Текст книги "Змеи, драконы и родственники"
Автор книги: Виктория Угрюмова
Соавторы: Олег Угрюмов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Немцы двинулись по направлению к танку. Сзади раздался обиженный вопль:
– А как же я?!
Морунген прокричал в ответ:
– Кто-то должен следить за порядком в этом заведении, вот этим и занимайся! – Он было двинулся дальше, но внезапно вспомнил, что еще хотел узнать у незнакомца. – Да, кстати, ты не знаешь, как проехать к хутору Белохатки?
Тот развел руками:
– К сожалению, нет, я здесь в гостях у возлюбленного!
Дитрих понимающе покачал головой:
– Ну-ну, давай-давай.
И побежал догонять Генриха.
Лишившись общества Хруммсы, танкисты заметно поскучнели и даже слегка растерялись.
Казалось бы, ну и что такого? Крохотный полиглот не принес им большой пользы и оказался таким же беспомощным в великом деле поиска Белохаток, как и они сами. Да, он лихо разговаривал с каннибалами и находил общий язык со всякой тварью, но тут уместно будет вспомнить, что и переведенные на чистейший немецкий язык ответы местных жителей оставались столь же загадочными и непонятными.
Сумрачный германский гений пасовал перед странной русской логикой – и никакие полиглоты на свете не могли повлиять на эту ситуацию.
Опять же – скверная привычка Хруммсы все комментировать, во все совать свой нос и неприлично пялиться на Морунгена сквозь темные стекла мотоциклетных очков. С ума сойти можно от такого зрелища.
Кроме того, спроектированный в расчете на экипаж из пяти человек «Белый дракон» при всей внушительности размеров не был рассчитан на Хруммсу, и последний всю дорогу сидел буквально на голове у Ганса, в минуты волнения и беспокойства пихая последнего ножками в макушку. Тоже мало приятного.
Что касается Дица, Треттау и Келлера, то они вообще мало общались с переводчиком – отчасти потому, что так и не смогли до конца привыкнуть к его нестандартной внешности, отчасти из-за того, что основной удар принимал на себя их командир. Словом, уж им-то и подавно не должно было быть никакого дела до исчезновения странного существа, в бесполезности услуг которого они имели возможность убедиться.
Тем не менее все пятеро откровенно скучали по Хруммсе и даже немного переживали из-за него.
– Надеюсь, у этого малыша все будет в порядке, – в сотый раз вздохнул майор.
– Возможно, он уже вернулся к прежней работе и наблюдает за нами, – предположил философски настроенный Вальтер. – Не грустите, а то он расстроится.
– И все-таки…
Но долго грустить им не пришлось. Дело в том, что многодневное путешествие по безлюдным вольхоллским дорогам привело наконец к тому, что иссяк запас питьевой воды. Провизии было вполне достаточно, а вот отсутствие воды могло вылиться в ощутимую проблему.
Поэтому, когда дорога, резко свернув несколько раз, вывела машину из бесконечных полей к гораздо более разнообразному ландшафту, немцы возликовали. Веселые зеленые леса, холмы, впадины и низины – все радовало глаз. И танкисты рассчитывали, что рано или поздно натолкнутся на какой-нибудь источник или речушку.
Но вместо речушки бронированный монстр выехал к удивительному месту – огромной скале, в которой находился вход в пещеру, прикрытый вьющимся плющом и диким виноградом (отметим, что пещеру-то наши герои пока не заметили), и огромному каменному колодцу высотой в человеческий рост, на котором покоилась тяжеленная бревенчатая крышка.
Танк остановился, и майор фон Морунген, подойдя к колодцу, торжествующе похлопал по бревнам ладонью:
– Вот она, желанная вода, надо только сдвинуть эту чертову крышку! – Он принялся воплощать свой призыв в реальность. Крышка не сдвинулась ни на дюйм. – Генрих, Вальтер, – возопил майор, – идите сюда, помогите!
Надо сказать, что Генрих подходил к колодцу с тем выражением лица, которое мы определили бы как небрежное. Дескать, предоставьте все старине Дицу – и вы увидите, как просто решаются такие проблемы. Однако самоуверенность, которая сгубила когда-то величайшего из русских богатырей Святогора, сыграла злую шутку и с ним.
