Текст книги "Благими намерениями... (СИ)"
Автор книги: Виктория Серебрянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Когда я умолкла, то почувствовала одновременно и облегчение, и опустошение. А мой нечаянный спаситель затряс головой:
– Ну ты даешь, подруга! Я думал, что такое бывает только в мыльных операх. И, знаешь, наверное, я бы тебе не поверил, если бы не видел, в каком состоянии вытянул из-под колес.
Я обиженно фыркнула:
– Ну спасибо!
– Нет, правда, я даже не предполагал, что мужик будет не то, что изменять. Но и спокойно стоять смотреть, как любовница оскорбляет без пяти минут законную жену.
Я только вздохнула. Сказать было нечего. У меня вообще было ощущение, что этим вечером с меня спали пресловутые розовые очки и разлетелись на миллиарды крохотных осколков, которые еще мерцают и поблескивают розовым, но уже не в состоянии маскировать неприглядную серость бытия.
Алексей сегодня открылся для меня с какой-то совершенно новой, не знакомой для меня стороны. И эта сторона вызывала во мне странные чувства: как будто прохожу по чистому, выложенному плиткой тротуару, в новых туфлях мимо кучки собачьего дерьма. Вроде и запаха не чувствую, и обхожу без проблем, но мое чувство эстетики оскорблено самим видом фекалий.
Я разглядывала Алексея со смешанными чувствами, никак не решаясь открыть дверь и выйти на улицу. За спиной тихо звякнули вынимаемые из замка зажигания ключи. Мой нечаянный спаситель решительно открыл дверь со словами:
– Пошли, проведу тебя до подъезда. Так уж и быть.
Странное это было чувство: идти и наблюдать, как на глазах менялись эмоции Алексея. Сначала нервозность и хмурость, потом раздражение. Когда мы подошли красивое лицо Алексея перекосилось от ярости:
– Вот значит, как! Я тут жду, волнуюсь, а она…
Я перебила:
– Не стоит перекладывать с больной головы на здоровую. За сумочку спасибо. А где ключи от машины и сама машина?
Лешка скривился:
– Я только записался на курсы вождения, так что машина стоит у меня под подъездом.
– У тебя? – я изумленно уставилась на бывшего – А ты, часом, ничего не перепутал?
Лешка досадливо вздохнул и покосился мне за спину. Мой безымянный спаситель стоял молча и не проявлял желания вмешаться. Лешка скривился, словно раскусил что-то мерзкое, но сделал шаг ко мне:
– У нас. У нас под подъездом.
Я отступила инстинктивно, прежде чем успела подумать, но бывший все равно успел схватить меня за руку:
– Ленка, не дури! Завтра тяжелый день. Тебе пора спать, а то не отдохнешь!
Меня просто затрясло от злости и изумления:
– Офонарел? Отпусти мою руку! Нет никаких нас! Не будет завтра никакой свадьбы! Собирай свои манатки и проваливай к чертовой бабушке! И вообще, – я горько рассмеялась – ты бы извинился. Хотя бы приличия ради.
Алексей не только не отпустил мою руку, но и неожиданно сжал ее еще крепче:
– Извинюсь! Обязательно извинюсь! Как только мы останемся вдвоем. Дорогая.
В коротких рубленных фразах бывшего мне почудилась какая-то скрытая угроза. Я сглотнула и снова дернула рукой, пытаясь высвободится. Но Алексей держал крепко. До синяков крепко. По спине побежал холодок. Стало жутко.
– Отпусти девушку, чувак. Не видишь, что ли, Ей больно.
Спокойный, даже чуть ленивый голос стоявшего за моей спиной мужчины, прозвучал как гром среди ясного неба. Вздрогнула не только я. Оказалось, Лешка тоже успел забыть о свидетеле нашего противостояния. Тем не менее, руку мою он не выпустил. Неприязненно зыркнув мне за спину, выдал с нехорошими интонациями:
– Шел бы ты туда, откуда прибыл. Со своей женой разберусь без сопливых!
