соседа. Сосед иной раз подталкивал Громовца, когда тот принимался храпеть.
Хотелось бы и Альбергу сейчас оказаться на одном из дальних кресел и проспать доклад агрария. А еще лучше, запереться в малой библиотеке и поразмыслить о происходящем в спокойной обстановке. Но, увы, императору не позволительна такая роскошь.
Новая Верховная жрица тоже не шла из головы. Странный выбор Ордена, странное поведение самой жрицы. Она упорно пыталась попасть на аудиенцию к Альбергу. Секретарь говорил, что женщина фанатично твердила о необходимости побеседовать с государем о запрете на добычу магии.
При их первом знакомстве императору показалось, что жрица – всего лишь вульгарная провинциальная особа, пробившаяся наверх при помощи денег и связей. Но теперь он все больше полагал, что эта женщина – фанатик. И раз Орден выбрал ее, то не известно, какую игру затеяли магистры? Они замышляют бунт против воли императора? Намереваются бороться за возвращение контроля над добычей магии? Хотят устроить народные волнения? Иначе с какой целью их выбор пал на жрицу, отстаивающую отказ от промышленной добычи магической энергии?
Альберг сделал над собой усилие, чтобы прислушаться к докладу Цирюля, но мысли вновь уплыли. По полученным сведениям, к востоку от Иривии действительно находилось островное королевство, коим правил король Рурык. По документам выходило, что королевство появилось несколько веков назад. Может быть такое, что король действует не самостоятельно, а по наводке более крупных игроков? Если да, то кого? Логичнее предположить, что остров находится под вассалитетом у Пиратской Республики. Но что, если крошечное государство под властью Савенийской конфедерации? В этом случае действия короля Рурыка могут являться деструктивными для империи. Уж очень подозрительно его появление в самый разгар войны.
Обо всем этом нужно было срочно подумать. Но доклады, визиты, приемы и совещания сыпались одно за другим. И так третью неделю подряд.
Альберг почти с ненавистью посмотрел на Цирюля. Как тот бухтел одно и то же от собрания к собранию: почвы осушаются, происходит рост пустынь, настоятельно рекомендуется ввести ограничение на использование магии и провести модернизацию фермерства.
Все это понятно и правильно, но откуда деньги взять? Неприятель со дня на день может порвать оборону и оказаться на континенте. В таком положении о модернизации думается в последнюю очередь. Как бы империю не потерять. Сейчас необходимо бросить все силы на военную промышленность. С фермерством будем разбираться в мирное время.
Директор завода кораблестроения тоже хорош… Шельма! Обещал привлечь инвесторов, просил: «Дайте только сделать пассажирский летающий корабль и увидите – мы окупим весь проект! Можно будет военные модели за бесценок производить».
Только зря деньги потратили. Шума много, а толку ноль. Все смотрят на летающую диковину, восхищаются, а инвестировать не спешат. В итоге как не было средств на военные корабли, так и нет.
Мысль императора уплывала все дальше, переносясь к морским границам Иривии, где сейчас шли сражения. Неожиданно слова Цирюла заставили его встрепенуться. Альберг уловил лишь окончание фразы:
– … отменят поставки. Дело выльется в забастовку, – министр посмотрел на государя, ожидая реакции.
– Забастовку? – машинально повторил Альберг, не понимая, о чем идет речь.
Он почувствовал себя неловко, уже не в первый раз отмечая, что не годится для управления империей. Даже доклад не в состоянии внимательно выслушать, не говоря уже о более серьезных вещах.
– Конечно! Многие фермеры готовы отменить поставки продовольствия. Лидерам профсоюзов едва удается сдерживать земледельцев от столь радикальных мер. Мы должны пойти на уступки и завезти с юга почву, иначе фермеры объявят забастовку!
До императора начинал доходить смысл. Фермеры в очередной раз требуют южных земель, богатых на магию. Старая история. Будто этим можно решить проблему. Ну, завезут южную почву, а толку? Через пару месяцев потребуется новый слой. А так постоянно возить – это не выход. Не говоря уже о том, в какую сумму выльется погрузка земли и ее транспортировка. В казне сейчас нет денег на столь неразумные траты. В казне вообще нет денег.
