Текст книги "Тариф на любовь"

Автор книги: Виктория Серебрянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 4

Я сначала даже ушам своим не поверила. Ну мало ли. Устала. Неправильно поняла слова, сказанные на чужом ломанном языке. Но Бруно своими действиями мгновенно развеял все мои сомнения.

Чужие костлявые пальцы как-то очень быстро переползли с талии вверх и больно сжались на мягком холмике, безжалостно сминая дорогой шелк. Моя усталость мигом растворилась клочьями серого тумана. Я возмутилась сквозь зубы:

– Убери лапы, мерзавец!

Итальяшку не проняло. Я высказалась по-русски и он, то ли не понял, то ли сделал вид, что не понял. Наоборот, Бруно осклабился мне в лицо отвратительным маслянистым оскалом. И что-то залопотал, щедро разбавляя картавые английские слова родной речью. Вот тупица! Скунс похотливый! Я попыталась вывернуться из его цепких лап. Но только взвизгнула от боли. Проклятый итальяшка ущипнул меня за грудь так, что слезы брызнули из глаз. Да что ж такое! Вот пристал, как клещ к собачьей заднице! От злости позабыв обо всем, что знала и умела, я без затей вонзила в ступню придурка каблук. Пусть не высоченный гвоздик, но вполне приличная семисантиметровая шпилька.

Бруно взвыл неисправной пожарной сиреной. Его, наверное, слышали не только в Милане, но и в Риме. Полуоглушенная мужским воплем, я дернулась прочь из его рук. Но куда там! Тощий итальяшка обладал приставучестью пиявки. И не собирался выпускать меня из своих клешней.

– Что тут происходит?!! – Рев бешеного быка в исполнении вернувшегося Борисыча заставил не только заткнуться моего обидчика, но и присесть от страха всех остальных.

Джузеппе изумленно и с некоторой опаской косился снизу-вверх на Борисыча. Подоспевшие Миша и Коля втянули головы в плечи. Танечка побледнела.

– Мне повторить? – Шеф был в бешенстве. И не считал нужным это скрывать. – Анна?..

Ненавижу оправдываться. Кроме того, при всех признаваться, что зазевалась настолько, что позволила постороннему облапить меня в коридоре гостиницы, практически у всех на глазах, было унизительно. Но оказалось, что это не самое худшее.

Не успела я собраться с мыслями и открыть рот, как мой обидчик быстро-быстро что-то затарахтел по-своему, на итальянском. Бледная Танечка, вслушивающаяся в торопливую речь, все больше хмурилась. А когда начала переводить, то я просто обомлела!

– Синьор Пеларатти говорит, что Анна приставала к нему. Сделала непристойное предложение. И пригрозила, что если синьор Пеларатти не согласится, то договор будет подписан на самых невыгодных для итальянской стороны условиях.

Все уставились на меня в упор. Танечка с ужасом. Борисыч – как будто у меня выросла вторая голова. Миша – с научным интересом. Колю я не видела. Джузеппе морщился. И только его сын оставался ко всему безучастным. А я молча открывала и закрывала рот, не находя приличных слов для определения происходящего.

Но и это, как оказалось, было еще не все. Стоящий сбоку, а потому невидимый для меня Коля вдруг взревел на весь этаж и бросился на незадачливого Бруно:

– Ах ты мразь! Говнюк итальянский! П***р за****ный!

Я распласталась по стене, отброшенная в сторону сильной рукой Ипатова. Напротив ошарашенно хлопала ресницами покрасневшая Танечка. Похоже, девчонке еще не доводилось слышать таких словечек. Прежде, чем кто-либо из нас успел опомниться, кулак Ипатова со смачным хрустом врезался в скулу итальянца.

Первым пришел в себя шеф. Борисыч бросился к драчунам и в одно мгновение растащил их в разные стороны, без труда удерживая сопротивляющегося Колю за шкирку в вытянутой руке. В другой руке Бориса Викторовича использованной тряпочкой тихо висел Бруно Пеларатти. Силен шеф!

Борисыч неласково встряхнул трепыхающегося Ипатова и грозно зыркнул в мою сторону:

– Анна, я долго буду ждать от тебя ответа? Что тут произошло?