Поскребя ногами по пыли и побуксовав, словно носорог, упершийся рогом в баобаб, Генрих обнаружил, что и его великанских сил недостаточно. Объединенные старания Дитриха, Вальтера и Генриха тоже ничего не дали, хотя члены экипажа все побагровели, взмокли и окончательно выбились из сил.
Крышка на колодце оставалась абсолютно неподвижной.
– Кто ж это сюда положил? – пропыхтел Генрих. – В такой глуши… не само же оно сюда залезло?
Вальтер, красный, как спелый помидор, пробормотал:
– А ты слышал сказки про русских богатырей?
– Про каких богатырей?
Вальтер оставил тщетные попытки и принялся отряхивать руки:
– Про тех, что жили в глуши, а когда возникала необходимость, собирались вместе, чтобы защищать родную землю. Впрочем, мне это известно только понаслышке. У нас по русскому фольклору специалист герр майор.
Генрих тоже оставил крышку в покое и с любопытством обернулся к товарищу:
– А как они друг друга оповещали о необходимости встретиться? У них что, уже тогда радиостанция была? Не верю – это все коммунистическая пропаганда.
Морунген тем временем сосредоточенно осматривал колодец, медленно обходя его по кругу:
– Какая простая, добротная и надежная конструкция. Тот, кто это делал, своего добился. Но как-то же она должна открываться. Вероятно, здесь есть свой секрет, и мы должны его разгадать.
Вальтер усомнился:
– Герр майор, может, там вовсе воды нет? Может, его специально заколотили, чтобы туда никто не свалился, вроде того, как у нас в фатерлянде закрывают старые шахты?
Дитрих сперва сдвинул фуражку на затылок, а затем и вовсе ее снял, вытирая взмокший лоб.
– Может, может, но не помешает разобраться в этом казусе до конца. Во всем должна быть определенность. И потом – это же явно колодец, пусть и великанский, а никакая не шахта. Генрих! Иди к машине и скажи Клаусу, чтобы потихоньку выкатывался сюда. А вы снимайте буксирный трос и инструменты: сейчас посмотрим, что русские так надежно прячут в этом месте!
Генрих с сожалением поглядел на Дитриха, который все еще пытался понять русских, но потопал выполнять приказ. Вальтер добыл из кармана платок и промокнул им лицо.
– Довольно странно, repp майор, что мы наблюдаем колодец без механизма для подъема воды на поверхность и какой-либо емкости. Вы не находите?
Дитрих привстал на цыпочках и даже слегка подпрыгнул, попытавшись разглядеть настил сверху. Его, знатока России, отсутствие ведра как раз не удивляло:
– Спрятали, наверное, чтобы не украли. Здесь это обычное дело.
Наблюдательный Вальтер краем глаза заметил какое-то легкое движение в пышной листве кустарника, обрамлявшего поляну. Он на всякий случай расстегнул кобуру пистолета:
– У меня такое ощущение, что мы тут не одни.
Морунген пошел еще дальше – добыл пистолет и даже снял его с предохранителя:
– Полагаешь, за нами следят?
Вальтер спрятался за массивным колодцем:
– Не уверен, но какая-то тень мелькнула во-он в тех кустах.
Морунген воинственно помахал пистолетом, высовываясь из-за каменной кладки:
– Эй! Рус! Как это нато прафильно открыфатъ?! Та где ест тфой претмет черпайт вода?!
Если и был кто в лесных зарослях, то тайну пропавшего ведра решил хранить до самой смерти и на отчаянные призывы наивного майора не отозвался.
– Никого там нет, – грустно констатировал Дитрих, пряча пистолет. – Народ в этих краях такой дикий, что на пушечный выстрел подойти боится. Всю дорогу только и вижу, как кто-нибудь от нас драпает. Иногда думаю, уж хоть бы напали, – когда была зима, нападали же… Уму непостижимо.
Вальтер на всякий случай присел на корточки, чтобы не изображать из себя мишень.