Но хуже всего то, что рассказы о плодородных почвах юга не более чем миф. На юге ситуация обстоит ненамного лучше. Тоже, не ровен час, бастовать начнут.
– Уговорите их потерпеть еще немного, – устало произнес Альберг, потирая виски. – Закончим с войной, и я обещаю – бросим все силы на модернизацию сельского хозяйства. Вы не хуже меня знаете, как обстоят дела.
– Знаю, Ваше Величество, но профсоюз считает это ложью, и переубедить их нет решительно никакой возможности.
– Так пусть съездят и сами убедятся! – не выдержал Альберг.
Громовец издал неожиданно громкий храп и сам от него проснулся.
«Детский сад какой-то, – мысленно возмущался император. – На кой Рамон мне эти министры, если мне приходится вникать в каждое дело и самому искать выход из ситуации?!»
– В том-то и проблема, – осторожно произнес Цирюль. – Представители фермерских профсоюзов минувшим летом отправлялись с визитом в южные регионы.
– И что? Поездка их не переубедила?
– Так оказия вышла… южане решили, что это с проверкой от Вашего Императорского Величества, ну и расстарались как могли. Нахваливали земли.
«Анекдот, да и только, – вздохнул Альберг. – Придумали панацею на ровном месте. И ведь как им объяснишь, что спасение не в южных землях, а в технике, на которую сейчас нет денег?»
В голову Альберга закралась крамольная мысль. Она была настолько проста и эффективна, что обратная сторона медали меркла перед всеми ее достоинствами.
– Вот что, – произнес император, – поступим следующим образом: мы объявим, что готовится законопроект об экспорте южных земель.
– Мы ведь не примем такой законопроект? – грустно уточнил Цирюль.
– Конечно нет. Но это позволит выиграть время и отсрочить забастовку. А пока что позволим фермерам самостоятельно добывать магию. Пригласим опытных специалистов, чтобы те обучили землевладельцев заклинаниям. Глобально это проблемы не решит, но по крайней мере, даст возможность продержаться до конца войны.
– Но Ваше Величество! – перепугано заявил Цирюль, – Никак нельзя больше магии! Мы окончательно высушим почву! Дело закончится катастрофой! Мы нанесем непоправимый ущерб континенту! Я вас настоятельно прошу выделить деньги на техническую модернизацию. За двадцать лет мы полностью восстановим сельское хозяйство и озеленим территории.
– Да нет у меня денег на вашу модернизацию! – вскричал Альберг, сам не ожидая от себя столь ярких эмоций. – Если я сейчас дам вам денег – завтра восстанавливать будет нечего! Как вы не понимаете?! У меня война на границе!
Неожиданно Альберг замолчал.
– Прошу прощения, – произнес государь, не понимая, как позволил себе сорваться. – Я сейчас вернусь. Не расходитесь.
Альберг вышел в коридор, где встал у окна, прислонившись разгоряченным лбом к холодному стеклу.
Вспышка ярости спровоцировала за собой острый приступ паники. Сердце глухо билось, голова шла кругом, казалось, что еще немного, и он рухнет на пол без сознания.
«Это все от нервов. Надо отвлечься и успокоиться».
Император сделал глубокий вдох и досчитал до десяти.
Выдох.
Снова вдох… длинная пауза… выдох…
Постепенно паника отступала, сердце возвращалось к размеренному ритму, голова становилась ясной.
Больше всего Альберга беспокоило, что такие вспышки гнева участились. Эмоции, которые император сознательно давил, вырывались наружу. И всякий раз ему становилось стыдно за несдержанность. Не умеет распоряжаться казной, не умеет управлять государством, не умеет сдерживать эмоции. В такие минуты Альберг казался себе отвратительно-жалким и ничтожным. Он чувствовал себя так, будто управляет кораблем, не имеющим штурвала, плывущим в самом эпицентре шторма. Каждый день новые проблемы, советники предлагают кардинально-противоположные идеи, генералы доносят друг на друга, флот терпит поражение за поражением, уровень поддержки народа с каждым месяцем падает. И нет никакой возможности сбросить с себя управление и уйти в сторону.