Вздох сдержать не получилось. Все-таки при всех.

– Борис Викторович, вы меня знаете, оправдываться не буду. Господин Пеларатти догнал меня, схватил за талию и поинтересовался сколько я хочу за секс с ним. Меня данное предложение не заинтересовало. И я попыталась решить все миром. Не вышло. Более того, господин Пеларатти начал применять силу по отношению ко мне.

Танечка торопливо переводила мои слова итальянцам. Джузеппе нервно комкал в руках большой клетчатый платок, все порываясь вытереть им лысину. Несмотря на то, что в коридорах гостиницы царила приятная прохлада.

Сам Бруно, тихо висевший в руке шефа, с последними словами переводчицы вдруг визгливо завопил на все том же ломаном английском, брызжа слюной:

– Лжешь! Ты лжешь, грязная шлюха!

Джузеппе и вовсе позеленел. И нервно затараторил. Я дождалась пока Танечка переведет:

– Синьор Диарелли просит прощения за некорректное поведение племянника. И говорит, что, к сожалению, Бруно иногда бывает не слишком вежлив.

Шеф хмыкнул и с отвращением встряхнул Бруно:

– Не слишком вежлив? Это чересчур вежливое определение поведению этого недомужика.

Шеф отпустил Бруно и Ипатова. Колю предусмотрительно придерживал одной рукой. А вот итальянца не миндальничая отпихнул от себя в объятия любимого дядюшки:

– Татьяна, переведи! Если многоуважаемый синьор Диарелли хочет сотрудничать с нашим концерном, то ему придется отправить племянника в какую-нибудь командировку. Я не желаю его видеть рядом со своими сотрудницами!

Пожилой итальянец, выслушав перевод, часто-часто закивал и горячо заверил, что завтра на переговорах Бруно не будет. И вообще, он отныне займется совершенно другими делами.

Мы провожали глазами итальянское трио, пока мужчины не скрылись в лифте. Как только створки лифта захлопнулись, Борисыч грозно уставился на Ипатова:

– Ну? Петух гамбургский! Не мог кулаками не размахивать?

Коля скривился:

– Мне башню снесло от его идиотских обвинений в Анькин адрес! Не позволю всяким чернозадым итальяшкам оскорблять девушку, которая мне нравится!

Лицо Борисыча смягчилось. А Ипатов добавил:

– К тому же я аккуратно. Чтобы и воспитательский эффект был достигнут, и в членовредительстве нельзя было обвинить.

Шеф отвесил Ипатову увесистый подзатыльник:

– Ишь ты! Воспитатель выискался! Самого кто бы повоспитывал! Вот если бы вы с Мишкой не шлялись непонятно где, то и воспитывать никого бы не нужно было!

Коля обиженно потер затылок:

– Да кто же знал, что этот придурок настолько озабоченный!

– Да он еще до начала встречи раздевал Аню глазами!

Я ошеломленно оглянулась на воинственно настроенную переводчицу. Впрочем, удивилась не я одна. Шеф хмыкнул:

– Ладно. Будем надеяться, что Диарелли – здравомыслящий человек. И этого недоделка мы сегодня видели в первый и в последний раз.

Я поежилась под пристальным взглядом Борисыча:

– Аня, сильно пострадала?

Я передернула плечами:

– Несколько синяков. Просто неприятно.

– Как себя чувствуешь?

Я опять пожала плечами:

– Сносно. Но уже устала.

– Тогда иди отдыхай.

– Спасибо, Борис Викторович. Увидимся завтра.

– Я провожу! – Коля даже подскочил на месте.

А я поморщилась. Ипатов как с ума сошел в Италии. То только смотрел на меня. И то изредка. А то вдруг права начал предъявлять. И я не знала плакать мне или смеяться.

Ипатов не обратил внимания на мои гримасы и пристроился сбоку. Слава богу, даже не пытался взять под руку.

Мы молчали всю дорогу до моего номера. Но, когда я уже отперла дверь и понадеялась ускользнуть, отделавшись малой кровью, Коля ухватил меня за руку:

– Аня, погоди.

Я молча уставилась на Ипатова.