– Угу. Драпают. И почему-то обязательно в лес, как будто там медом намазано.
Дитрих поучительно заметил:
– Медом не медом, а такова исторически сложившаяся традиция. Одно ясно – с нами они дела иметь не хотят. И хотя это плохо и всячески затрудняет наш поход, но чисто по-человечески я могу их понять. Мы ведь захватчики, оккупанты, и добра они от нас, конечно, не ждут.
Вальтер повел себя странно. Он не столько приглядывался и высматривал таинственного наблюдателя, сколько – показалось Морунгену – принюхивался. Спустя минуту Треттау действительно задал неожиданный вопрос:
– Вы не чувствуете, герр майор, такой несколько странный запах?
Морунген послушно втянул носом воздух:
– Какой запах? Я лично ничего не чувствую.
Вальтер окинул командира с ног до головы взглядом исследователя:
– У вас его перебивает французский одеколон. – Он еще раз принюхался и даже покрутился на месте, пытаясь определить источник. – Знаете, очень похоже на запах хлева или стойла, только более неприятный, с такой тошнотворной примесью.
Морунген тоже повертелся и огляделся вокруг:
– Вот теперь и мне кажется, что вроде что-то витает в воздухе.
Зарокотал подъехавший танк. Генрих и Ганс деловито тащили к колодцу трос и инструменты.
– Источник запаха где-то поблизости, – не унимался Вальтер.
Морунген уже руководил передвижениями танка и на Вальтера внимания не обращал:
– Левее, левее, Клаус, а то дерево стволом заденешь! Осторожно, там небольшая яма и валуны по краю!
Генрих внес рационализаторское предложение:
– Ну что, герр майор, не разгадали загадку русского колодца?! Может, ему надо сказать: колодец, колодец, повернись к лесу задом, а ко мне передом!
Дитрих укоризненно покачал головой:
– Не буду больше вам русские сказки рассказывать, все равно без толку. Ну кто же говорит колодцу: «Повернись к лесу задом, а ко мне передом»? Это избушке говорят, а колодцу надо велеть: «Колодец, колодец, дай воды напиться».
– Все равно ничего не выходит, – уныло заметил Ганс. – И что с тросом делать, я тоже не очень хорошо понимаю.
– Может, подорвать проклятое сооружение? – предложил Генрих. – Одного, – он прикинул что-то в уме, – ну двух-трех залпов было бы вполне достаточно.
– А воду как добыть? – строго глянул на него Вальтер.
– Ах ты, черт, – расстроился Генрих, уже представивший, как взлетают в воздух остатки бревенчатого настила. Он был человек азартный и проигрывать – особенно загадочным русским богатырям – не любил. Мысль о том, что кто-то может без проблем сдвинуть крышку с этого колодца, повергала его в глубокое уныние.
– Был такой русский силач Иван Поддубный, – сообщил образованный Вальтер. – Он вообще энциклопедии рвал пополам, как лист бумаги. Ему эта крышка…
– Поэтому здесь и творится бог знает что, – рассвирепел Ганс. – Энциклопедии читают, а не рвут пополам. И крышки делают, чтобы в воду не сыпался мусор, а вовсе не для того, чтобы их нельзя было сдвинуть с места.
– Может, – робко предположил подошедший Клаус, – этот колодец такой же платный, как и придорожный туалет «Голубая мечта»? Поэтому, не заплатив по счету, нельзя и воду достать.
– И всякий, кто захочет напиться, – мрачно молвил Дитрих, – исчезает так же, как и те, кому «посчастливится» посетить «Химмель-Блау Траум». Ладно, хватит болтать, беритесь за дело. Надо аккуратно сдвинуть настил так, чтобы не разрушить стенки.
Вальтер осторожно потрогал начальство за плечо:
– Господин Морунген, а вам не приходило в голову, что это странное сооружение может запираться изнутри?
– Только этого нам не хватало. А отчего тебе пришла в голову такая невероятная идея?
