355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктория Угрюмова » Огненная река » Текст книги (страница 22)
Огненная река
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 20:05

Текст книги "Огненная река"


Автор книги: Виктория Угрюмова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Барон Вентоттен вез с собой письмо Каэ к таурте Феане, что было чистой воды формальностью, соблюденной для того, чтобы придворным государыни было не к чему придраться. Каэтана была уверена, что старая альсеида уже все знает и теперь готовится отойти в иной мир вскоре после прибытия наместника.

Оказалось, что барон стал добрым другом всем, и прощание вышло тоскливым, хоть и не таким грустным, как с Рогмо, потому что трон Хартума в эти смутные и тяжелые времена был более устойчив и менее опасен, нежели эльфийский престол. Прослезившийся Банбери клятвенно заверил своих друзей, что погибшие сангасои в самом скором времени будут похоронены в Хартуме со всеми полагающимися почестями и что он заберет их тела с этого кровавого поля, как только сможет.

А уменьшившийся отряд Каэтаны все же пересек границу Эль-Хассасина.

По словам неугомонного перстня выходило, что там находятся сразу два талисмана Джаганнатхи и они ближе остальных. Даже если Каэ и хотела бы что-то изменить, то права выбора у нее уже не было. Ее путь лежал вдоль по течению Нии, до самого ее устья, где лежал загадочный и таинственный Сетубал – город Безумных хассасинов, детей Ишбаала. А потом, если Сетубал выпустит ее из своих смертельных объятий, – дальше, на восток, к горе Нда-Али. О том, что за напасти ждали ее на этой вершине, перстень стыдливо умалчивал. Не то сам не знал, не то не хотел портить ей настроение раньше времени...

В Сетубале на троне в виде огромного черепа, выточенного из слоновой кости и усыпанного драгоценностями, ныне восседал очередной – одни только боги помнят, какой по счету – Чаршамба из рода Нонгакаев. Видимо, это имя пользовалось самой большой популярностью в королевской семье, потому что за многие сотни лет их правления среди десятков Чаршамб появились всего три или четыре Марчабайла, один Хедиджа, да отца нынешнего короля назвали Хеджеваном. А вот имя самого славного предка – основателя нынешней династии Лоллана Нонгакая – пользовалось почетом, но никогда не давалось никому из его потомков.

Насколько Каэ поняла из сбивчивых объяснений перстня да из рассказов барона Вентоттена, Лоллан Нонгакай считался одновременно и святым, и проклятым. Это странное сочетание таких несовместимых качеств было приписано ему после какой-то темной и загадочной истории, о которой даже в самом Эль-Хассасине вспоминали крайне редко. Считалось, что названного Лолланом ждет судьба особенная – страшная, трагичная и великая. Но ни один король не хотел такой судьбы своим детям.

Правящий монарх никогда не расставался с тремя символами власти: кольцом Нонгакаев, в которое, по слухам, было вправлено глазное яблоко одного из сыновей Пэтэльвена Барипада (насколько это правда, узнать было невозможно, потому что кольцо выглядело вполне обычным, разве что сапфир в нем и вправду был очень велик); мечом Лоллана – кривым клинком, которым обычно не пользовались хассасины, и украшением из зеленого золота, висевшим на шее, – талисманом Джаганнатхи.

Именно этот талисман считался самым большим сокровищем королевства. И охраняли его всерьез.

Пока они продвигались по тенистому тропическому лесу, вдоль берега звонкоголосой Нии, Каэтана не переставала думать, как же удастся ей отнять талисман Джаганнатхи у короля Чаршамбы Нонгакая.

А сразу после того, как два отряда расстались на границе и барон Вентоттен отправился в прошлое, тогда как Каэ и ее спутники должны были устремиться в будущее, Барнаба подошел к ней и сказал:

– Послушай, я немного устал. Вечность мечется из стороны в сторону, пытаясь залатать те дыры, которые я проделываю в ее плаще. Может, отпустим наконец время? Талисман у нас...

– Талисман у нас, – задумчиво кивнула она. – Магнус, Номмо, Куланн, мне нужен ваш совет.