Но хуже всего то, что даже если он оставит трон, в правительстве начнется грызня за власть, что приведет к гражданской войне и распаду империи. Любимой Иривийской империи…
Мысль о гибели страны заставила взять себя в руки. «Нашел время нюни распускать», – император собрался с духом и вернулся в кабинет к министрам. Те сделали вид, что ничего не произошло.
– Громовец, что у вас? – спросил Альберг, тем самым подчеркнув, что больше не желает слушать возражений Цирюля.
Сегодня он подпишет указ организовать учебные кружки для фермеров. Это единственный приемлемый выход. Да, опасно, да разрушение почвы, но лучше так. Нельзя допустить, чтобы из-за глупости земледельцев в городах начался голод. Горожанам хватает поводов для недовольства, а если образуется еще и дефицит продуктов – дело закончится государственным переворотом.
Министр военных дел Громовец нехотя поднялся и кратко доложил о том, что противник ввел в строй новый тип корабля.
– Он превосходит другие модели не только по мощности, но и по дальности залпов. В данный момент преимущество на стороне савенийцев. Ваше Величество, наш флот теснят к границам. Где обещанные летающие корабли?
Громовец всегда говорил прямо, без экивоков и дипломатических намеков. С одной стороны, это импонировало Альбергу, а с другой – ставило в неловкое положение.
– Корабли производятся и вскоре первые три модели будут готовы, – произнес император.
Соврал. На самом деле он знал, что проект заморожен – нет денег. Но объяснять это Громовцу не хотелось. Император и без того догадывался, чем закончится подобный разговор. Вояка станет требовать немедленно изыскать средства, и Альберг будет вынужден подчиниться его напору. Уж лучше сразу ответить, что все в порядке и после собрания подумать, как еще можно раздобыть дополнительное финансирование.
– Когда «потом»? – не отставал Громовец. – Что мне говорить командующим? Мне морякам как в глаза смотреть?! Они там за Родину умирают, ждут подмоги, надеются на ваши корабли как на чудо, а вы тянете производство!
– Через месяц первые три корабля будут у границ, – сухо произнес Альберг.
Он понимал, что смалодушничал. Что через месяц не будет кораблей. Но сейчас ему проще было соврать.
– Надеюсь на это! – хмуро буркнул Громовец. – У меня все.
Он сердито опустился на кресло: сонливость министра как рукой сняло.
– Левицен, что у вас? – обратился император к министру внутренних дел.
Хотя мог и не спрашивать. Он и сам прекрасно знал, что творится в городе. В центре столицы жители организовали палаточный лагерь. Перегородили главные улицы и уже третий день отказывались расходиться. Требовали отмены военного налога.
Левицен рассказал, что у демонстрантов появились предводитель: Геньцинек – редактор независимой газеты и лидер тайного кружка «Сила и равенство». Он призывает народ перейти к активным действиям и захватить власть в свои руки.
Альберг слушал доклад с чувством презрения. Его тошнило от всего. От глупых фермеров, которые сами не понимали, чего просят. От проекта с летающими кораблями. От народа, который не мог хоть ненадолго забыть о собственных проблемах и осмыслить в каком положении находится страна. Вечно им что-то надо, вечно они всем недовольны! Они не понимают своего счастья. Если бы кто-нибудь предложил Альбергу отдать сбережения в обмен на отсутствие ответственности – он бы с радостью пожертвовал все до алына. Лишь бы не чувствовать давления за судьбы других.
– Как прикажите поступить? – спросил Левицен.
– Да разогнать этот лагерь и дело с концом! – встрял Громовец, по-мужицки рубанув воздух ладонью.
– Нельзя, – с грустью отозвался Альберг.
В отличие от министра военных дел, император хорошо понимал, чем закончится такой разгон. Обязательно будут жертвы, и это прорвет последний клапан, сдерживающий народ. У людей давно скопилось недовольство, и требование отменить военный налог – лишь повод. На самом деле душа просит иного. Они хотят изменений и видят их в смене правительства. Народ всегда думает, что, если поменять одного императора на другого – жизнь наладится. Как будто все беды страны заключены в одной фигуре императора.