Треттау пожал плечами:
– Я не исключаю, что данная постройка есть колодец, но она может оказаться и чьим-то убежищем. Сами посмотрите: она несоразмерно велика для простого колодца, чрезмерно массивна и сделана на совесть, как крепостная стена. Если бы здесь были амбразуры, вышел бы отменный дот.
– Вальтер, тебе после близкого знакомства с планом Шлиффена везде мерещится линия Мажино! Ну какой это дот и кем, по-твоему, он должен запираться изнутри – водяным на службе Красной Армии? – Дитрих обвел поляну эффектным жестом. – Тут нет смысла возводить укрепления, эта поляна не имеет ни тактического, ни стратегического значения!
Радист недоверчиво хмыкнул:
– Вам, вероятно, виднее, герр майор, просто вы сами не раз говорили о загадочности русского военного гения. Помните тот случай под Витебском, когда три батальона пехоты застряли на берегу какого-то безымянного лесного озера, потому что прямо посредине его стоял здоровенный железобетонный дот?
– Помню, конечно помню, – оживился Дитрих. – Только там была иная картина: в доте сидели остервеневшие русские, которые свирепели в глуши, оттого что многие месяцы им никто не попадался на мушку. А тут вдруг подарок фортуны – столько немцев высыпало на бережок, и все уставились, раскрыв рты, как идиоты.
Танкисты рассмеялись, а Вальтер направился к танку:
– С вашего позволения, господин Морунген, я запечатлею момент, когда вы будете открывать это «чудо».
Солнце стояло так, что Вальтеру пришлось перейти с фотоаппаратом на противоположную сторону поляны, чтобы поймать нужное освещение. Здесь и настигла его новая волна удушливых ароматов.
– Ну и амбре, прямо валит с ног, – посетовал стрелок-радист, обращаясь непосредственно к кучерявому облачку у себя над головой. – В боксе, – поделился он уже с плодоносящим кустом, – есть такой удар, называется левер-пойнт. Так вот это ничто по сравнению со здешними запахами. Что же может ТАК пахнуть?
Тут его блуждающий взгляд и натолкнулся на едва видимый за каскадом вьющихся растений темный провал пещеры.
Памятуя о том, что им уже встречались пещеры, полные чудесных древних рисунков, Вальтер решил, что не грех было бы обследовать и эту. А если повезет, то и снять на пленку какой-нибудь шедевр доисторической наскальной росписи.
– Интересно, – полюбопытствовал он вслух, – не отсюда .ли брали материал для постройки колодца?
Немец – существо обстоятельное, рассудительное и скрупулезное. Если немецкий офицер решил обследовать пещеру, то это будет выполнено со всем тщанием, чтобы затем можно было доложить командиру о результатах проведенной операции. Это главное.
С фотоаппаратом через плечо Вальтер Треттау бестрепетно вступил в отверстый зев пещеры. Навстречу ему пахнуло чем-то таким, что он даже потряс головой и невольно прослезился. Нормальный человек неарийского происхождения на его месте остановился бы и задумался, а хочет ли он двигаться дальше и что его ждет внутри. Однако Вальтер был твердым и душой и телом тевтонцем, а это в корне меняет дело.
Он собрал в кулак свою стальную волю и сделал еще несколько шагов в полумраке. Из темноты пещеры доносились диковинные звуки – будто там, в глубине, работал какой-то пневматический агрегат. Откуда в замшелых пещерах подобные вещи, Вальтер не знал, но открытие его насторожило. Тут он пожалел о том, что не взял с собой ни фонарика, ни спичек, и уже двинулся было в обратном направлении, чтобы сообщить о своей находке и вернуться вместе с Генрихом и Гансом, а также их верным пулеметом, как у входа споткнулся обо что-то явно железное, загрохотавшее и заскрежетавшее, когда он свалился.
Во-первых, в результате падения Треттау сильно разбил коленку – точь-в-точь как детстве, когда мать постоянно бранила его за разорванные штаны и вечные синяки и царапины (краса и гордость Берлинского политехнического института рос забиякой и тем еще сорванцом). Во-вторых, совершил еще одно открытие.
Он лежал в груде металлического хлама, оказавшегося на поверку своеобразной свалкой рыцарских доспехов: шлемов, нагрудников, кирас, щитов и прочего барахла, пришедшего, увы, в полную негодность.
Обескураживало не то, что доспехи зачем-то были свалены печальной кучей в заброшенной пещере, и не то, что смысла в этом не было никакого, – тут Треттау был готов списать все на российские диковинные привычки или обряды. Удивляло и даже несколько пугало то, что доспехи не только заржавели (что вполне естественно, если хранить музейной редкости вещи в таких условиях), но и были изрядно помяты, словно по ним катались взад и вперед все танки четвертой бригады.
Ощупывая руками нагрудник, смятый, как пустая сигаретная пачка, Вальтер постепенно проникался мыслью о том, что неосмотрительно было соваться во мрак не с гранатами, а с мирным фотоаппаратом. Ибо если вылезет сейчас оттуда какой-нибудь ползучий гад, вроде речного бронированного монстра, то он, Вальтер, сможет разве что предложить сфотографироваться в обнимку.
Словно в подтверждение его опасений перестал работать пневматический аппарат, зато внутри пещеры кто-то стал переваливать с места на место мешки с камнями. Мешки, похоже, были большие, а камни тяжелые. Что-то огромное заворочалось там, в опасной темноте, явно выражая свое недовольство.
Отступал Треттау так стремительно, что мог бы выиграть золотую олимпийскую медаль в соревнованиях по бегу. Только его пришлось бы еще догнать, чтобы вручить заслуженную награду.
Юркнув за ближайшие деревья, он присел и уставился на зловещий вход. Меньше чем через полминуты Вальтер всем телом ощутил, что почва вибрирует, как при сильном землетрясении, или как если бы равномерно вздымался и опускался на землю огромный кузнечный молот. И сердце Вальтера норовило выпрыгнуть из груди, колотясь в такт ударам: «Бум! Бум! Бум!»
А потом из пещеры высунулась волосатая рука невозможных, исполинских размеров, а за ней показалась гигантская лохматая одноглазая голова. Глаз поморгал, щурясь от яркого солнечного света, затем голова сладко зевнула, обнажив красный язык и огромные желтые зубы, от одного взгляда на которые у Вальтера по коже пробежал мороз. Ноги сами собой подняли его и с невероятной скоростью понесли в сторону танка. На бегу Вальтер кричал:
– Аларм! Аларм! Ахтунг! Русиш богатырь!
Сперва никто ничего не понял. Однако истошные крики Вальтера совершенно не походили на розыгрыш. Дитрих, наловчившийся не хуже ковбоя выхватывать верный пистолет, заорал в ответ:
– Где враги, с той стороны?!
Запыхавшийся Треттау, который от ужаса и нехватки воздуха внезапно потерял голос, отчаянно жестикулировал, пытаясь описать размеры врага. Майор честно старался сообразить, о чем речь:
– Много врагов?!
Вальтер отрицательно мотал головой и еще шире раздвигал руки.
– Очень много, целая армия?!
Вальтер пришел к выводу, что победа или поражение, смерть или жизнь – все зависит только от его силы воли. Он перевел дыхание и просипел, как испорченная фисгармония:
– Русский богатырь! Там! Но сейчас будет здесь – кажется, он меня заметил.
Дитрих слегка опешил.
Конечно, он любил сказки и охотно рассказывал их, но в обычной жизни все-таки оставался реалистом и в существование былинных богатырей верить отказывался. Во всяком случае, он никак не мог уразуметь, отчего на обычно невозмутимого радиста один-единственный русский, пусть даже и богатырь, произвел столь сильное впечатление. И он уже собрался было сделать лейтенанту Треттау строгое внушение и поставить на вид, а затем по-отечески пожурить и признаться, что и ему не по себе в этой стране чудес, но вот же он держит себя в руках и не допускает таких срывов, как в считанные мгновения все изменилось. Раздался гулкий топот.
Закачались деревца на другом краю поляны, а с вековых деревьев шурша посыпалась кора.