Они подошли сразу же, как только услышали ее зов.

– Что случилось, Каэ?

– Ничего серьезного, просто мы с Барнабой думаем, стоит ли отпускать время?

– А как же возвращение домой? – спросил Куланн. – Кто знает, что там успеет случиться...

– Об этом я не подумал, – нахмурился Барнаба. – Просто все больше и больше несоответствий во времени возникает, пока мы странствуем из конца в конец Иманы. Это как пряжа, которую я запутываю все сильнее и сильнее.

– Я подумал, – Номмо задрал личико вверх, чтобы лучше видеть своих друзей, – можно ли отпустить время на Имане, а с Вардом повременить?

– Сейчас подумаю... – Барнаба какое-то время напряженно размышлял и наконец просиял: – Как я сам не догадался. Это же проще простого – вот так и вот так. – Он произвел пухлыми ручками какую-то странную манипуляцию, словно переставлял кубики с места на место. – Тут все, как и должно быть в приличном мире, и там все как обычно. Просто для них, на Варде, время будет течь во много крат медленнее. Но по дороге с одного континента на другой эта разница будет незаметно стираться...

Магнус с интересом смотрел на Барнабу.

– Наверное, я так до конца никогда и не разберусь в том, что ты творил с течением времени.

– До конца я и сам никогда не разберусь, – радостно сообщил толстяк. – Я ведь еще не упоминал о том, что учитывал разные часовые пояса...

ЧАСТЬ 3

В Сетубале круглый год стояла неописуемая жара. Близость моря только немного смягчала климат, и мода Эль-Хассасина определялась в основном погодными условиями.

Король Чаршамба Нонгакай томно полулежал на своем известном всей Имане костяном троне в виде человеческого черепа, а четверо рабов – темнокожих, с ярко-белыми волосами и синими глазами – обмахивали его огромными опахалами из алых и синих птичьих перьев. Рабы эти происходили из коренных жителей Эль-Хассасина и относились к древнейшей расе на всем континенте – фенешангам. Легенды утверждали, что в незапамятные времена фенешанги были столь же могущественными, как и эльфы, гномы и другие народы нечеловеческой крови. Самые прекрасные города страны – Аджа-Хош, Тахат, Аджа-Бал – были построены во времена расцвета их цивилизации. Но все величие фенешангов кануло в прошлое, и теперь их никто не представлял иначе, чем рабами или в лучшем случае слугами Безумных хассасинов.

Король был высоким, худым и смуглым. Его жесткие прямые волосы спускались ниже ушей и были ровно подстрижены над бровями. И брови, и волосы, и глаза Чаршамбы Нонгакая были угольно-черными. Короля нельзя было отнести к породе красавцев, но его внешность безусловно поражала. Ястребиный, хищный нос был изумительно тонок, жесткие черты холеного лица свидетельствовали о характере непреклонном, твердом и сильном. Чаршамба давно разменял шестой десяток лет, но на вид ему едва ли можно было дать больше тридцати пяти. Тело его по-прежнему было мускулистым и поджарым, кожа – гладкой, руки сильными, и он до сих пор не потерял ни одного белоснежного зуба.

На короле была легкая безрукавка из полупрозрачного тончайшего шелка, ярко-желтая, поразительно идущая к его внешности, и тонкие шаровары, затянутые на талии и щиколотках серебряными обручами. Ноги были обуты в мягкие туфли, шитые золотом, а из драгоценностей Чаршамба признавал только кольцо с сапфиром и шейное украшение зеленого золота.

На террасе, нависавшей над лазурными волнами Тритонова залива, где сейчас отдыхал король, толпилось довольно много народа. Аудиенции у своего повелителя добились три его военачальника, главный советник и магистр ордена Безумных хассасинов, который, собственно, и управлял делами этой организации. Великим магистром по традиции Эль-Хассасина всегда оставался один из потомков Лоллана Нонгакая.

Верховный командующий объединенными войсками страны Меджадай Кройден и двое его коллег – Рорайма Ретимнон, командир конницы, и адмирал Ондава Донегол – были огорошены сообщением об исчезновении великого магистра унгараттов и командующего войск Кортеганы, своего извечного врага – Катармана Керсеба.