У меня за спиной раздался смешок:
– Кто тут сопливый еще надо разобраться. И вообще, ребенок…
Алексей вскипел моментально. Я даже не думала, что так бывает: еще на отзвучала реплика моего спасителя, а я уже лечу спиной вперед к дверям подъезда, прижимая к груди сумочку. Когда Лешка мне ее впихнул в руки, я не заметила. Только и успела подумать, прежде чем впечаталась спиною в дверь, что у Алексея, очевидно, какие-то неприятные ассоциации со словом «ребенок».
Когда дверная ручка с силой впечатывается в твой позвоночник, приятного мало. У меня на мгновение даже дыхание перехватило от боли. А когда очухалась, то с изумлением уставилась на скрученного в какой-то фантастический бублик Алексей, которого не напрягаясь удерживал мой спаситель. На мой удивленный взгляд парень фыркнул:
– Нос у твоего бывшего не дорос со мною драться. Иди домой, котёнок, я его придержу пару минут, чтобы за тобою не ломанулся. Спокойной ночи!
Я чуть заторможено кивнула:
– Спасибо. За все. И тебе спокойной ночи!
Уже закрывая за собою дверь подъезда, услышала насмешливый фырк.
***
Как я пережила неудавшуюся свадьбу, какие мысли бродили в моей голове в то время, известно только моей подушке. С кровати я не вставала неделю. Попеременно переживала предательство Светки и Алексея. Возвращалась в детство, снова и снова вспоминая пережитое унижение. Пыталась понять, что со мною не так. Почему вновь оказалась обузой, чемоданом без ручки, который и выбросить жалко, и жить мешает.
Мне не хотелось ни есть, ни пить, ни говорить с родителями. Мне не хотелось жить. Раз за разом прокручивая всю ситуацию в голове, я пыталась понять, где же ошиблась, что я сделала не так, чем заслужила такое отношение? Слишком долго не решалась перевести отношения в горизонтальную плоскость? Мало уделяла внимания? Но ведь мы виделись почти каждый день. Я разрывалась между подготовкой к госам, подготовкой к поступлению в институт и Алексеем. И ведь мое поступление фактически было его идеей. Мне было достаточно хирургии.
Ответа на свои вопросы я не находила. И от этого еще больше чувствовала себя беспомощной и никому не нужной.
Я знала, что Алексей приходил, пытался объясниться. Мама рассказала. И мама же мне с восторгом сообщила, что мой бывший подсвечивал себе дорогу огроменным фингалом. Так же мамуля сообщила мне, что папа с превеликим удовольствием вышвырнул мерзавца из квартиры и тут же сменил замки.
Смешная. Как будто мне это было интересно. С куда большим удовольствием я бы послушала ее мысли по поводу того, что я оказалась никому не нужной неудачницей.
Светка оказалась хоть чуточку умнее Алексея. Она просто тихо исчезла из моей жизни, так же, как и свадебное платье из моей комнаты. Их просто не стало. Осталась только пустота.
Такая же пустота была и внутри меня. Обычно, когда люди страдают, у них болит сердце, болит душа, не хочется жить или хочется кого-то убить. Обо всем этом нам рассказывали на парах по психологии, так что в теории я все это знала.
На практике же у меня ничего не болело. Ничего не хотелось. Вообще не возникало никаких желаний. Была только пустота.
Моя мамуля, терпеливо со мною разговаривающая по большей части ни о чем, терпеливо заставляющая меня поесть или попить хоть что-то, к концу недели не выдержала. Так в нашей квартире появился Владимир Яковлевич, наш сосед из первого подъезда.
Оказалось, Владимир Яковлевич работает врачом на станции скорой помощи. И мама по-соседски попросила его помочь.
Сосед довольно крупный мужчина с голубыми глазами и русой курчавой бородкой мигом мне напомнил былинного богатыря Илью Муромца. Маму Владимир Яковлевич сразу же выставил за порог и захлопнул перед ее носом двери. Меня же бесцеремонно сдернул с кровати и заставил встать посреди комнаты.
Я почти не ела в последнее время. От резкого движения и слабости закружилась голова. Где-то в груди заискрилась злость. Мое самое первое чувство с той самой ночи накануне свадьбы. И я сцепила зубы, чтобы не наговорить гадостей нахальному дядьке. Только еле слышно зашипела. Владимир Яковлевич засмеялся:
– Гляди-ка, реагирует! А мне твоя мама сказала, что лежишь, как мертвая и почти не дышишь!