– Прости меня. Я не думал, что этот итальянский придурок решится протянуть свои клешни к тебе. Не уследил.

Я пожала плечами:

– Не бери в голову. Идиотов везде хватает.

Ипатов радостно улыбнулся:

– Ань…

Я осторожно выдернула свою руку из руки Ипатова:

– Коль, не надо.

– Я тебе не нравлюсь? Или у тебя кто-то есть?

Я посмотрела на напряженного Ипатова. Вот как ему объяснить?

Но пояснять ничего не пришлось. Коля догадался сам:

– Или ты до сих пор ждешь того му***, который тебя бросил?!

Я горько усмехнулась. Ипатову явно не понять, что творится у меня на сердце.

– Пусть будет жду. Не важно, Коля. Главное, что мне нечего тебе дать. Прости. Все не совсем так, как ты думаешь. Но итог от этого не изменится. Лучше не жди меня. И не надейся.

Наверное, я причинила Коле боль. Или просто ранила его гордость. Но Ипатов вдруг поджал губы. Молча, с каменным лицом отступил от меня, развернулся и ушел. Я смотрела на прямую, как палка, напряженную мужскую спину, и на душе было горько. Почему все так некрасиво складывается? Почему так несправедливо?

Глава 5

Заперев за собою двери гостиничного номера, я устало привалилась к двери. Нужно было снять проклятый костюм. Нужно было принять ванну. И, наконец, лечь. Но силы меня покинули ровно в ту минуту, когда спина Ипатова исчезла за ближайшим поворотом. Во рту стоял отвратительный привкус. И я спинным мозгом чувствовала приближение приступа. Нужно что-то делать.

Кое-как отлепившись от двери, я поплелась в ванную, на ходу стаскивая с себя ненавистный костюм. Не имея сил убрать вещи как положено, поморщившись от досады и накатывающей волнами боли, я просто уронила юбку на ковер. Блузка и пиджак легли на стоявший рядом с кроватью пуф, обиженно ежась на нерадивую хозяйку.

Едва я успела добраться до умывальника, как на подставленную ладонь упала первая алая капля. Пошла носом кровь. Голова закружилась. В глазах потемнело. И я едва устояла на ногах. Спасибо, было за что ухватиться.

Переждав первую волну приступа, я трясущимися руками выудила из шкафчика перекись и бинт. Нужно успеть затампонировать нос, умыться, выпить обезболивающее и добраться до кровати. Иначе упаду там, где накроет вторая волна.

Холодная вода немного прояснила мысли. Я оглядела себя в большом настенном зеркале – бледная до серости, губы под стершейся помадой отдают синевой, худая до невозможности, а в глазах ужас. Я не боюсь умирать. Но я боюсь того, через что придется пройти перед смертью. Это ужасно – умирать от лейкоза, зная насколько болезнь источит твое тело. Приходя на обследование в онкодиспансер, я видела собратьев по несчастью. Источенных, изъеденных болезнью. Словно кусочек искусственного меха, траченный голодной молью.

Кое-как остановив кровь, я заменила турунды в носу чистым бинтом. Проглотила сразу три таблетки. Стянула с себя чулки и белье. И, натянув ночную рубашку с Минни Маус на груди, измученно забралась под одеяло. Меня лихорадило и ломало. Приступ набирал обороты.

Сжимая зубами уголок одеяла, чтобы не стонать от боли, я металась по кровати в тщетных попытках найти позу, от которой меньше будет ломать тело. Комната перед глазами плыла и причудливо изгибалась. И, кажется, мутилось сознание. Потому что, изогнувшись в очередной раз в одну из разнообразных поз эмбриона, я с удивлением увидела, что запертая дверь номера отворилась. И в номер вошла женщина.

Я замерла от удивления. Даже боль куда-то отступила. Точно помню: дверь запирала. И ключ оставила в замочной скважине. Так как же незнакомка сюда попала? Я попыталась встать. Но тело мне не подчинилось. Словно спеленатое чужой волей. И тогда я поняла. Я всего лишь сплю! Потому и боли нет. Потому даже пальцем шевельнуть не могу. Накатило облегчение. Сон, так сон.