Это известие доставил им Старший магистр ордена Безумных хассасинов Харманли Терджен, у которого везде были свои глаза и уши. Такие вот глаза-уши и прислали ему депешу прямиком из Большого Бургана о таинственном происшествии, случившемся в главном замке унгараттов несколько дней назад. По словам соглядатая, Катарман Керсеб вконец обезумел либо замыслил особенную хитрость, потому что приказал установить в подземелье Бурганского замка огромное зеркало в полтора, а то и два человеческих роста. Затем вооружил отряд отборных рыцарей в количестве пятисот человек и вместе с конями отправил их в подземелье. Туда же проследовал он сам в сопровождении дряхлого старца, который уже навещал его прежде. Ни имени, ни положения старика, ни даже его места жительства установить не удалось.

Когда оруженосцы и оставшиеся в замке рыцари тщетно прождали своего повелителя и товарищей по оружию два или три дня, они забили тревогу. Об исчезновении сообщили королю Барге Барипаду, первой реакцией которого была неподдельная, искренняя радость. Но вскоре правитель Кортеганы одумался и загрустил. И правильно сделал, между прочим.

Глаза-уши Харманли Терджена, зная крутой нрав своего хозяина, не осмелились бы беспокоить его по таким пустякам, а потому провели детальное расследование вышеописанного случая. И вот какие диковинные вещи удалось разузнать. Во-первых, если верить тому, что рассказывали остальные, Катарман Керсеб объявился в Эль-Хассасине всего на несколько минут позже, чем спустился в подземелье Бурганского замка. Там же, не вдаваясь в подробности, он купил услуги вольного отряда хассасинов по огромной цене, заставившей остальных наемников горько пожалеть о том, что они руками-ногами не ухватились за это предложение.

Далее. В Хартуме состоялись похороны сайнанга Эльбескоя, наследника правящей таурты Феаны. Юноша погиб в схватке с унгараттами и хассасинами на границе своего государства. Таурта Феана объявила свою волю относительно наследования трона, но это к делу не относится и в данное время орден Безумных хассасинов не интересует.

Глаза-уши Харманли Терджена передали эстафету глазам-ушам на границе Эль-Хассасина и Хартума. Оттуда пришло следующее сообщение: около тысячи рыцарей – среди них унгаратты и хассасины – погибли в бою. Их тела так и лежат на берегу ручья, по руслу которого эта самая граница и проходит. На землях Хартума найдена братская могила, в которой похоронены всего двадцать(!) воинов неведомого происхождения: в белых одеждах и без доспехов. Их описание полностью совпадает с описанием тех, кто атаковал и разрушил Белый замок унгараттов в Малом Бургане при содействии драконов. Если это правда, то указанные воины – лучшие в этом мире.

На основании этих донесений, а также предыдущих известий из Кортеганы и Ронкадора Харманли Терджен сделал удивительно интересные выводы, с которыми не замедлил ознакомить своих друзей и коллег – Меджадая Кройдена, Рорайму Ретимнона и Ондаву Донегола. Проведя часов шесть за выпивкой и бесконечными рассуждениями, они пришли к заключению, что Старший магистр прав, картина, им нарисованная, соответствует действительности настолько, насколько это возможно представить неочевидцу, а активные действия крайне необходимы. Вот почему утром следующего дня они осмелились беспокоить великого короля Чаршамбу Нонгакая и были допущены к его персоне еще до обеда.

– Я слушаю вас, друзья мои, – мягко сказал король. Он был весьма сдержан в проявлении своих чувств, но эта сдержанность и мягкость не вводила в заблуждение тех, кто долго знал его. Чаршамба был одним из самых жестоких людей Арнемвенда.

– Повелитель! – Харманли Терджен склонился так низко, что его длинные волосы, собранные на макушке в узел, как было принято в ордене (а также спасало от дикой жары), мели мраморный пол. – Катарман Керсеб мертв. Он погиб здесь, в Эль-Хассасине.