Я вскинула голову и посмотрела соседу в глаза. Владимир Яковлевич улыбался, но глаза были серьезные, цепкие, взгляд внимательный. Злость погасла. И ругаться мне тоже расхотелось. Снова вернулась апатия. Я опять почувствовала себя воздушным шариком, забытым именинником. Полуспущенный, он уже в принципе никому не нужен. Праздник прошел, шарик свое отслужил.
Сосед заметил перемену в моем настроении сразу же:
– Ну здрасте, моя Настя! Ты чего опять раскисла? Подумаешь, попался на дороге какой-то недомужик! Радуйся, ты легко отделалась! А если-бы ты все это узнала гораздо позже после свадьбы? Когда уже носила бы ребенка? Или и того хуже: уже бы родила? И даже не одного? Что бы тогда делала?
А и правда, что?
Весь свой монолог сосед буквально процедил чуть нахальным и слегка презрительным тоном. Сочувствия там не было ни на грамм. Зато яду, хоть ложкой черпай. Очевидно, Владимир Яковлевич пытался вновь меня разозлить, встряхнуть, вывести на эмоции. Но добился совершенно иной реакции. Я задумалась.
И ярко представила себе, что свадьба уже прошла. Я ничего не знаю и продолжаю дружить со Светкой. Поступаю в институт. Потом прихожу на работу в мою любимую хирургию. Рожаю сына. Почему-то я была твердо уверена, что первенец у меня мальчик. И как-то, не вовремя вернувшись с работы, застаю уже виденную мною картину маслом: Лешка и Светлана в нашей постели.
Меня передернуло. Прикрываясь общим сыном, Алексей никогда бы не оставил меня в покое.
Наблюдавший за мною Владимир Яковлевич хмыкнул:
– Процесс пошел. А ты сильная девочка, прям не ожидал. Думал, что меня сейчас утопят в слезах и соплях, оглушать стенаниями и истериками. А ты самоанализом, значит, решила заняться?
Я покачала головой:
– Нет.
Мой голос звучал хрипло и как-толомко. Едва слышно. Я торопливо прокашлялась и повторила уже уверенней:
– Нет, никакого самоанализа. Я просто очень живо представила описанную вами ситуацию.
– И?
– Вы правы. А я над этим не задумывалась. А выходит, что я действительно легко отделалась. Так сказать, с минимальными потерями.
– Во-о-от! – сосед присел на край кровати и дернул меня за руку, заставляя сделать тоже самое – Осознала, и замечательно. Идем дальше. Что теперь будешь делать? Твои родители вроде бы говорили, что собираешься на врача поступать.
Я призадумалась. Поступления от меня требовали не только родители. Этого хотел и Алексей. И я поняла, что не смогу. По крайней мере, не в этом году.
А если не поступать, тогда что? Я вдруг в красках представила, как выхожу на работу в хирургическое отделение. Как шушукаются за моей спиной коллеги-медсестры. Как осуждающе качает головой заведующая хирургическим отделением Эмма Эдуардовна. Дама в преклонных годах, еще советской закалки, она никогда не стеснялась в лицо высказывать свои претензии и мнение.
От представленного меня перекосило. Сосед изогнул брови в театральном изумлении:
– А сейчас что не так?
Под его внимательным взглядом я залилась краской. Признаться в своих страхах и опасениях оказалось на удивление тяжело. Но все же, еле ворочая свинцовым языком, я с трудом выдавила из себя:
– Поступать пока не буду. Нет сил. Да и этого сильно хотел Алексей. Я не смогу. До встречи с ним я планировала после окончания колледжа выйти на работу в хирургическое отделение нашей районной больницы. Я там практику проходила. Меня звали на работу. Но теперь не уверенна, что смогу. Мне кажется, надо мною все будут смеяться. Будут пальцами тыкать, мол, взрослая, разумная, а позволила обвести себя пальцем, как несмышленыш.
Последние слова я с трудом из себя выдавила, не имея сил посмотреть на мужчину. Стыд заставил меня съежиться в комочек. Пальцы нервно мяли простынь.