Был бы здесь хитроумный царь Итаки Одиссей, он наверняка указал бы Вальтеру на вопиющую ошибку. Дескать, никакой это не русский богатырь, а самый обыкновенный циклоп, вроде ослепленного им Полифема. Правда, Треттау имел бы все основания возразить Одиссею, что для него (Одиссея) куда естественнее наткнуться на циклопа во время странствий по Древней Греции, нежели для немецкого танкиста в здравом уме и твердой памяти – во время боевого похода в Советской России. И был бы, конечно, прав.
Но Одиссея здесь не было. И слава богу. Только его не хватало.
Когда недовольный циклоп вылез из лесной чащи, Морунгену отчего-то стало нехорошо. Он грустно посмотрел сперва на свой пистолет, а потом на великана, застывшего в нерешительности на противоположной стороне поляны, потом снова на пистолет… Результаты сравнения оказались неутешительными. Опечаленному барону захотелось вдруг произнести странную фразу, донесшуюся некогда из Янцитиного кричапильника: «Война окончена, всем спасибо и до свидания», но интуиция подсказывала, что русский богатырь вряд ли оценит такой тонкий юмор и уж точно не последует этому совету.
Морунген еще какое-то время постоял бы, приходя в себя, но командир секретного супертанка не имеет права на обычные человеческие слабости. Необходимо было как-то отреагировать на появление врага и принять срочные меры, так что Дитрих поднатужился и завопил:
– Экипажу занять свои места! Всем приготовиться к бою!
Танкисты лихо попрыгали в танк. Морунген, словно капитан тонущего корабля, последним поднялся на броню, пытаясь выглядеть достойно.
Что до циклопа, то ему ничего подобного танку видеть раньше не приходилось видеть, и он продолжал стоять, широко раскрыв единственный глаз. Странные рыцари творили нечто странное с весьма странным разноцветным существом. Рыцарей великан повидал на своем веку немало, а вот существо, не уступающее ему размерами, вызывало неясную тревогу и смутные подозрения. Циклоп в нерешительности почесал волосатый живот и приглушенно зарычал, выражая крайнюю степень негодования.
По периметру поляны обозначились маленькие фигурки. Похоже, что нетерпеливые зрители дождались наконец бесплатного представления и теперь занимали места в партере.
Генрих, копошась в артиллерийском арсенале, виновато обратился к Морунгену:
– Простите меня, герр майор, бога ради, за несерьезное отношение к русским сказкам! Теперь я буду более внимательным к тому, что вы говорите.
Дитрих вдумчиво изучал гиганта в свой перископ, поэтому ответил с некоторым промедлением:
– Я тоже буду более внимательным к тому, что говорю. Ну надо же, и кто бы мог подумать, что это возможно наяву?!
Ганс огорченно спросил:
– Что с ним делать? Застрелить? Тогда директор Берлинского зоопарка нам не простит утраты такого ценного экземпляра.
– Директору мы ничего не скажем, – утешил его Вальтер. – А не застрелишь, так он мигом твою пушку себе на память отколупает, у него в пещере таких трофеев на пару музеев хватит!
Ганс, разворачивая башню и поднимая ствол на уровень груди противника, азартно выкрикнул:
– А мы не дадим одноглазому портить наш шедевр!
Морунген рявкнул:
– Без моей команды не стрелять! – Он оторвался от созерцания циклопа и переключился на другой перископ, чтобы иметь полное представление о том, что происходит на краю поляны. – Тут полно каких-то людей. Похоже, Вальтер оказался прав – мы тут с самого начала были не одни.
Генрих зарядил пушку и, изнывая от любопытства, приник к смотровой щели: в зарослях прыгали плохо различимые фигурки не то людей, не то каких-то чертиков. Лохматые и чумазые, все они махали руками и что-то скандировали.
– О! А это кто такие – болельщики клуба «Циклоп-чемпион»?
Есть время наблюдать за диковинным полосатым зверем, мог бы написать циклоп Мумбес, если бы был грамотным и ему пришла фантазия писать книги, – и есть время приступать к решительным действиям. Заметив движение хобота неведомой твари, циклоп интуитивно почувствовал, что промедление смерти подобно, и осторожно двинулся навстречу танку. Десятки глоток завопили что-то подбадривающее.
Ганс, не спуская глаз с великана, прохрипел:
– Он приближается, что прикажете делать, герр майор?
Морунген пребывал в нерешительности: ему не хотелось убивать такого красавца.
– Эх! Была не была, Ганс! Громыхни предупредительным у него над ухом, если получится! Может, это его образумит.
Тем временем страсти болельщиков накалялись; забыв об опасности и войдя в раж, странные серые существа высыпали на поляну:
– Да-вай! Да-вай! Давай, Мумбес, покажи этой зверюге, на что способны дети Шуршеммы! Будет знать, как посягать на сокровища Ятунанга!
Ганс загляделся на многочисленное подкрепление, промедлил всего мгновение, но подпустил циклопа слишком близко – возможности поднять пушку еще выше не было.
– Черт! Он расторопнее, чем я предполагал!
Клаус, которому «посчастливилось» вплотную обозревать шерстистые ноги циклопа и обонять его аромат через открытый люк, забеспокоился:
– Разрешите, герр майор, я немного сдам назад, чтобы появилось пространство для маневра.
Морунген не отвечал, находясь в шоке от невероятного зрелища. Мумбес закрыл собой все видимое пространство, и перископ Дитриха упирался непосредственно в его брюхо. Поэтому командир только невнятно помычал в ответ.
Циклоп застенчиво переступил с ноги на ногу. Его единственный глаз подозрительно косился на урчащего монстра. А затем Мумбес запыхтел, словно исполинский чайник, и что было сил врезал кулачищем по башне танка.
Машина содрогнулась от ужасного удара.
С печальным музыкальным «джун-нн» исчезла антенна, окончательно похоронив надежду на установление связи.
Танкисты поморщились от сотрясения и с облегчением выдохнули. Мощная броня – шедевр немецкой сталелитейной промышленности – выдержала. Генрих с каким-то даже восхищением силой и удалью русского богатыря произнес:
– Ого, ударчик! Надо бы каску надеть на всякий случай.
На поляне на мгновение воцарилась относительная тишина. Волосатый гигант смотрел то на свой кулак (ему было существенно больнее, нежели обычно), то на место, куда только что ударил.
Мумбес не обладал высоким уровнем интеллекта, но какие-то свои представления по поводу сражений с рыцарями у него имелись. В частности, он привык, чтобы панцири и доспехи сминались от первого же удара его могучей руки, по степени воздействия сравнимой разве что с гидравлическим прессом. О существовании гидравлического пресса Мумбес и не подозревал, но то, что урчащая тварь даже не перестала урчать, не взвизгнула, не пискнула и не рухнула, его явно обескуражило.
«Белый дракон» никогда не оставлял такие нападения безнаказанными. В ответ ствол башни стал медленно подниматься, нацеливаясь прямо в живот противника. Мумбес проявил недюжинную смекалку и быстро сдвинулся с линии огня, став сбоку. Ему явно понравилась собственная предусмотрительность, на плоской физиономии появилась самодовольная улыбка. Но башня танка внезапно сделала неожиданный поворот на 45 градусов и мощный ствол врезался прямо в пах циклопа.
Циклопы не знают, что такое нокаут, и что такое нокдаун – тоже. Зато как поступать в таких печальных случаях, понимают даже они.
Мумбес трагически крякнул, согнулся и побагровел. Единственный глаз, выпученный так, что, казалось, он вот-вот вылезет из орбиты, выражал муку. Ни один из рыцарей никогда так зверски с ним не поступал. И он пополз на четвереньках назад в пещеру, вовсе не считая такое отступление позорным. А кто думает иначе – пусть сам попробует, каково это.
– Силен мужик, – уважительно заметил Генрих.
Серенькие фигурки наблюдателей запрыгали и заволновались. Болельщики не ожидали столь быстрой развязки, им казался невероятным оглушительный крах своего кумира. Команда «Мумбес» была здесь бессменным фаворитом сезона.
Дети Шуршеммы затаили дыхание, прислушиваясь. Обиженный Мумбес, кряхтя и постанывая, возился в пещере и продолжать поединок явно не собирался. Как только до болельщиков дошло, что «кина не будет», и ствол танка дрогнул, направляясь вниз, сотни глоток разом выкрикнули одно слово: «Ашумбра!».
Язык детей Шуршеммы очень емкий, краткий и выразительный. Поэтому точного аналога этому слову в нашем языке нет, но по смыслу оно приближается к паническим выкрикам: «Караул! Спасайся кто может! Атас!»
Не дожидаясь продолжения банкета, толпа бросилась врассыпную.
Танкисты какое-то время выжидали, что будет дальше. Им не очень-то верилось, что так легко и просто удалось расправиться с могучим русским богатырем. Дитрих даже пожалел тех татар, половцев и печенегов, которые в свое время завоевывали Русь и сражались, если верить летописям, против целых богатырских дружин. А потом пожалел себя.
Не дождавшись распоряжений командира, первым заговорил Клаус, которому с водительского места были прекрасно видны все подробности поединка:
– Ганс, с меня две кружки пива за такой аперкот!
Вальтер с сожалением оглянулся на брошенный в спешке фотоаппарат:
– Эх, какой кадр можно было бы сделать! Ведь никто же не поверит, что мы видели настоящего русского богатыря. Интересно, как его называть – Иван Полифемович или Полифем Иванович?
Дитрих вздрогнул, представив себе, чем обычно обедает Иван Полифемович, и заторопился:
– Генрих, Ганс! Быстро соберите инструменты и сверните трос, пока не возвратились эти кошмарные существа или родственники пострадавшего! Клаус, разворачивайся, пора двигаться отсюда, пока наш одноглазый друг не решился на второй раунд. – И печально добавил: – Чувствую, что напиться нам здесь не дадут.
Стараниями дракона Гельс-Дрих-Энна у партизан все было хорошо. Они и думать забыли про какой-то там замок на холме, про диковинных папуасов и девицу, разговаривавшую на незнакомом языке.
Правда, в какой-то момент оказалось, что они совершенно не ориентируются в родных лесах и понятия не имеют, где находятся, а командирский компас ведет себя по-свински, то есть отказывается указывать направление. Глядя на него, можно было подумать, что север – везде, а других сторон света больше не существует. Красная стрелка прилипла к букве N и дрожала от негодования, когда Салонюк безнадежно тряс зловредный прибор в тщетной попытке образумить его, но не отклонялась ни на волосок.
Это был советский компас, и поэтому он вел себя так стойко, чем совершенно отличался от компаса, который майор фон Морунген уже на второй день в сердцах швырнул куда-то в кусты (и который бережливый Клаус, конечно же, отыскал и припрятал до лучших времен). Прибор немецкого производства, напротив, показывал север каждый раз в новом месте, причем показания свои менял приблизительно раз в три минуты.
Виной тому было вовсе не отсутствие в Вольхолле такой важной вещи, как север, а исключительно Недамизголянский Техзатем – всевольхоллская организация, выдающая разрешение на производство высокоточных приборов. Если прибор не был зарегистрирован, а изготовитель не заплатил соответствующий налог в Техзатемское отделение, расположенное по месту производства продукта, то специальное заклятие (разработанное настоящими мастерами своего дела) выводило нелегальный предмет из строя.
Незнакомые деревья и цветы при других обстоятельствах так же бы возбудили подозрение партизан, потому что до внезапно наступившего лета тысяча девятьсот сорок третьего (или уже сорок четвертого?) года они ничего подобного в этих краях не видели. А если быть предельно точными – то и ни в каких других тоже.
Однако теперь пятеро доблестных бойцов пребывали в том блаженном состоянии, к которому так стремятся йоги. Какой-нибудь тибетский далай – или панчен-лама просто-таки застонал бы от зависти, узнав, что человек, подобный Миколе Жабодыщенко, может достичь нирваны. Бодро шагая неведомыми тропами по неизвестному лесу под сенью невиданных деревьев, партизаны полагали, что все к лучшему в этом лучшем из миров.