– Вот как? – Чаршамба поднял правую бровь, что означало приказ продолжать.

– Твои верные слуги рассудили так: если король даст согласие, мы могли бы заключить временный военный союз с матариями и атаковать Кортегану и даже Тиладуматти. Вряд ли Барга Барипад сможет оказать нам достойное сопротивление.

– Это хорошая мысль, друзья мои. Но кто объяснит мне, что делал в Эль-Хассасине Катараман Керсеб и кто его пустил сюда?

Харманли Терджен отвечал быстрее, чем обычно, потому что, зная нрав своего повелителя, не был уверен в том, что ему не прикажут отрубить голову за халатность и попустительство.

– Он проник сюда при помощи магии – через зеркало. Это осталось тайной даже для его короля и членов ордена. Думаю, они только-только разбираются с тем, где искать своего Великого магистра. Он преследовал женщину, ту самую, которая победила его на арене и из-за которой разорили Белый замок в Малом Бургане. На месте сражения найдены тела и ее воинов. Двадцать погибших неизвестных против тысячи уничтоженных унгараттов и хассасинов-наемников.

– Этого не может быть, – твердо сказал Чаршамба.

– Если вспомнить, прекрасный король, что Белый замок разрушили Древние звери, то это уже не кажется таким немыслимым...

– Как умер Керсеб? – неожиданно заинтересовался Нонгакай.

– Ему отрубили голову. На его теле есть еще одна страшная рана, интересная тем, что какое-то оружие разрубило знаменитую кегелийскую броню, с которой Керсеб не расставался в битвах. Его правая рука висит на ниточке, ключица раздроблена, шея срезана гладко-гладко, просто зеркально.

– Любопытно... Кто мог это сделать?

– Какой-то из воинов этой женщины.

– Кто она?

– Если верить соглядатаям – некая принцесса Коттравей, прибывшая с Варда. В Запретных Землях на самом деле есть северная провинция Коттравей. Но я сомневаюсь в том, что это ее настоящее имя. Есть все основания предполагать, что в том же сражении погиб сайнанг Эльбеской. Его тело привезли в Хахатегу все те же воины неизвестного нам народа.

– Феана объявила имя нового наследника?

– Да. Но придворные оповещены только о том, что наместником наследника будет назначен уже прибывший ко двору барон Банбери Вентоттен. А бумаги подготовлены, но вплоть до смерти таурты не будут обнародованы.

– Интересная мысль, – сказал Чаршамба, напряженно думая. – Кто он такой, этот Банбери Вентоттен? Не нашлось никого познатнее?

– Он прямой потомок Арлона Ассинибойна...

– Еще интереснее. Так что же в бумагах таурты Феаны?

– Я не предполагал, что повелитель пожелает узнать именно это. Я занимался Кортеганой, – смешался Харманли Терджен.

– Я не сержусь, не волнуйся, – уголком рта усмехнулся король. – А ты, Меджадай, что думаешь?

– Мы с Рораймой готовы хоть сегодня атаковать Кортегану. Говорят, Барга Барипад уже перешел от радости по поводу избавления от своего демона Керсеба к горю по поводу нашего скорого вторжения. Мы уже послали гонцов в Ронкадор. Матарии согласятся заключить перемирие, ведь мы сейчас выигрываем войну. А потом мы сможем их добить.

– Не стоит... Никогда не стоит нарушать хрупкое равновесие. Нам не нужны покоренные Ронкадор и Кортегана. Они ведь могут объединиться и восстать. Нам нужны сокровища Хартума, – неожиданно подытожил Чаршамба Нонгакай. – Но пощипать перышки Барипаду – это так приятно, что я не откажу себе в таком удовольствии. Заключайте перемирие с матариями.

Таким образом, отряды Безумных хассасинов пересекли границу Ронкадора и объединилась с конницей матариев. Ондава Донегол подвел свои корабли к Трайтону, армия погрузилась на них и отплыла к берегам Кортеганы, которая спешно готовилась к войне. Вся Имана гудела, как потревоженный улей: все понимали, что у Барги Барипада нет ни малейшего шанса удержать свое государство после гибели такого военного гения, каким был Катарман Керсеб. Возлюбленные Смерти – унгаратты – готовились к последнему сражению в своей жизни. Из Тиладуматти на помощь союзникам спешили войска.