Владимир Яковлевич хмыкнул. Вообще, он постоянно хмыкал и фыркал на разные лады. И выходило это у него крайне забавно. Но мне сейчас было не до смеха.
Сосед вдруг шумно вздохнул и обняв меня за плечи, прижал к своему боку:
– Дурочка. Маленькая дурочка. Никто не будет тыкать в тебя пальцем. Кому ты нужна со своими проблемами, кроме родителей. У всех своих бед и проблем выше крыши.
От этого неожиданного участия у меня защипало в глазах и сдавило в горле:
– Все равно не смогу. Шептаться и сплетничать будут в любом случае. А я не уверенна, что мне хватит сил все это выдержать.
– Мгм.., ну да, на чужой роток не накинешь платок. Сплетничать будут, это факт.
– Вот-вот! А не уверенна, что мне хватит сил не истерить от каждого косого взгляда.
– Ну и ладно! На хирургии свет клином не сошелся. А если и сошелся, то районная больница в городе не одна. Везде нужны умелые руки. Вот хотя бы взять нашу станцию скорой помощи. Фельдшеров не хватает постоянно. Уж больно тяжелая работа. А есть еще и детские больницы, поликлиники и роддома. Да мало ли где нужен знающий человек! Ты подумай. Жизнь-то не закончилась, и земля не остановилась!
И Владимир Яковлевич мне подмигнул.
Я обдумывала его слова весь оставшийся день, вечер и бессонную ночь. А наутро объявила опешившим родителям, что мединститут меня подождет. А я иду работать на скорую помощь.
***
Спустя восемь месяцев.
Я с трудом забралась в машину и устало откинулась на кресле, закрыв глаза. До конца этого безумного дежурства осталось чуть больше часа. Я выдержу. А если чуть-чуть повезет, то вызовов больше не будет. Хотя я в этом очень сильно сомневалась.
Позавчера в городе неожиданно пошел дождь. Совершенно не характерная погода в конце февраля для наших мест. И все бы ничего. Только все термометры в городе дружно показали в этот момент 0. А к ночи и вовсе ударил мороз. Город замер в объятиях стеклянного великолепия льда. Тротуары и проезжая часть в одночасье превратились в самый совершенный каток. Граждан призывали без особой необходимости не выходить из дому. А тем, кому нужно было на работу, советовали специальные подковки против скольжения.
Не характерная для наших краев погода сильно проредила ряды автолюбителей. Выезжать на дорогу рисковали только счастливые обладатели шипованной резины да те, кто обмотал колеса специальными цепями. Общественный транспорт, которому деваться было некуда, еле ползал.
По машине поплыл умопомрачительный запах кофе. Я открыла глаза и обнаружила у себя под носом стакан от термоса, до краев наполненный ароматным бодрящим напитком. Мой водитель, Ленчик, мне улыбнулся:
– Лаки, не спи, а то замерзнешь.
– Это врядли. Разве что ты, бессовестное создание, окно откроешь. Тогда замерзну точно.
Я с удовольствием отпила горячей жидкости. Ленчик завел машину и посетовал:
– Зря Наташку не послушал. Она мне говорила взять с собою перекусить, да я, дурень, только отмахнулся. Теперь голодные оба целый день.
– Часик остался. Может, повезет и вызовов больше не будет.
– Надейся… Я понимаю, что тебя прозвали Лаки не просто так. Ты у нас самый удачливый и везучий фельдшер. Но в городе словно кто-то открыл шкатулку пандоры.
– Нда. К сожалению, мой друг, ты прав.
Ленчик не отрывал глаз от дороги. Жуткая помесь соли с песком помогала, но только отчасти. Я знала, что водитель устал не меньше меня, а может и больше. И тоже считает минуты до окончания смены. А ведь ему приходилось еще и мне помогать. Мой напарник Илюха свалился с пневмонией. А так как у нас вечный дефицит кадров, я уже третью смену работала в паре с Ленчиком. Конечно, нам доставалось не самое сложное и тяжелое. Но мне за глаза хватало всевозможных травм и сердечных приступов у впечатлительных пенсионеров. Про пьянчуг вообще молчу.
Кофе в стаканчике закончился. Но просто необходима была еще одна доза. Я потянулась к термосу, оказавшемуся на проверку подозрительно легким. Ленчик с сожалением хмыкнул:
– Усе. Электричество закончилось.