Больше не пытаясь пошевелится или встать, я молча наблюдала за женщиной. Разглядеть ее лицо у меня не получалось, как я ни старалась. Черты лица плыли и словно перемешивались между собой. Так, что разобрать хоть что-то было невозможно. Но в движениях и жестах незнакомки не было агрессии, поэтому я не беспокоилась.

Женская фигура осторожно приблизилась и присела на край кровати. Невесомо прикоснулась к моей руке. Вздохнула. Нежно погладила по голове. Едва слышный шепот ночным ветерком пролете по комнате:

– Бедная моя девочка! Сколько же на твою долю выпало испытаний! Прости меня, родная! Я не предполагала, что блок окажется настолько сильным. Планировала, что его снесет в момент инициации. Но, видно, не рассчитала силу. Мне очень жаль, что так получилось!

Незнакомка всхлипнула. А меня словно плетью огрели. В мозгу блеснула догадка: это моя мама! Мне тут же захотелось вскочить, обнять ее, прижаться. И пожаловаться, как страшно умирать в одиночестве. Но проклятый сон не давал даже пальцем шевельнуть! Я заскрипела зубами и, напрягая последние силы, попыталась хотя бы пальцем шевельнуть. Ничего не вышло. Я по-прежнему лежала словно парализованная.

Женщина, так и не заметив моих усилий, снова принялась поглаживать меня по волосам. Как маленькую.

– Ничего, моя дорогая, ничего. Потерпи еще немножко. Совсем чуть-чуть. Твое спасение уже совсем рядом. У тебя все будет хорошо. Я точно знаю. Не знаю еще как, но все будет очень хорошо. Ты только амулет не снимай.

Я и так не ощущала во сне боли. Но от ласковых, размеренных прикосновений той, что когда-то была моим самым близким и самым родным человеком, в теле словно какие-то потайные узлы распустились. Мышцы расслабились. И я неожиданно почувствовала покой и умиротворение. Я ощутила себя так, словно болезни никогда и не было. Просто сильная усталость после тяжелого трудового дня. Мне стало как никогда мягко и уютно. И вот так, под нежные размеренные поглаживания, я и уплыла в небытие.

Утро встретило меня дождем, долгожданной прохладой и… отличным самочувствием. Словно и не было никогда болезни. Словно и не было вчерашнего приступа.

Лежа в кровати, я с удовольствием потянулась до хруста в костях. Каждая моя клеточка пела и звенела весенней капелью. Словно предвкушала что-то очень хорошее. Словно и не было вчерашней мерзости.

Я спрыгнула с кровати и протопала в ванную. Зеркало отразило худенькую девчушку со сверкающими глазищами. И в этих огромных, широко распахнутых глазах светилась какая-то тайна. Засмеявшись над собственной глупостью, я открыла кран и пустила воду. Пора собираться на завтрак.

Выбирая, что сегодня надеть, я так и не смогла выполнить свою вчерашнюю угрозу и натянуть унылое коричневое убожество. Душа пела и вибрировала. Требовала если не шика и роскоши, то хотя бы красоты. Поэтому я выбрала строгий брючный костюм глубокого синего цвета с интересной изюминкой: пиджак был скроен так, что блузка под него не надевалась. Заменив обычный бюстик на косточках плотным бесшовным, я удовлетворенно улыбнулась. В скромном вырезе пиджака нет-нет, и мелькал черный кружевной край, дразня воображение. То ли, маечка, то ли белье, то ли обман зрения. Ну все, итальяшкам сегодня конец!

На завтраке радостными воплям меня встретила только Танечка. Борисыч хмуро буркнул, что я зря над собою издеваюсь. Мише было явно все равно. А Ипатов упорно не смотрел в мою сторону. Обиделся? Не выспался? Напился вчера с горя? Некоторое время я пыталась понять настроение Коли. А потом плюнула. Так будет даже лучше. Мне все равно не стоит его к себе привязывать. Пусть лучше поищет себе здоровую. Вон даже ту же Танечку. А я уже практически отработанный материал.

После завтрака я, не обращая внимание на злое сверкание глаз шефа, вместе со всеми устремилась к залу для переговоров. Пусть Борисыч бурчит. А я точно знаю, что просто обязана быть сегодня на переговорах. Если бы кто-то спросил меня, откуда такая уверенность, то я, скорее всего, просто бы пожала плечами. Я не знала, откуда. Но была уверена, что поступаю правильно.

Вот только моего боевого настроя надолго не хватило. Весь мой запал едва не улетучился как дым, когда первое, что я увидела за распахнутыми дверями в конференц-зал было глубокое удовлетворение в черных глазках-маслинах синьора Бруно Пеларатти. Чтоб его лишенные шерсти крысы покусали…

Глава 6

Я вяло болтала ложкой в тарелке с горячим. Настроения не было никакого. И не только у меня. Подавленно молчала даже хохотушка и щебетунья Танечка. А все из-за мерзкого синьора Пеларатти. Его дядюшка, Джузеппе Диарелли на переговорах так и не появился. А Бруно не торопился подписывать документы, всячески затягивая переговоры. У меня вообще возникло ощущение, что Бруно не интересно сотрудничество с нашей корпорацией. Любые доводы и аргументы просто тонули в масляном блеске его глаз. А смотрел синьор Бруно только на меня. И так смотрел, что ближе к полудню у меня появилось стойкое ощущение, что я извозилась в нечистотах и мне срочно требуется душ. И я бы охотно вместо обеда сбежала в номер. Но наткнувшись на жадный, предвкушающий взгляд итальянца, поспешно отказалась от своего замысла и прочно приклеилась к боку Борисыча. Тот мрачно посмотрел на меня, потом раздраженно зыркнул на итальяшку, и промолчал.

Молчал он и в ресторане, удовольствовавшись дежурным блюдом. Впрочем, аппетита у шефа не было так же, как и у нас.

– Еще один такой день, и можно возвращаться домой. – Миша с отвращением отпихнул от себя тарелку. – Съездили называется!

Ипатов желчно фыркнул:

– А не надо было с собой Аньку тащить! Толку от нее никакого. Одни проблемы!

Тихо ахнула переводчица. Миша неловко отвел глаза. Я не знала куда деть руки. Не ожидала такого от Коли. Он же вроде ухаживал за мной! И тут такое…

– Или отдать ее этому итальяшке. Сильно не помнет. А договор…

– А ну тихо!

От разъяренного рева Борисыча на столе подпрыгнули стаканы. А официант у соседнего столика уронил папку с меню. Мы все втянули головы в плечи. Коле хватило ума сымитировать пристыженный вид.

Борисыч преувеличенно осторожно положил ненужную уже ложку на стол и обвел нас тяжелым взглядом:

– Вот что, детки, не след вам грызться между собой как шакалам. Наша сила в единстве. Этот контракт больше нужен Диарелли, чем нам. Корпорация ничего не потеряет, если он не будет заключен. А неудачная деловая поездка… Ну, считайте это мини-отпуском за счет организации. Все ясно?

Мы переглянулись, и Миша неловко кивнул. Танечка тихонечко всхлипнула:

– Да, конечно, Борис Викторович.

Не дожидаясь, пока в мою сторону посмотрят, я тихо подтвердила:

– Я вас услышала.

Над столиком ненадолго повисла тишина. Устав ждать подтверждения от Ипатова, Борисыч хмуро поинтересовался:

– Николай?

Ипатов упрямо молчал. Борисыч склонил в сторону голову, совсем как любопытный воробей, и ласково поинтересовался:

– Коленька, бунтуем?

Коля нехотя поднял голову и с вызовом глянул в глаза шефу:

– Никак нет, Борис Викторович! – И тут же тихо добавил: – Было бы из-за кого нарываться на головомойку.

Борисыч эту фразу не расслышал. А может, только сделал вид, что не расслышал. Мне же стало совершенно ясно, что я нечаянно нажила себе врага. Сильного врага. Жаль конечно. Ипатов – темная лошадка. На что он в действительности способен я так до конца и не выяснила. Но с другой стороны, враждовать нам не долго.

Обед был безнадежно испорчен. Настроения и так ни у кого не было, а тут еще и Ипатов со своей то ли ревностью, то ли ненавистью. Кое-как дождавшись, пока Борисыч закончит и встанет из-за стола, я тенью выскользнула следом. Лучше проскользнуть за спиной шефа пораньше в номер, чем рискнуть где-то погулять и вляпаться в неприятности.

Но удача в этот день окончательно повернулась ко мне тем самым мягким местом, на котором обычно люди сидят. В холле недалеко от ресторана Борисыча перехватили какие-то мужчины в дорогих деловых костюмах. У одного на запястье тускло блеснули золотые часы.

Споткнувшись от огорчения и недолго потоптавшись недалеко от бизнесменов, я расстроено потопала в номер самостоятельно. Уж лучше так, чем торчать у всех на виду, словно озабоченная поклонница. Авось пронесет.

Не пронесло. Успешно преодолев два холла и несколько пролетов лестницы, удивляясь самой себе, что пошла пешком, вместо того, чтобы воспользоваться лифтом, я вывалилась на своем этаже. И остолбенела. Стену у дверей моего номера подпирал нагло ухмыляющийся Бруно. По спине пробежал холодок. Я влипла. Все наши остались в ресторане. Борисыч застрял с какими-то знакомыми. А мне хоть караул кричи.

Итальяшка окинул меня взглядом и в его масляных глазках мелькнуло торжество. Видно понял, гад, что на помощь мне никто не придет. Наступив на горло собственному страху, я подавила желание беспомощно оглянуться. В конце концов, я нахожусь в пятизвездочной гостинице в центре Милана. За окном белый день. Что он мне сделает? Расправив плечи, я двинулась к собственному номеру.

Бруно жадно обшаривал взглядом мою фигуру, почти облизывал. И я содрогалась от омерзения каждый шаг, что приближал меня к номеру и к этому гаду. К счастью, итальяшка не двигался. Но я уже всерьез начала опасаться доставать при нем ключ от номера. Если он ввалится в номер следом за мной, мне крышка. От изнасилования уже никто не спасет. По глазам его паскудным вижу, не спасет.

Мне оставалось не более полутора метров до заветной двери. Полтора метра до нешуточной опасности. Я видела, как мерзавец подобрался, внимательно следя за каждым моим движением. Помимо воли дыхание начало сбиваться.

Метр.

Бруно, небрежно опиравшийся о стенку, выпрямился, медленно вынимая руки из карманов. Я невольно замедлила шаг, не решаясь достать из сумочки ключ.

Полметра.

Ковровая дорожка посреди коридора, признак роскоши отеля, словно живая цепляет меня за каблуки. Будто хочет задержать. Проклятый итальяшка с торжеством и предвкушением смотрит на меня, словно жирный кот на серую мышку. И я уже почти решаюсь проскочить мимо и шмыгнуть в лифт, когда нежданно приходит спасение. Двери номера чуть дальше по коридору распахиваются настежь, выпуская из своих недр роскошную надменную даму, по самые брови укутанную в золотистое соболиное манто. И это не смотря на жару! Дама подозрительно смотрит на Бруно, поворачивается к своему спутнику, все еще прячущемуся за стенами номера, и что-то говорит. Я не понимаю. Это кажется французский. Но Бруно неожиданно перекашивает. А следом из номера показывается спутник соболиной дамы. И я в восхищении выдыхаю. Мужчина – вылитый Шварценеггер в молодости. Только темной масти. Квадратный подбородок. Косая сажень в плечах. Буйные кудри. И я не сомневаюсь, что под элегантным вечерним костюмом-тройкой скрываются самые невероятные мышцы.

Терминатор в вечернем костюме медленно и показательно загораживает собой соболиную даму. Выразительно смотрит на итальяшку, слегка приподняв бровь. Вот честное слово, любовалась бы и любовалась! А еще самую чуточку жаль, что нет возможности записать для памяти на видео, как Бруно при виде внушительных мышц трусливо поджал хвост. Только на слабых и способен нападать, мерзавец.

Последняя мысль заставила опомнится. И я, торопливо выхватив из сумочки ключ, молниеносно оказываюсь в номере. Только заперев за собою дверь, я наконец-то выдыхаю. Повезло.