Боги были милостивы к хассасинам и матариям, и спустя полторы недели огромная армия под командованием Меджадая Кройдена и Рораймы Ретимнона высадилась в Штайре.

Таурта Феана ушла тихо и легко. Просто позволила себе умереть вслед за своим внуком Эльбескоем, и в Хахатеге состоялись двойные похороны. Храм богини Эльон был усыпан цветами, люди выстраивались в длинные очереди, чтобы почтить память обожаемой правительницы и юного сайнанга. Огромный склеп готовился принять еще двоих членов королевской семьи.

На всех площадях, заполненных рыдающими толпами, глашатаи зачитывали последнюю волю таурты. Завещание Феаны было столь необычно, что многие просто не верили своим ушам. Герольды без устали повторяли текст обращения государыни к своему народу, и постепенно путь надежды открывался перед гражданами Хартума.

Согласно завещанию Феаны, наследницей трона становилась не кто иная, как Великая Кахатанна, Богиня Истины и Сути, правительница далекого и могущественного государства Сонандан, дочь самой почитаемой в Хартуме богини Эльон. Лучшего выбора таурта сделать не могла. Кахатанна же прислала своего наместника – потомка Арлона Ассинибойна, хранителя талисмана Нуш-и-Джан, барона Банбери Вентоттена, возведенного Феаной в титул герцога Талламора.

Принцип «Король умер – да здравствует король!» действует по всему миру. И, утерев горькие слезы, народ принялся праздновать. Такое решение участи целого государства свидетельствовало о безмерной мудрости и искренней любви несчастной альсеиды к своим подданным. Хотя любила она вовсе не их, а человека Кэдмона. И ради него делала все, что могла, для Хартума.

По всей стране был объявлен ежегодный день памяти таурты Феаны. А отряд воинов под началом нового наместника двинулся к границе за телами павших в недавнем сражении воинов великого Сонандана.

– Ума не приложу, как добраться до талисмана, – сказала Каэ, в очередной раз вышагивая по самой кромке воды.

Волны с шуршанием набегали на золотисто-белый песок и откатывались назад, оставляя берег гладким и чистым. Каэ бродила по мелководью, собирая камни и ракушки. Отряд отдыхал в тени прибрежных деревьев. Магнус успел обжечь на костре глиняный шар с заключенным в нем осколком камня Шанги, а затем сплавал на лодке в открытое море и выбросил его в воду.

– Вот и избавились от очередной неприятности, – прокомментировал он, выбираясь на берег. – А что касается талисмана, то, наверное, дорогая госпожа, нам не остается ничего другого, кроме как послать меня. Я постараюсь выкрасть эту штуку и доставить ее вам. А уже ваше дело – уничтожить безделушечку.

– Хорошая безделушечка, – покачал головой Номмо. – Но в остальном наш чародей прав. И вы, Каэ, не отказывайтесь сразу. Подумайте. Я, например, иного пути просто не вижу.

– Не на аудиенцию же к нему записываться, – согласился Куланн. Он как раз проснулся и отправился на поиски своих друзей. Отдохнув и приободрившись, он наконец обрел способность здраво рассуждать, чего от него нельзя было добиться после схватки с унгараттами Катармана Керсеба.

– Да, но как это осуществить?

– Надеюсь, Барнаба мне немного поможет, – улыбнулся Магнус. – В отличие от вас я поддаюсь действию любых сил. Думаю, мне удастся проникнуть во дворец Чаршамбы Нонгакая: я уже пощупал защиту – магия там плохонькая. И вообще, на Имане маги – сущие дети против наших, с Варда. А присутствие Зла здесь, наоборот, чувствуется сильнее.

– Я подарю тебе около получаса, – сказал Барнаба. – Тебе хватит, чтобы успеть похитить талисман, а затем вернуться?

– Должно с лихвой, – задумчиво ответил чародей.