– Кина больше не будет?
Мы оба засмеялись понятной лишь нам шутке.
Затрещала рация:
– 10-17 ответьте. 10-17? Лаки, ответь, черт возьми!
Я с изумлением услышала голос Лизы, нашего старшего диспетчера. Шумная и матюкливая по жизни, в эфире Лиза всегда была сама сдержанность и благовоспитанность. Прорвавшееся ругательство меня изумило. В груди что-то нехорошо кольнуло. Давно я этого не чувствовала. Мы с Ленчиком переглянулись, одинаково мучимые нехорошим предчувствием. Я взяла микрофон вдруг одеревеневшими пальцами и с трудом выговорила:
– 10-17, следуем на станцию.
– Лаки, разворачивайтесь, в двух кварталах от вас, на перекрестке Серова и Мира обширная авария. Слышишь меня?
Момент слабости у меня уже прошел. Внутри еще кто-то тоненько и противно ныл, но я уже взяла себя в руки:
– Слышу. Уже врубаем светомузыку.
Одновременно с моими словами Ленчик включил спецсигналы.
– Лаки, БИТы* в пути, ты просто ближе всех! Твоя задача, продержаться, никого не отпустить*! Слышишь меня?
Лиза явно нервничала. Слишком много слов в эфире. Слишком не сдержанна. Что же там произошло?
– Слышу. Мы на месте.
Ленчику удалось припарковаться почти вплотную к месту аварии. Взгляд приковывали две машины по центру перекрестка. Хотя, машинами они были когда-то. Сейчас это был фарш. Просто металлический фарш. Неужели после такого кто-то выжил? Желтый чемоданчик в руке резко потяжелел. На таких вызовах я бывала только на заре своей карьеры в скорой и только с врачами. Одна никогда.
Меня кто-то схватил за свободную руку:
– Сюда, доктор! Хорошо, что вы так быстро приехали! А то ведь не жилец парень!
Вслед за провожатым я обогнула металлический «фарш» и увидела прямо на проезжей части мужчину, над которым склонились полицейские. Решительно шагнула вперед:
– Скорая, подвиньтесь!
Я увидела, как облегченно обмякли плечи ближайшего ко мне полицейского. Служивый отодвинулся, но рук от пострадавшего не убрал и мне открылась жуткая картина, достойная самого первоклассного ужастика.
В крови было все: руки копа, его форма, одежда и лицо пострадавшего, стылая солевая каша на дороге. У мужчины было ранение в шею. Судя по цвету и количеству крови счет шел уже на секунды. И самое ужасное: я узнала это бледное, перепачканное кровью и грязью лицо. Это был мой нечаянный спаситель из прошлого лета, имени которого я так и не удосужилась узнать.
Время словно остановилось.
Раз.
Я опускаюсь на колени и перехватываю край тонкого свитера, выглядывающего из полурастегнутой куртки парня. Крови много. Пальцы полицейского постоянно соскальзывают, не дают надежно зафиксировать рану. Поэтому я очень легко отталкиваю его руки и зажимаю свитером рану. Так легче удержать.
Два.
Ленчик уже раскрыл чемоданчик и подает мне сверток из марли. В тот краткий миг, когда я меняю свитер на перевязочный материал, из разорванного горла пострадавшего вырывается новая струя ярко-алой крови. За моей спиной кто-то вскрикивает. Слишком много зевак. Слишком. Но мне не до этого.
Три.
– Леня, сделай скатку из бинта и ваты потуже.
Так много времени уходит зря. Мне кажется, что я не успеваю, теряю раненного.
Четыре.
Но не успела я запаниковать, как под носом возникает рука моего санитара с так необходимым мне валиком.
Марля на ране уже успела пропитаться кровью. Но несмотря на это мне понятно, что рана – это просто глубокий порез. Возможно стеклом. Если БИТы не задержаться, все должно получится.
Пять.
Пальцы надежно прижимают марлевый валик вдоль горла раненного.
– Жгут!
Я не вижу, что делает Ленчик, но понимаю, что он и без моей команды знает, что от него требуется. Команда вырывается больше от беспомощности, от невозможности хоть как-то ускорить процесс.