– Мы не будем никого разгонять, – объявил Альберг. – Нам только революции не хватало. Действовать надо тоньше. Я все обдумаю и вечером дам ответ. На этом предлагаю завершить совещание. Спасибо, господа. Эр, останься, у меня к тебе разговор.
Глава 18. Император
Ожидая, пока министры уйдут, Альберг подошел к окну: из кабинета был виден кусочек площади, где сейчас обитали митингующие. Мешки, куски заборов, доски, мусор – площадь напоминала одну большую помойку. Толпа пьяных мужиков горланила народные песни.
«И это мои подданные», – император брезгливо поджал губы.
– Ты как? – подошел к нему Эр.
После того как погиб брат императора, советник превратился в заботливую няньку, чем раздражал Альберга. Если даже друг носится с ним, как с больным ребенком, то каким слабаком, должно быть, считают его остальные?
– Хотел обсудить с тобой один весьма щекотливый момент, – деловым тоном отозвался император. – Я долго размышлял над протестами народа и, кажется, понял, в чем кроется причина.
Эр по-мальчишески сел на подоконник, чем еще больше рассердил Альберга. В этом поступке он увидел всю несерьезность, с какой советник воспринимает текущий разговор.
«Он многое себе позволяет! Мне давно следовало бы поговорить с ним и объяснить, что дружба дружбой, но ему не следует забывать, что я больше не приятель по играм, а правитель Иривии!»
Однако Альберг так и не решился сделать замечание. Вместо этого продолжил развивать начатую мысль:
– Люди оттого столь неохотно платят военный налог, что не верят в реальность угрозы. Для них война, идущая далеко в море, сродни сплетням из-за океана. Они не понимают, что если враг прорвет оборону, то очень скоро савенийские солдаты окажутся в столице. Отчасти я понимаю людей: трудно бояться того, кого ты не видишь. Для них савенийская армия представляется чем-то абстрактным, неосязаемым.
– И что ты предлагаешь делать? Проводить экскурсионные туры к местам морских сражений? – иронично отозвался Эр.
«Вот опять! Даже советник открыто насмехается надо мной!»
– Нет. Я предлагаю переместить место сражения сюда, на континент.
– Ты… – Эр вытаращил на него глаза.
– Нет! – строго оборвал Альберг. – Я еще не сошел с ума. Кто сказал, что савенийцы должны быть настоящими?
– Хочешь инсценировать войну?
– Практически, – император заложил руки за спину и отвернулся от собеседника, уткнувшись взглядом в пол.
Ему было стыдно предлагать такое, и в тоже время он понимал, что пора действовать жестче. Взрыв поезда, в котором погиб родной брат вместе с семьей, заставили встрепенуться и понять всю серьезность угрозы. Нужны решительные действия, иначе следующая бомба прогремит во дворце. Раз народ не понимает всей опасности бунтов, придется наглядно показать, к чему приводит наивность протестующих.
– Я думал не о военных действиях – это слишком масштабно и могут возникнуть проблемы с правдоподобностью. Нет. Достаточно будет организовать несколько взрывов в столице. В идеале – подорвать лицей.
– Я не ослышался? Лицей? – Эр не знал, как реагировать. Ему показалось, что друг бредит.
– Почему нет?
– А если кто-нибудь погибнет?
– На это и расчет, – строго произнес государь. – Ничто не вызывает столько эмоций, как смерть ребенка.
– Не думаю, что это смешная шутка, – хмуро отреагировал советник.
– Я не шучу, – Альберг неожиданно уставился в лицо приятеля и тот, к своему ужасу, осознал, что император говорит абсолютно серьезно.
– Того и гляди начнется революция, – горячо продолжал император. – Как думаешь, что лучше: пожертвовать несколькими детскими жизнями или целой страной?
– Но это же ученики! – Эр спрыгнул с подоконника. Его трясло от задумки государя. – Почему нельзя просто выйти к народу и объяснить ситуацию? Люди не так глупы, как тебе кажется. Они поймут.
– Идеалист, – на лице правителя отразилась саркастическая гримаса. – Ты сильный духом и считаешь, что и окружающие должны быть такими. Но люди слабы! Им тяжело быть героями. Они не склонны превозмогать трудности во имя высшей цели. Пока мы не покажем, что враг реален и угрожает их собственной безопасности, дело не сдвинется с места.
– Но Альберг! В этом даже нет логики! – советник вцепился за рукав друга. – Какой смысл савенийцам устраивать взрыв в лицее? Это не стратегический объект.
– Ты не учитываешь одного факта, – Альберг высвободил рукав и отошел в сторону, вновь уткнувшись взглядом в пол, – когда разумом управляют эмоции – ему нет дела до логики. Никто не станет думать над мотивами террористов. А даже если кто-то и начнет задаваться таким вопросом, то ответ весьма прост: савенийцы – враги. Они пытаются запугать население, внести смуту, разъединить перед лицом опасности. Они варвары, для которых не знакома жалость. И столь кровавый теракт наглядно покажет народу с какими нелюдями мы воюем.
– И все-таки, если кто-то погибнет? Невинные дети не должны быть платой за единство народа. Это несправедливо!
– Ты заблуждаешься, – наставительно произнес государь. – Это и есть высшая справедливость. Судьба одного человека не может быть выше судьбы всего народа. Справедливость жестока. Она не признает гуманности. Нельзя принести людям благо не запачкав руки. Увы – такова цена для любого правителя.
– Знаешь, Альберг, обычно я всегда на твоей стороне, однако в этой затее, извини, ты не найдешь поддержки в моем лице. Я отказываюсь этим заниматься.
Император сжал кулаки, готовый вновь сорваться, но на этот раз сдержался. «Как же я от всех от вас устал! Никто не хочет мне помочь! Все только требуют, мешают, противостоят! И без того нелегко управлять огромной страной, а тут еще приходится тратить силы, чтобы переубедить помощников».
– Эр, пойми, я не испытываю удовольствия, собираясь взорвать лицей. И меньше всего хочу, чтобы кто-то пострадал. Тем более – дети. Но я не могу допустить начала революции. А все к тому и идет. Ты и без меня прекрасно знаешь, что Иривия не переживет этого. Савенийцы обязательно воспользуются моментом и захватят материк. Мне что, объяснять тебе как маленькому, что тогда случится со страной? Напомнить, в каком положении находилось наше государство, когда являлось савенийской колонией? Как эти варвары выкачивали магию из почвы? Как голодал народ? Каких сил нашим предкам стоило отвоевать суверенитет? Лично я не желаю повторения истории. И если для общего блага должны погибнуть несколько детей – что ж… мне не страшно испачкать руки. А ты или помоги мне, или отойди в сторону. Но знай, я в тебе разочарован. Не думал, что ты настолько сентиментален и наивен.
Альберг был твердо убежден, что, если он покажет народу всю опасность савенийцев, те объединятся против внешнего врага. Жестокого и кровожадного. Непопулярные законы отойдут на второй план. Когда на кону собственная жизнь и жизнь семьи, военные налоги кажутся справедливой платой за мир.
– Но дети – это наше будущее, – продолжал спорить советник.
– Ты говоришь так, словно я собираюсь взорвать все лицеи со всеми детьми! Приди в себя! Я еще не сошел с ума.
«Как знать», – подумал Эр. Он и до этой беседы видел, что смерть брата сильно повлияла на Альберга. Но не думал, что трагедия настолько ожесточила правителя.
– Взрыв будет небольшим. В одном из пустых кабинетов. Мы предпримем все меры, чтобы настоящих жертв среди детей не было. Но мне нужно, чтобы ты договорился с моргом. На месте взрыва должны будут обнаружить тела погибших. Необходимо все обставить как можно более реалистично. Чтобы ни у журналистов, ни у народа не возникло сомнений в реальности происходящего. В операцию должны быть посвящены минимум людей. В идеале: судмедэксперт и следователь, который укажет на нужных нам подрывников.
– И все равно я против этой затеи! Альберг, это дети! Сам подумай, какая паника начнется, как только кабинет окажется взорван! Кто-то может погибнуть в давке. Почему не перенести инсценировку на завод, или хотя бы в университет, если уж тебе так приспичило взорвать именно учебное учреждение?