– Тогда мы должны быть готовы к выступлению в любую секунду, – вставил Куланн. – Не думаю, что они сразу же потеряют наш след. Если так случится, возблагодарю любых богов. Но готовиться лучше к самому плохому.

– Правильная, кстати, позиция, – заметил Номмо.

Могаллан и Кобинан, от которых ничего не скрывали, в разговоре практически не участвовали. Они стояли рядом и переводили взгляды с одного своего товарища на другого. На Каэ оба юноши взирали с немым благоговением. Особенно их потрясало то, как живая богиня общалась с капризным талисманом. В ее руках перстень, кажется, приобретал прекрасные манеры, и скоро его можно было бы выпускать в любое общество.

– Талисман находится на теле Чаршамбы.

– Не на теле, а на шее, – поправил перстень.

– Шея – это не тело?

– Тело. Но когда ты так говоришь, то звучит слишком завлекательно, и мысли нашего мага могут двинуться в другом направлении.

Каэ только глаза подняла к равнодушному небу. Небо над Сетубалом выгорело добела.

– Итак, это была живая Богиня Истины, а ты ее упустил? – Король Чаршамба Нонгакай навис над распростертым на полу тронного зала Харманли Тердженом.

– Великий, никто не мог подозревать, что живая богиня будет поймана, как простая женщина и посажена в клетку!

– И этим она обманула всех! Обвела вокруг пальца! Ты хоть понимаешь, что мы в одночасье лишились всех богатств Хартума – мы, наши дети, наши внуки! Она же бессмертна и будет править Хартумом вечно...

– Повелитель, разреши обратить твое внимание на то, что богиня бессмертна, но ее наместник – барон Вентоттен, герцог Талламор, – отнюдь нет. А следующий правитель может оказаться и нашим сторонником.

– Сколько лет прикажешь ждать? – прошипел Чаршамба.

– Как пожелает повелитель. В Хахатеге немало моих людей. И они вполне могут начать действовать хоть теперь же – стоит только дать им знак.

– Так подай им весточку, иначе скоро будут подавать тебе – милостыню. Калекам, говорят, хорошо подают в Сетубале.

Харманли Терджен заледенел. Он прекрасно знал, что его господин способен не только зло пошутить, но и воплотить свою шутку в действительность.

– Уже лечу, – прошептал он побледневшими губами.

– Надеюсь...

Темнокожие беловолосые фенешанги со странным выражением на своих прекрасных нечеловеческих лицах следили за королем. А Чаршамба удобно устроился у распахнутого настежь окна и спросил, не поворачивая головы:

– Как успехи у Меджадая и Рораймы?

– Они оправдали оказанное им доверие. Ондава Донегол разгромил флот шеида Теконг-Бессара, шедший на помощь Кортегане. И потребовал выкуп за захваченных в плен вельмож Тиладуматги. Так что с завтрашнего дня Золотой шеид станет просто шеидом. А золото получит мой повелитель.

– Я доволен, – равнодушно сказал Чаршамба.

– Славный Рорайма Ретимнон разрушил Кайкос и захватил казну Кайкосского замка. Теперь он движется к Большому Бургану, и единственное, что интересует и его, и Меджадая, – как отреагируют Риеннские острова.

– А как они могут отреагировать?

– Ну, это какой-никакой оплот унгараттов. Если они пошлют войска на помощь своему номинальному владыке, Меджадаю придется отступить.

– Ему не придется отступить, – мягко сказал владыка Эль-Хассасина. – Меджадай завоюет для меня славу в этом сражении, Рорайма разрушит еще и Большой Бурган, а наместник Хартума, этот герцог Талламор, умрет в самом скором времени – судьба, ничего не попишешь.

Король делал ударения исключительно на глаголах.

– Да, повелитель, – склонился Харманли Терджен.

– И пусть твои глаза-уши в Догандже и Игуэе будут расторопнее.

– Да, повелитель.

– Иначе и у них, и у тебя не досчитаются глаз и ушей. А также языка, потому что он будет одиноким, а следовательно, лишним.

– Ты сказал, повелитель. Да будет так.