Шесть.
Боже, как же самой не удобно! Я зафиксировала конец жгута, но длины моих рук не хватает. С другой стороны раненного ко мне склоняется Ленчик:
– Лаки, чем помочь?
– Подними его руку вверх со своей стороны. Осторожно. Могут быть еще повреждения.
Раненный без сознания, и это не удивительно. Но если где-то, что-то болит, он нам не скажет. Ленчик со всеми предосторожностями заводит его руку вверх и помогает мне осторожно протянуть второй конец жгута через руку и под пострадавшим.
Семь.
Жгут закреплен. Где эти чертовы БИТы?! Я торопливо оттираю руки от крови. Мой чемоданчик не предназначен для реанимационных мероприятий. Но руки уже все равно перебирают ампулы, прикидывая, что будет полезно.
Я потеряла счет времени, на автомате делая нужные инъекции, осматривая пострадавшего на предмет дополнительных травм. И не позволяя себе даже задумываться над тем, что происходит и как.
Я.
Обязана.
Его.
Спасти.
И только так.
Восемь.
Мир вдруг взорвался пронзительными воплями спецсигнала. Прибыли реаниматологи.
Из меня словно стержень вынули. Я на автопилоте отвечала на вопросы. Помогала оказывать помощь менее серьезно пострадавшим.
БИТы забрали самых тяжелых. Двоих ходячих впихнули в нашу с Ленчиком машину.
____________________________________________________________________________
*БИТы – бригада интенсивной терапии (проф. жаргон)
* Никого не отпустить – не допустить летального исхода (проф. жаргон)
***
Я обессилено пристроила голову на подголовнике. Кажется, целую вечность назад после предполагаемого последнего вызова к бабуле-сердечнице, я делала так же. А прошло менее двух часов.
Ленчик захлопнул дверь в машину одновременно со мной. Но почему-то не торопился заводить движок. Я почти физически ощущала на себе его взгляд. В итоге не выдержала. С трудом разлепив уставшие веки глянула на водителя:
– Что?
– Не могу понять.
– Что не можешь понять?
– Что с тобою происходит. Ты всегда, во всех ситуациях, не теряла головы. А тут… У меня даже слов нет, чтобы описать увиденное.
Я нахмурилась, пытаясь понять, что Ленчик имеет в виду. Но усталый мозг работать отказывался. В конце концов я сдалась:
– Прости, я плохо соображаю уже. Просто скажи, что я сделала или сказала не так.
– Все так. Только я не мог отделаться от ощущения, что ты хоронишь возлюбленного или своего ребенка.
Меня передернуло от приведенной ассоциации.
– Типун тебе на язык! Во-первых, парень жив. И у него неплохие шансы. А во-вторых, гляди, накаркаешь! Не приведи господь, действительно придётся хоронить свое дитя.
– Лаки, ты уходишь от темы!
– Даже и не думала! Тут уходить не от чего. И вообще, – я умоляюще посмотрела на водителя – Лень, поехали уже, а? Домой хочется, сил нету.
Ленчик проворчал в ответ, заводя машину:
– Поехали.
Всю дорогу до станции мы дружно молчали. Не знаю, как Ленчик, а у меня мозг в кисель от усталости превратился. И все силы уходили только на то, чтобы не заснуть в дороге.
Уже паркуясь возле подстанции, Ленчик вдруг спросил:
– Кто он тебе? Этот пострадавший. Ты ведь его знаешь?
Я разом проснулась. Отвечать не хотелось. Но Ленчик упорно гипнотизировал меня взглядом, ожидая, когда отвечу.
– Однажды этот человек очень сильно мне помог. Даже не так. Сначала спас, потом помог. – я вздохнула – В общем, я сильно у него в долгу. – и чуть помолчав, добавила – А я даже имени его не знаю.
Ленчик хмыкнул:
– Руслан.
Я непонимающе посмотрела на своего водителя. А Ленчик, зараза, широко ухмыльнулся, явно наслаждаясь моим замешательством и уточнил:
– Его зовут Руслан Славский.
***
Из-за сильной нехватки персонала на подстанции мне и моим коллегам приходилось дежурить сутки через сутки. Гололед медленно и неохотно сдавал свои позиции. Травм по-прежнему было очень много. Порою за дежурство мне приходилось выезжать до тридцати – тридцати пяти раз. Выматывалась ужасно. И именно усталостью я перед собою оправдывала то, что до сих пор не позвонила и не узнала, как дела у моего спасенного спасителя. На смене было некогда. После смены я трупом падала на кровать и спала, как убитая.
Мама начала ворчать, что я похожа на выходца с того света. И что, если не начну нормально питаться, меня унесет ветром. Мамуля даже пыталась приносить мне еду в кровать. Ага, как же. Я отключалась прежде, чем она доносила до меня тарелку. Как робот, у которого сели батарейки.
В одно из своих дежурств я оказалась в той же больнице, куда в конце февраля привезли Руслана. Улыбчивая сестрички из приемного по моей просьбе навела справки. Оказалось, что Славский Руслан благополучно перенес операцию и сейчас шел на поправку. Я облегченно вздохнула.
Постепенно становилось легче. В середине марта вышел на работу мой напарник Илья. Гололед отступил. Дежурства стали на много тише и спокойнее. Правда, я к тому времени самой себе уже напоминала труп не первой свежести. С меня сваливались все джинсы, а свитера болтались, как на вешалке. Мама ворчала, не переставая, что я со своей работой загоню себя на тот свет до срока.
Во второй декаде марта в городе наконец запахло весной. Дневная температура с уверенным плюсом не только согнала остатки льда и снега, но и позволила проклюнутся первой робкой травке. На деревьях набухли почки. В городе даже дышалось как-то по-весеннему легко и привольно. Было так здорово и так солнечно, что порою после смены не хотелось идти домой.
Одним таким солнечным утром после смены Илюха, мой напарник, пытался сманить меня посидеть на природу. Осаду он начал грамотно, издалека. Еще когда мы ехали на подстанцию сдавать смену Илья распинался на тему того, что со своей работой мы солнышко увидим только тогда, когда пациенты начнут получать солнечные и тепловые удары. Я со смехом отмахнулась от его разглагольствований, но парень не унимался:
– Чего хохочешь? Разве я вру? О наступлении новогодних праздников мы узнали только тогда, когда тебя перепутали со Снегурочкой!
Мы с Ленчиком дружно заржали. Был в моей биографии такой постыдный факт. Когда приехали первого января по вызову к бабуле-сердечнице, ее не совсем трезвый сосед вцепился в меня, как клещ, отказываясь признавать во мне медработника. Тогда дело едва не дошло до вызова полиции.
– Все бы вам поржать с несчастного фельдшера! – Илья демонстративно надул губы. А в карих глазах черти отплясывали ламбаду. – Требую возмещения морального ущерба!
Ленчик поддержал игру:
– Я смеялся громче, мне и платить! Желай!
И так у него это величественно получилось, особенно учитывая, что водитель не отрывал глаз от дороги, что я чуть снова не прыснула со смеху. Удержалась. Но Илюха заметил, и пристал уже лично ко мне:
– Ага-ага! Вижу я, кто больше и громче смеется! Лаки, солнце мое ненаглядное, компенсировать вред тебе!
– А что я? Ленчик вон вину признал, с него и требуй!
Илья напоказ капризно надул губы:
– Вот еще! Если я приглашу на природу Леньку, то, как минимум, его жена устроит мне сцену ревности. А ей нервничать нельзя!
Я хихикнула:
– А как максимум?
– А как максимум, вороны в парке засмеют!
Я мгновенно представила себе, как Ленчик и Илья чинно восседают на скамейке в парке и дружно принимают солнечные ванны, а вокруг них на деревьях расселись покатывающиеся со смеху вороны. Картинка предстала перед глазами настолько яркая и правдоподобная, что я согнулась пополам от смеха. На глазах выступили слезы.
Илья терпеливо переждал приступ моих хохотунчиков и продолжил:
– Во-от! Самой смешно от такой картинки! Поэтому на прогулку в парк со мной пойдешь ты!
Я отчаянно замотала головой, по прежнему давясь смехом, очень уж настроение было хорошее. Но Илья с театрально-зловещей улыбкой закивал:
– Пойдешь-пойдешь, никуда не денешься!