– Я уже сказал! – зло прошипел император, едва сдерживая гнев. – Смерть детей – самое действенное оружие против толпы! У нас нет времени на полумеры. Либо мы заставим народ объединиться против общего врага, либо потеряем империю!
– Как будет угодно, – неоднозначно ответил Эр и собирался покинуть кабинет. Ему не хотелось еще больше рассориться с государем, но и молча смотреть, как он превращается в самодура – тоже желания не было.
– Я еще не закончил, – нахмурился Альберг, вынуждая советника задержаться. – Мне нужна информация на лидера оппозиции. Грицек… Гринюк… Как его?
– Геньцинек.
– Да! Точно. Судя по фамилии, он не местный? Савениец?
– Его родители оттуда, но сам он родился и вырос в Иривии.
Альберг отмахнулся:
– Не суть. Необходимо избавиться от него, пока он не повел людей на бойню.
– Тоже прикажите взорвать? – ехидно уточнил Эр.
Император проигнорировал шпильку.
– Скажем, что этот Геньцинек работает на савенийцев. Для начала запустим слух. Так сказать, подготовим почву. А после обвиним его во взрыве лицея.
– Как будет угодно, – бесцветным голосом произнес Эр.
***
Палаточный лагерь бурлил и предчувствовал скорые перемены. Протестующие обосновались через квартал от Дворца императора, на площади Красноголовых. Место это было знаковое: площадь носила имя в честь народных ополченцев. События той поры происходили в 1450х годах, когда страна являлась колонией Савении и пыталась отвоевать независимость.
Много веков назад простой оружейник, имевший в народе прозвище Красная голова, за то, что никогда не появлялся на улице без красной шапки, смог собрать народное ополчение. Именно на этой самой площади, где стояла его лавка. Он вооружил народный отряд и сам возглавил его. Отряд этот носил красные повязки и считался одним из самых бесстрашных во всей Иривии. Не мало савенийских захватчиков пало от рук отважных красноголовых. Во многом, благодаря их храбрости удалось отбить столицу и переломить ход войны за независимость. В честь этого на площади воздвигли памятник оружейнику, а само место переименовали в площадь Красноголовых.
Нынешние протестующие все чаще вспоминали подвиг предков. С легкой руки Геньцинека, красные повязки стали символом протестного движения. Он лично вместе с помощниками раздавал на площади алые платки, наставляя людей носить их и тем самым напомнить Альбергу, что любую власть можно свергнуть.
Повсюду на площади валялись мешки, камни, агитационные листовки. Чтобы оградить лагерь от разгона полицией, по его периметру были установлены заграждения. Вход шли обломки заборов, доски, листы железа, приставные лестницы…
Административные здания, чьи парадные двери выходили на площадь, были забаррикадированы изнутри. Подступы к зданиям охраняла полиция, а служащие приходили на работу с черного входа. Впрочем, пока митингующие лишь пару раз сделали вялые попытки захвата. Народ еще надеялся решить дело миром. Единственное заведение, которое пострадало от митингующих – ресторан столичного аристократа. Его владелец с ужасом взирал, как толпа горожан хозяйничает в его заведении, превращая элитное место в опорный пункт борьбы с властью. Аристократ пытался добиться аудиенции императора, но Альбрег отмахнулся: людям надо где-то ночевать. Лучше пусть громят ресторан, чем штурмуют дворец.
На площади повсюду горели костры, привлекая к себе самый разный люд. Возле одного из таких костров расположились пятеро человек: молодой лицеист, дородная женщина, работавшая прачкой, двое рабочих с фабрики и старик-фермер. Он единственный, кто сидел, примостившись на деревянный ящик. Остальные стоя грели руки у костра и вели беседу:
– Главное, не расходиться. Держаться всем вместе! Друзей на площадь звать. Чем нас будет больше – тем быстрее дело пойдет! – говорил первый мужчина.
– А толку-то стоять? Уже столько дней стоим и ничего! – спорил с ним второй. – Вот ежели б императора разок припугнуть хорошенько – он бы живо налоги поотменял.
– Припугнуть! – морщился первый. А пулю под нос не хочешь? Он как солдат своих выставит, да как ружья на нас наставит, и что тогда делать будешь?