– Да будет так, – повторил Чаршамба.:

Между этими двумя фразами пролегла всего секунда времени, но ведь время как река – оно непредсказуемо. Фенешанги, принадлежащие к нечеловеческой расе, обладают нечеловеческими возможностями. Об этом не знал Магнус, выходя из пространственного коридора, который он проложил от песчаного пляжа на окраине Сетубала до тронного зала дворца Чаршамбы Нонгакая. И не успел он войти в образовавшийся тоннель, как Барнаба остановил время.

Для Магнуса это выглядело так, будто он попал на выставку ярко раскрашенных скульптур. Все во дворце застыли в момент движения, и Магнусу невольно вспомнились детские сказки, которыми его убаюкивала сухонькая, седая бабушка, – когда это было? Слуги и рабы, бегущие с разнообразными поручениями, придворные, вельможи, воины, стражники – у многих из них лица застыли в таких нелепых и смешных гримасах, что Магнус не смог удержаться от смеха.

«Боги! – подумал молодой чародей. – Неужели же со стороны я и сам так выгляжу?! Нет, только не это».

Быстрыми шагами он пересекал длинные анфилады комнат, наконец перешел на бег. Времени у него в запасе было достаточно, но лучше перестраховаться. Наконец Магнус вбежал в огромный зал, сверкающий золотом и камнями, в котором было несколько человек.

И все они поразили чародея до глубины души. Один брошенный взгляд дал ему так много информации, что Магнус слегка растерялся. Во-первых, четверо, наверное единственные во всем дворце и его окрестностях, не испытали на себе воздействие остановки времени. Они двигались и жили так же, как и Магнус, а это уже было невозможно. Впрочем, невозможной была и сама их внешность – темнокожие, с ослепительно белыми длинными волосами, синеглазые и божественно красивые. Магнус не только никогда не видел им подобных, но вряд ли даже слышал о чем-нибудь в этом духе. Странные существа не проявляли агрессивности или неприязни. Напротив, они улыбались и весело сверкали глазами.

Каменными истуканами, как им и положено было, застыли двое. Один стоял на коленях посреди тронного зала: длинные волосы собраны на макушке тугим узлом, но концы свободно рассыпаны по плечам; одежда роскошная, оружие крайне дорогое, а лицо холеное и ухоженное.

Тот, кто сидел вполоборота к окну, и был нужен Магнусу. Стройный, худощавый, мускулистый мужчина в шелковой безрукавке и шароварах – он единственный из всех, встреченных чародеем во дворце, был одет скромно и строго. Видимо, только он мог позволить себе эту роскошь. На его безволосой груди висело отвратительное и одновременно прекрасное украшение из зеленого золота – талисман Джаганнатхи. И перепутать его с чем-либо иным было просто невозможно.

Магнусу оставалось лишь подойти к Чаршамбе и снять талисман с его груди, но темнокожие существа сбивали его с толку. Наконец маг, решив не срывать тщательно продуманную операцию, решительно направился к королю и резко дернул за золотую цепь, на которой висело украшение. Она с легким звоном лопнула, несколько звеньев отлетело в сторону.

– Ox! – облегченно выдохнул один из темнокожих. – Спасибо, чужеземец.

– На здоровье, – ответил Магнус, скорее машинально, нежели соображая, что говорит.

Крепко сжав в кулаке талисман Джаганнатхи, он стал открывать дверь в пространство. Это далось ему без особого труда, потому что чародеем он был сильным.

– Мы с тобой! Возьми нас! – разом попросили его темнокожие. – Мы нужны тебе... Помоги, чужеземец!

– Ладно. – У Магнуса не было времени раздумывать. В пользу синеглазых говорило то, что они не помешали ему выкрасть талисман. Каэ разберется, подумал молодой человек и вошел в коридор.

Темнокожие последовали за ним...

– Да будет так, – повторил Чаршамба. Он собрался было отпустить Харманли Терджена, но странное ощущение привлекло его: чего-то не хватало владыке Эль-Хассасина, чего-то, что было здесь еще секунду назад. Чаршамба Нонгакай нахмурился, пытаясь сосредоточиться, и вдруг понял – не было фенешангов. И сине-алые опахала валялись на ступенях трона.