К счастью, в этот момент мы подъехали к подстанции. И я, спасаясь от пикировки с напарником, умчалась сдавать смену.
Вообще, Илья был рослым и весьма симпатичным. Даже темная рыжина волос, ресниц и бровей не портила скульптурные черты его лица. Правда, лишь до тех пор, пока напарник был гладко выбрит. Так как отросшая щетина делала его лицо весьма помятым и неопрятным. Илюха строго следил за этим делом, не допуская безобразия, и безбожно пользовался популярностью у женской половины населения.
Подружек у Ильи хватало всегда. Но ему всегда было мало. И, по-видимому, напарник не терял надежды вскружить голову и мне. С самого первого дня моего появления на подстанции он засыпал меня комплиментами, постоянно куда-то звал, угощал вкусняшками. С ним дежурства были какими угодно, только не спокойными. Вот только я чувствовала от этой феерии одну усталость и всеми силами избегала приглашений и откровенных разговоров.
Сегодняшний день не стал исключением. Сдав смену и переодевшись, я торопливо шла по коридору, от души надеясь разминуться с Илюхой. Или хотя бы вовремя изобрести достойную отмазку.
Правду говорят старые люди: спешка хороша только при ловле блох. Повернув за угол к выходу, я со всей дури впечаталась в чью-то твердую грудь, чувствительно приложившись лбом о чужой подбородок. Мой оппонент сдавлено застонал. Рядом охнула Лиза, наш старший диспетчер:
– Ой, мамочки! Лаки, ты цела?
Чьи-то сильные руки осторожно взяли меня за плечи и отстранили. Потирая пострадавшее место, я подняла виноватый взгляд:
– Прошу пр…
Слова застряли у меня в горле. Я смотрела прямо в серые внимательные глаза Руслана Славского.
Что называется, немая сцена. Я, раскрыв от удивления рот, смотрю на своего спасенного спасителя. Руслан, не отрываясь, смотрит на меня. А рядом мнется Лиза, переводя непонимающий взгляд с меня на парня:
– Лаки, Рус, вы что, знакомы?
До меня не сразу дошло, что Лиза не просто обращается к парню по имени, но и сократила его. Зато, когда дошло, самое умное на что я оказалась способна, это:
– А?
– Нет, Лаки, я понимаю, что ты не могла забыть лицо Руслана. Но ты, Рус...
– Так вот кому я обязан жизнью. – взгляд парня стал задумчивым – Лаки, значит… Наверное, это судьба.
Тут уже рот разинула не только Лиза, но и я. Но Лиза опомнилась быстрее:
– Ни фига не понимаю! Рус, ты можешь изъясняться понятнее? Как-то не вовремя из тебя полезло наследие матери-филолога! А вообще, идемте-ка ко мне в кабинет, поговорим.
И Лиза, схватив нас обоих за руки, потянула к себе в каморку, громко именуемую кабинетом.
Я было уперлась каблуками в пол, протестуя против произвола старшего диспетчера. Но заметила в боковом коридоре недовольное лицо Ильи и резко передумала сопротивляться.
В кабинетике было довольно тесно. Лиза сразу же опустилась на свое место. Руслан выбрал подоконник, оставляя мне единственный стул для посетителей и не сводил с меня глаз.
С минуту мы дружно играли в молчанку. Лиза не выдержала первой:
– Ну?! Скажите мне уже чего-нибудь?
Руслан хмыкнул:
– Лизок, ты любопытна, как всегда.
Лиза вскипела моментально, с самым угрожающим видом поднимаясь со своего места. Парень примиряюще рассмеялся, подняв вверх руки с раскрытыми ладонями:
– Тихо, тихо! Не бушуй! Мы уже сталкивались с твоей коллегой ранее. До моей неудачной попытки пересечь перекресток в гололед.
Я мигом вспомнила ту смену и захлебывающийся голос Лизы из рации. Теперь мне стало понятно и полу истерическое состояние старшего диспетчера тем утром, и то, что она лично направляла бригады на место происшествия. Парень определенно очень много значил для нее. В груди коротко и остро кольнула иголочка сожаления, не понятная мне самой.