За этот проступок темнокожих ждало суровое наказание, но другое не давало покоя королю: как они смогли покинуть тронный зал и не привлечь к себе внимание? Он точно помнил, что они стояли на возвышении, за самим троном, с обычным для них отрешенным выражением лица. Где же они?

В изумлении король положил руку на грудь и подскочил как ужаленный. Не было не только фенешангов, вместе с ними исчезло и самое большое сокровище Эль-Хассасина – талисман Джаганнатхи.

Меч взлетел, лучась и сверкая в потоках полуденного солнца, со свистом вспорол блеклое марево жаркого воздуха и вонзился в самый центр украшения, разрубив сплетенные страстью тела двух монстров.

Словно стон пронесся над волнами и исчез в направлении Сетубала.

– Три, – деликатно кашлянул перстень.

– Что ты имеешь в виду?

– Я напоминаю, что уничтожено всего три предмета, а осталось...

– В девять раз больше, я тоже умею считать.

– Ты не хочешь, чтобы я делился с тобой своими мыслями?

– Хочу. Но не всякими. Давай договоримся: если мысль стоящая, буди меня хоть среди ночи. Но если это простой арифметический подсчет, то лучше не беспокойся. Мы как-нибудь сядем и все по пальцам сочтем.

– Правда?.. – недоверчиво переспросил перстень.

– Честное слово. Лучше просвети меня, неразумную, на другую тему – как мне звать-то тебя?

– Наконец-то, – ворчливо сказал перстень, но по его тону было ясно, что он польщен и даже слегка размяк. – Меня зовут Нипегоньер...

– Как? – с нескрываемым ужасом спросила Каэ.

– Нипегоньер. И не вижу причин так удивляться этому скромному и звучному имени. Я же не комментирую всякие там нецелесообразные звукосочетания вроде «Магнуса» или «Номмо»; и уж вовсе умалчиваю о неблагозвучности таких перлов, как Каэтана, скажем. Нипегоньер – это вполне подходящее имя для существа моего возраста и общественного положения.

– Какое у тебя общественное положение? – спросила Каэ, не углубляясь в дискуссию со словоохотливым украшением о благозвучности имен.

Рубиновый глаз мигнул с неподражаемым достоинством и гордостью и объявил:

– К твоему сведению – чтобы потом не приставала, запомни сейчас, – я являюсь старшим советником ее могущества Кахатанны, Богини Истины и Сути, повелительницы великого Сонандана и сопредельных земель, таурты Хартума и наследницы эльфийского престола. Теперь ясно?

– Ясно. Только не ясно, кто я при этом раскладе.

Перстень какое-то время обдумывал вопрос, затем нашел верное решение и аж зашелся в радостном смехе:

– Ой, я как-то не учел, что это и есть ты. Ну, близкие отношения, сама понимаешь, не могут не влиять... Знаешь, называй меня по-дружески – Ниппи. Валяй, не стесняйся.

Куланн не без восторга наблюдал за тем, как менялось выражение лица его богини, одиноко сидящей в тени какой-то особенно разлапистой пальмы, как высоко взлетали брови, какая великолепная саркастическая ухмылка пропадала зря.

Уничтожение талисмана Джаганнатхи не проходило бесследно. Каэ некоторое время была очень слаба, хотя и не настолько, чтобы это состояние серьезно на что-либо влияло.

Ее друзья сидели немного в стороне, давая ей возможность отдышаться и переругаться с перстнем. Как недавно обнаружилось, заставить Ниппи замолчать можно было единственным способом – обидеться и надуться. А Каэ было необходимо его молчание и несколько минут размышлений в тишине.

Магнус притащил с собой из дворца Чаршамбы Нонгакая не только желанный талисман, но и четырех существ столь странного, диковинного вида, что с первого же взгляда на них стала ясной их нечеловеческая природа. Фенешанги казались милыми и добрыми, дружелюбными и доверчивыми, но сама причина их появления не могла не настораживать. С равным успехом те, кто называл себя фенешангами, имели возможность помочь и погубить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю